Осторожная жестокость

«Иллуми…» Лишь одно имя крутилось в голове Хисоки, пока он покрывал деликатными поцелуями раскрытую тонкую шею, по которой учащёнными толчками бился пульс. «Мой милый Иллуми…» Никто из них не заметил, как лёгкие и ненавязчивые касания во время просмотра сериала ближе к вечеру плавно перетекли в более интимные взаимные поглаживания. И когда именно ненужная одежда полетела в сторону, они тоже сказать не могли. «Ты даже не догадываешься, насколько особенный». Приглушённые вздохи брюнета, посвящённые одному только Моро, перебивать словами не хотелось, но хотелось говорить о том, какой ураган в душе они вызывают. И Хисока говорил. Про себя. Будто в тайне от всего мира. «До тебя я и не подозревал, что умею быть таким». Фокусник оторвался всего на миг, чтобы заглянуть в поплывшие тёмные глаза под слегка прикрытыми веками, и тут же припал губами обратно к мягкой коже, пока тёплые руки убийцы оглаживали его оголённую спину так бережно, словно боялись случайно навредить. «Я не подозревал, что мне это будет нравиться». Поцелуи не пропускали ни одного видимого участка кожи, спускались к ключицам неспешно, чтобы уделить достаточно внимания и ласки, а Иллуми непроизвольно выгибался навстречу, бесконечно гуляя ладонями по сильным плечам, перемежающимся лопаткам, по изящному изгибу позвоночника и подтянутым бокам. «Но мне это нравится с тобой». — Да… — тихо выдохнул Золдик, прикрывая глаза в истоме, когда кончик языка скользнул в ямку между его ключицами. Слишком приватно. Непозволительно лично. «Мы знакомы уже так давно. Ты знаешь меня наизусть. Знаешь обо мне всё». Паучьи пальцы вплелись в ярко-розовые пряди, слегка сжимая их одновременно ласково и требовательно. Ноги брюнета уже потряхивало, но он не смел торопить любовника, только нежно гладил его бёдра своими чуть согнутыми коленями, наслаждаясь этой неспешностью. «Я пытался тебя обмануть, пытался убить. Тебе известно лучше, чем кому-либо, что от меня стоит держаться подальше». Не переставая водить руками по поджарому телу, Хисока аккуратно, будто на пробу, облизнул порозовевшую ареолу, оглаживая её кончиком языка по кругу, подцепил губами твёрдый сосок, чуть оттягивая его, и с искусанных губ убийцы сорвался первый дрожащий стон. «Но ты здесь». От каждого чуткого прикосновения у Иллуми разбегались мурашки словно круги по воде от брошеного камешка. Усеянная влажными поцелуями грудь пылала жаром, и на мгновение брюнет допустил мысль, что Моро в самом деле намерен «вылизать каждый миллиметр его кожи». «Ты принимаешь меня таким. Любишь меня таким». Не сдержавшись, Золдик слегка приподнялся и притянул розовощёкого Хисоку к своему лицу, мягко впиваясь в его припухшие губы своими. «Целуешь меня». Пока языки дразнили друг друга и играючи сплетались между собой в ласковом танце, руки бережно обвили Моро за шею, а пальцы продолжили перебирать светло-рыжие локоны, зачем-то сбросившие с себя притворно-розовый оттенок. Будто даже они хотели быть настоящими. «Обнимаешь». По экрану телевизора начали торопливо бежать титры последней серии, но чем же закончился сериал, зрителям уже было безразлично. Иллуми лишь сильнее подавался всем телом вперёд с шумными вздохами, пытался притянуться к чужому теплу как можно ближе, углубляя поцелуй и нежно вылизывая чужой язык своим. «Прижимаешься ко мне так крепко и трепетно». Фокусник приоткрыл глаза, нехотя отстраняясь, и, облизнув напоследок стянувшуюся коркой крови нижнюю губу брюнета, осторожно выпутался из объятий. Он уложил партнёра на живот почти заботливо, аккуратно собрал щедрую россыпь длинных волос и перекинул на одну сторону, сразу же невесомо целуя аристократичные шейные позвонки. «Позволяешь касаться тебя везде». Увлечённо слизывая с шеи Золдика его терпкий вкус, отдалённо напоминающий петрикор и спил соснового дерева, выводя узоры пальцами по его лопатке, Хисока случайно задел едва ощутимый бугорок под ней и, слегка вздрогнув, отпрянул, спуская взгляд вниз. Маленькая трогательная родинка на чистой, без единого изъяна гладкой коже походила на одинокую звезду в далёком тёмном небе. К ней хотелось тянуться, что есть сил, но она ощущалась настолько недосягаемой, что казалось, никто не достоин подобраться к ней хоть немного ближе. Чувствуя лёгкие поглаживания, кружащие по одному и тому же месту, Иллуми непроизвольно вспомнил вгоняющие в краску слова Моро о том, как интимно для него выглядит это пресловутое скопление пигментированных клеток кожи. — Поцелуй её… — смущённо и скромно попросил брюнет, выглядывая из-за плеча. «Ты способен вынести любую боль с идеально спокойным лицом, но не можешь скрыть от меня свой робкий румянец и дрожишь как осиновый лист от моих губ». Фокусник покорно склонился над спиной Иллуми и обдал горячим дыханием кожу под лопаткой, замирая в последний миг, пытаясь полностью насладиться осознанием того, что делает. Он отчасти нерешительно прикоснулся губами к любимому телу и вдруг тихо простонал, дотрагиваясь в нуждающемся поцелуе кончиком языка застенчивой родинки, которой никто, кроме него, не то что не касался, но даже не видел её. Это было гораздо интимнее секса и непостижимо выше всех бренных человеческих страстей. — Хисока… — едва слышно позвал Золдик, прикрывая глаза и снова чувствуя табун мурашек, пробежавший вдоль позвоночника. «Ещё никогда мне не было так приятно просто слышать своё имя. Ты единственный шепчешь его не в страхе или презрении. В блаженстве». Моро вошёл медленно, так аккуратно, чтобы не возникло даже незначительного дискомфорта, неустанно гуляя поцелуями по дрожащим плечам, и Иллуми чуть прогнулся, не сдерживая голоса. «Мой милый ангел смерти, лишь ты один не винишь меня за то, кто я». Пальцы с длинными ногтями всё водили по бёдрам, ягодицам, талии, успокаивая и отвлекая от возможных неудобств при первых толчках, и ассасин плавился, чувствуя такое нежное, жизненно важное тепло всем телом, пока сбивчивое дыхание сверху жарко опаляло его слух. «Я наконец-то нашёл то, что не хочу уничтожать». Неподдельные стоны, заполняя затихшее после окончания титров пространство, вырывались от каждого чувственного движения, и ни один, ни другой не смог бы сказать, кому именно они принадлежат. «Лишь тебе одному хватает смелости и сил меня любить». Иллуми слегка приподнялся и завёл одну руку назад, чуть изгибаясь и оборачиваясь через плечо, чтобы притянуть любовника к своим губам. «И я буду это беречь». Их дыхание смешалось в единый поток, стало для них единственным воздухом. Брюнет тонул. Захлёбывался в нескончаемых ласковых прикосновениях, к которым так и не привык. Золдик был готов молиться любому богу, лишь бы никогда не привыкать к этим касаниям, к этим рукам и губам, чтобы они всегда ощущались такими особенными. Чтобы каждый раз от них замирало сердце, а кожу прошибал электрический ток. «Я буду беречь тебя, Иллу». — Иллу… — откровенно прохрипел Моро в поцелуй на грани шёпота, вторя своим мыслям. — Мой любимый… Иллу… — тут же вырвалось на выдохе вслед, будто в размытом галлюциногенном сне. Золдик молчал, смущённо краснея и рвано выпуская воздух из приоткрытого рта в такт голодным, жадным движениям. Он просто не находил в себе сил говорить, но его помутнённые глаза отвечали, и этот ответ был сокровеннее и яснее любых неозвученных фраз. «Я никому не позволю пытаться тебя отнять». Тёплая ладонь аккуратно сжала возбуждённую плоть Иллуми, что небрежно елозила от ускорившихся фрикций по обивке дивана, пачкая ткань смазкой, и тот приподнял бёдра повыше с тихим сбивчивым стоном, продолжая рассматривать через плечо искристое золото, заточённое в радужках хищного рычащего зверя, и смазанно касаясь его губ своими снова и снова. «Иллуми…» Хисока прикрыл глаза, впитывая в свою память любовно сложенную на свою щёку ладонь, каждый трепещущий