Лотосовый цвет на руинах дома

Цзян Яньли не видела своего спасителя уже несколько дней. С тех пор, как Вэнь Чжулю неслышно покинул её рано утром в последний раз, больше он не появлялся. Всё то хрупкое доверие, что она уже успела возвести, сразу рухнуло, когда она прождала до поздней ночи, изводя себя тревогой. Он так и не вернулся. В тот момент Цзян Яньли поняла, что он, по-видимому, решил бросить её. Она теперь совершенно точно осталась одна. Этот человек подвёл её, нарушив все свои обещания и оставив одну в этой глухой дыре, несмотря на всё то, что он говорил раньше, и то, каким честным пытался казаться. Цзян Яньли страшно не любила лицемерие и не выносила лжи. Ей было досадно, горько и обидно оттого, что с ней так поступили, воспользовавшись её трудным положением. Она поверила Вэнь Чжулю тогда, когда никто другой не мог предложить ей помощь, в отчаянии доверила ему себя вопреки всем сомнениям и опасениям, а он оказался достаточно искусным лжецом, чтобы без труда провести её. Конечно, всё это было лишь её домыслами, ведь правду знать она не могла, но она не находила других причин столь долгого отсутствия. Самым мучительным оказалось осознание собственного одиночества. Цзян Яньли понимала, что если она останется здесь и продолжит слепо ждать — скорее всего, её ждёт смерть. Ей неоткуда было ждать помощи, ей некуда было идти, для неё больше не было места нигде в этом мире. Более того — она совершенно не знала, как в нём выживать. Даже без необходимости скрывать свою личность, без страха быть разоблачённой и пойманной людьми Вэнь Чао — она была совершенно беспомощна. Конечно, она всё ещё могла отправиться к родственникам матери в Мэйшань, и те непременно приняли бы её у себя и вступились бы за неё, но Цзян Яньли понимала, что для них это будет концом не менее ужасным, чем то, что случилось в Юньмэне; а этого она никак не могла допустить. Это было бы величайшим малодушием, если бы она подвергла их риску, особенно учитывая, что Мэйшань — первое место, где её будут искать. Ей хотелось уважать выбор Вэнь Чжулю, пожелавшего оставить её. В конце концов, у него могли быть какие угодно причины, и Цзян Яньли не имела права осуждать его — он даже не обязан был ей помогать. Однако отчего-то её донимала горькая досада и обида. Наверное, она была слишком доверчива, и это было её проблемой. Она слишком полагалась на чужую доброту и слишком верила в неё, что в этот раз так сильно её подвело. Выбираться наружу было страшно: днём Цзян Яньли опасалась выдать своё присутствие, а ночью боялась диких зверей, демонов и всего, что ещё может таить в себе густой тёмный лес. Однако когда у неё закончился скромный запас сухих веток, до того сваленных в кучу рядом, ей пришлось выйти, чтобы набрать ещё. Она должна была поддерживать огонь, чтобы не замёрзнуть. Ей хотелось найти что-нибудь съедобное, но в округе не оказалось ничего подходящего, и ей пришлось отказаться от этой идеи. Заклинательницей Цзян Яньли была посредственной, и она понимала, что долго она не продержится без еды, и в любом случае ей, скорее всего, придётся покинуть это место. Но она старалась не думать об этом, желая отсрочить неизбежное. Просто потому, что будущее пугало её. У неё было очень много времени на то, чтобы побыть наедине со своими мыслями. И для Цзян Яньли это было в тягость. Иногда ей очень хотелось поговорить хотя бы с кем-нибудь, высказать кому-нибудь все тяготящие её чувства и, возможно, получить хотя бы какой-нибудь ответ. В той ситуации, в какой она оказалась, одиночество было по-настоящему убийственно. Вэнь Чжулю был не особенно общителен, но даже его компания — пусть и не самая приятная — была лучше, чем ничего. Когда сумерки опускались на притихший лес, сползались и сгущались вокруг её убежища, Цзян Яньли становилось особенно тревожно. Ей было крайне неуютно в тёмное время суток оставаться