By Design

      Разило чем-то отвратительным.       Смешанный запах из гнили, какой-то химии и рвоты или стухшей еды. Чарли был уверен в том, что обонял, пусть и чувствовал, что его голова вот-вот расколется, как грецкий орех под прессом. Его ощущения дрейфовали, странным образом накладываясь друг на друга, создавая какафонию из разнообразных сигналов его органов чувств, но все же он…              Он явственно мог чувствовать его. Весь воздух пропитался этим зловонием. Зловонием смерти. И он не мог найти в себе хоть проблеск удивления от этого факта.                           — Угххх — он сжал и разжал челюсть, стараясь разработать ослабевшие мышцы, — Ч-Черт…              Веки задрожали, ресницы затрепетали, и вот он смог приоткрыть глаза. Он моргнул, но изображение перед ним продолжало двоиться и рябеть. Он понял, что смотрит вниз, на свои ноги.       Голова опущена, повиснув на больной шее. Ее кожа была истонченной, израненной и, скорее всего, синей из-за синяков. Чарли ощущал жгучую боль каждый раз, когда пытался сглотнуть.              И было очень тяжело дышать. Даже тяжелее, чем раньше. Воздух с таким трудом попадал в его лёгкие, что Чарли еле отбросил зудящее желание умереть прямо здесь и сейчас. И вместо этого, он начал глубже и сильнее вдыхать, заставляя свои лёгкие расправляться шире. Он не мог сдаться вот так, после всего, что уже пережил, он просто не м-может… Он…       Его руки ощущались бескостной лапшой. Его видение сейчас было хуже, чем у старушки со старческой катарактой. И он не мог бежать.       И настолько было страшно это все осознавать, насколько его сознание просто не могло достаточно сфокусироваться ни на чем, ощущая, как его восприятие ускользало от него, как мокрое мыло из рук. Его разум работал с переменным успехом, то включаясь, то выключаясь, словно он терял слишком много энергии, оставаясь в сознании.       Моргнул один раз. Второй.              — Ч-Черт, пожалуйста…       Чарли попытался сдвинуться, но его тело запротестовало, позволяя сменить лишь наклон, но не положение. Тело накренилось в бок, а глаза начали безумно осматриваться, будто, как и он, разрываясь между муками агонии и опасным уровнем онемения.       Возьми себя в руки. Давай, концентрируйся…       — Д-да… Да, точно. Концентрация, — он облизнул свои сухие губы, — Правильно.       Его запястья опухли и, скованные металлическими наручниками, лежали на коленях. Ноги и торс крепко привязаны к деревянному стулу. Веревка была толстой и жесткой, туго обвивала его, но явно не с целью причинить дискомфорт, а лишь, чтобы удержать его тело вертикально.       Он был скован и связан. Но, спасибо, что не заткнут. И тут пахло разложением. Что не очень хорошо. Хотя, все здесь было не очень хорошо, так?       И все же, вся эта информация, все эти ужасающие факты были встречены им со странной беспристрастностью, будто это вовсе не было тревожащим и до чёртиков пугающим. Словно он не мог вспомнить, что случилось с ним до потери сознания. Но это было неправдой. Он помнил. И помнил очень хорошо. Уж можете не сомневаться.       — Д-Дюмэт… Где… Кшх… — он попытался позвать того, но его язык и горло ослушались. Будто понимали намного лучше их владельца, что в его интересах оставаться как можно более тихим, не подавая знаков хозяину дома, что он проснулся. Но он упрямо попытался ещё раз, даже сам до конца не осознавая скудность его вариантов, — Дюмэт…?       Где он?       И, раз уж на то пошло, где сам Чарли? Что это за комната?       Пару раз с пробуждения он обозначил это место, по виду, какого-то рода лачугой, но до этого не останавливался, чтобы изучить ее.       Медленно, с бо́льшим количеством усилий, чем он ожидал, Лоннит повернул голову, пытаясь разглядеть окружение. Его видение на секунду снова помутнело, но он смог разглядеть стол получше. Лунный свет лился из окна, оседая на стенах и полу призрачной дымкой. Итак, ещё не утро.       Он продолжил осматриваться, тут же различая что-то между мебелью в углу. Похожее на… шкаф?       И тут он заметил тень. Фигуру. Кто-то был с левой стороны, сидел напротив. В его полусонном состоянии он глупо предположил, что это мог быть Марк или Эрин. Он повернул голову в сторону силуэта, чтобы рассмотреть, но в ту же секунду пожалел об этом.       — Еб… Еб т-твою мать!.. — он дернулся на своем стуле, будто надеясь, что сможет спрятаться и уйти как можно дальше от трупа мужчины… Или нет, ох, нет, старой женщины?! Или, по крайней мере, то, что когда-то могло ей быть, — К-Какого… какого, н-нахуй, черта?!.. Что за х-хуйня?!       Желчь подступила к горлу, потому что он не ел ничего долгие несколько часов. И поэтому было легче заставить себя ее проглотить и начать глубоко дышать, чтобы продолжить ее осматривать (как бы его ни хотелось прекратить).       Эта женщина…       Что-то было не так с ее нижней челюстью и мутными, жуткими белыми глазами, которые заставили его внутренности покрыться инеем, впившимся льдинками ужаса в его плоть. Она была мертва, казалось, уже несколько лет. И да, это было страшно и отвратительно, но Чарли просто не мог найти в себе силы оторвать от нее взгляда. Что-то в этих ее домашнем платье и прическе осело в его сознании пониманием, что где-то он уже это видел.       Да, видел.       Иссохшая, безжизненно пустая и механизированная, но все еще навязчиво жуткая и строгая в том же самом платье, что было на ней на той самой фотографии. Словно кто-то пытался воссоздать в точности это конкретное воспоминание. Изображение курящей женщины с ребенком. Это…       Мать Гектора.       — Б-Боже…       Чарли съежился на своем месте, абсолютно не готовый ни к тому, что увидел, ни к тому, что почувствовал из-за этого головокружение и тошноту в одно и то же время. Так вот откуда был этот запах. Она оно его источник. И он даже не мог отодвинуться, потому что его стул был прибит к полу. Ну естественно, блять, как иначе, это же…       — Ты — ужасный, отвратительный ребенок, — шипящий голос разрезал тишину и гомон его мыслей, заставив его чуть ли не подпрыгнуть, если бы не веревки. Глаза округлились, и он всем своим мозговыми мощностями пытался осознать, откуда доносился звук. Его взгляд забегал по сторонам, а голова ищуще и настороженно опустилась, пока он ощущал бурление леденящих ужаса и ошеломления в его теле, — Ты эгоистичный монстр. Всегда им был.       Он издал короткий звук. Не громкий, но хриплый, усталый даже.       — Ты никогда не мог сделать, что велено, — продолжилось с шипением откуда-то из темноты. Которая была на периферии его видения, — ты пустая трата времени и сил. Всегда заставлял меня волноваться и ради чего? Ты ничего не можешь сделать правильно. Ни одну чертову вещь.       Его сердце на секунду замерло.       Это было до ужаса абсурдно. И он читал о чем-то похожем. О парне, который делал вот такие штуки. Аниматроники из трупов. Очевидно, что это вдохновило Гектора и он решил заняться тем же. Сначала пытал, затем убивал, а в конце уродовал, напичкивал металлом и заставлял «ожить». И Чарли… И у Чарли с ним был…       О Господи, блять, боже       — Твое рождение прокляло меня, — голос Люсинды Мюндей снова разрезал тишину, напоминая Чарли карканье стаи обозленных воронов, — Ты — худшее, что случалось со мной.       Чарли беспокойно выдохнул, зашевелив плечами в попытке проверить и ослабить веревки. Ну и если на чистоту, то он просто хотел делать хоть что-то, лишь бы не просто глубже погружаться в отвращение, тревогу и бесплодную надежду на лучшее.       Дюмэт в конце концов должен придти за ним, и Чарли без понятия, в каком тот будет настроении и с какими намерениями. Решит ли он избить его до смерти? Или снова использует в качестве секс-игрушки? А может все это вместе?       Стул проскрипел от его бесполезных и бессильных движений. Дерево хрипело и завывало, но не поддавалось. Руками он был не в состоянии достать до веревки. Он не мог ничего больше сделать, кроме напряжения и дерганья и так уже ослабленных и дезорганизованных мышц и суставов.       — Ты пародия на мужчину. Ха. Что за выражение лица? Неужели ты действительно думаешь, что являешься мужчиной? — она продолжала, пока ее голос перебирался техническим тресканьем, — Ты просто глупый мальчишка.       Чарли приложил усилия, чтобы поднять корпус выше и тут же пожалел о своем выборе.       — Ч-Черт… Бля…       Он согнулся, сохраняя свое положение на долгие пару минут. Он глубоко дышал, изо всех сил стараясь справится с болью под ребрами.       — Жалкий, — противное шипение смеха, — Ты настолько жалок, мальчишка.              На секунду, Чарли действительно подумал, что эта старая злобная ведьма могла наблюдать за ним из могилы. Будто бы она не просто говорила одни и те же записанные фразы, что она когда-то сказала Гектору. Фразы, что с каждым новым разом западали мальчику в голову, ломая и шатая психику, которая с возрастом становилось все сломанней и расшатанней. А потом появился Мэнни Шерман и просто дёрнул за рычаг. Стал катализатором. Но не причиной.       