вздох, каждый пронизанный удовольствием стон, которые предназначались лишь для одного единственного человека в этом мире. Он хотел помнить это вечно. — Что же ты делаешь со мной… — прошептал Моро, вновь раскрывая веки и сразу же утопая в беспросветной темноте чужих глаз. — Хисока… — без устали повторял Золдик, будто это было единственное слово, оставшееся в голове, словно оно стало спасительным светом маяка в ночи над океаном в жестокую бурю. Чувствуя постепенно разливающиеся по венам пульсации, брюнет дал себе волю, стонал всё громче и несдержаннее, наконец не боясь того, что их кто-то может услышать или что какой-нибудь незваный гость без спроса зайдёт в комнату. А Хисока ласково покусывал его за ушко, роняя хриплые стоны, порой перерастающие в тихое рычание. Нежная ладонь невыносимо приятно оглаживала чувствительный орган, идеально улавливая нужный темп. Напряжение внизу живота скручивалось всё сильнее, каждое нервное окончание трепетало под весом навалившегося горячего тела, а чужие губы беспорядочно бродили по коже. Ассасин бессильно рухнул грудью на диван и сжал пальцами обивку, продолжая подаваться трясущимися бёдрами навстречу, пока частые фрикции выбивали из его груди откровенные стоны. Он хотел отдаться Хисоке полностью, хотел чувствовать себя желанным. Только с ним Иллуми понял, каково это: быть для кого-то самым важным в мире существом, бесценным сокровищем. Свободная рука Моро бережно накрыла лежащую на диване ладонь Золдика, сплетаясь с его пальцами и мягко сжимая их, но сквозь пелену удовольствия брюнет увидел когтистую лапу сказочного зверя и почувствовал, как последняя крупица трезвого рассудка канула в небытие. Едва держась, чтобы не кончить раньше положенного, и жалобно поскуливая, Иллуми с пёстрым румянцем на щеках бесстыдно развёл ноги шире, продолжая рассматривать размытым взглядом свои дрожащие пальцы, переплетённые с выдуманными возбуждённым сознанием драконьими когтями. Он прогнулся в пояснице сильнее, позволяя любовнику проникать настолько глубоко, насколько это возможно, и Хисока низко рыкнул, вбиваясь жарче и резче, но всё же аккуратно, без какой бы то ни было грубости. Золдика подкинуло с протяжным стоном всего через несколько секунд, но массивное тело, прижимающееся сверху, не давало возможности двигаться. Ощущения были так сильны, граничили с почти невыносимыми, что от их переизбытка в уголках влажных глаз образовалось несколько крохотных капелек слёз. Толчками изливаясь на обивку, он крепко сжал в себе чужую плоть в судорогах, теряя остатки своей разумности и даже не пытаясь высвободиться. Напротив, хотелось как можно дольше чувствовать себя таким непривычно уязвимым пред этой животной мощью и в то же время таким защищённым в этих ласковых руках. — Да, Боже… Вот так… Не останавливайся, Хисока… — Иллуми растворился в своём дрожащем голосе, собственном сбивчивом дыхании и несдержанных стонах над ухом, ощущал лишь проникающее давление внутри себя и накрывшую вторую его руку ладонь. Ему до одури нравилось это чувство заполненности уже после оргазма, нравилось, что Хисока продолжал в него вбиваться, не замедлялся ни на миг. Это была самая приятная пытка из всех, что Золдику доводилось на себе испытывать. Он был уверен, что если б Моро решил не ограничиваться одним разом, то и сам не стал бы возражать. Брюнет бы принимал его вновь и вновь без всякого перерыва, стонал бы под ним до потери голоса, пока тот не насытится вдоволь. Ещё и ещё. Сколько угодно, хоть до самого утра. Но Хисока был милостив. Зарывшись носом в растрепавшиеся смоляные пряди, он стиснул в своих пальцах ладони Иллуми чуть крепче и резко содрогнулся с глухим хриплым стоном, совершая последние судорожные фрикции в горячем узком теле, плавно перетекающие в лёгкие покачивания бёдрами. Всю жизнь убийца был уверен в том, что является асексуалом. Одно только упоминание полового акта могло заставить его брезгливо поморщиться. Для него сам секс по сути своей был в высшей степени грязным действом, отвращение вызывали и влажно хлюпающие звуки, и звонкие шлепки кожи о кожу, не говоря уже про едкий запах пота и блестящие смазкой гениталии — ассасин частенько бывал в публичных домах, когда выслеживал там свои мишени и прикидывался для них приманкой, так что навидался всякого в избытке. Иллуми не видел в сексе ничего привлекательного, он не раз наблюдал воочию, как похоть развращает людей, заставляет их пресмыкаться перед своими низменными желаниями, делает высокопоставленных господ жалкими рабами животных инстинктов. Но почему-то с Хисокой Золдик чувствовал, что всё это абсолютно естественно. Будто так быть и должно. Возможно, Иллуми судил лицемерно, и хорошо бы было пристыдить ему себя за это, но он искренне считал, что их секс с Хисокой был совсем не таким, как у других людей. Нет, он был чем-то большим, чем просто секс. Особенными были и их сплетённые обнажённые тела, и стекающие по коже густые белые капли после того, как возбуждение достигало точки невозврата. Было естественным устало дрожать в эти размеренные минуты, пока любовники постепенно приходили в себя, успокаиваясь, и чувствовать нежные слепые поцелуи то в плечо, то в шею, каждый из которых кричал о том, как эти мгновения много значат. Каким бы порочным явлением ни был секс, было правильно вот так целомудренно лежать друг с другом в обнимку после него и впускать в лёгкие воздух, пропитанный сладко-мускусным запахом их близости. — Последнюю серию придётся пересмотреть, — тихо пробубнил Золдик, когда смог восстановить дыхание, и невольно улыбнулся, ощущая лёгкие смешки фокусника в свой затылок. — Только на этот раз перемотаем момент с расчленёнкой, а то я снова заведусь, — Моро оставил мягкий поцелуй между лопаток и в конце концов слез с брюнета. — Значит, не будем перематывать, — Иллуми устало приподнялся, дотягиваясь до упаковки салфеток. — Так мы никогда не досмотрим, — усмехнулся Хисока. *** Золдика учили не засыпать до тех пор, пока тот не будет уверен в том, что рядом никого нет. Его тренировали улавливать каждый шорох, неуловимое дуновение ветра, даже просто одно присутствие посторонней ауры. Но он смог так же натренировать себя обратному. Иллуми научился спокойно засыпать в чужих объятиях, если это были объятия Моро, со временем перестал просыпаться от его дыхания. Бережные поглаживания больше не мешали, мягкие руки не сбивали сон, а успокаивающие поцелуи в макушку лишь сильнее убаюкивали. Рядом с Хисокой он чувствовал себя в большей безопасности, чем наедине с самим собой. С ним Золдик ощущал доселе незнакомое согревающее чувство безусловной защищённости. Когда Моро ласково перебирал в пальцах его длинные волосы или нежно гладил по спине, брюнет чувствовал, что тот ни за что его не обидит и не даст обидеть кому бы то ни было. Когда Иллуми ложился головой на широкую грудь или утыкался носом в тёплую шею, он ощущал умиротворение, которого была лишена его обыденная жизнь убийцы. Ассасин был счастлив знать, что хотя бы с одним единственным человеком он не обязан быть неуязвимым, пока находится в этих заботливых руках. Однако разучиться просыпаться от неожиданных телодвижений он не смог, так что, когда фокусник вдруг стянул с себя одеяло и попытался осторожно выпутаться из объятий Золдика, тот сразу же сонно разлепил глаза. — Куда ты? — Спи, — Хисока ласково улыбнулся, аккуратно проводя ладонью по шёлковым волосам брюнета. — Не волнуйся, я скоро вернусь, малыш. Засыпай. — А я говорил не пить на ночь газировку, — промямлил себе под нос ассасин, вновь прикрывая глаза, и лёгкий поцелуй отпечатался на его щеке. — Да, ты как всегда был прав, — прошептали мягкие губы, изогнутые в ухмылке. — Сладких снов, Иллу. *** Пробуждение отчего-то было чересчур тяжёлым. Не радовали ни тёплые лучи утреннего Солнца, ни