наедине с пляшущим огоньком напротив. Казалось, что непременно должно случиться что-нибудь плохое, как только стемнеет. И всё, что ей оставалось — надеяться, что до утра она протянет благополучно. Она начала привыкать к этому ощущению постоянной опасности, и ей стало немного легче его переносить. И всё равно — каждый шорох казался подозрительным и настораживал, заставлял долго вслушиваться сквозь собственное тяжёлое нервное сердцебиение, до тех пор, пока она не убедилась бы, что всё в порядке. Дрожащими пальцами она крепко сжимала единственное орудие, которым могла бы попытаться защитить себя, до тех пор, пока все страшные звуки не смолкнут. Это мог быть нечаянно проскочивший мимо заяц или неосторожная птица, а мог быть затаившийся рядом враг или забредший в эти края оживший мертвец, и Цзян Яньли не могла знать наверняка, что именно скрывается за стенами её убежища. Часто она не могла спать спокойно из-за постоянного напряжения (и не только потому, что у неё даже не было хотя бы более-менее сносного места для сна). Она уже не справлялась со своими тревогами. С каждым днём становилось всё холоднее. Что делать с этой неприятностью Цзян Яньли тоже не знала. Того лёгкого одеяния, в котором она бежала из дома, и чужого плаща, который так и остался на ней, явно было мало для того, чтобы выдержать похолодание. С каждым днём у неё становилось всё меньше времени. Она должна была принять решение до того, как уйти отсюда станет невозможно. Но она не решалась. Где-то в глубине души она продолжала хранить надежду на то, что Вэнь Чжулю вернётся. Ей не хотелось верить в то, что он в самом деле нарушил данное ей обещание и бросил её здесь, зная, что она, вероятнее всего, умрёт. … и он в самом деле вернулся. Привычно — поздно вечером, когда уже совсем стемнело, и пришёл незаметно, неслышно, перепугав её до смерти. Цзян Яньли уже не ждала его возвращения. Но он возник у входа в её тихое убежище, как тень, и она сперва приняла нежданного визитёра за демоническую сущность, и едва удержалась от того, чтобы закричать. Однако она вовремя вспомнила, что нельзя шуметь, и на всякий случай зажала рот рукой. Появление Вэнь Чжулю было слишком внезапным, и она ещё долго не могла прийти в себя и справиться с нервной дрожью. — Прошу меня простить. Я не хотел испугать вас, — Вэнь Чжулю ещё какое-то время неловко стоял у входа, не решаясь зайти к ней; ему показалось, что она не слишком рада его появлению. Однако Цзян Яньли совсем скоро вернула самообладание и ответила, покачав головой: — Не нужно извинений. Ей показалось, что её ответ был слишком резким, и что она не должна так себя вести. Но вместе с тем она вспомнила все те душевные терзания и страхи, что преследовали её все эти дни, и её охватило чувство, которого она обыкновенно не испытывала — непреодолимая абсолютная злость. Возможно, Вэнь Чжулю это даже почувствовал, хоть она больше ничего и не говорила; по крайней мере, он держался от неё на расстоянии. Как будто в самом деле был виноват. В конце концов Цзян Яньли не удержалась и всё-таки задала так сильно волнующий её вопрос, даже не пытаясь скрыть свою обиду: — Где вы были? Его выражение приобрело ещё более виноватый вид; он прислонился спиной к стене, как будто ему это приносило облегчение, и, помолчав ещё немного, ответил: — Возникли некоторые проблемы, пришлось задержаться. Прошу простить меня за то, что заставил вас ждать. Цзян Яньли не ожидала, что он в самом деле ответит, и ответит так спокойно и прямо. Тем не менее, она не отступала: — Какие проблемы? — Вы уверены, что вам хочется это знать? — Я хочу знать. Она и сама не могла понять, откуда в ней взялось столько уверенности, но ей совершенно не нравилось, что Вэнь Чжулю пытается от неё что-то скрыть. Раз уж они стали вынужденными союзниками, она хотела быть в курсе его дел, ведь от него зависела и её участь. К тому