Рычаг, рычаг… Рычаг. По кругу вертелось в его голове, пока он продолжал извиваться. Будто Чарли не нашел выхода получше, кроме как позволить своим тревожным и зацикленным мыслям заполонить его голову.       Он не может изменить это. Не может ничего.       — Ты — недоразумение.       Ещё попытка.       Его мышцы умоляли его успокоиться, а кости слёзно просили прекратить. Его разум понимал, что так он лишь прибавит себе боли и увечий, знал, что у него нет никаких шансов ослабить туго обмотанные вокруг него толстые веревки.       Чарли заскрипел зубами, с силой упираясь носками ботинок в пол, будто действительно верил, что, если постарается, то сможет расшевелить стул так, что саморезы сами открутятся.       — Это все твоя вина, — продолжил обвиняющий голос, звуча, как переплетение десятков подобных ему в голове Чарли. Так звучала его собственная мать, или любой другой, кто считал своим долгом сказать ему, каким неудачником он был, — И вот, что получают такие дьявольские отродья, как ты! Вот это они получают, слышишь меня?!       Он крупно вздрогнул, моргнул. Потряс головой, зажмурившись. Это не помогло.       Веревки не ослабли, а его стул так и был пригвозден к чертовому полу.       — Видишь, что ты натворил?       Его тело снова пробила дрожь, напрягая все истощенные мышцы. Его челюсть заклинило на словах, которые его мозг никак не мог сформировать из тревожных плещущих из волн чувств его бурного океана нестабильного состояния.       — Я н-не…              — Ты доставил мне столько проблем и для чего? Для чего, я спрашиваю?! — ее голос высоко заскрипел, как металл по стеклу, и Чарли вновь перемкнуло, — Ты глухой?! Ты что, не понимаешь, что я говорю?! Клянусь, я… Пфф, боже, ты реально настолько ту-пой? Совсем и-ди-от? — эти многозначительные паузы между, пересекающие слова явно свидетельствовали о том, что она делала что-то во время монолога. Например, безжалостно впивалась пальцами в кого-то, кто не мог дать сдачи.       Чарли почти мог почувствовать фантомное слабое, но холодное прикосновение к себе, каким-то образом показавшееся ему страшнее и жестче, чем касание рук ее сына. Он ощущал неизмеримое давление чужого голоса, тона, слов и их смысла. Это пробуждало в нем худшие воспоминания, сотрясало его и так рассыпающуюся, как башню Дженга, психику. Внутри бурлил гейзер, а отзвук ядовитого голоса эхом отбивался от скал его разума. В его голове поднимался шквалистый ветер, вызывая песчаную бурю эмоций, заслонившую его сознание.       — Завались! — крикнул Чарли, даже не совсем понимая на кого конкретно, — просто, блять, замолчи! Это не моя ебучая вина, что ты стала… Стала… Это не на мне, ясно?!       Он резко вдохнул, его легкие жгло.       — Это не моя вина. Не моя… Это все… Я не… — его сердце билось о грудную клетку, как посылка с хрусталем о стенки машины, которая ехала по кочкам, не тормозя. Его дыхание больше походило на задушенное сипение, и он вдруг встрепенулся, вытягиваясь на стуле до его резкого кричащего скрипа и до глухого трения веревки, — Я-Я не… Я не зам-мешан в этом. Я…       Он резко повернул свою голову в направление аниматроника, ожидая чего-то. Смотря за нее. И чувствуя, что его мозг перемкнуло. Тени за ее плечами оставались недвижимыми. Выражение его лица дрогнуло, а злость поутихла, как только он осознал, что и кому говорил.       — Б-Боже… — его плечи поникли, а корпус опустился, натягивая веревки вокруг него сильнее, — Я схожу с ума… Я… Я р-реально схожу с ума.       Он замер, поджимая губы. Как долго должен был он прождать и ради чего конкретно? Дюмэт почти завершил его жалкую короткую жизнь тогда, на лестнице. Ещё бы чуть-чуть и он просто бы, буквально, раздавил его горло, и теперь Чарли сидит здесь, в абьюзивной компании трупа его матери. Что будет дальше?       Он сглотнул, чувствуя, как что-то внутри связалось узлом, а по спине пробежал холодок. Он был слишком слаб, чтобы что-то сделать. Он не мог даже достать до открывашки, которую он подобрал пару часов назад. Он не мог обрезать веревку, не мог сдвинуть с места стул. А члены его команды были либо мертвы, либо думали, что он был чуть ли не главным ответственным за все произошедшее.       И вот он снова оказался в ситуации, где он один-одинешенек вынужден справляться с опасностью для жизни, будучи полностью без орудий и сил. Только разница была в том, что раньше у него был хотя бы маломальский контроль над ситуацией, а теперь он не мог даже двигаться. Обездвиженный и раненный, еле способный поддерживать себя в сознании.       Чарли облизнул сухие, потрескавшиеся губы, вздыхая. Пытаясь справиться с паникой, что тихо росла в туманном ощущении опасности, которое облепило его череп, тело, сердце, его всего после всплывающих воспоминаний о сегодняшней близости смерти. Умирающая Кейт, его собственная чудом не случившаяся кончина. Он никогда так явственно не ощущал страха смерти и при этом чувства абсолютного нежелания умирать. Он не хотел закончить также, как все гости отеля Дюмэта, которых он сюда приглашал.       Его плечи слабо дернулись. Глаза и нос защипало.       Он не хотел умереть в этой комнате, медленно сгнивая напротив трупа злобной старухи.       — Дюмэт?.. — кротко и тихо спросил он в темноту, не осмеливаясь поднять головы, — Г-Гектор, ты здесь?       Ничего в ответ. Ни звука. Он действительно был один. Без кого-либо, даже без Дюмэта. Он не мог вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько беспомощным. Ну, может быть, в детстве. Когда он был слишком мал, ведом и полностью находился в клетке чужих ожиданий. Ожиданий от него лучших оценок и поведения, лучше, чем у тех других детей. Он хотел быть самым-самым, как от него ожидали, чтобы дорогая мамочка могла считать его хорошим сыном.       — Гектор… — почти жалобно прохрипел Чарли, слегка, но с болью, закусывая дрожащую губу, чтобы сдержать подобравшийся к горлу всхлип, — П-Пожалуйста… Гектор…       Дюмэт все не выходил из темноты. «Оживший» труп хранил молчание.       Чарли прикрыл глаза, позволяя себе немного придти в себя и успокоиться. Представить, будто все вокруг нереально. Но под веками вспыхнул вид безжизненной Кейт, истекающей кровью и с выходящими за рамки ее тела внутренностями. Наполненные чем-то увесистым черные мусорные мешки, качающиеся на цепных крюках вперед-назад. Марк и Эрин, смотрящие на него так, будто он был причиной всех трагедий этого мира.       В голове зазвенело, ногти впились в ладони, а темнота начала окутывать его. Кружила, как голодный волк, а затем принялась облизывать, глотать его голени, ползя по его бедрам, сдавливая грудь вместе с веревкой, словно удав. Стала ласкать его… подобно тем самым сильным рукам и опалять его шею горячим дыханием…       (Оттуда, откуда доносился сладкий запах вожделения, объемно звучал ужас, густой и терпкий, мешая ему дышать, думать и хоть что-либо сделать. Он ощущал это странное, в корне неправильное, но спокойствие от ощущения близости чужого, но такого знакомого тела… Это было так запутанно, обманчиво и удушающе. Ему (не) нужно больше.)       И тут резко мираж разорвал скрип двери. Снизу? Рядом с ним?       Чарли проморгался, не совсем уверенный, было ли то, что он вообразил — увидел в своей голове? — из-за того, что он терял сознание или из-за того, что что-то слишком сильно перемкнуло в его мозгу, сломавшись, как и в груди.       — Дюмэт?       Мягкий столп лунного света шелохнулся, чем-то затемнённый, загороженный. И так он отчетливо все понял. В дверном проеме. Он точно был там. Прямо там.       Чарли медленно, с затаенным дыханием и замеревшим сердцем, поднял голову. И да. Он стоял там, в темноте. Недвижимый; Не позволяя себя разглядеть и заметить кровь или ее отсутствие.       — Грантем, — мягко воззвал он, благоразумно решая вести себя аккуратно. Но в его голове что-то снова с рвением щелкнуло, резко перечеркивая логику и выпаливая его губами, как молитву, — Гектор.       Фигура Дюмэта сначала не шелохнулась, но затем Чарли смог различить лёгкий наклон головы в сторону. Лоннит обнаружил, что невольно повторяет этот жест, но здесь ему явно помогло непонятно откуда взявшееся головокружение. Они сделали это почти синхронно, и Чарли понял, что больше не в силах выпрямиться. Сгорбленные плечи, наклон позвоночника в бок, вялые мышцы.       Он слишком устал. Слишком много вытерпел.       — Я р-рад, что ты вернулся, — признал он, не зная, что ещё сказать, чтобы побудить другого войти, — Я боялся… я думал, ч-что ты б-бросил меня здесь, чтобы… Чтобы… Не знаю з-зачем… Или почему, я… Я просто предположил…       Тьма бархатисто промурлыкала голосом Дюмэта, выражая почти сочувствие. Будто его предположение было глупым страхом, верить в который было нелепым само по себе. Но в этом объемном, даже мягком звуке было что-то ещё. В нем крылась причина, почему именно Дюмэт не решал входить.       — У-У меня… — у него было немного действительных для мужчины причин передумать. Но он должен постараться, — Эм… У м-меня болит горло. Очень сильно, Грантем… Мог бы… Мог бы ты помочь?       Не так было в его мыслях, но именно это произнес его бескостный язык.       — П-Пожалуйста…       Он смог увидеть, как чужие кулаки медленно сжались на пару секунд вдумчивого молчания, прежде чем расслабиться. Затем он обхватил один кулак другим, начиная хрустеть костяшками. Пустая и до этого мертвенно тихая комната наполнилась звуками громких щелчков и тянущим скрипом латексных перчаток. Он вздрогнул, но лишь от неожиданности, когда на периферии сознания понял, что этот жест был скорее от робости и стеснения, чем от раздражения и злости.       Будучи опасным и хищным, от Дюмэта было не уловить ни одного лишнего движения. Вид же подобного действия был невероятно успокаивающим. Грантем сомневался, не был уверен и не решался приблизиться. Чарли был в силах это изменить.       — Прошу, развяжи меня, п-пожалуйста, — он взволнованно облизнул губы, но они остались такими же сухими, — Я не могу вот т-так нормально дышать.       Он поднял глаза, желая встретиться взглядом с Дюмэтом. Но он мог разглядеть лишь безэмоциональную белизну маски и ее чернющие вырезы для глаз, в которых ничего не было видно. Он не был уверен, смотрел ли Дюмэт на него или куда-то ещё.       — Гектор, прошу тебя… — мягко начал он с хрипотцой из глубины горла, — Это… Я-Я серьезно, очень тяжело д-дышать в таком положении.       Дюмэт сделал пару медленных шагов к столу, но он вовсе не был близок к Чарли. Все ещё сохранял дистанцию. И это осознание ударило Чарли горьким вкусом отчаяния, цепляющее язык и сознание сильными клешнями. Он не знал, как это объяснить. Он просто хотел, чтобы на нем не было веревок.       — Я не… Я не сбегу, — выпалил он, пока его разум циклично повторял эту фразу, заставляя ее звучать и внутри и снаружи его черепа, — я н-не сбегу… Я не сбегу, обещаю… Так что, п-пожалуйста, Гектор… Пожалуйста, развяжи меня.       Он сжал челюсти, выпуская измученный выдох. Ощущая лишь лёгкое облегчение в груди, когда знакомая тень накрыла его, а сильные руки методично и знающе начали освобождать, тур за туром, как бинтовую повязку. Наконец, расслабление для его корпуса наступило, когда бо́льшая часть веревки оказалась на коленях, свисая с талии.       Чарли просто тупо смотрел на нее, не в силах уложить в голове хоть что-либо.       Хотя грязь на штанах он зарегистрировал. И даже в таком состоянии нежной кожей бедер и ягодиц ощущал слегка затвердевшее и больше не комфортное нижнее белье. Да он был сущим беспорядком, не так ли? Всего пару часов на этом острове, а он еле может ходить без острой и оглушающей жалости к самому себе.       Молча, без каких-либо мольб со стороны Чарли, Дюмэт развязал его ноги; кровь хлынула в его онемевшие и ослабевшие конечности, но он даже не думал двигать ими. Чарли не решался делать ничего. Наручники на его бедных, покрывшихся синяками и болевших запястьях он не собирался просить снять. Он знал, что другой не станет.       — Спасибо, — тихо, но искренне проговорил он, растворяясь на своем стуле и облегченно закрыв глаза. Лишь на секунду, — Так намного лучше… Спасибо… Спасибо тебе…       Он ощущал, как мужчина все ещё нависал над ним, словно неуверенный, стоит ли оставлять Чарли без присмотра. Или, возможно, он ожидал, что у Лоннита вдруг пробудится второе дыхание и желание выбраться из его хватки, чего, естественно, не произошло.       Он бы воспользовался эффектом неожиданности и как только бы его ноги были свободны, он бы рванул, что есть мочи подальше всего этого… Если бы это была их первая встреча с глазу на глаз. Если бы они встретились без решёток и Джейми между ними, то он бы именно так и сделал. Бежал бы до посинения, пока ноги не откажут. Но теперь… Это казалось таким далеким. Та сцена с садовником, их прикованные к друг другу взгляды, напряжение между ними, которое он тогда не понимал, жжение холодного металла у его носа… Их разделение с Джейми, потери, иллюзия с Эрин. Это случилось в этот один день, в эту одну ночь. Но ощущалось будто прошли недели. Месяцы.       — В-Все… Все в п-порядке, — он нашел в себе силы продрать глаза. Все ещё в этой темной, страшной комнате. Где всё ещё пахло гнилью, трупами и сладким мускусом, — Я никуда не пойду.       Дюмэт наклонил голову, неморгающий взгляд темных глаз привычно впился в него, пока мужчина обдумывал правдивость этого заявления. Его бы больше волновала их близость сейчас, если бы он не был настолько утомлен. Так что он просто взял и скинул на пол веревку без каких-либо комментариев.       Холодный, но мягкий лунный свет обрамлял одну половину тела Дюмэта, другая же осталась окутана тьмой. Чарли, словно загипнотизированный, наблюдал, как мужчина медленно и плавно отстранился от него, вальяжно ступая вокруг стола.       Что он…?       Оу, он сел прямо на противоположном от него конце. Будто у них был романтический ужин. Или, что вероятнее, допрос. А зная прошлое Гектора Мюндея, это представление даже не казалось чем-то надуманным. Насколько Лоннит мог заметить, Дюмэт любил придерживаться своих старых привычек.       Он сглотнул.       — Э-Это ведь твоя мама? — тихо проговорил он, придавая голосу интереса, перед тем, как повернуть голову к Люсинде, изо всех стараясь не разглядывать ее неестественную, жуткую челюсть. Да и просто не разглядывать, — Она… Эм, она выглядит м-мило. Ты п-проделал хорошую работу с ней.       Это звучало так странно и тупо, но Дюмэт тоже повернул голову в сторону своей матери ее остатков. Он прикрыл глаза, выражение же было неясным. Что бы он ни думал о словах Чарли, этого нельзя было прочесть на его лице. И, возможно, к лучшему.       Покойная — и скорее всего, чрезвычайно абьюзивная — мать Гектора точно не была той, о ком Чарли хотелось бы поговорить. Но он и не знал, как начать тему, что вертелась в его голове белкой в колесе. Скорее всего, этот вопрос не следовало поднимать, и Дюмэту нужно было от него совсем не это, но Чарли осознал, что эти факторы его мало волнуют.       Его инстинкт самосохранения то включался, то выключался в зависимости от того, какая именно нейронная сеть в его голове оказалось ушибленной в этот момент. Было страшно, тревожно и паника подбиралась все ближе, но он просто не мог всего этого ощутить, будто отключенный от своего собственного эмоционального фона.       Вместо него был лёгкий туман.       — Знаешь, возвращаясь в… Думаю, это были восьмидесятые, там был популярен один фильм, — начало он, расслабляясь на стуле, больше не для комфорта, а для того, чтобы почувствовать что-то твердое и устойчивое под собой, — Там случился… Ну, после показа был скандал, насчёт того, что его актеры действительно умерли и… э, пофиг, это неважно. Суть в том, что я решил его глянуть, несмотря на уже возникшую скверную репутацию. Я был молод и очень заинтересован всем, связанным с кино и съемкой… Так что я подумал «почему нет?». Это звучало интересно и вряд ли он мог быть чем-то настолько ужасным.       Он замолчал, задумчиво прикусив щеку изнутри и думая, как лучше выразить свои чувства. Это было сложно, и, честно, он не был уверен, было ли Дюмэту это вообще интересно.       И все же, он продолжил. Он чувствовал, что ему просто нужно говорить дальше.       — Я посмотрел его с одним из своих приятелей-одногруппников. Мы… Мы расположились у него дома для этого. Я помню, что идя к нему я был… эм, как лучше сказать… взволнован? Я был заинтригован и взбудоражен мыслями, что же такого я мог в нем увидеть, — и, черт возьми, он увидел так много. Он четко смог вспомнить этот кислотно-горький вкус, осевший на его языке, когда он выходил из дома своего друга. И это странное статичное шипение, когда он пытался переварить все увиденное, — Я был ошарашен. Я правда был… Я находился в таком серьезном шоке от того, насколько жёстким он был.       С его губ слетел смешок, слишком громкий для этой мертвенно тихой комнаты. Его сухое горло воспротивилось, но он сглотнул слюну и прочистил его, хрипя, чтобы продолжить историю. Он пропитался иронией.       От того, что рассказывает серийному убийце о том, какой ужасный и кровавый фильм посмотрел в свое время. Но от следующих воспоминаний его пробила дрожь.       — Там показывали с-смерть животных… и людей. Расчлененку, мясо, много крови… Изнасилование. И все это было так… Это сняли так реалистично, с таким количеством отвратительных деталей, что я… — Чарли сделал паузу и сглотнул, вдыхая побольше воздуха, ощущая, будто снова переживал все эти эмоции, как в первый раз. Он старался не пускать слишком детальные воспоминания ближе в сознание, — я тоже, как и многие, подумал, что это было в реальности. Это было просто таким… Детальным? Ужасающим? Очень тяжёлым для просмотра? И я просто подумал… Нет, я был уверен, что это один из тех отвратительных документальных фильмов. Он просто не мог быть неправдой, верно? И никто в здравом уме не мог о такого додуматься.       