мелодичная трель местных пташек. Иллуми долго противился раскрывать глаза, всеми силами игнорируя сухой стук в дверь, и даже сильнее зарылся в одеяло с головой, пытаясь вновь погрузиться в дрёму. Он перекатился на другой бок, слепо пошарился по простыне ладонями и в конце концов приподнялся, недовольно оглядываясь в поисках своего привычного «будильника». — Господин? — донёсся из-за двери добродушный голос старика вслед за очередным ударом его костяшек о дерево. — Вы сегодня желаете приступить к завтраку позже обычного? Брюнет в недоумении похлопал глазами, ещё несколько секунд буравя пустующее место на кровати рядом с собой, но наконец поднялся, спешно накидывая на себя с кресла длинный атласный халат кобальтово-синего цвета, и подошёл к двери. — Где Хисока? — поинтересовался первым делом Золдик у своего дворецкого, едва раскрыв перед ним дверь. — А? — слегка опешил слуга и сразу неловко усмехнулся. — Вероятно, из нас двоих у вас больше шансов знать ответ. Сомневаюсь, что Господин Моро стал бы посвящать меня в свои планы, но так или иначе в особняке присутствие его ауры я сегодня не ощущал. Иллуми нахмурился и вернулся к своей тумбочке, хватая с её поверхности телефон. На экране высветилось начало десятого утра. Когда они с Хисокой оба были дома, тот будил брюнета около восьми часов, чтобы позавтракать в девять. Такой график выстроил для них Иллуми. Он мог бы просыпаться сам, внутренние часы у Золдиков были отлажены идеально вплоть до минут, но если они с Моро ложились в постель вместе, то он мысленно давал себе установку спать до тех пор, пока его не разбудят. — Так во сколько подать завтрак? — попытал счастья дворецкий вновь, однако был мастерски проигнорирован. Убийца с абсолютным непониманием в глазах нашёл нужный контакт и нажал на вызов, присаживаясь на кровать, но почти сразу роботизированный голос из динамика оповестил о том, что «аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Иллуми опустил телефон, молча глядя на него в недоумении. Просидев в таком положении ещё с минуту, изредка моргая, он вновь нажал на вызов, будто хотел проверить, не разыгрывает ли его автоматическая запись с другого конца трубки. За пятнадцать лет Хисока ещё ни разу не был недоступен. Его номер мог быть занят, иногда он мог не поднять трубку, но никогда не было такого, чтобы его телефон был совсем отключён. — Дайте знать, как надумаете поесть, — старик покачал головой озадаченно, но влезать не решился. — Подай завтрак в столовую через полчаса, — отстранённо произнёс Золдик, снова отнимая телефон от уха, когда дозвониться так и не удалось. «Куда он ушёл? Почему не предупредил меня?» *** Всё утро прошло как в тумане. Иллуми переоделся в домашнее, небрежно умылся на автопилоте, спустился к трапезе, одиноко просидел за столом в полной тишине около часа, сверля отсутствующим взглядом пространство перед собой, а когда дворецкий вернулся, чтобы убрать грязную посуду со стола, заученно-вежливо поблагодарил слугу за завтрак и вышел из столовой, пока старик удивлённо оглядывал полные тарелки с нетронутой едой. «Он ведь вернётся? Наверняка он просто не хотел меня беспокоить». Ассасин тенью поплёлся к себе в кабинет. Сегодня в планах у него было разобраться с взятыми недавно заказами, составить план и график убийств и обсудить стоимость услуг с заказчиками. Однако внимание нещадно рассеивалось, мозг уже десять минут не мог обработать прочитанные в сотый раз две строчки электронного письма, а глаза то и дело скользили к лежащему у правой руки мобильному. «Он же не мог меня бросить?» Недолго думая, Золдик взял телефон в руки и вновь нажал на нужный контакт. Это не было похоже на Моро. Всё это. Он ещё никогда не пропадал так внезапно, а если уходил по своим делам, то всегда предупреждал. «Он не мог». — Аппарат вызываемого абонента… — вновь заговорил бездушный автоответчик, и брюнет сбросил вызов, хмуро сдвигая брови к переносице. «Не мог ведь?» *** За окном высоко парящего над землёй дирижабля уже смеркалось, и в бизнес-классе уже начали раздавать блюда ко второму приёму пищи. Премиальное меню включало в себя гораздо более широкий ассортимент, нежели в эконом-классе, поэтому в этой части судна бортпроводники не ограничивали пассажиров иллюзией выбора между сухой пресной курицей и безвкусной костлявой рыбой. — Вы уже выбрали, что будете на ужин, сэр? — поинтересовалась миниатюрная стюардесса у пассажира с, вероятно, самой эксцентричной внешностью на борту в розово-фиолетовом костюме с отдельными чёрными и жёлтыми элементами. — Да, — безразлично кинул в ответ фокусник, рассматривая недовольно уже несколько часов стабильно держащуюся в углу экрана телефона надпись «Нет сети». — На дирижабле есть Wi-Fi? — К сожалению, нет, сэр. — Беда-беда, — удручённо склонил голову вбок Хисока, блокируя телефон и вздыхая. — Как скоро мы вернёмся в зону действия мобильной сети? — Примерно через полтора часа. Пока что могу предложить в аренду планшет с сохранёнными фильмами, играми и книгами, чтобы скрасить времяпрепровождение. — Не слишком увлекательно, — Моро со скучающим видом отвернулся к иллюминатору. Все самые популярные книги, которые могли быть на этом планшете для общего пользования, он уже наверняка читал не один раз. — Хотя… — задумчиво протянул он, постукивая острыми ногтями по подлокотнику. С Иллуми связаться не удастся ещё около полутора часов, а из развлечений у Хисоки ничего с собой не было, кроме карт и пары обнажённых фото брюнета, которые фокусник однажды умудрился сделать украдкой, когда Золдик выходил из душа. Однако на карточные игры настроения не было, а развлечения с этими фотографиями в публичных местах не особо одобрялись обществом, и устраивать из-за этого разборки с персоналом дирижабля на высоте почти девяти тысяч метров было бы довольно опрометчиво: этой новой и навороченной моделью дирижабля Моро ещё не доводилось управлять, она была способна подниматься на рекордную высоту и развивать неслыханную скорость, так что стоила космических денег и встречалась редко. Вряд ли он смог бы посадить эту посудину самостоятельно, не рискуя разбиться. Да и силы беречь бы не помешало. — Что ж, не так и долго я отнекивался, — он с тактичной улыбкой вновь взглянул на девушку, застывшую в ожидании, когда ей назовут желаемое блюдо для подачи. — Сколько стоит аренда вашего чудесного планшета? — Двадцать тысяч дзени в час. Изящная розовая бровь даже изогнулась в возмущении. За эти деньги можно бы было купить какой-нибудь, пусть и самый простенький, планшет. — Грабёж. ***       Быстро же я ему надоел… Непрерывно стуча клавишами ноутбука, Золдик неуютно поелозил в своём кресле, слегка мотнув головой, будто пытался отмахнуться от надоедливой мухи.       Я что, правда надеялся на то, что Хисока будет надёжным? Что его обещания что-то значат? С какой стати? — шептал холодный тон в голове убийцы. Тот самый голос, который пугал его до мурашек. Собственный. «Он всё ещё надёжен». Всеми силами перебарывая навязчивые мысли, Иллуми с напускным невозмутимым видом продолжал составлять ответное письмо для заказчика, где уточнял некоторые нюансы будущей миссии, излагал примерные варианты смерти цели и стоимость за каждый из них.       Милый Иллуми? Дорогой Иллуми? Так он говорил? Интересно, понравилось ли ему меня дурачить? «Никто никого не дурачил». В горле отчего-то пересохло, что даже пришлось покашлять и сделать пару глотков воды из привычно стоящего чуть в стороне стакана.       Всё очевидно. Хисока бросил меня, это вполне в его духе. Иначе какое может быть объяснение тому, что он ушёл тайком среди ночи, не сказал, куда, зачем и надолго ли, да ещё и выключил телефон? Против воли Золдик снова скользнул взглядом к своему мобильному и на несколько секунд завис, будто ждал, что именно сейчас, в такой подходящий момент, зазвонит рингтон, установленный на контакт «Хисока». Но так и не дождавшись этого, брюнет вернулся спокойным взглядом к монитору, словно и не расстроился вовсе. «Технологии могут быть ненадёжными. А тому, почему он меня не предупредил, может быть уйма объяснений. Нет нужды делать поспешные выводы».       