же, её очень волновал вопрос, когда она сможет покинуть этот проклятый лес, где с каждым днём становилось всё холоднее. — Вэнь-гунцзы должен был ненадолго покинуть надзирательный пункт в Юньмэне, но в пути на нас напали, и ему пришлось вернуться. Сейчас он занят другими делами, поэтому я могу отвести вас в другое место, — спокойно ответил он, не обращая внимания на её настрой. Вряд ли его можно было этим задеть. А Цзян Яньли… была, пожалуй, просто в ярости. Он так равнодушно произнёс злосчастное «надзирательный пункт в Юньмэне», как будто так и должно быть. В её душе взметнулась буря. Как же сильно она ненавидела и его, и всех из Цишань Вэнь в этот момент! — Вот как… — задумчиво выдавила она, едва сдерживая свои чувства при себе. Цзян Яньли не обратила внимания на его последние слова, как будто это вмиг потеряло для неё значение. — Надеюсь, Вэнь-гунцзы в порядке? Она и сама понимала, что не умеет притворяться, и её слова звучали… слишком ясно. Цзян Яньли не знала, что способна так язвить. Наверное, даже Вэнь Чжулю удивился — он посмотрел на неё несколько растерянно, и ответил, проигнорировав её нападки: — В порядке. Я бы не допустил иного. Ощущение, что он говорит не всё, по-прежнему сохранилось, но он дал понять, что так на него не получится повлиять. Она замолчала, отвернувшись и признав поражение. Ей стало неуютно находиться рядом с ним после этого разговора. Не то чтобы Цзян Яньли было совестно за свои слова — она не испытывала угрызений совести и точно не собиралась оправдываться перед этим человеком, и всё же, ей показалось, что она была слишком грубой. — Я обещал найти для вас другое место, и утром мы покинем этот лес, — выдержав длительное молчание, сказал Вэнь Чжулю. — Мне жаль, что я заставил вас ждать и оставил здесь. Мне потребовалось несколько дней на то, чтобы справиться с последствиями покушения, и я не смог предупредить. Он в самом деле раскаивался и действительно чувствовал свою вину — как минимум за то, что доставил неудобства и бросил Цзян Яньли одну, что подверг её риску и заставил переживать. У него возникли некоторые трудности, которые, впрочем, не должны были создавать проблем для Цзян Яньли — он не мог допустить. Не считал нужным посвящать её в подробности, всё равно от неё ничего не зависело. — Вы ранены? — наконец догадалась она, и спросила, пожалуй, слишком несдержанно. Вэнь Чжулю застыл молча, не ответив на её вопрос; только склонил голову, не желая признавать, что это так. Непозволительная оплошность. Она всё поняла — по его невольным жестам и поведению. Где-то в глубине души её даже задело волнение, как тогда, когда кто-то из братьев возвращался домой с какими-нибудь повреждениями, и она утешала их после того, как матушка отчитает за беспечность. Здесь же… всё было иначе. Она должна была со злобой помечтать о том, чтобы и Вэнь Чао, и Вэнь Чжулю погибли, но в то же время этот человек не сделал ей ничего плохого, напротив — пытался спасти, рискуя собственным положением и жизнью. Потому оставаться совсем равнодушной Цзян Яньли не могла, но и для участия она слишком мало его знала. — Это серьёзно? Вы были у целителя? Вопреки жестоким злым временам она оставалась собой. У неё плохо получалось скрывать беспокойство. Вэнь Чжулю это тоже заметил — его удивило это участие, но он принял его с достойной благодарностью. — Всё в порядке, Цзян-гунян, это не стоит вашего внимания, — он осторожно попытался сместить разговор с этой темы, чувствуя себя крайне неудобно. Она сдалась и отступила, поняв, что её поведение, должно быть, странно и неуместно. Только теперь Цзян Яньли поняла, что очень устала. Эти несколько дней ожидания и страха утомили её. Она устала бояться. Если ценой её покоя будет присутствие этого человека в её жизни… она согласна была потерпеть. В конце концов, Вэнь Чжулю уважал её, как уважал её мать, и, она уже твёрдо была