В своем полу-присутствующем состоянии, Чарли не мог остановить пролетавшие мимо картинки воспоминаний, на которых была располовиненная топором Кейт. Он вспомнил, как ее тело неестественно крупно вздрогнуло в последней попытке вдохнуть, затем сотрясаясь в нескольких долгих, полных невероятных страданий, секундах. Будто именно в тот момент осознание смерти поразило ее, как поразил острый и холодный металл топора.       Было что-то невыносимо по-звериному жестокое и безличное в том, как именно это случилось. И все же, его воспоминания о ее смерти ощущались туманными и отнюдь не реальными. Словно только нанесённая рана, боль от которой ты не ощущаешь, потому что все ещё пребываешь в эмоциональном и биохимическом шоке.       — И п-потом… Я… Я, эм…       Комната затихла вместе с ним и, далее несмотря в сторону мужчины, Соли мог с уверенностью сказать, что тот не двигался. Сидел в той же самой позе, что и до начала его монолога. Такой же мертвенно замиревший, как и труп своей матери.       — И я долго раздумывал. Об этом фильме, и том, что тот хотел сказать. Какую цель имел, — он неопределенно махнул рукой, жестикулируя, стараясь не обращать внимание на нытье ушибленного запястья и боль во всем теле. Он просто не мог оставаться неподвижным, — Я хотел и пытался понять, что было заложено в него с самого начала, его суть. Я анализировал, строил теории, и в какой-то момент… В какой-то момент я понял, что, возможно, воспринимал все неправильно с самого начала.       Он непроизвольно вздрогнул от скрипа чужого стула, когда Дюмэт поддался ближе, словно тот не хотел пропустить эту самую «суть», что обнаружил Чарли.       — И… — он нервно сглотнул и наконец, спустя столько времени, решился поднять свою голову и посмотреть на Дюмэта прямо, не мельком. И он сохранял зрительный контакт, даже когда ощутил, словно все органы смешались в кучу, — И что, возможно, никакого глубокого смысла и не вкладывалось. Насилие ради насилия, и в этом суть. Чтобы ты ощутил себя так странно и тяжело, чем когда-либо до этого.       Он сложил руки, укладывая их на колени. Чувствуя себя незащищённым, даже голым, рассказав то, чем ни с кем не делился до этого момента. Одно, когда ты стал известен благодаря своим нездоровым интересам, но совсем другое, когда ты говоришь о подобных вещах в таком контексте.       Будто его взволновало увиденное не в шибко отрицательном смысле.       — Я чувствовал отвращение от увиденного. Я честно думал, что это было ужасно, — уточнил он. И в его словах не было лжи. Он ощущал себя неуютно ещё несколько дней после просмотра, словно его облили грязью, а он не мог помыться, — но в то же время, я… Я… Мх, б-боже… Это так неловко, черт побери… Кх, бля.       Чарли никогда и никому не признавался в этом, до сих пор одолеваемый этим странным и скрытым чувством стыда за любые подобные чувства. За то, что не ненавидел, а испытывал что-то очень близкое к любопытству. За то, что скорее желал, чем боялся, увидеть что-то подобное еще раз.       Он всегда знал, что это неправильно, но это знание не могло его остановить.       — Я… Я осознал, что ищу это чувство. Эти первобытные ужас и шок, это интенсивное ощущение, скручивающее в узел твои внутренности… — он слегка сжал кулаки, прежде чем насильно расслабить, — я почти забыл, что начинал с простого задавания вопросов.       Дюмэт мягко вздохнул, неморгающе смотря на него свои темными, пустыми глазами. Он ничего не добавлял в речь Чарли, но, если быть до конца честным, и не то чтобы тот ожидал от мужчины чего-то большего, чем внимательного слушания.       Все же, хозяин этого места был явно не многословен.       — Этот фильм стал моей точкой невозврата. Он будто переключил что-то в моем мозгу, — он сглотнул, его кадык дрогнул, — я стал свидетелем настоящего преступления. И впервые за всю жизнь, я… Я почувствовал, что сделал что-то правильно. Что это стало… Моим.       Он затих, не в состоянии закончить. Было довольно тяжело формировать сильные эмоции и запутанные мысли в слова, особенно, когда его голова казалась такой тяжелой, а сознание таким мутным. А его органы будто тёрлись друг о друга с каждым движением. Но, возможно, именно эти факторы принудили его быть полностью честным.              Чарли не мог представить себе подобный разговор с кем-либо ещё. Только с ним.       — Я ни разу не пересматривал этот фильм. Но я многое помню и сейчас. Спустя столько лет я могу вспомнить многое оттуда так четко и ясно, — тихо признал он, — И, может быть… Я не до конца понимаю. В-Возможно, этот фильм создавался, чтобы каждый смотрящий мог почувствовать себя в нем. Вот ты, почти там, но в то же время… ты смотрел на все происходящее с безопасного расстояния и каким-то образом это чувствовалось… хуже? Ты соучастник, но это… Это просто фильм, да? Он не делает тебя аморальным, если ты просто посмотрел его.              Он тяжело пропыхтел и неглубоко вдохнул, ни на секунду не забывая о своем ноющем, страдающем теле и его болящих органах. И он не мог ничего поделать с тем, что ему приходилось коротко и аккуратно дышать, контролируя поднятия груди.       — К слову, все смерти животных были реальными, — он вспомнил, как искал и читал всю имевшуюся информацию об этой ленте после просмотра, ощущая ещё большее отвращение, но также и лёгкое странное обожание к режиссеру, — он зашёл так далеко, чтобы сделать все максимально реалистичным, что я пытался понять, почему… Почему он сделал это? Почему вообще кому-либо могла придти подобная мысль в голову?       Он слегка потряс головой, затем ставя локти на стол, и прислоняясь губами к сложенным ладоням. Большими пальцами он начал потирать свои губы и подбородок, пытаясь так вернуть себе концентрацию и спокойствие, чтобы закончить мысль.       Звенья цепи наручников на его запястьях тихо побрякивали от легких движений.       — Но ещё, почему вообще кому-то захотелось бы смотреть что-то настолько реалистичное? Это отличается… Настолько, блять, отличается от всех ужастиков. Они создавались, чтобы в первую очередь развлекать. Но этот не был фильмом ужасов. Это был фильм об ужасах. И он стал самой ебанутой вещью, что я когда-либо смотрел…       Он был запрещен во многих странах, потому что противоречил десяткам законов, включая реальный показ насилия над животными. И это было большим и скандальным делом в те времена. Все эти межнациональные законы и подобная херня. Было так тяжело увидеть что-то подобное. Но теперь это просто плавает на просторах интернета.       — Они представили его, как фильм типа «потерянной пленки». И его действительно считали таковым в первое время. Повсеместно люди считали это реально снятым отвратительным видео, — он рванно вздохнул, пока еще не смея взглянуть на Дюмэта, — Его режиссер стал пользоваться дурной славой, но то, что он сделал… Было не безизвестным. Он сотворил что-то невероятно скандальное и отвратительно поражающее, но сделал это так умно и хитро. Он оставил свой след, и люди… И люди не знали, как себя чувствовать и вести, снова встречаясь с ним.       Он издал слегка задушенный хрип, нервно и задумчиво кусая нижнюю губу, пока пытался собрать все мысли и осколки разума воедино. И он ощутил, что это усилие достигло своего лимита. Что у него больше не было мыслей, которыми он мог поделиться. Утро наступит с часу на час, и ему придется мириться с тем фактом, что все прошло, а все новое неумолимо наступало.       Придется смириться, что когда-то долгожданный рассвет для него уже не означал спасения.       — Предположу, что это сила и мощь искусства. Возможность переворачивать с ног на голову что-то отвратительное и ужасное, — он взглянул на Дюмэта поверх своих сплетенных пальцев, встречая пустой взгляд отпалированной блестящей маски, устремленный точно на него. Дух и призрак этой комнаты. Мертвенно, но странно тихий труп слева. Сладость и деготь в одном. Прямо как только появившееся разложение, — Так я думал.       Голова Дюмэта неожиданно взметнулась выше, пока холодные лунные лучи резко пробежали по его маске.       Его вид всегда был хищным, преследующим. Но сейчас, почему-то, Чарли ощущал странное чувство спокойствия, будто смотрел на это издалека, с другого конца экрана. Но в то же время он был настолько здесь, что это взрывало его мозг, сжимало грудь, словно в гигантском кулаке, не позволяя воздуху в полной мере циркулировать.       — Когда ты видишь что-то прекрасное, это притягивает твое внимание. И спустя года ты, возможно, не забудешь это, — он медленно поднял свою голову, смотря на Дюмэта, которого он смог различить сквозь густые и цепкие к чужому телу тени, — Но когда ты встречаешься с чем-то ужасным, глубоко пугающим по своей природе, ты уже никогда подобного не забудешь.       