Я сам виноват, не стоило ему доверять. Духовная связь? Любовь? Какой идиотизм. «Идиотизм — это пытаться переспорить самого себя». Было страшно. Страшно за то, что неправильный голос мог быть прав. От одного этого представления в груди всё замирало и холодело. Сердце будто бы в одночасье переставало перекачивать кровь, становилось бесполезным куском мяса, запертым под рёбрами, не выполняющим никакой функции. Но Иллуми с детства учили бороться со страхами и доверять чутью. А чутьё твёрдо уверяло в том, что всему есть логичное объяснение, которого пока брюнет просто не знает.       Сукин сын, я ведь почти отказался от семьи ради него, а он просто взял и ушёл, — цедил обозлённо внутренний монстр. — Я был для него просто очередным развлечением, он прикидывался заботливым и верным только потому, что его это забавляло. «Развлечение из меня не очень интересное. Да и прикидываться со мной у него выходит из ряда вон плохо. Я его ложь за милю чувствую». Успокаивали нервы лишь воспоминания. У брюнета их, связанных с Моро, оказалось предостаточно: уютные посиделки у озера и заботливо укрытые пледом от прохлады вечернего ветра плечи, пробирающий до мурашек секс и восхищённое обожание в медовых глазах, сериалы и долгие разговоры обо всём подряд, тёплые объятия и трогательные откровения, сорвавшийся лепесток с вишнёвого дерева и вплетённая в чёрный «колосок» нежность, их первый танец и горькие слёзы фокусника от увиденного в своём самом жутком кошмаре, его просьба стереть память об этом и последующий разговор с Сильвой. Это всё нельзя было подделать. Что-то из этого, но не всё.       Меня было так легко обмануть. Он лишь кинул пару лестных фраз, чтобы потешить моё самолюбие. Эксклюзивным назвал, ну надо же. Просто сделал вид, что я ему важен, и я сразу же раздвинул перед ним ноги. Позорище. «Кажется, я достиг нового уровня самоиронии. Хотя, если подумать, Хисока передо мной ноги раздвигает не менее охотно». Иллуми усмехнулся сам себе, вспоминая откровенную видеозапись с Моро, сделанную пару дней назад. Фокусник бы не ушёл от брюнета просто из опасений, что столь пикантное видео, где он находится в весьма компрометирующем положении, может оказаться в сети или, допустим, разлететься анонимной рассылкой по всем его знакомым. Хотя кто знает? Возможно, он бы даже не был против.       Это всё была ложь. Каждое его слово. Никому нельзя доверять. Наконец письмо для клиента было закончено, и, напоследок перечитав его, чтобы проверить на опечатки, убийца уверенно отправил эмейл и вновь уткнулся взглядом в свой раздражающе тихий телефон. «Хисоке можно». Подходило время обеда. Однако прежде, чем накрыть на стол, дворецкий решил заблаговременно поинтересоваться у своего хозяина, хочет ли тот вообще есть. Выбрасывать обед так же, как завтрак, было бы обидно. — Господин? — старик пару раз стукнул о дверь в кабинет, но ответа не последовало, так что слуга аккуратно приоткрыл её и заглянул внутрь. — Что желаете на обед? — Да, — неотрывно разглядывая спящий экран телефона, сухо кинул Золдик, не вникая, лишь бы что-то ответить на вопросительную интонацию. — Господин, ваш суженый будет недоволен тем, что вы пренебрегаете приёмами пищи. Он наказал следить за вашим рационом, — дворецкий строго покачал головой, будто отчитывал ребёнка, и подошёл поближе. — Не заставляйте меня кормить вас с ложечки как в былые времена. Вы уже не так юны. — Обойдусь без этого, — угрюмо промямлил Иллуми, нервно шкрябая ногтем поверхность стола возле лежащего на нём устройства. — Не сейчас, я занят. Вызову кого-нибудь из вас, если захочу есть. — За ненаглядного своего волнуетесь? — понял старик, вспоминая первый вопрос, которым его сегодня поприветствовал Золдик после пробуждения, и усмехнулся по-доброму. — Полно вам. Он вернётся уже завтра, если не раньше. — С чего такая уверенность? — брюнет поднял скептичный взгляд на слугу. — Он ведь не взял косметику. Без неё Господин Моро покидает особняк только на пару дней максимум. Нужно же поддерживать эпатажный образ. Иллуми вдруг застыл на несколько секунд, переставая портить пальцем отшлифованное дерево, и уставился на дворецкого удивлённо, даже шокированно. И правда, Хисока покупал себе только люксовую косметику от определённых брендов, которую нельзя взять и приобрести в любом магазине. Многие кисти были сделаны на заказ, а про какую-то из своих любимых палеток фокусник даже с прискорбием говорил, что данную линейку перестали выпускать вообще. Так что он точно взял бы с собой косметичку, если бы собирался безвозвратно уйти. — Я идиот, — произнёс Золдик наконец, поражённый тем, что не смог понять этого сам. — Кто я, чтобы с вами спорить? — мягко улыбнулся старик. Несмотря на скверный характер своего хозяина, дворецкий по-своему любил его ещё с пелёнок и считал семьёй, а семью, как говорится, не выбирают. Слуга уважал его как работодателя, но не забывал при этом о тёплом человеческом отношении, а за последний год и сам Золдик своё поведение в адрес собственных дворецких, которых было всего двое, пересмотрел и стал гораздо лояльнее. Так что старик мог себе позволить изредка наглеть и беззлобно подшучивать над ассасином. — Спасибо, Хисикава, — Иллуми облегчённо улыбнулся, чем удивил слугу. — Спущусь на обед через двадцать минут. — Другое дело. Внезапный звонок взволновал собой пространство кабинета, что Золдик даже мелко дёрнулся и сразу же взглянул на экран, на котором высветилось лаконичное «Хисока». Моргнув, брюнет пришёл в себя и отмер, поднимая устройство и незамедлительно отвечая на вызов. — Привет, малыш. Как ты? — донёсся ласковый тон с другого конца трубки. — Прости, я долго не мог поймать сигнал, так что… — Где ты? — Пока секрет, — голос в динамике кокетливо улыбнулся. — Готовлю тебе подарок, ты будешь в восторге. — Если я ещё хоть раз по какой-либо причине не смогу до тебя дозвониться, я засуну твой телефон в твою прямую кишку. Может, там сигнал будет лучше. Иллуми с непринуждённым видом сбросил звонок и отложил мобильный в сторону, возвращая своё внимание к ноутбуку и только что пришедшему на почту ответу от заказчика. — Любовь зла… — тихо вздохнул Хисикава на столь резкую речь своего хозяина, решая всё же не заканчивать изречение, но так как продолжение было всем широко известно, брюнет поднял на дворецкого строгий взгляд, грозящий неприятностями. — Всё-всё, уже ухожу. Дверь в коридор щёлкнула, закрывшись за уходящим, и Золдик, переждав пару секунд, всё же взглянул в сторону своего телефона вновь. Строгость глаз сменилась мягкостью, а на губах против воли расположилась тёплая улыбка. — Я не должен был сомневаться. Прости. Больше не буду. *** Моро удивлённо приподнял брови такому скоропостижному завершению разговора и недоуменно взглянул на иконку контакта. — О, милый Иллуми, — заулыбался фокусник вдруг и расслабился в своём кресле, откладывая в сторону не нужный более планшет. — Как неожиданно и приятно, что ты волнуешься обо мне. Я смущён, — Хисока любовно поцеловал через экран фотографию контакта «Золдик-больше-не-девственник», на которой брюнет сладко сопел в плечо Моро с чуть приоткрытым ртом. — Обещаю, малыш, больше я не заставлю тебя нервничать. — Уважаемые пассажиры, наш дирижабль приступил к снижению, — заговорили динамики вежливым голосом одного из стюардов. — Убедительно просим вас вернуться на свои места, пристегнуть ремни безопасности, открыть шторки иллюминатора, убрать откидные столики и привести спинки кресел в вертикальное