в этом уверена, не посмел бы оскорбить её. — Я могу попросить вас о чём-то? — вдруг спросила она, подняв снова ясный взгляд на него. Вэнь Чжулю вернулся из пучин своих мыслей к реальности и сказал тихо: — Простите. Я постараюсь помочь, если это будет в моих силах. Несколько мгновений она набиралась храбрости, понимая, что эта просьба может разрушить всё то некрепкое доверие, что образовалось между ними, что она может перечеркнуть всё, к чему они шли, но это было слишком важно для неё. Она должна была. — Я хочу увидеть их. Это возможно? — на удивление уверенно и твёрдо спросила она, не сводя взгляда с его лица. Не требовалось пояснять, о ком она говорила. Цзян Яньли могла видеть, как вмиг изменилось его выражение; казалось, что усталость и озадаченность ещё больше охватили его. Он не спешил отказывать, но и не давал согласия. Это было слишком сложно, чтобы ответить сразу, но этого ответа она готова была ждать сколь угодно долго. В этом решении была вся её душа, вся её судьба, вся она. — Это возможно, — наконец-то ответил он. — Но это очень опасно. Я могу привести вас в Пристань Лотоса и устроить вам короткую встречу, но я не могу гарантировать, что вы сможете благополучно её покинуть. Ещё хуже — если нас поймают. Я не боюсь за себя, меня, вероятнее всего, не тронут, пока я полезен, и казнят за это предательство позже. А вы… Цзян-гунян, если вы попадёте в руки эр-гунцзы, боюсь, смерть покажется вам милее. Она предвидела такой ответ. Знала, что это слишком большой, необоснованно большой риск. Что она не имеет права требовать его рисковать всем, что он имел, ради неё и её прихотей; что она не должна сдаваться так просто, не должна сама идти в стан врага. Но сердце звало её туда, где сейчас, возможно, пытали её любимых драгоценных А-Чэна и А-Сяня. Смелость никогда не оставляла их, и она тоже должна была стать смелой. — Что ж… — Цзян Яньли не знала, как озвучить то решение, что приняла. Более того, не знала, каким будет ответ Вэнь Чжулю. — Если вдруг я окажусь в их руках, я хочу, чтобы вы убили меня прежде, чем кто-то из них коснётся меня. Вэнь Чжулю понял, что от своего она уже не отступится, что это окончательное её решение. Спорить не стал. Если она хочет добровольно идти на смерть — он не смел её останавливать. Он был милосерден, но не глуп. За годы своей службы у главы Цишань Вэнь он достиг слишком многого, чтобы вмиг всё потерять из-за собственного великодушия; жизнь не раз научила его тому, что жертвовать собой ради других без достаточных причин и выгоды — гиблое дело. Жизнь отдать он готов был за своих господ, за долг, что он мог вернуть лишь собственной кровью, но не за неё, каким бы несправедливым ни был приговор небес. — Я сделаю всё, что зависит от меня. В остальном, вам придётся полагаться на себя, — ответил он холодно. Будто надеялся, что она ещё сможет передумать. Но едва ли это было возможно. Пусть она была уязвимой и нежной, за очарованием скрывалась стальная непоколебимость Юй Цзыюань. В конце концов, Цзян Яньли была её дочерью, кровью от её крови, и не могло быть иначе. — Спасибо, — шёпотом произнесла она и выдавила лёгкую улыбку. Это был путь к смерти, но она не смела бояться. Она желала умереть рядом с теми, кого любила, если придётся. Таково было единственное её желание. Они устроились спать. Вэнь Чжулю велел ей отдыхать, а сам остался нести ночную стражу, чтобы охранять её покой. На самом деле, ему просто не спалось. Он в задумчивости разглядывал её маленькую хрупкую фигурку, прижавшуюся к нему, пытаясь в чертах её лица разглядеть её мать. Но она была совсем иной. Ему непросто было мириться с мыслью, что она тоже погибнет, погибнет просто так, ради утоления чужих омерзительных прихотей. Уже решил, что будет с ней, что не допустит этого, даже если придётся идти на хитрости. А потом заберёт и спрячет там, где никто не сумеет её достать.

