Свет из глубин Бездны.

*** — Эй, Оз... Ты веришь этим двоим? — задумчиво спрашивает Алиса. Они вдвоем сидят у камина, пытаясь согреться после очередного неимоверно насыщенного дня. На ней длинная рубашка до колен. Златовласый мальчишка пожимает плечами. — Я, кажется, давно никому не верю. Особенно таким странным личностям. Но... Пока они действительно нам помогают. — Хм... — Ведь без них нам бы все равно пришлось иметь дело с Цепями. — Я бы предпочла быть без них... Хотя, если так я смогу вернуть свои воспоминания, то несильно это и важно. Оз пожимает плечами, поближе придвигая руки к пламени. — Ну... Благодаря ним мы много чего узнали... Хотя меня тоже оооочень бесит этот... — Клоун. — заканчивает за него девчонка. — Угу. — Я его готова разорвать на куски! — Хе-хе... — мальчишка задумчиво почесывает щеку. — Ну, вначале мне тоже хотелось чего-то такого, но теперь он уже не кажется мне таким плохим человеком. — Хм... Ну, по крайней мере тут вкусно кормят. Обожаю, когда водоросль готовит мясо! Оз смеется, представляя, как завопил бы его друг, услышав это обидное прозвище: — Чай тоже у них неплох. — Главное добраться до подноса со сладостями раньше этого клоуна. — Угу. Я все поражаюсь, как в него столько влазит. А сам худой как щепка... — От него пахнет смертью. — задумчиво добавляет маленькая Цепь. — А? — Оз снова в полном непонимании хлопает глазами. — Мертвечиной разит, говорю! — хмурится она. — Мы, Цепи, тонко чувствуем такой запах... — Ну... Он сам говорит, что ему недолго осталось.... — мальчишка задумчиво чешет затылок, вспоминая как их новый знакомый несколько печально сказал как-то раз: "Ну, госпоже об этом переживать нечего, у нее вся жизнь впереди... А мне, по-видимому, не больше года осталось". — Не больше года... — Я каждый раз поражаюсь, как он все еще жив! С таким запахом обычно не живут. — Мммм... — Озу вдруг даже становится жаль этого странного человека. Да, он достаточно их раздражал и даже откровенно бесил... Умеет пройтись по больному, всковырнуть раны и поставить в тупик. Но при этом он по-своему за ними присматривал... — Эй! Ты, что, жалеешь этого клоуна?! — Алиса недовольно толкает в плечо своего приятеля. — Ты мой слуга! Ты должен обо мне думать! — Ладно-ладно, я и о тебе думаю! — смеется мальчишка. — Мне, например, очень приятно сидеть сейчас здесь вместе с тобой. Лицо маленькой Цепи заливает краска: — Ты, что, специально решил меня засмущать?! — Да нет... Просто ты... Как бы это сказать. Удивительная. Когда тебе больно, ты плачешь. Когда весело, ты смеешься. Тебе нет дела до того, что подумают другие... Ты... Прямо сияешь как солнце. Для меня это удивительно. — глаза на секунду становятся будто бы опустевшими. — Почему? Разве ты не такой же? — Ну... — подросток на несколько секунд замолкает, не найдя, что ответить. — Наверное, не такой... Девчонка хмурится. — А по-моему такой! Кто тебе мешает плакать, если тебе больно? Или смеяться, если тебе весело? Просто настучи этому кому-то по голове и делай, что сочтешь нужным! — Ха-ха! Спасибо за совет. — Если это клоун тебя поставил в тупик своими вопросами, то давай вместе настучим ему по голове! У меня давно руки чешутся... — Не стоит, Алиса, не стоит... — Оз с долей стеснения снова потирает затылок. — Это не он. Правда, не он. Это всегда было так. Еще задолго до него. — Ладно. Но, когда ты поймешь, кто в этом виноват, только скажи мне, и я лично настучу ему по голове! — Ох, спасибо! — мальчишка уже смеется как ни в чем не бывало. — Знаешь, а рядом с тобой я, кажется, действительно могу быть таким... От этого у меня на душе становится так легко, когда ты рядом... Поэтому спасибо тебе! *** — В Доме Фионы сегодня пополнение! — ликовал громогласный голос обширной немолодой женщины. — Поприветствуйте новенького, дети! Маленький мальчик в больших круглых очках. Весь оброс волосами. Встрепанный, ненормально худой, в ссадинах... словно наспех сшитое чучело. Стоит, переступая с ноги на ногу, не вполне понимая, как вообще реагировать. — Ну же, милый, поздоровайся со всеми. — общительная тетенька легонько толкает его в бок. — Ну? Ска-жи, как те-бя зо-вут. Ну? Имя. Дорогой, твое имя. — Лео... — бормочет мальчишка себе под нос, с опаской поправляя свои огромные очки. Словно больше всего в тот момент ему хотелось спрятаться и от этой тетеньки, и от уставившейся на него детворы. — Как? — Лео... "Почему я должен повторять дважды?" — от обиды кусает губу. Кажется, до крови. — Его зовут Лео, ребята! — оглашает эта массивная дама, весело взмахивая рукой, словно вся ее работа заключалась в том, чтобы быть заменой громкоговорителя. — Привет, Лео! — послушно вопит сонм голосов. "Надо же, все как один...". Лео