положение. Спасибо. — Я не убеждён, — фокусник принципиально опустил шторку и откинулся в кресле сильнее, притворяясь спящим. *** Очередной лист исписан с обеих сторон. Уже семьдесят второй за сегодня. Или семьдесят третий? Неважно. Рамон иногда задумывался, сколько километров чернил он за свою жизнь уже исписал этими конспектами. Он вручил истерзанный рукописями лист внимательно следящей за ним светловолосой женщине с миловидной внешностью и, тихо вздыхая, достал из стола чистый. Ближе к вечеру уставшие глаза уже сами начинали слипаться, а запястье от бесконечной писанины затекало так, что на следующий день старший сын Холемов вообще не мог пользоваться ведущей рукой, дрожащие пальцы не держали даже стакан с водой. — Тут, — не прошло и минуты, как женщина уложила полученный листок обратно на стол перед лицом парня и ткнула пальцем в одно из предложений. — Поймёшь, что не так? — Ну… — Рамон нахмурился, мысленно ругаясь на себя за то, что решил пропустить неважные уточнения и понадеялся, что этого не заметят. — Правило номер пятьсот сорок пять полностью звучит: «В случае, если член семьи без причины или предупреждения не выходит на связь и никак не даёт о себе знать в течение месяца с последнего контакта с семьёй, необходимо счесть его пропавшим, пока не доказано обратное, организовать глобальные поиски и привлечь к ним всех ныне живущих Золдиков. Запрещается привлекать кого-либо из посторонних. Допускается привлечение фамильных слуг, стаж работы которых превышает тридцать лет, если за всё время работы за ними не было замечено никаких проступков, существенных недостатков, очевидных слабостей и любовных связей с кем-либо». — Ну вот, знаешь же, — женщина вздёрнула тонкие брови в недоумении. — Конечно, знаю, мам. Я этот их устав с пяти лет учу, — Рамон раздражённо бросил ручку на стол, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза. — Я просто не писал то, что несущественно. «Никак не даёт о себе знать» и «не выходит на связь» — это одно и то же, на кой чёрт писать дважды? — Сынок, ты дурачок? — мать склонила голову вбок в вопросе. — Все Золдики — бюрократы до мозга костей, юридические заморочки у них в крови. Каждое слово в их уставе написано не просто так. Думаешь, они будут к тебе снисходительны, если ты случайно нарушишь их правила, просто потому что счёл какие-то слова в них «несущественными»? — А разве я неправ? — Очень и очень. Человек может намеренно не выходить на связь, но давать о себе знать. Помнишь, что у Золдиков произошло пару веков назад? — Ты про мятежника? — Рамон нехотя раскрыл глаза, поворачиваясь к матери. — Ну да. Ушёл из поместья, перестал общаться с родственниками, приобрёл повсеместно крайне дурную славу, не скрывая фамилии, даже в газетах засветился неоднократно. Золдики тогда публично отреклись от него как от члена семьи, вскоре нашли и сами же убили, но ещё долго репутацию восстанавливали. — Во-от, — протянула женщина, кивнув. — Он выходил на связь? — Нет. — Давал о себе знать? — Да… — Можно ли его считать пропавшим по уставу Золдиков? — Нет. На него действует двести девяносто первое правило о намеренном нанесении ущерба имиджу семьи, — парень смиренно опустил голову, принимая свою неправоту. — Так что давай ты не будешь ничего пропускать, хорошо? Я хочу, чтобы через пару лет, когда придёт время, Золдики поняли, как сильно ошибались на наш счёт. — Да, извини, ты права, — заставляя себя через силу, Рамон вновь взял ручку едва гнущимися пальцами. Однако в следующий миг, чуть не срывая дверь с петель, в комнату ворвался перепуганный до смерти слуга, тяжело дыша. Вид у мужчины был болезненно бледный, а руки ощутимо потряхивало. — Мадам! Н-на территорию п-проник нарушитель! — истерично затараторил он, заикаясь. — И зачем мне эта информация? — женщина строго изогнула бровь, оборачиваясь. — Идите и выкиньте его отсюда. Тем более, если он всего один. — Но мадам!.. — Ты не видишь, что я занята? Пошёл вон отсюда, — фыркнула она, возвращая взгляд к сыну. Нерешительно помявшись на месте ещё пару секунд и панически оборачиваясь по сторонам, слуга, так и не закрыв за собой дверь, в ужасе бросился прочь. — А что, если время не придёт? — вернулся к теме Рамон, сверля задумчивым взглядом свой почерк. — А? О чём ты? — Старший из крайнего поколения, Иллуми, нашёл себе партнёра, — парень с опаской поднял глаза на мать, словно чувствовал свою вину за плохую весть. — Это который чёрненький с большими глазами? — сощурилась та, пытаясь вспомнить. — Он самый. — Симпатичный мальчик. И что? Думаешь, у них всё так уж серьёзно? — Более чем, — Рамон угрюмо потёр недавний порез на шее. — К тому же, сама знаешь, у Золдиков с этим всегда всё серьёзно. — Погоди пока расстраиваться раньше времени, всякое может быть. Это у меня с Сильвой даже времени особо не было, он быстро ту чудоковатую бродягу со свалки в жёны себе взял… Резкий грохот из коридора вынужденно привлёк к себе внимание матери с сыном, и те, подскочив на месте от неожиданности, обернулись. В проёме незакрытой двери мимо пролетело чьё-то тело с болезненным стоном, а следом за ним с предельной скоростью скользнуло яркое розово-фиолетовое неоновое пятно. Короткий звук удара прекратил страдальческие хрипы, и воцарилась пугающая своим холодом тишина. — Какого?.. — нахмурил брови Рамон в негодовании, тогда как его мать уже активировала тэн на всякий случай. Пара секунд, и из коридора раздались неспешные лёгкие шаги с тонким поцокиванием каблуков. Один за другим. В проёме показался слабо освещённый высокий силуэт, но пёстрым цветам одежды и волос будто бы и не требовался свет совсем. — Кто вы?.. — сердце парня настороженно пропустило удар, а затем сразу же ускоренно забилось в гневе. — Как ты посмел сюда заявиться? Это частные владения, как тебя пропустила охрана? Плавные шаги проникли в комнату, впуская в неё жуткую, пропитанную смертью ауру, позволяя незнакомцу всё же показаться на свету, и по лицам Холемов прошёлся ледяной шок при виде неаккуратных багровых брызг на улыбчивом лице. — Ты?.. — уточнил Рамон сам у себя. — Охраны у вас больше нет, — Моро с аппетитом слизнул свежую кровь со своих губ и остановился в трёх метрах от стола, скалясь ещё шире от представления того, как обрадуется его дорогой Иллуми. — Я ведь говорил, что приду поиграть. Надо было предупредить мамочку. Золотые радужки, наполненные опасностью и угрозой, медленно бродили от парня к женщине, а те не могли шевельнуться, скованные накатывающими волнами страха. Кровожадная аура источала столько ярости и злобы, была настолько густой и тёмной, что даже тэн не слишком защищал от её колоссального давления. Это был совсем иной уровень. На празднике Рамон почувствовал, что Хисока силён, но только сейчас, когда тот совершенно не сдерживал себя и свой разрушительный нэн, он понял насколько Хисока силён. Ему с ним не тягаться. Никому из Холемов. — Кто вы такой?.. — нерешительно заговорила мать, сглатывая в горле ком. — О, так ты даже не рассказал обо мне? Плохой из тебя друг, — Хисока слегка наклонил голову, фиксируя свои безумные глаза на Рамоне. — Больше я с тобой играть не буду. — Дай ей уйти, — выдохнул тихо Холем младший, ясно понимая, зачем именно пришёл любовник Золдика, и женщина вздрогнула, испуганно глядя на сына. — Пожалуйста, отпусти только её и мою сестру. — О, так здесь ещё и сестричка твоя? — фокусник вновь перевёл взгляд на мать, подмечая каждое её мельчайшее движение, даже непроизвольное. — До неё я ещё не успел добраться, но это может подождать. — Прошу, не трогай их, — отчаянно взмолился шёпотом парень, сползая со стула на колени перед Моро. — Я сдаюсь, я не буду сопротивляться. Только отпусти маму и сестру. Умоляю. — Не будешь сопротивляться? — недовольно опустил уголки губ тот, задумчиво оглядываясь через