Сборник «Ханна»

      В конференц-зале было непривычно тихо. Собрание началось несколько минут назад, но они из приличия ждали опоздавших. Постепенно ожидание перешло в обсуждение небольших вопросов, поверхностных и не требующих большого количества присутствующих.       Анна хмуро о чём-то думала. Недавний диалог о её любовниках был болезненным, но на удивление правдивым. Любил ли её кто-нибудь по-настоящему? А любила ли она в ответ?       Возможно нынешние отношения и были теми самыми любима и люблю, пусть и в странной вариации?       Сидящий напротив Мэгик сверкнул взглядом. Их пара была известна эпатажными выходками, преимущественно с её стороны, но в последние годы всё наладилось. Никаких публичных выпадов и погонь.       Но стычки все-таки случались. Как-то Мэгик заметил: "его эти выходки не впечатляют. Он любит тебя за другое".       Анна сначала опешила, а потом поняла. Под "он" Мэгик имел ввиду не себя, а Хаоса, сидящего через стул от него и на которого Анна действительно косила взгляд во время конфликтов, пытаясь найти одобрение, хоть какую-то мысль в духе "моя школа".       С прекращением стычек она не перестала выискивать его реакции. Да и в принципе она и вне зала невольно искала его оценки, одобрения, похвалы. Их отношения действительно были ближе когда-либо и менее всего похожие на вражеские. Каждый из них отдавал и получал. Взаимность. </i>Сладкая взаимность.</i>       Возможно и есть та самая любовь?       Тем не менее под сердцем до сих пор зияла рана с подписью "Ден". Незакрытый генштальт, болезненный и противоречивый.       Перед погружением в новые отношения (а она а них уже ушла по самую макушку) его надо закрыть. Да, они расстались, но не на позитивной ноте, резко, и ей не хотелось оставлять всё так.       К слову, самого Хаоса, которого надо бы впечатлить, в зале не было, что удивительно. Он никогда не пропускает конференции.       Что ж, это и к лучшему. Никто и не подумает, что это показуха.       Встав на стул, а потом и на стол, Анна прошла по гладкой поверхности, возвышаясь, под ошеломленными взглядами тёмных.       Ден сидел у стены, ближе к главе стола. Он низший. А писк мышей с другого конца зала у двери почти не слышен. Гордость и унижение в одном флаконе.       Анна села напротив него по-турецки. Он даже не поднял взгляд.       Остальные минуты превратились в калейдоскоп. Она процитировала с ним нам пару песню Аркуши – Глаза о том, что у каждого из них новая жизнь и она спокойно перевернула страницу прошлого.       А потом всё померкло. Пространство под ней разверзлось, и она полетела под стол.       Голова загудела, хотя она не особо ударилась. Анна собиралась вскочить и подняться, но кто-то настойчиво прижал её волосы подошвой. Макушку пронзило болью. Ещё одно резкое движение, и она сама себе снимет скальпель.       Анна замерла, глотая слезы злости. Кто ей помешал? Хотя эту обувь она узнаёт из тысячи, как и место, рядом с которым оказалась прижата.       Сверху заговорили голоса. – Прошу прощения за опоздание, были срочные дела не требующие отлагательств. Я ничего не пропустил?       Хаос вальяжно прошёлся по помещению и крайне лениво скользнул на свой стул. Скучающе подперев подбородок правой рукой, он оглядел присутствующих. – Да нет! Просто Анна такое представление тут устроила! Кстати, куда ты её дел? –Я? Анну? Я не видел её сегодня.       Его тон был до дошноты невинным, и Анна зашипела от злости. Все присутствующие видели, что это его рук дело, но он, как всегда, отнекивается.       Будто бы почувствовав её укор, тёмный поправился и удивлённо вспомнил: –Ах, Анна! Вроде бы видел. Мне показалось, ей нужно остыть.       Остыть?! Анна вспыхнула и было дёрнулась, но во время вспомнила, что копна волос всё ещё под его каблуком.       Душу затопило бессилие, против воли брызнули злые слезы, а он...       Он будто снова услышал её и отпустил.       Она приподнялась, а потом почувствовала его пальцы в своих волосах. Все мысли, чтобы вскочить и возмущённо высказаться, улетучились.       Голова покорно легла на его колено, а глаза закрылись. Приятные, чувственные прикосновения дурманили. Он гладил её словно любимую кошку.       А сверху продолжалось обсуждение. Все уже и забыли о ней, вот так вот просто.       Движения становились всё мягче, Хаос, будто извинялся за свою выходку со столом, а Анне с каждым касанием становилось тошно.       В горле вместо слюны скопилась желчь, а глаза и щеки жгли слезы унижения.       Надо встать. Выйти. Плевать на публику.       Но хватка в волосах была требовательной, собственнической Она не выйдет. Она не сможет.       Грудь пронзило болью от сдержанных рыданий и осознания. На ней нет ошейника, но она сидит у его ног, как любимая питомица, поддаётся ласке его рук, подчиняется. Мне не нужен ошейник, чтобы привязать тебя к себе. Есть более сильное средство – любовь.       Прежнее окрылённое чувство стало ядом.       Сколько часов прошло, она не знала, но хватка в волосах была уже не такой крепкой, но даже без неё Анна не стала бы сбегать.       Постепенно зал пустел, остались лишь те, у кого были узконаправленные вопросы. Остался и Хаос.       Он отпустил её, когда кабинет полностью опустел.       Анна не помнила, как вышла оттуда и добралась домой. Но лишь оказавшись одна, в безопасных стенах, её прорвало.       Она не в думала ни о заглушках, ни о чем другом.       Были лишь только крики, слезы и желание выть от боли.       Подобные истерики сражали её редко, но нынешняя была в разы сильнее всех остальных.       Мне не нужен ошейник, чтобы привязать тебя к себе. Есть более сильное средство – любовь.        Мне не нужен ошейник, чтобы привязать тебя к себе. Есть более сильное средство – любовь.       Она действительно сама нацепила на себя этот ошейник и дала поводок.       Сама.       Сама.       Сама.       Сама.