Hey man, isn't it poetic That the sky is what we leave behind? I was born into the world on a silken cloud And I got bored of the world before I hit the ground
Пробираясь сквозь кусты и саженцы молодых елей, ломая все ветки на своём пути, задыхаясь от перегрузки, он бежал через лес как можно дальше. Дальше от своего прошлого, дальше от своего настоящего, навстречу неизбежному будущему. Дальше от родных, дальше от незнакомцев, которые завтра будут его искать, с собаками прочёсывая каждый метр леса. Они заглянут под каждый упавший лист, посветят фонарём в каждое дупло дерева, но обязательно его найдут. Ещё неокрепшие с непривычки ноги начали предательски заплетаться, то и дело угрожая его уронить. Он никак не мог ожидать, что ослепляющий луч света, пробивающийся сквозь стволы деревьев, будет причиной его падения. Острый камень рассекает его лоб, горячая кровь стекает вниз, смешиваясь со слезами, прямо к его губам. Он уже не поднимется на ноги. Здесь его ждёт конец. Либо тихая, скромная смерть в ранее таком манящем и запретном лесу, куда врачи напрочь отказывались отпускать на прогулку, либо громкая и позорная смерть на электрическом стуле. Он перевернулся на спину, раздался хруст сухих веток под ним. Перед глазами предстал пустой взгляд только что убитого Авеля. Серые глаза напоминали пустое спокойное небо после грозы. Как же он ещё хоть раз хотел в них заглянуть.***
Госпиталь Святого Бернарда имел при себе церквушку. Со своими хором, алтарём и десятком скамей. Больной миеломой иногда приходил, чтобы хоть час-другой посидеть в тишине, прячась от постоянного шума кондиционера и проезжающих мимо открытого окна машин. От наполненных болью стонов Айзека, недавно прибывшего с лейкемией. Ему можно простить шум, он все-таки умирал. Как и все остальные, разделявшие отделение с Каином. Успокаивающий запах ладана и тихий шёпот молившихся бедолаг, для которых, судя по всему, кроме молений Бога полагаться было больше не на что. Ровно в полдень по понедельникам, четвергам и воскресеньям приходил хор. Кажется, хор уже давно стал главной причиной, по которой Каин в эти дни подобно усердному студенту регулярно занимал место на ближней к алтарю скамье. На песнопения ему было плевать, как в принципе и на всю религию. О каком Боге может идти речь, когда столько невинных людей вынуждены страдать? Да, по нему то и дело пробегала дрожь каждый раз, когда по помещению проносились эхо во всю поющего хора, но одно это ощущение не заставило бы его кряхтя по утрам слезать с постели и ковылять через весь Святой Бернард к своей заветной скамье в первом ряду. Виной всему серые, неприметные глаза, едва видные из-за густых светлых локонов, так завораживающе переливавшихся под солнечными лучами. Больной и безнадёжный был готов смотреть на них всю жизнь. Чёрт, он бы поселился в этой церкви, спал бы на этой скамье, только бы видеть Авеля каждую секунду своей подходящей к концу жалкой жизни. Жизни, полной боли, нескончаемого шума, кодеиновых уколов и сразу следующего за ними кайфа, под которым можно забыть о том, что жизни этой тебе осталось чуть меньше полугода.