плечо. — Тогда, пожалуй, найду для начала твою сестрёнку. — Нет! — воскликнул Рамон, когда незваный гость развернулся и зашагал к выходу. Парень в панике забегал глазами по комнате, пытаясь понять, как остановить это чудовище, не вступая в бой, но, кроме очевидного, в голову ничего не приходило. — Замри! Не доходя всего пару шагов до дверного проёма, Хисока вдруг застыл, словно был кадром фильма, поставленного на паузу, и Рамон облегчённо выдохнул, сразу же подскакивая с пола и подлетая к матери. — Убей его, мама! Я трачу весь нэн на заморозку, только ты сможешь! Быстрее! — Я ничего не понимаю. Кто это? Что происходит? Почему он пришёл? — шептала женщина, белая от страха. Такой кошмарной ауры ей видеть и ощущать ещё не доводилось. — Его зовут Хисока, это он партнёр Иллуми. Он узнал обо мне на празднике и взбесился, но я даже представить не мог, что он заявится прямо сюда! Убей его, пока на него действует мой хатсу, ну же! — Ну же… — повторил за ним хриплый насмешливый голос эхом, и Рамон в ужасе взглянул на фокусника. Тот ещё не мог сдвинуться, но уже был способен говорить. — Твою мать, прошло же всего несколько секунд… — неверяще произнёс блондин. Эта способность могла заставить замереть кого угодно, но продолжительность действия напрямую зависела от уровня силы противника. Говорить пользователи нэн начинали только спустя минуту и больше, обычные люди и вовсе минут через десять, но до секунд дело дошло впервые. Начиная дышать чаще от подступающей паники, Рамон снова повернулся к застрявшей в прострации матери, потряхивая её. — Мама, приди в себя! Он же сейчас всех нас… — До Иллу тебе как до Луны, — Моро рваными движениями, походящими на сломанные механические, медленно повернул голову, истинно зловеще улыбаясь. — Смотри-ка, я уже могу двигаться, а вот под контролем Иллуми даже кончить не могу без его позволения. Исключительный талант, — предплечья мелко дёрнулись, словно от удара небольшим электрическим разрядом, а следом и запястья. — Ты не манипулятор. У тебя другой тип нэн, но ты зачем-то решил освоить манипуляцию, поэтому твой хатсу так слаб. — Мама! — парень не выдержал и влепил ощутимую пощёчину женщине, чтобы привести её в чувства, и та наконец осознанно моргнула. — Выделитель? — Хисока ухватился непослушными пальцами за край стоящего рядом комода, сжимая его до треска дерева и подталкивая себя всеми силами двигаться быстрее, но ноги ещё пока слабо его слушались. — Нет. Тогда манипуляция тебе бы далась немного проще. Пока фокусник рассуждал вслух и постепенно возвращал себе двигательные функции, подбираясь всё ближе с каждой секундой, женщина второпях сложила перед собой руки в молитвенном жесте, шепча что-то под нос. — Но и трансформатором ты быть не можешь, иначе манипуляцию не смог бы освоить совсем, — Моро с трудом умудрился полностью развернуться, однако движения его всё ещё выглядели противоестественно. — А для усилителя у тебя слишком тонкий тэн, я едва его вижу, — шаг за шагом, постепенно всё ближе и ближе. — Вы с матерью похожи, значит, тип нэн у вас, скорее всего, один, — шаг. — И методом исключения я делаю вывод, что вы вдвоём материализаторы, — ещё шаг, и надменный смешок вырвался из лёгких. — Терпеть их не могу. Женщина вытянула из своего рукава Бенов нож, как если бы он всегда там и был, и, пожалуй, на этом моменте кто угодно бы напрягся, но Хисока лишь заливисто рассмеялся, прикрывая глаза ладонью со стыда. — Я знаю, что он ненастоящий, эта созданная из нэн зубочистка ничего мне не сделает. — Замолкни, наконец! Проваливай из моего дома! — крикнула мать и решительно бросилась с ножом на фокусника, полагая, что двигаться тому до сих пор тяжело, однако он относительно легко увернулся, и лезвие лишь немного задело его левый бок. Всего секунда промедления со стороны растерявшихся Холемов, и зубы Моро резко вцепились в ушную раковину приблизившейся женщины, а ладонь обхватила её руку с ножом за запястье с такой силой, что лучевая кость мгновенно треснула. Мать заорала во всё горло, роняя своё оружие на пол и пытаясь отпихнуть от себя Хисоку, но тот лишь сильнее сжал челюсти, постепенно откусывая хрящевую ткань. — Замри! — выкрикнул Рамон вновь, когда фокусник потянулся второй рукой к горлу женщины, и та, пользуясь его промедлением, наконец кое-как вырвалась, жертвуя ухом и ломая себе запястье окончательно. — Во второй раз эффект слабее, — сплёвывая на пол кусок ушной раковины, Моро усмехнулся, сразу без особых проблем начиная разминать шею. — Значит, в какой-то момент этот приём перестанет на меня действовать. Прикрывая окровавленное ухо трясущейся повреждённой рукой, женщина быстро подняла нож и хотела было нанести новый удар, на этот раз смертельный, но сын, замечая лёгкие подёргивания в пальцах Хисоки, силой отвёл её в сторону и подтолкнул к выходу. — Он прав. На этот раз он сможет двигаться быстрее, так что не рискуй приближаться. Он способен разделаться с нами даже в таком состоянии, — он посмотрел на мать строго, отгораживая её от Хисоки. — Дай мне нож, найди Софи и бегите. Я задержу его настолько, насколько мне хватит сил. — Нет! Как же ты? Я тебя не оставлю с ним! — Если пойдём вместе, он нас догонит, не успеем мы и за ворота выйти. Тогда нам всем конец. Спаси Софи, мам. Обо мне не думай. — Какое благородство, — усмехнулся фокусник пренебрежительно, начиная вновь подбираться к своим жертвам шаг за шагом. — Тебе нужно очень постараться задержать меня настолько, чтобы я не смог догнать их после того, как разберусь с тобой. — Сынок… — глаза матери наполнились влагой, и та робко уложила окровавленную ладонь на щёку сына. — Уходите. Живо, — парень нехотя отстранился, забирая из другой руки женщины оружие. Тихо всхлипнув, мать послушно выбежала из комнаты, а Рамон грозно и в то же время испуганно повернулся к сопернику, но тот на удивление остановился посреди комнаты с хитрым видом, по-лисьи ухмыляясь с издёвкой. — Теперь сложно будет понять, да? Холем отшатнулся, сглатывая скопившуюся слюну. И действительно. Если цель стоит на месте по своей воле, Рамон не сможет понять, находится ли она под его хатсу или эффект уже закончился. Слишком часто использовать способность нельзя, иначе она быстро потеряет силу действия и мать с сестрой не успеют скрыться, но если влияние хатсу окончательно иссякнет раньше, чем Холем сможет это понять и применить способность вновь, то, Рамон был уверен, Моро убьёт его быстрее, чем он успеет открыть рот. — Я отдам тебе оригинал соглашения с Золдиками, — рискнул парень договориться с розововолосым чудовищем. — Уничтожишь его, и наши семьи больше ничего не будет связывать. Будешь жить себе спокойно с Иллуми и забудешь о том, как меня вообще звали. — Ты думаешь, мне есть дело до какого-то соглашения? — хрипло усмехнулся Хисока, прикрывая глаза. — Это просто бумажка, мне плевать. — Разве не поэтому ты здесь? — Рамон подошёл к двери и закрыл её на торчащий в ней ключ на всякий случай. Если вдруг Холем проворонит, что фокусник полностью «оттаял», так можно будет выиграть хоть немного времени для матери. Хоть секунду. — Я здесь, потому что ты, сучоныш, имел наглость оскорбить Иллуми своим поганым языком, издевался над ним грязными пошлостями, которые выведал наверняка не самым честным способом, и, чёрт тебя дери, дотронулся до его косы, тогда как я тебя любезно предупредил о последствиях этого заблаговременно, — хоть Моро и не стирал с лица свою жуткую улыбку, но пока говорил, чуть не трясся от гнева. — Замри, — снова скомандовал Рамон, не выдерживая этого напряжения. — Ты в самом деле заявился сюда перебить всю мою семью только потому, что я Иллуми за волосы подержал? Ты больной? — О да, — кивнул Хисока с крайне довольным выражением лица. — Ладно я, тут всё понятно, но зачем тебе мои сестра и мама? Их даже на