***

К утру совершенно невыносимо напоминало о себе пострадавшее во время покушения плечо. У него не было времени на то, чтобы как следует позаботиться о своих ранах, потому теперь Вэнь Чжулю вынужден был терпеть из последних сил. К тому же, стоило сменить повязку — он не знал, как будет делать это сам, однако он не хотел будить Цзян Яньли раньше времени. А если бы он попробовал встать со своего места — непременно нарушил бы её покой — она спала, тесно прижавшись к нему, и улизнуть тихо у него не было ни единого шанса. Пришлось ждать. До рассвета, к счастью, оставалось совсем немного времени. Он не посмел бы просить Цзян Яньли о помощи, вообще не хотел, чтобы она видела это недостойное её глаз зрелище. Вэнь Чжулю считал каждую минуту этого мучительного ожидания. Пока он не шевелился, боль не так сильно беспокоила его, но любого случайного незначительного движения было достаточно, чтобы она вмиг проснулась и вонзилась в его тело. Только дотерпеть до рассвета, чтобы кое-как помочь себе… эта задача становилась всё труднее, чем дольше он ждал. На лице Цзян Яньли отражалось безмятежное спокойствие, какого он никогда не видел, пока она бодрствовала. Должно быть, во сне ей было легче, и трудности её жизни не мучили её. Для неё это было драгоценное время свободы и безопасности — где-то там, разумом, — и безразлично, что станет с телом. Это спокойствие придавало ей вид ещё более нежный, чем обычно. Во сне она была так беззащитна и уязвима… она не заслуживала того, что переживала. Вэнь Чжулю думал об этом, пытаясь отвлечься от назойливой боли. И когда она открыла глаза, простившись с очарованием сна, она увидела его, внимательно разглядывавшего её. До неприличия внимательно. Поняв, что его застали врасплох, он извинился. Сказал, что задумался о чём-то своём. Цзян Яньли, впрочем, не придала этому никакого значения. Ей было абсолютно не интересно, чем занимался этот человек всю ночь. Они обменялись сдержанными приветствиями. Едва придя в себя, Цзян Яньли уже готова была наконец покинуть это место. Она ждала этого дня слишком долго. Вперёд в неизвестность под чутким присмотром цепного пса её злейших врагов… это было абсурдно, но она готова была ему вверить себя. Ранним утром ещё слишком холодно. Она чувствовала, как этот холод забирается под ткань её лёгкого платья и охватывает её полностью. Хотелось сжаться, съёжиться как можно сильнее, чтобы сохранить остатки тепла. Вэнь Чжулю, казалось, не торопился вставать, хоть и просидел так всю ночь в одной позе. Цзян Яньли растерянно посмотрела на него и заметила, как он держится за левое плечо. В его выражении ясно читалась боль несмотря на то, что оно практически никак не изменилось. Это было так глупо, но она уже понимала его без слов. — Цзян-гунян, я должен… — он должен был срочно что-нибудь сделать, чтобы унять эту боль и не потерять лицо. Цзян Яньли вздохнула и села обратно рядом с ним. — Позвольте мне взглянуть, — твёрдо сказала она, намекая, что это не просьба, а требование. — Вам не стоит на это смотреть, — возразил Вэнь Чжулю. И натолкнулся на непоколебимый взгляд светлых глаз напротив. Пришлось сдаться. — Снимите это, — Цзян Яньли тут же начала распоряжаться о том, что ему делать дальше, перехватив инициативу сразу же, как он согласился уступить. — Я плохо смыслю в целительском искусстве, но