Чарли наклонился ниже, сильнее упираясь локтями в твердую поверхность стола. Его расплывчатое зрение оставляло желать лучшего, но он смог различить все нужные ему детали.       — Я говорил Эрин, что главная звезда нашего шоу… Ч-Что ей является правда, — он горько усмехнулся, чувствуя себя слабым во всех значениях этого слова, — И, конечно, это была ложь. Мне пришлось… Я соврал ей, ведь люди никогда не смотрели подобное ради какой-то там правды. Я никогда не снимал эти документалки из-за… ради чьего-то обучения или какой-то морали. Это никогда не было целью. Никогда, блядь, не было.       Даты. Имена. Места.       Это было лишь частью проверки информации, и это точно не то, зачем эти «ужасы» смотрели люди. И, конечно, это также не то, что заинтересовало его в свое время.       — Я н-никогда и представить не мог, что смогу увидеть подобное своими глазами. Что это… Что э-это будет так… — жестко и резко. И что он сам будет стоять там с открытым ртом, абсолютно потерянный, слабый и беспомощный, — Это несравнимо ни с чем.       Чарли не мог быть точно уверен, но предполагал, что сейчас они смотрели точно друг на друга. Он, со своей странной и непонятной решимостью, и Дюмэт с почти милым, даже детским, любопытством. Это было неправильно и так странно во всем. Даже вызывало напряжение и лёгкую дрожь. Чарли удобно расположил руки, потирая и сгибая свои пальцы друг о друга в задумчивости и тревоге.              Его бегающие линии вместо нормального изображения не улеглись в его зрении. Руки потряхивало, а сковывающие твердые металлические наручники точно не способствовали ощущению комфорта. Но это было неважно. Он наконец смог заключить Дюмэта в четкий квадрат своего видения, будто до этого он, словно фотограф, искал лучший кадр и вид.              Финальный, идеальный кадр, после которого на экране пойдут титры.       — Мой «гранд финале», — лёгкая улыбка коснулась его губ, растягивая поцарапанную, грязную и ушибленную от синяков кожу, — Лучше и быть не могло, не думаешь?       Свет заморгал.       Грантем неспеша поднялся со своего места. Чарли не мог понять хорошо он справился или нет. И важно ли это было вообще. Он даже не мог понять, что именно от него хотел Гектор в данный момент.       Тяжелый стук чужих каблуков заставил его сердцебиение ускорится.       Чарли был напуган. Да никогда и не переставал боятся. Но к этому он почти привык, как и к пальцам в латексном коконе, что взяли его лицо снизу за нижнюю челюсть. Прикасаясь к его небритому подбородку твердо, но не грубо. Это было почти успокаивающе и… правильно?       — Ты… Тебе просто нравиться играть со мной, да?... — уголки губ устало приподнялись, плечи поникли, словно в поражении; расслабились, как обреченное, но, после долгой, отчаянной, пусть и бесполезной борьбы, смирившееся с этим животное в пасти хищника, — Никогда не говоришь, что у тебя на уме, хах… Это так жестоко с твоей стороны.       Чарли закрыл глаза и медленно опустил руки. Этот монолог сожрал много его энергии. Обычно не было ситуаций, в которых он бы хотел держать и действительно держал язык за зубами, и обычно, никогда об этом не жалел. Но он никогда и не был так ранен. Что изнутри, что снаружи. Говорить сейчас было чуть ли не изнурительным, даже если он чувствовал себя немного лучше, когда ментально отошел от того, что сейчас действительно с ним происходит.       Он чувствовал, как тьма сгущается вокруг него, но он был слишком истощен, чтобы хоть как-то на это реагировать. Кончики пальцев Дюмэта слегка сжались, когда его подбородок машинально гладили, почти ласково проходясь по нему подушечкой большого пальца. И когда Чарли просто позволил тихому нежному стону промурлыкать в его горле, он четко услышал чужой шумный выдох.       Он ценил это редкое проявление нежности от Дюмэта всем сердцем, душой и особенно своим израненным телом.       Он сам расслабленно вздохнул, прежде чем прильнуть к чужому прикосновению, полностью растворяясь в хватке чужой ладони. Он почти невольно обвил пальцами крепкое запястье и предплечье, удерживая их в одном положении. Чарли сейчас наслаждался прикосновением руки, что раньше, да и сейчас, могла легко лишить его жизни. Просто сломать. Просто спуститься чуть ниже и продолжить начатое тогда, на лестнице. И осознание, что вместо такого сейчас происходит это… Что ж, он явно не скрывал своего удовольствия.       — Думаю, мне нравится, когда ты такой, — мурлыкающе пробормотал он.       Он чувствовал, как его сознание таяло и растворялось в постоянной, прошивающей каждую его клетку, боли, и просто покинуло его, словно отдавая в баюкающие руки безопасности. Фальшивой безопасности. Позволил себе расслабиться в руках самого опасного существа на всем острове, и его совесть уже даже не спешила бунтовать. Даже если какая-то часть его мозга всё-таки пронзительно кричала ему, чтобы он отпрянул, сбежал или хотя бы гневно возразил.       Он не сделал ничего и этого.       Чарли прошел эту стадию уже пару часов назад. Быстро пересекал одну черту за другой. И он сам понимал, что не было никакого шанса исправить это, исправить его или те вещи, что он уже сотворил.       Он сделал много всего, чтобы выжить, даже если в конце это имело малый вес. Единственно правдивый смысл насчёт их шоу заключался вовсе не в показе предметов для убийств, человеческого безумия или в жутких локациях. Ох, совсем нет. Это было написано маленьким шрифтом между строк. Никто из команды не произносил этого вслух или даже сам не замечал.       Но как с Кейт и со всеми остальными, кто ступил в этот замок, Чарли полностью прочувствовал этот смысл и четкое знание. Эту грубую, но ясную правду, что иногда просто невозможно выбраться.       Чарли знал, что он не справится. Он банально не может. Он физически не мог бежать и, кажется, было мало смысла пытаться.       Так что его слегка дрожащие пальцы покинули рукав Дюмэта, пока его разум все больше погружался в это мутное, но спокойное состояние, искажаясь. Отрывки мыслей и не сформировавшиеся выводы были медленно забыты, просто позволяя его телу наконец-то расслабиться в тепле и прикосновениях другого мужчины.       Чарли не думает, что может сделать что-то кроме этого. И это внутреннее согласие чувствуется горьким и тягучим, словно он открыто принял то, чего сам пока не знал. . . .       Время двигалось то ли слишком быстро, то ли слишком медленно. Он не был уверен, уснул ли он или произошло что-то другое. Он не хотел, чтобы всё, что он видел и чувствовал чуть раньше было его галлюцинацией во время отключки, после которой он вернулся в сознание, полностью потерянный, но не желающий никуда двигаться.       Все воспоминания о произошедшем мелькали в его голове и сбивали его с толку. В черепе с болью пульсировало, и он чувствовал смутную тошноту каждый раз, когда пытался повернуть шеей.       Отдаленно Чарли ощущал, что Дюмэт вроде пытается, схватив его, куда-то потащить, но он был слишком изранен (везде и во всех смыслах), чтобы содействовать этому.       Он даже снял наручники, как истинный джентльмен.       Чарли не смел и пытаться сбежать или противиться чужой крепкой хватке, что, должно быть, дало Дюмэту четкое понимание о том, что ему совсем не стоит волноваться и думать о том, что его любимый пленник сбежит (да и просто попытается нормально двигаться в скором времени). Он просто не мог. Он был в шаге от «стадии овоща»: тяжёлым грузом своего тела полностью осел на стуле, облокотившись руками и навалившись корпусом на стол, даже не в состоянии поддерживать гудящую, раскалывающуюся голову поднятой, что лбом касалась успокаивающе прохладного дерева. Да, он был загнан всеми сильнейшими негативными эмоциями, испытанными в эту одну ночь (коих больше, чем за всю его жизнь, даже учитывая, что он явно был не на лучшей стороне жизни и до этого) в состояние полной истощенности. Он был измучен до тотального повиновения.       Сквозь трещины и небольшие дыры в старых, трухлявых стенах проник кроткий лёгкий ветерок, оттесняя запахи гнили и смрада в его сторону, заставляя из прилипнуть его одежде. Они резко пробили его нос, клубясь вокруг него. Но вместо того, чтобы поскорее покинуть их «общество», в Чарли только возросло нежелание двигаться с места.       Дождь ещё сильнее закрепил и загустил зловонный запах, но Лоннит осознал, что просто не может заставить себя переживать по этому поводу.       Снаружи — должно быть, там было что-то на подобии китайских колокольчиков — пронесся свистящий, долгий звон. Окна слегка дребезжали от них, разнося ритмичные глухие звуки. Деревянные доски заскрипели, и Чарли почему-то был уверен, что Дюмэт теперь не был с ним в одной комнате.       