празднике не было, — Холем старался вглядываться в мелкие движения или дрожь тела фокусника, чтобы понять, насколько быстро проходит эффект, но тот как назло был в буквальном смысле непоколебим с головы до ног. — Хочу, чтобы, умирая, ты понимал, что именно твоя ошибка лишила их жизни. Что ты виновен не только в собственной смерти. Вот как сильно ты облажался, — пожал плечом Хисока, словно сказанное им было и так очевидно. — Слушай, извини, ладно? Я действительно вёл себя как кусок говна, — решил попробовать тактику признания ошибок Рамон. — Мне ещё на празднике стало стыдно, когда вы танцевать начали. Я никогда прежде не видел Иллуми таким счастливым. Даже не подозревал, что он может таким быть. И кто я такой, чтобы его этого счастья лишать? Это неправильно, — парень стыдливо опустил взгляд в пол. — В общем, мне жаль, прости за моё поведение в тот день. Правда. Так что давай разойдёмся мирно? Если нужно, я и перед Иллуми извинюсь. — Извинишься, без сомнений, — кивнул Моро, и Холем даже мимолётно подумал, что всё может обойтись без дальнейшего кровопролития, однако фокусник продолжил. — Но «мирно» мы не разойдёмся, лучше сразу про это забудь, чтобы не обнадёживать себя почём зря. Я не Господь, чтобы милосердно прощать раскаявшихся в прегрешениях. Я тот, кто за них пропорционально наказывает. А раскаяние своё засунь себе поглубже, ни мне, ни Иллу оно не нужно. — Где же тут пропорциональность?! — возмутился Рамон. — Ты за прикосновение к причёске собираешься целую семью убить! — Тебе дорога твоя семья, — Хисока вдруг стёр с лица улыбку, а ранее дикий взгляд стал более серьёзным. — А мне дорог Иллуми. И дело здесь вовсе не в прикосновении. Холем хмуро оглядел Моро, нервно поджимая губы. Договориться с ним не выйдет. Как заставить его отступить? Как спасти семью? Сил и способностей, чтобы его убить, у Рамона нет и в помине. Обычное оружие его даже не поцарапает. Перемирие врага не устроит. Хисоке ничего не нужно: ни соглашение, ни извинения, ни деньги. Он просто пришёл всех убить. — Позволь спросить, — подал голос вновь фокусник, обрывая раздумья. — Сколько лет твоей сестрице? — Десять. — Ох, малышка совсем, даже пожить не успела, — с придыханием произнёс Моро, разгоняя панику по разуму заложника ещё сильней. — Как жаль. Испуганно вздрогнув, блондин спешно подошёл к окну, обходя Хисоку за пару метров, и выглянул, чтобы проверить, не видно ли на улице покидающих особняк родственниц. Но его лишь ждала ужасающая картина множества разорванных тел охраны, разбросанных по газону вдоль дороги, тянущейся от ворот к самому дому. — Я с ними даже не использовал нэн, — хмыкнул фокусник, ощутив повисшую паузу. — Замри, — выдохнул Рамон тяжело, мысленно прикидывая, сколько ещё осталось попыток. Скорее всего, не больше одной. И то не факт. Наконец спустя неполную минуту женщина и девочка выскочили из особняка, виляя между трупами, и Холем облегчённо улыбнулся, победно поворачиваясь к противнику, но тут же чуть слышно пискнул в ужасе: Моро успел развернуться к нему лицом и приблизиться на несколько метров. Абсолютно бесшумно. Не прошло и минуты с последней заморозки. Рамону даже захотелось обругать себя за то, что потерял бдительность и так долго стоял к врагу спиной. — Бу, — произнёс насмешливо Хисока, наблюдая панический страх в глазах парня напротив. — Замри, — использовал Холем последнюю попытку и, спрятав нож за пояс, торопливо раскрыл окно, сразу забираясь на раму и свешивая ноги. — Поиграем в салочки? — усмехнулся фокусник, уже практически не ощущая оцепенения. — Ну давай. Считаю до трёх. Ухватившись за резные каменные выступы на внешней стороне дома и оперевшись ногами о не слишком широкий плинтус, Рамон вдохнул свежий ночной воздух, аккуратно пробираясь в соседнюю комнату. Даже если Моро начнёт следовать за ним прямо сейчас, то на своих каблуках никак не сможет перемещаться по такому узкому отступу быстрее Холема. А если он решит воспользоваться дверью и выломает её, то, услышав это, Рамон просто спрыгнет и попробует улизнуть. Но к этому варианту прибегать не хотелось, чтобы случайно не привести Хисоку к родне, только недавно покинувшей дом. Необходимо как можно дольше удерживать его в особняке, так что да, придётся поиграть в салочки. — Ох, как же ты ошибся, — ехидный тон донёсся от окна, будто читая мысли, и парень повернулся, чтобы увидеть, как Хисока неспешно выбирается следом за ним. Фокусник просто уложил ладони на стену, даже ни за что не хватаясь, а затем стал медленно подползать ближе, будто перемещался по обычному полу. — Какого хрена?.. — глаза Рамона сами по себе раскрылись шире. Даже в фильмах ужасов подкрадывающиеся в темноте монстры выглядели не так страшно, как ползающий по стенам Хисока с покрытым кровью лицом. Для пущего эффекта ему только не хватало вертящейся вокруг своей оси головы. — Я очень приставучий, — неестественно оскалился Моро, слегка ускоряясь. — Замри! — тщетно закричал в панике Холем, доставая из-за пояса нож и начиная им размахивать перед собой. — Замри! Замри, мать твою! — О, извини, она мертва, — Хисока усмехнулся, протягивая руку, и схватил нож прямо за остриё, сжимая с силой так, что тот просто рассыпался и испарился, оставляя после себя лишь неглубокий порез на ладони. — Какая никчёмная материализация. Даже твои жалкие навыки манипулятора были полезнее. Наконец отмирая от шока, Рамон быстро оттолкнулся от стены, спрыгивая вниз и укрепляя аурой те части тела, которые должны были столкнуться с поверхностью земли, однако неведомая сила вдруг подбросила его обратно вверх. Холем даже не успел сообразить, что произошло и почему земля стала стремительно отдаляться, как ощутимо впечатался с размаху во внешнюю стену дома с диким грохотом и остался плотно прижат к ней. — Я трансформатор, — заговорил низкий голос сквозь шум в ушах от неожиданного удара спиной, почти не защищённой тэн. — Моя аура обладает свойствами клея и резины. Ты не сможешь от меня удрать, я просто притяну тебя обратно, — Хисока аккуратно поднял ногтем сначала одно верхнее веко Рамона, затем второе, закрепляя их «жвачкой», чтобы тот не смог закрыть глаза. — А теперь наслаждайся представлением. Так и быть, я убью их быстро. Всё-таки они не виноваты в том, что ты такой придурок. — Нет… — слабо выдохнул Холем, попытавшись схватить Моро рукой, но та была намертво приклеена к стене здания. — Нет, прошу, не трогай их. Пожалуйста. Тебе же я нужен. Убей меня. — Смотри внимательно, — улыбнулся фокусник озлобленно и спрыгнул вниз, тут же уносясь с нечеловеческой скоростью за пределы поместья. Каждая секунда ожидания тянулась почти бесконечно. Рамон даже не слишком переживал за свои глаза, которые уже постепенно начинали болеть от того, что высыхали. Единственным, что терзало разум, была мысль о том, что мать с сестрой, вероятно, не успели уйти слишком далеко. Они ещё должны быть где-то рядом. Рамон не смог задержать Хисоку достаточно надолго. Моро вернулся всего-навсего минуты через три, подтаскивая одной рукой за волосы брыкающуюся и кричащую женщину с окровавленным ухом. Девочку он держал второй рукой в охапке под мышкой, но та даже не сопротивлялась, только бесконечно плакала, глядя на мать. — Нет… — снова выдохнул Рамон, дёрнувшись всем телом, но невидимые оковы никак не хотели его отпускать. — Нет! Не делай этого! Хисока, не смей! — начал кричать он с надрывом в отчаянии, наблюдая, как фокусник небрежно скидывает женщину с девочкой рядом друг с другом на землю перед особняком. — Пожалуйста! Я сделаю что угодно, прошу тебя! Не надо! Моро поднял насмешливый взгляд, упираясь хищными янтарными радужками в парня, приклеенного к дому, и демонстративно достал откуда-то игральную карту. Рука с острыми алыми ногтями вновь грубо схватила растрёпанные светлые волосы женщины, пока