только и может, что хлопать глазами, рассматривая всех этих идеальных мальчиков и девочек. Причесанных, вымытых и так лучезарно улыбающихся. "Ложь... Ложь!" — он словно видит насквозь эти сияющие лица. — "Вы не можете все быть такими счастливыми! Вы ведь сироты! Я видел столько сирот на улицах Сабрие, да я ведь один из них... Никто никогда так не улыбался!.. Ложь!" — Лео, что с тобой? Ты боишься? — такая же фальшивая тётенька трогает его за плечо. Ребенок лишь молча опускает глаза, посильнее закусывая губу. "Как было легко на улице, где каждый смело мог быть тем, кто он есть. Где никто никого не заставлял натягивать на лицо улыбку..." С глаз непроизвольно хлынули слезы. Плечи судорожно затряслись. — Он какой-то странный... — перешептываются между собой дети. — Лео — странный... — Он просто боится. — смеётся фальшивая тётенька и уже куда-то его ведёт, приговаривая своим фальшивым приторно-сладким голосом. — Не бойся, милый мой. Здесь все — такие же как ты. Здесь никто тебя не обидит... Для мальчишки ее бормотание сливается в один сплошной шум. Ничем не лучше тех ребят, что бросали камни ему в спину. *** — Слушай, Оз... Мальчишка уже почти заснул, уютно устроившись перед камином и прислонившись плечом к своей спутнице, когда осторожный голос возвращает его в реальность. Зевает, первое время моргает, сонно всматриваясь в какое-то, почти даже печальное, лицо этой прекрасной девочки. — Что-то случилось? — наконец спрашивает подросток. — Тебе принести плед? — Н-не... Я тут спросить хотела. — выглядит как-то совсем растерянно. Так на нее не похоже. — О чем? — Эта водоросль действительно твой большой друг? — в глазах мелькает тоскливое выражение брошенного ребенка. — Гилберт? Да. Его привели в наш дом, когда я был ещё совсем маленьким. Чтобы он был моим пажом. Но Гил был таким неуклюжим, что я решил сам его защищать. — У... — Он такой неумеха на самом деле. Такой трусишка. В грозу он прятался под столом, и мне приходилось уговаривать его выбраться и пойти со мной. А ещё он до смерти боится кошек... Но при этом... Это было так мило. Уж не помню, сколько всего мы пережили вместе. Но, да, он мой большой друг! Большой-пребольшой и самый-пресамый лучший! — Это наверное здорово иметь такого друга.. — Алиса печально подпирает голову рукой. — Я вот не помню вообще, были ли у меня друзья... Помню острое чувство одиночества. Как будто ты один во всем белом свете. Совсем один. Никто не придет к тебе. Никто не поможет. Ты и сам словно не существуешь. Я вдруг вспомнила его, и мне стало так страшно... Оз с готовностью обнимает ее за плечо и притягивает поближе к себе: — Брось, Алиса! Что бы ни было там, в прошлом, сейчас у тебя есть друзья. У тебя есть я. И Гил тоже твой друг. И даже малышка Шерон. И... — И клоун. — заканчивает за него маленькая Цепь со скептичным лицом. — Да уж. Друзья. — Ну ведь друзья же!.. — на секунду задумывается и махает рукой. — Ладно, они. Но вот я! Я точно твой друг! — прижимает ладонь к груди с лицом самого настоящего храброго рыцаря. — Ты дорога мне, Алиса! Я хочу защищать тебя. И я в порошок сотру любого, кто попытается обесценить твое существование! — Правда сотрешь? — настороженно, но с долей хитринки спрашивает девчонка. Грусть сменилась на ее вечную хулиганскую усмешку. — Сотру! Ты видела? Даже клоун сказал, что я бываю страшным! Вот стану страшным и сотру всех, кто только подумает тебя обидеть! Не веришь? — Верю! — смеётся Алиса, толкая его в плечо. — Значит, ты мой большой-пребольшой и самый-пресамый лучший друг? — Он самый! Они уже оба смеются, прижавшись друг к другу. Укутанные темнотой летней ночи, убаюканные мерным потрескиванием сгорающих в камине досок... Что может быть лучше, чем сидеть вот так, плечом к плечу со своим самым-пресамым другом?.. *** — Он слышит голоса? — Он, что, того? — Сумасшедший? — Это не редкость для тех, кто теряет родителей. — Здесь, в нашем добром доме, мы как раз и собираем таких... Тех, кому некуда больше идти. — Тех, кто остался один... — Но он даже с другими детьми не ладит! — Нестрашно... Дайте ему немного времени. — Сумасшедший! Сумасшедший! — Он снова говорил с пустотой! — Эй, у тебя, что, воображаемые друзья? — Кто-кто? Черноглазый и черноволосый мужчина в черном плаще? Чего? Откуда здесь таким взяться!? — А теперь он придумал белого! — Белый и черный! Ха-ха-ха! Как в шахматах! — Мальчик, ты бесполезен! — Я не хочу сидеть с Лео! — Он меня пугает! — А, это снова господин-множественные-я, бежим! — А вот и твои овации, дорогой! — Заливается смехом беловолосый. — Не переживай. — Вторит ему "черноглазый и черноволосый мужчина в чёрном плаще". — Ты — Баскервилль. Обычным людям никогда тебя не понять.