может быть смогу помочь… У вас есть с собой что-нибудь? Вэнь Чжулю послушно снял верхние одежды. На нижней белой рубашке уже проступили наружу кровавые пятна. Цзян Яньли легко заметила это до того, как он стянул и её. Старая повязка чуть сползла. Порывшись в своих вещах, он нашёл всё, что было у него с собой на такой случай. Где-то в глубине души мучительно отзывался стыд, когда она смотрела на него, полуобнажённого. Он отвернулся, чтобы не смущать её взглядом. Она поняла, что ей страшно прикоснуться. В этом виделось что-то недопустимое, слишком личное — такое, какого между ними не могло быть. Но Цзян Яньли сама ступила на этот путь, потому, подавив неуместные мысли, взялась за дело. С изумлением и ужасом она замерла в полушаге от того, чтобы снять старые бинты. Его плечи и спина были изрезаны россыпью шрамов. Ей было трудно вообразить, чтобы на долю одного человека выпало так много испытаний. Цзян Яньли в самом деле никогда прежде не сталкивалась ни с чем подобным, и это испугало её до дрожи. Колкий страх сжимал крепко горло, мешая ей свободно вдохнуть. Она больше не знала, что заставляло её чувствовать себя более неуютно — обнажённый вид мужчины, который не предназначен ей судьбой, или то, каким был этот вид. Он не был выхоленным и вылюбленным наследником богатого клана, он — воин, и по этим страшным отметинам на его теле Цзян Яньли понимала, что его судьба, наверное, была не самой простой. Трясущимися руками она кое-как сняла повязку. Рана в надплечье сзади выглядела не очень хорошо. Впрочем, о ней уже позаботились до неё, потому от неё требовалось немногое. Она справлялась с этим легко и быстро, пытаясь прикасаться к нему как можно бережнее — боялась причинить боль. Вэнь Чжулю, впрочем, сидел неподвижно, она могла только чувствовать, как напряглись мышцы у неё под пальцами, когда она в очередной раз коснулась почти невесомо вымоченным в каком-то горько пахнущем отваре отрезком бинта кожи у краёв раны. Он умело скрывал свои чувства, но кое-что всё равно выдавало его. Впрочем, Цзян Яньли восхищалась его выдержкой. Она бы никогда так не смогла. Вэнь Чжулю вверил ей себя без сомнений и даже не контролировал её взглядом, отвернувшись, как будто знал, что у неё нет никаких злых намерений, верил ей. Цзян Яньли была добра к нему и сочувствовала его боли несмотря на то, что он причинил боль её близким. Она была… совершенно невероятной. Не такой, как те, кого он знал. Она осторожно нанесла ему заживляющую мазь, которую до того он дал ей. Прикосновения её пальцев были осторожными, почти ласковыми. Цзян Яньли была действительно слишком милосердной. Даже к такому, как он. Аккуратно и умело перевязывала заново, а потом с улыбкой пояснила: — Мои братья, они такие неугомонные. Они часто могли пораниться во время своих дурачеств, и мне нередко приходилось помогать им втайне, чтобы ни матушка, ни кто-то ещё не узнали. Правда, это было не настолько серьёзно… — Спасибо, — тихо выдавил он, когда Цзян Яньли закончила, и выпрямился. Чувствовал, как начинает понемногу утихать боль, и это действительно принесло ему облегчение. Вэнь Чжулю не знал, как справился бы с этим сам, если бы она не настояла на своей помощи, потому был очень благодарен ей. Он дождался, пока боль окончательно оставит его, и поспешил одеться. Они должны были уходить. Вэнь Чжулю нашёл