ребёнок в слезах испуганно хватался за мать и пытался всеми силами отпихнуть от неё жестокого незнакомца. — Остановись! — срывая голос, взревел блондин, против воли наблюдая, как карта плавным движением полоснула женщину по горлу. — Нет, чёрт, нет! Мама! Кровь вырывалась мощными неконтролируемыми брызгами, заливая собой кричащую во весь голос от ужаса девочку и зловеще ухмыляющегося фокусника. Его костюм потерял розовый и фиолетовый цвета, почти весь стал однотонного багрового оттенка. Хисока, возбуждённо прикусив губу, держал несчастную за спутанные локоны, упиваясь необузданной паникой в её потухающих глазах, до тех пор, пока она полностью не обмякла, повиснув на собственных волосах с расширившимися до предела зрачками, словно они показывали то единственное, что эти глаза теперь видят. Моро безразлично отбросил тело в сторону и мельком взглянул на девочку, сразу же подбежавшую к матери. — Сладкий вкус ностальгии, — фокусник умиротворённо прикрыл глаза, глубоко вдыхая солоновато-металлический запах, так близко напоминающий пропитанную кровью постель родителей с их мёртвыми телами на ней. Каждый раз он будто на мгновение возвращался туда, к ним, чтобы попрощаться ещё раз. Чтобы снова вспомнить их лица. Мёртвые лица. Но вдруг в груди словно зажглись яркие искры. Он вновь взглянул на девочку с лёгким удивлением, а та, стискивая в ладонях уже холодную руку женщины, смотрела на него в ответ с такой неприкрытой ненавистью и злостью, что Хисока не смог сдержать смущённой улыбки. — Какая прелесть. Маленький сердитый тигрёнок. В тебе зреет большой талант, малышка. Как тебя зовут? Софи, кажется? — Моро присел перед ребёнком на корточки, заинтересованно разглядывая, но почти сразу вслед за своим вопросом вспомнил её фамилию. — Чёрт, нехорошо. Не хотелось бы такой потенциал губить. Как же быть?.. Хисока задумчиво уставился на подвешенного на стене Рамона, застывшего в шоковом состоянии и обливающегося слезами. — Убью, — прошипела девочка, дрожа от ярости. — Да-да, конечно. Амбиции важны, — улыбнулся он мягко. — Уверен, ты бы могла попытаться лет через десять. Уже знаешь тип своего нэн? — Ненавижу тебя, — угрюмо ответила Софи. — Ммм, усилитель, смею предположить. А я как раз лишился недавно одного перспективного усилителя, — продолжал размышлять Моро, внимательно рассматривая скуксившееся лицо девочки. — И мотив сразиться со мной у тебя есть. Какое чудное совпадение. — Хисока, пожалуйста! — вновь подал голос Рамон. — Она же ребёнок ещё! Пощади хотя бы её, умоляю! — Ох, какой неугомонный, — фокусник поднялся и выпрямился, глядя на девочку с лёгкой тоской. Она бы могла вырасти в прекрасного соперника. — Прости, малышка, сегодня не твой день. Не повезло тебе с братом. Его надо как следует проучить, а без тебя наказание получится каким-то… неполноценным. Не волнуйся, больно почти не будет. Предчувствуя надвигающуюся угрозу, Софи мгновенно потеряла свой запал и в ужасе стала отползать назад, не отрывая взгляда от золотых, почти светящихся в темноте ночи глаз жуткого монстра. — Оставь её, ублюдок! — в отчаянии Рамон со всей силы дёрнул рукой, и неожиданно камень здания хрустнул, смещаясь. Холем удивлённо уставился на трещины в стене, а затем вновь метнулся взглядом к медленно шагающему Моро в сторону девочки. Адреналин подскочил до рекордной отметки, вселяя столько сил, сколько в парне никогда прежде не было. Рамон как спичка вспыхнул аурой, пытаясь притянуть к себе собственные конечности с рычащим криком загнанного зверя. — Софи! Беги от него! Убегай! Девочка повернулась на крик, пытаясь разглядеть брата сквозь пелену слёз. — Убежишь — я убью его, — с противоречивым добродушием на лице предупредил её Хисока, не спеша покачивая бёдрами. — К тому же вы уже пытались бежать. Я быстрее, сама знаешь. — Если ты у-убьёшь меня… — Софи всхлипнула, не веря в то, что говорит. — …то тогда не тронешь моего брата? — Типичный усилитель, — усмехнулся Моро такой наивности. — Верно, не трону, — кивнул он с лукавой улыбкой, останавливаясь рядом, когда девочка перестала отползать. — Обещай, — попросила она дрожащим голосом, закрывая глаза обречённо, когда зловещий фокусник присел рядом, протягивая ладони, чтобы аккуратно обхватить ими детское личико. — Софи, что ты делаешь?! Отойди! Хисока, убери от неё свои руки! — орал парень, уже освободивший свои руку и две ноги, к которым теперь были просто приклеены вырванные каменные плиты. — Обещаю, — расплылся в приторной ухмылке Моро, сдерживаясь, чтобы не засмеяться столь глупой вере в честное слово. — Его убью не я. Глаза девочки распахнулись испуганно, и время замерло. Хисока обожал такие моменты. В этом взгляде было всё: опустошение, страх, безысходность, неизмеримая обида, а в самом уголке глаз едва заметное осознание неизбежной смерти. Столько эмоций разом, будто только в эти моменты люди вообще жили впервые. Стараясь запомнить эти глаза как можно более подробно, Моро одним лёгким движением свернул тоненькую шею с тихим щелчком позвонков и осторожно уложил обмякшее тело девочки на землю. — Ну вот, я же говорил. Почти не больно, так ведь? Чуть в стороне послышался грохот, и Хисока поднялся на ноги, лениво поворачиваясь на звук. — Софи! Софи! Братик уже рядом, я уже… — Рамон, задыхаясь от пыли, поднявшейся при не самом мягком его приземлении, с трудом передвигал руками и ногами с приклеенными к ним обломками стены. — Я уже рядом, Софи… Фокусник оглядел жалкое зрелище и, щёлкнув пальцами, отменил действие своего хатсу. Каменные глыбы упали на землю, позволяя Холему наконец нормально подняться и, спотыкаясь, подбежать к телу девочки, лежащему чуть поодаль от трупа матери. — Нет… Нет, Софи! Боже мой, Софи… — парень скривился от горя, склоняясь над мёртвой сестрой в рыданиях. — Как ты мог?! Она же была ребёнком! Совсем ещё ребёнком, Господи! — Я тоже когда-то был ребёнком, и меня тогда никто не жалел. Слабый аргумент. Рядом свалилось окровавленное тело женщины, которое к ним подтащил Хисока, а затем его рука грубо дёрнула блондина за волосы, приподнимая ему голову. — Посмотри на них внимательно, — раздался равнодушный тон. — Это сделал ты. — Нет! Это всё ты! Будь ты проклят! — истерично всхлипывал единственный выживший Холем. — Я бы и не подумал сюда являться. Зачем мне это? — Моро наклонился к Рамону, широко улыбаясь и стараясь говорить прямо ему на ухо. — Если бы ты не решил потешить своё мизерное достоинство на том идиотском празднике, твоя семья была бы жива. Скажу больше, сестричку твою я вообще не хотел трогать, — фокусник перевёл раздосадованный взгляд на детский труп. — Она была редким самородком и стала бы очень талантливым бойцом, а я это ценю. Но из-за тебя она мертва. Их убил ты. Я здесь не при чём, — Хисока вновь выпрямился и, продолжая держать парня за волосы, медленно зашагал к воротам. — Подумай об этом в дороге, времени у тебя будет достаточно. — Что? — зашипел Рамон от неприятной боли, инстинктивно хватаясь за тянущую его руку и пытаясь затормозить ногами. — Куда ты меня тащишь?! Нет! Оставь меня с ними! Убей меня здесь! Я хочу умереть с ними! Мама! Софи! — Холем извернулся и укусил Моро за ладонь, но тот лишь раздражённо вздохнул. — Ты, кажется, забыл, — Хисока отпустил светлые волосы и другой рукой схватил Рамона за нижнюю челюсть, сдавливая так, чтобы тот разомкнул зубы. — Тебе ещё нужно попросить кое у кого прощения. Искренне и с выражением. Если ещё и на стульчик встанешь, будет просто замечательно. — Иди к чёрту, мразь, — зло сплюнул парень, вытирая с бороды чужую кровь, и замахнулся рукой для удара, однако Моро резким движением эту руку схватил и вывернул до хруста, а затем, ещё до того, как болевые ощущения дошли до мозга, снова ухватился за блондинистые пряди и с умеренной силой приложил головой о землю. — Все там будем.