И это заставило проснуться ранее сонный, жуткий страх, царапающий его кости. Ужас свернулся тугим клубком в его животе, посылая бури молний в череп. Но этого все ещё было слишком мало, чтобы он попытался что-либо сделать. Под поверхностные подъемы и спады своей собственной груди, он отдаленно осознал, что тонет в затягивающей, словно зыбучие пески, потребности окунуться в спокойное марево, похожее на сон без сновидений. И он не нашел ни причин, ни сил отказывать.       Прошли может часы, а может и ни одного, но Чарли вынырнул из крепких объятий своего подсознания, ощутив, как кто-то касался его плеча. Слегка, будто он лишь снова заснул за своим рабочим столом в их офисе. Скорее всего, к его щеке снова прилип лист из сценария их нового выпуска, и над ним посмеются, прежде чем напомнить ему о том, что пора бы им домой и вообще, какого черта они работают сверхурочно, и что он должен им доплатить…       — Чарли, — лёгкий, еле слышный шепот, всем тоном передающий срочность и нервозность, — Чарли, давай же, ты должен проснуться.       Пальцы сжались на его плече, давя на синяки, что почти заставило его открыть глаза. Но не передать словами, как было комфортно оставаться так — ничего не видя, лежа на уже согревшейся под его собственной температурой деревянной поверхности. Даже если так его спина ныла сильнее, а ногами даже не было смысла пытаться шевелить. Он бы точно предпочел снова остаться наедине сам с собой.       — Чарли.       Он съежился, отворачиваясь. И машинально поправил слегка спавшие очки мотнув головой о предплечье.       — Дай ещё… парочку минут… — он попытался немного отодвинуться от чужой руки, от этого звука. Но его только настойчивей затрясли, и кто-то все бормотал и бормотал, но Чарли не мог и не хотел понимать что именно, — Н-Нет… Нет, п-прекрати…       — Чарли! — прозвучал требовательный и встревоженный чужой голос — такой знакомый — и его схватили за второе плечо, чтобы резко встрясти, — Чарли! Проснись же!       И, наконец, с мотанием головы и раздраженным ворчанием, он открыл глаза. Он тут же заморгал, пытаясь привыкнуть к свету. Он грелся под красновато-розовыми лучами, мелькающими разными тёплыми оттенками, чтобы понять…       Было утро.       На секунду, Чарли был просто поражен этим фактом, ведь в нем успела крепко поселиться мысль, что эта ночь никогда не закончится.       Он поднял голову, встречаясь взглядом с парой напуганных карих глаз. До Лоннита дошел выдох облегчения, пока он лишь, замерев, смотрел на нее.       И… ох.       — Эрин… — он не мог узнать своего голоса, настолько он был хриплым и тихим, — Что… Гх!.. О-Осторожнее!       Она внезапно загребла его в небрежное, но крепкое объятие, сбивая его с толку ещё сильнее. Когда они виделись в последний раз, она явно была не так счастлива находится с ним рядом. И он не имел ни малейшего понятия, что вызвало такие резкие изменения.       — Мне так жаль, — выпалила вдруг девушка, — Я… Мы нашли вторую запись того разговора. Я не знаю, почему я смогла такое упустить. Я должна была заметить, что это подделка раньше. П-Прости, мне так жаль, Чарли.       Он снова проморгался, не в состоянии попытаться обнять ее в ответ. Его руки так и остались вяло лежать на краю стола, пока он все больше ощущал себя странно отсутствующе во время этой сцены воссоединения. Часть его мозга понимала, что та, видимо, решила вернуться за ним, и это должно быть хорошо.       Но он не чувствовал этого «хорошо».       Вообще ни капли.       — Тебе не следовало сюда приходить, — он отпрянул, как только она ослабила хватку.       — Мы были обязаны это сделать. Мы не могли просто оставить тебя, — мягко пояснила она, и тут Чарли заметил Марка в дверном проеме. Он стоял там, и Лоннит четко различил темно-красное пятно запекшейся крови у него на виске. И у Эрин — он только сейчас заметил — одна из рук была обвернута импровизированной повязкой. Видимо, они снова наткнулись на Дюмэта, — Мы не могли позволить ему забрать тебя.       — «Позволить забрать меня»? — недоуменно повторил он, смотря на нее с пустым выражением лица. Он хотел напомнить ей, что они с Марком не так давно просто взяли и бросили его — и Кейт — на волю Дюмэта, но просто не нашел в себе силы и желчи на острые замечания. Тем более, это уже было неважно.       — Эрин, мы должны поторопиться, — сказал Марк, нервно оглядываясь вниз на лестницу, — Он может придти в любой момент.       Эрин кивнула и торопливо схватила Чарли за локоть, пытаясь подтянуть его вверх. И тянула она с удивительной для нее, насколько он помнил, силой. Но это не помогло. Он не сдвинулся с места. Его кисть вяло свисала в чужой требовательной хватке.       — Чарли? — она посмотрела на него с явным восклицательным вопросом в глазах, — Нам надо идти. Вот прям сейчас. Нам стоит…       — Я не могу.       — Я знаю, что ты не в лучшем состоянии, но т-ты должен. Давай, — она попыталась его подтянуть, но бесполезно. Он просто не следовал за ее движениями, оставаясь неподвижным грузным телом даже после третьей попытки. Вздохнув от беспомощности, она повернулась к Марку, — Помоги мне. Мы должны поставить его на ноги.       Но до того, как нервный парень успел сделать хоть шаг, Чарли оборвал его:       — Стоп. Вы оба, просто остановитесь, — они взглянули на него с различным уровнем тревоги и недопонимания, так что, даже если он не хотел, он должен был объясниться. Было абсолютно за пределами его понимания, почему они вообще обеспокоились и вернулись за ним. Ведь, как пришлось узнать ранее, Эрин буквально видела его вместе с Дюмэтом. И да, он был той самой причиной, из-за которой в итоге умерли Джейми с Кейт.       — Оставьте меня здесь.       Эрин резко вдохнула, будто не могла поверить своим собственным ушам. Тому, что подобные слова слетели именно с его уст, из всех членов команды. И поэтому он не мог осуждать ее за удивление, граничащее с тихим шоком.       — Что ты имеешь ввиду?       — Что сказал.       Она замерла, в не способности что-либо ответить. Марк же быстро перескакивал с одной стадии принятия на другую.       — Ты… — парень потряс головой, находясь где-то между полным непониманием и все растущим отчаянием, — Чарли, ты сошел с ума? Он, блять, убьет тебя, мужик!       Убьет ли?       Ярко-бордовые полосы на его шее четко утверждали, что подобный вариант нельзя лишать статуса возможного. И в то же время он сильно сомневался в том, что Дюмэт решит убить его после стольких раз, когда сознательно оставлял его в живых. Он не из тех, кто так поступит.       Этого он им, конечно, не расскажет. Они просто подумают, что он свихнулся от постоянных ужаса и стресса, пусть это и вправду могло быть причиной его странного поведения. Которая точно была не единственной.       Сохранять позитивный настрой было его кредо. Но иногда приходится быть реалистом насчёт своих шансов.       — Чарли, если… е-если ты… — Эрин до сих пор не понимала, что сказать. Чарли был без понятия, как он сейчас выглядел, но точно мог сказать, что чувствовал, как отекли запястья и пощипывал большой синяк под левым глазом. И пусть он не был больше в наручниках, но выглядел так, будто был обездвижен и пойман во всех других значениях. Ее пальцы обеспокоенно и отчаянно сжали его запястье, — У тебя получится, Чарли. Пожалуйста, просто пошли с нами.       — Мы можем помочь тебе с ходьбой, — предложил Марк, — я могу закинуть тебя к себе на плечо.       Чарли лишь мягко и устало помотал головой, отказываюсь двигаться с места.       — Дюмэт сейчас… Он может быть неподалеку, — хрипло проговорил он, прочищая сухое горло. С опозданием до него дошло, что трупа Люсинды здесь больше не было. Наверное, Дюмэт перетащил ее, пока Чарли был без сознания. Он не знает, куда тот мог отправиться после, но мужчина не должен быть далеко, — Вам лучше уйти сейчас, пока он не не догадался, что вы здесь.       — Ну уж нет, — прошипел Марк, — не-а.       — Чарли… — ее хватка ослабла, оробела, но пальцы всё ещё обвиты вокруг его руки. Будто она была не готова полностью отпустить ту маленькую надежду, что он всё-таки решится пойти с ними, если она упрямо продолжит держать его за запястье, — Я не… Если это из-за того, что мы увидели на камере… Если в этом причина, то я… Я-Я не осуждаю. Точнее, мх… я могу попытаться п-понять или… Эм…              Что ж, это была чистой воды ложь. Даже не близкая к действительности. Но Чарли ценил ее усилия и желание ментально его обнять. Правда ценил.              — Мы не оставим тебя из-за чего-то подобного, Чарли.       Она смотрела на него, ожидая хоть какого-либо ответа, подсказки в его выражении и мимике, сообщивших бы ей, что он ее понял. И он видел, как та толика уверенности растворилась и сошла с ее лица, когда она не смогла этого найти. Теперь она начала действительно понимать.       