для неё более безопасное и комфортное место, где она могла временно укрыться. И она испытывала облегчение. — Мы уйдём тем же путём? — поинтересовалась Цзян Яньли. Она была полна решимости покинуть это опостылевшее ей место, и глаза её сверкали впервые за много дней. — Нет, — ответил ей Вэнь Чжулю в некотором замешательстве, недоумевая, зачем она спрашивает. — Цзян-гунян, боюсь, в таком виде вам лучше не высовываться, — он намекал на её потрёпанное пурпурное платье, что легко выдавало в ней принадлежность к Юньмэн Цзян. Она пристыжённо умолкла, опустив взгляд. В этом он был прав — она совершенно не подумала об этом. — Вам лучше переодеться, — он протянул ей неприметный свёрток. Цзян Яньли благодарно кивнула. И смущённо посмотрела на него, прежде чем едва слышно попросить: — Не могли бы вы… — Разумеется, — он понял, о чём она говорит, и вышел, скрывшись за пологом раскидистых кустов и трав, чтобы соблюсти хотя бы минимальные приличия и не доставлять ей неудобств своим присутствием. Он не посмел бы стеснять её. Цзян Яньли взялась наскоро переодеваться. Ей было неловко и страшно, потому она спешила, словно её кто-то торопил. Вэнь Чжулю не стал стеснять её и вышел, но её всё равно тяготило ощущение, будто кто-то смотрит на неё, обнажённую и беззащитную. С тяжёлым сердцем она скинула клановое одеяние и, подумав немного, бросила в костёр. Лёгкая ткань сразу вспыхнула, охваченная пламенем, а Цзян Яньли переоделась в принесённые ей простые серые одежды без особых примет. Смотрелось невзрачно, и она надеялась, что так её никто не узнает. Она распустила волосы и собрала их снова в простую причёску, совсем непохожую на то, в каком виде она обыкновенно появлялась на публике. И надела сверху чужой тёмный плащ, плотно натянув капюшон — чтобы её лицо оставалось в тени. Так она вышла наружу, ища Вэнь Чжулю взглядом. Тот со скучающим видом бросал мелкие камушки в бодро бегущий ручей, прислонившись спиной к дереву. Услышав её шаги, высыпал в воду всю горсть и обернулся к ней. Удовлетворённо осмотрел её, вернулся, чтобы забрать всё, что оставил в их временном неуютном пристанище, и погасить костёр. Избавился от всяких следов чьего-то пребывания. — Теперь можем уходить, — сказал он. Цзян Яньли кивнула. Выбираться обратно тем же путём, каким они спускались, не стали — это было бы совершенно непосильной задачей. Вэнь Чжулю поднял её наверх на мече, а она прижималась с тревогой к нему, боясь упасть, хваталась за него так, словно он мог отпустить её. И только оказавшись вновь на прочной земле, она успокоилась и отпустила сковавший её до того страх. И поблагодарила за то, что он сделал бы для неё просто так. Они направились обратно. Цзян Яньли с удовольствием всматривалась в просторные дали, избавившись от столь надоевшего ей пейзажа и вырвавшись туда, где её не ограничивали каменные стены и сплошная зелень леса. Она вдохнула с облегчением. Не хотелось думать о том, что ждёт её в дальнейшем, когда она сунется в логово врага, чтобы увидеться с близкими даже ценой собственной жизни. Она просто наслаждалась моментом, свободой — пусть и временной, холодным утренним воздухом, тишиной. Вэнь Чжулю шёл рядом молча, думая о чём-то своём. Она не решалась смотреть на него, не решалась заговорить и вырвать тем самым из размышлений. В конце концов, они были друг другу чужими.