Чарли мягко усмехнулся, кладя свою руку поверх ее ладони. Она была хорошим человеком. Такой доброй с таким, как он. Он никогда не решался сказать, что очень ценил ее вклад и силы, что она вложила в его компанию. Но он и не собирался говорить этого сейчас. Не хотел вводить в заблуждение, заставляя ее потом думать, что он когда-либо был хорошим человеком.       — Эрин, — он смотрел прямо ей в глаза, и его тонкие сухие губы тронула легкая улыбка. Сжав ее пальцы своими, он медленно отнял их от своей руки, мягко и без слов прося отпустить его, — я не могу пойти с вами.       — Но…       — Мне жаль, дорогая, — он упорно держал уголки губ приподнятыми, даже если его глаза слегка сузились от усталости, — Я правда не могу. Мой путь оканчивается здесь.       И на этот раз она полностью уловила смысл его слов. Он понял это, когда она позволила своей руке соскользнуть с него.       — Что за… Нет, Чарли, — Марк начал подходить к нему, явно намереваясь сделать тоже, что и Эрин, только сильнее и резче. Он схватил Чарли за плечи и дернул его вверх, поднимая — Ты не сделаешь эту херню. Не после того, как К-Кейт и Джейми…       — Марк, — Эрин коснулась его руки, пытаясь успокоить, — Нам нужно идти.       — Эрин…       — Вы оба уволены.       — …Ха?       Они недоуменно моргнули, пораженно взглянув на него. Марк уставился на его лицо, но в расплывчатом видении Чарли тот свое выражение было мутным и неразличимым, что сильно облегчило ему задачу психологически, и он смог сбить чужие руки с себя, делая шаг назад.       Он надеялся, что вся эта сцена на будет длится слишком долго. Слишком по-глупому сентиментально на его взгляд. И тем более им действительно нужно убираться отсюда, пока Дюмэт не нашел их и не убедился в том, чтобы они присоединились к остальной части его команды.       — Вы безработны, а следовательно свободны и можете… можете идти куда хотите, — Чарли схватился за край стола, пытаясь держаться прямо, пусть его ноги и дрожали, а единственным желанием сейчас было — снова сесть на стул; он отстраненно махнул рукой в классическом боссовском выпроваживающем жесте, — А теперь. Валите.       — Чарли, это не… О чем ты, блять, говоришь? — Снова попытался Марк, но вся ситуация уже должна была проясниться. Глубоко внутри он знал, к чему все вело, — Он тебя, случаем, головой о лестницу не приложил? Мы просто не можем оставить тебя здесь и позволить…       — Марк, — он вперил в него усталый взгляд, — нет никаких шансов, что я смогу выбраться из этого дома, не говоря уже об острове. И ты знаешь это. Я знаю это. Он знает это. Так что не будь идиотом и не делай ситуацию еще сложнее, окей?       Как бы и чем парень ни хотел возразить, он подавил это. Все, что он в итоге сделал — сжал в кулак снова протянутую к Чарли руку.       — Но что, если он… — Эрин остановила саму себя, но Лоннит понял о чём она.       — Все будет хорошо, — сказал он с уверенностью, которой в действительности не обладал, — Я в порядке.       Он не понимал почему, но почувствовал облегчение, когда Марк кивнул сам себе. Наконец они приняли то, что никто из них не сможет его переубедить.       — Мы… — Марк сглотнул, — Мы пришлём за тобой помощь, как только окажемся на материке.       Это было пустым обещанием, но Чарли кивнул в знак согласия.       — Спасибо.       — Чарли… — Эрин хотела что-то добавить, и он был готов услышать милую прощальную речь, пусть ему и не хотелось впитывать эту грусть и странное ощущение потерянности. Но вдруг она прервалась своим же громким коротким криком, наполненным чистым ужасом. Чарли и Марк тут же повернули свои головы в сторону, в которую она смотрела. Чернильные мазки очень знакомой фигуры вышли из привычной тьмы.       Дюмэт.       Он был здесь.       — Бегите, ну же! — Чарли грубо толкнул Марка в плечо, отгоняя от стола в сторону выхода, — Сейчас!       Гектор неуклонно приближался к ним и на этот раз без своей привычной вальяжности и игривой медлительности. Он шел, чтобы убивать. И Чарли четко ощутил, что просто не может дать — нет, он не даст — этому случиться. Двух смертей было достаточно. Смерть Кейт и Джейми было, черт возьми, достаточно.       Вспышка адреналина разогналась по его венам, напрягла мышцы, торкнула ускорившееся сердце, завертелась бурей эмоций в голове и помогла ему быстро вытолкнуть свою команду за дверь, направив к выходу, после чего развернуться, застыв хрупкой, но решительной преградой в дверном проеме. Ногти впились в дверной косяк, костяшки побелели от напряжения, а ноги сознательно приходилось удерживать от дрожи. Он стоял; единственная стена между его людьми и довольно раздраженным Гектором Мюндеем.       Эрин и Марк замерли у него за спиной, будто неуверенные, потерянные. А Дюмэт…       Он — по какой-то причине — также остановился, выглядя почти удивленным. Все пространство утопилось в густой тишине, перебиваемой лишь звуком его частого дыхания. Глуша и изо всех сил давя в себе инстинктивное желание отшатнуться, он придал своей позе еще большей твердости. Даже если каждая клеточка его тела, каждый нерв кричали ему — опасность, опасность, опасность.       — Б-Бегите, — с придыханием; словно рвущийся над пропастью канат пробормотал он с таким же треском, — Бегите, сейчас же!       Чарли был безмерно благодарен, что на этот раз никто не пытался спорить. Эрин и Марк бросились вниз по лестнице, пока он оставался на месте, стараясь сильнее вдавить ноги в половицы, словно дерево свои корни. Он зажмурился, пытаясь подготовить себя (пусть он и знал, что напрасно) к тому, что должно было произойти дальше.       Он был без понятия, что Дюмэт придержал для него в своих рукавах и изощренных планах. Он до сих пор не мог нормально оценивать и понимать этого мужчину, каждый раз лишь отделываясь предположениями и тычками в небо. Порой они оказывались верными. В другое же время…       Трухлявая половица протяжно, словно заунывным плачем предвещая ужасное, скрипнула, и он мог слышать, как, с по-хищному грациозной поступью, его мучение, горечь, страх, ужас, вожделение и темные желания в одном опаснейшем и смертельном флаконе становились все ближе.       Чарли распахнул глаза, не находя в себе больше сил бояться неизвестности. И вот она, фигура Дюмэта, залитая переливающимися солнечными лучами, почему-то и на каплю не менее страшная, чем ночью, в похожих голубоватых лунных бликах. Скорее даже, он выглядел ещё более непроницаемо призрачным. Лицо почти скрыто тенью из-за преломления света мутным оконным стеклом.       — И с-снова здравствуй.       Лёгкий, еле заметный, кивок. Не больше.       — Я был озадачен тем, где же ты был… Я… Эм…       Гектор сделал увесистый твердый шаг в его сторону, и он еле сдержал импульс броситься вниз вслед за Эрин и Марком, полностью понимая, что это будет бесполезно и невыполнимо.       — Я не был уверен в том, что ты… что ты вернешься назад, и что будет, если…       …он вдруг решит, что ему больше не хочется или не нужно сохранять Чарли жизнь. Он не был идиотом. Он знал, что Дюмэт, скорее всего, всегда будет проявлять к нему убийственные наклонности. Те, которые возможно шепчут Дюмэту на ушко, что Чарли выполнил все свои функции и давно изжил себя.       Но до сих пор Дюмэт сдерживался от этого. В большинстве случаев, он даже удостаивал Чарли в пощаде и в своем фирменном сострадании, если это можно так назвать. И с такими мыслями он сделал робкий шаг навстречу. Но все еще закрывая собой выход, будто действительно наивно надеялся, что Эрин и Марк каким-то образом смогут выбраться с острова за это время. Гектор не показывал ни капли торопливости, такой же совершенно спокойный, и это заставило внутренности Чарли покрыться инеем и завязаться узлом где-то в животе. В его голове поселились сомнение и страх.       Он боялся за них, и намного сильнее, чем за себя. А он очень сильно боялся за себя сейчас. Так что это многое говорит об его истинных мыслях насчет выживания своей команды.       — Гектор, — Чарли внимательно и в упор смотрел за его реакцией, боясь спровоцировать другого на гнев и… остальное самое неприятное, — Им не обязательно умирать.       Он напрягся, ожидая, что Дюмэт ответит ему враждебным и протестующим звуком или просто оттолкнет от выхода, чтобы сделать, что хотел изначально. Но пугающе было то, что он не сделал совершенно ничего. Просто позволил ему говорить дальше.       — Т-ты хочешь стать известным, так? Тогда тебе нужны свидетели, — продолжил Чарли, прикладывая максимальные усилия, чтобы звучать больше искренне, чем напугано, — Они… Они вдвоем могут стать теми единственными выжившими, которые расскажут всем о твоём существовании.       Потому что, по сути, именно за этим и охотились большинство убийц. Внимание. Дюмэт тоже, скорее всего, увидит для этого привлекательную возможность. И все же, Чарли до сих совершенно не знал его точки зрения и реального мнения. И он начал сомневаться, что у него они вообще были.        — Они бы рассказали журналистам и прессе о том… о том, как много людей ты убил. И…       Вдруг Дюмэт поднял руку, указывая на него, и Чарли замер с приоткрытым ртом. Неуверенный и совершенно озадаченный этим странным жестом. А ещё напуганный тем, что это могло значить.       — Э… — начал он, вопросительно сведя брови, — П-Прости, я не совсем понимаю, что ты х-хочешь сказать. Я… Эм… Я?       Он тоже поднял руку к груди, указывая на себя, вопрошая и умоляя сказать ответ, что был таинственным и тревожным, как, впрочем, и все, что было между ними. Но, видимо, эту часть он выцепил правильно, потому что Дюмэт кивнул. Так, эм… Он. Чарли. А потом…       Дюмэт указал на свой рот.       — Я и ты? Я что-то должен сделать с твоим… — он отвел взгляд, сглатывая и стараясь не думать о том, как хорошо на его лице при солнечном свете может быть виден румянец, — Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал или…       Гектор помедлил, но медленно помотал головой. Заново показывая ему все жесты, неспеша двигая запястьем с выставленным указательным пальцем в черном латексе. Так, снова он. Затем рот. Пока непонятно. Но вот Дюмэт показывает цифру «два», держа пару пальцев перед Чарли.       — А… А-а-а, я понял.       Чарли еще пару раз сопоставил все у себя голове, чтобы точно быть уверенным. На удивление, это было довольно легко, ну или он просто был уже не в себе и ему так показалось. Но в любом случае то, что Гектор пытался донести ему это…       Ты сказал вдвоем.       Это он имел ввиду.       Говоря об Эрин и Марке он не включил себя в список предполагаемых выживших. Должно быть, это его удивило и озадачило, ведь Чарли только и делал (ох, что он только ни делал), что пытался спасти свою шкуру. А теперь он так просто раскидывается подобными словами. И, видимо, именно поэтому Грантем и остановил себя, когда Чарли встал в дверном проеме. Он думал, что Лоннит тоже побежит.       — Я не уйду, — произнес он с короткой утверждающей заминкой, — Я обещал тебе это.       Его слабые, уставшие колени начали ныть, и он без грации оперся спиной о дверной косяк, глядя на Гектора с усталым, но искренним выражением.       — Я… Я останусь с тобой.       Лицо Гектора осталось невозмутимым, но напряжение в плечах, казалось, спало, придавая ему привычно расслабленный вид. Даже если Чарли не был таким идиотом, чтобы повестись на это. Ничего до сих пор не останавливало Дюмэта от секундного переключения между двумя своими состояниями, и он вполне еще мог выпустить своего кровожадного хищника, просто захотев.       Ему приходилось видеть это слишком много раз. Тот самый «щелчок» между Гектором Мюндеем и Грантемом Дюмэтом. Будто две абсолютно разные сущности, но в одном, родном для каждой, теле. Человек и то, что было далеко-далеко за ним, вне его, не им.       — Я знаю, что не могу остановить тебя, — удивительно, несколько легко оказалось это признать, даже если Чарли всегда боялся этого, — И я знаю, что ты не прекратишь делать все… все эти вещи, чтобы я ни предолжил взамен.       Он не думает, что Дюмэт сможет сделать исключение даже в этот раз.       Для этого было поздновато лет так минимум на двадцать.       — Но необязательно, чтобы это было… чтобы это было так… Эм…       Чарли пересилил накатившую слабость, и с усилием оттолкнувшись от дверного косяка, сделал несколько слабых шагов вперед, пока не оказался прямо напротив мужчины. Вблизи он был еще более угрожающим, чем раньше, но Чарли вдруг осознал, что уже полностью к этому привык.       Рациональная часть его мозга была просто в ужасе, но и не она подняла его руки (пусть это и заставило его напряженно зашипеть от резко кольнувшей боли), чтобы поправить воротник чисто выглаженной рубашки Дюмэта. То же, что сделал он сам, как кажется Чарли, так давно, в том самом подвале. В этом теплом утреннем свете, в этой тишине, перемешанной с их тихим дыханием от этого веяло чем-то очень… домашним, почти невинно-милым. Чем это просто не могло быть по существу.       Но данный факт не помешал ему наслаждаться этим.        — Я могу заманивать людей к тебе. Просто… Просто не семьи с детьми, — нотка тревоги блеснула в его тихом тоне и, мягко положив ладони на чужие широкие плечи, его пальцы подрагивали в такт его пульсу, — Я сделаю ч-что угодно для тебя после этого. Просто не убивай мою команду. Эрин и Марк они… они хорошие люди. Пожалуйста, дай им уйти. Я больше никогда тебя о таком не попрошу. Только их. Только в этот раз.       Чем были эти двое в сравнении с тем, сколько уже было на счету у Гектора? Скорее всего, ничем. Просто капля в кровавом море.       Это было глупо и наивно. Очередная бесплодная попытка, но ему хотелось сохранять этот позитивный настрой, даже когда казалось, что ничего уже не могло сработать. Даже когда он озвучил худшую идею, которая только приходила ему в голову.       — Договорились?       Дюмэт вперил в него долгий взгляд, прежде чем медленно кивнуть. Его явно не сильно привлекала эта перспектива, но если он был способен уступить даже эту толику, то, возможно… не все потеряно? Может, если попытается, Чарли мог бы привести Гектора к меньшему количеству убийств и…       Мужчина плавно, но будто бы даже нервно, поднял руку к своему лицу, указывая на Чарли. Затем на свои губы.       — Оу?       На этот раз все было более чем очевидно. Его желание было яснее неба за окном.       В конце концов, они не были нормальными людьми, собравшимися жать руки при заключении контракта. Все их прошлое взаимодействие было пропитано этой необыкновенной близостью, пестрило интимной изнанкой и сильной, как руки душителя на шее жертвы, привязанностью. Кровь постоянно бурлила от адреналина, серотонина и окситоцина. Их смертельная игра в «кошки-мышки» теперь казалась ему слишком похожей на брачные игры и специфический способ ухаживания. Этот волк впился в его шею накрепко, но без желания перегрызать и умертвить. А он, откинув шею, ему позволил, сам своими оленьими рогами врастая в чужое сердце. Да, их печать, их подпись не могла быть в иной, более подходящей, интерпретации.       — Думается мне, я должен показать свою благодарность в полной мере, да? — уголки его губ дернулись вверх, и он взглянул на Дюмэта; тот ожидаемо посмотрел в ответ. Он не решился попросить о снятии маски, просто чувствуя, что сейчас не время для этого, — Так вот… Спасибо, Мистер Дюмэт.       Он потянулся к чужому лицу, кладя ладони на щеки, покрытые белым и твердым материалом маски. И слегка удивился, когда Гектор отзеркалил этот жест, пусть и немного грубо, но с теми же стремлением и горячестью, с которыми делал все остальное, когда они оказывались так близко.       Чарли гадал, сможет ли он когда-либо привыкнуть к виду лица, которого даже не видел. И будет пригвожден к месту одним лишь взглядом этих глубоких, полных всего мрачного и желаемого, глаз, раздразненный видом открытого подбородка и нижней губы.       — Ха, — завороженно, но полностью осознавая свои действия проговорил он, — Это ощущается иначе.       Все прошлые разы он льнул к Дюмэту в моменты накрывшей страсти или резкого отчаяния. И было необычно делать подобное практически без причины, даже если сейчас это было намного многозначительней всего, что было до. Невысказанное обещание, клятва, дав которую, все мосты будут сожжены окончательно.       — Чарли, — глубоко и бархатно проговорил Дюмэт, соприкасаясь своим лбом с чужим и смотря точно в его глаза. Он ответил и, прижимаясь ещё сильнее, подставил лицо, утыкаясь носом в теплую от солнечных лучей маску. Почти губы к губам, но пока еще нет.       Еще шляпа задела и слегка прошла в его волосы, но эта ситуация было почти смешной. В очень странном и непонятном смысле. Типа, хэй, дорогой, я дома.       — Это я, — он тепло посмеялся, не обращая внимание на то, как хрипло это вышло, — Тебе нравиться это говорить.       Дюмэт издал свой привычный, нежный мурлыкающе-бормочащий звук.       — Да, я в курсе.       Они мягко держали лица друг друга. Пальцы на твердой маске, латекс на теплой коже, содрогающееся дыхание, сплетенное в один поток. И, как бы не было комично, Чарли почти забыл, кто кого пленял здесь. В солнечных лучах, со всеми кровавыми следами, оставшимися где-то позади, ночь казалась оконченной. Она не собиралась забирать своих демонов с собой во тьму, но те оказались уязвимыми под ярким рассветным солнцем.       Чарли медленно сократил последние сантиметры, накрывая чужие губы своими. Целовать Дюмэта, будучи обрамленными золотыми лучами и окруженными густой тенью в трухлявом маяке, казалось самой сумасшедшей и правильной вещью, что с ним случалась. Вот оно, это чувство, за которым ему больше не нужно гоняться; оно само его настигло. Заманило, чтобы оставить себе.       Последний кусочек идеально встал на место.       Он ощущал себя освежеванным и возродившимся одновременно. Навсегда оставшись в месте, где ему, видимо, с самого начала было суждено быть. Потеряв и выкинув любую возможность отступить.