Призраки

Темное море, мы вместе тонем.

Что между нами, уже не скроем.

Темное море нас поглощает.

Темное море все о нас знает.

Марси не чувствовала свое тело. Девушка словно была вне его, в постоянном вращении, невозможности поймать точку опоры. Калейдоскоп образов и мыслей, несвязных и расплывчатых, не давал сознанию провалиться в полноценное беспамятство. Мутные бессмысленные картинки перед глазами, чьи-то голоса, нарастающее чувство тревоги, из-за которого Марси ворочалась с бока на бок, измотали за ночь, поэтому, с трудом открыв глаза, девушка ощущала себя так, будто всю ночь пролежала в переходе на картонке, а не на мягком диване в своей квартире. Свет из высоких расшторенных окон лупил в глаза. Нос щекотало нечто, которое, при ближайшем рассмотрении, оказалось хвостом Бекки. Марси, сморщившись, скинула с лица хвост и, закинув руку за голову, нащупала пушистый зад кошки, пристроившийся аккурат на макушке девушки. С губ сорвался обреченный вздох. Рот стянула сухость, неприятное послевкусие выпитого алкоголя осело на языке. Марси осоловелым взглядом окинула гостиную, где и отрубилась вчера. На полу валялись черные брюки и синяя блузка, плед, которым она предпочла бы укрыться ночью, был забыт на спинке кресла. Чтобы увидеть больше, нужно было повернуться, но Марси казалось, что ее голова неплотно сидит на шее — одно неосторожное движение, и она завертится во все стороны, как глобус, или что еще хуже — отвалится и закатится под кофейный столик. Девушка прикрыла глаза. Марси чувствовала себя дерьмово. Во всех смыслах. Похмелье притупляло душевные терзания, и это была единственная причина, почему Марси была отчасти рада, что ей было так плохо — она не могла думать о вчерашнем дне, пока тошнота стояла поперек горла. Аккуратно нащупав пол кончиками пальцев, Марси, предварительно сняв с головы Бекки, сначала медленно опустила ноги, а потом уже приняла вертикальное положение. Комната закружилась вокруг. Бекки, недовольно мяукнув, спрыгнула с колен Марси и посеменила к Марку, затаившемуся на кухне. Мужчина молча наблюдал за пришибленной похмельем племянницей, сидя с чашкой кофе за обеденным столом, и ждал, когда его обнаружат. Начинать разговор ему не хотелось — во-первых, он знал, что ничего хорошего это не сулит, а во-вторых, лишний шум Марси был ни к чему, судя по всему. Девушка, шлепая босыми ногами по полу, проследовала на кухню. Она заметила Марка сразу же, как только встала с дивана — периферийное зрение у нее было, что надо. В их семье было принято желать друг другу доброго утра. Но Марси и Марк молчали, не смотря друг другу в глаза. Девушка с недовольной, опухшей миной опустилась на стул рядом с дядей, и, не говоря ни слова, увела кружку с кофе прямо у него из-под носа. Отпила. Горечь перебила привкус перегара, но Марси брезгливо сморщилась — она терпеть не могла кофе. — Фу, — вернула она кружку дяде. — Откуда ты его взял? Я уже сто лет не покупала кофе. — Миссис Макласки заходила час назад. Я помог ей поймать кота, и она отблагодарила упаковкой. — Ты что, гнался за ним до Нью-Джерси? С чего такая щедрость от этой брюзги? — девушка потянулась, выставив вперед руки, и присела на стул. — Не знаю, по мне милая старушка. Марси кинула на дядю скептический взгляд. Миссис Макласки, ее соседка, была сварливой, вредной женщиной, и уж кто-кто, но Марк точно не мог растопить ее сердце. Девушка с подозрением покосилась на упаковку кофе — наверняка с ним было что-то не так. Мазнув по племяннице взглядом, Марк поднялся со стула плеснуть в чашку еще кофе. — Где надралась? — невинно поинтересовался он, берясь за ручку уже остывшего кофейника. Безобидный вопрос ужалил Марси: девушка бросила на дядю настороженный взгляд, но тут же одернула себя. Иерихонская труба не смогла бы поднять Марка с постели — он точно не был в курсе, где и с кем она была вчера ночью. Девушка не спешила отвечать на вопрос. Первым порывом было бросить: «Не твое собачье дело», но вариант с молчанием казался предпочтительнее. Благовоспитаннее. Правду Марси не рассказала бы даже под угрозой пытки, а кроме правды на языке вертелась только грубость. — А, понял, — качнул головой Марк, поджимая губы. — Ты злишься. Мужчина хозяйничал на кухне в тишине: подсказки Марси ему были ни к чему — он знал эту квартиру, как свои пять пальцев. Марк достал из шкафчика любимую кружку племянницы, закинул в нее пакетик эрл-грея из корзинки с заваркой. Поставил чайник. Марси злилась. Но злость ее была рассеяна и не обращалась на что-то конкретное: Марси в равной мере раздражало и бесило все. И бурление чайника, и гул машин за окном, и шарканье тапочек Марка. Эти мелочи иголками вонзались в мозг, отвлекая внимание девушки от более насущных проблем, которые только и ждали часа обрушиться на нее. Марси грела пальцы о керамическую кружку с чаем. В ее взгляде, устремленном в одну точку, мелькала череда вчерашних воспоминаний, и девушке стоило больших усилий остаться сидеть на стуле, потому как рвущиеся наружу деструктивные эмоции подмывали сорваться с места и разнести все к чертям. Марси не любила обманывать других людей. Конечно, за двадцать четыре года ей приходилось врать и по мелочам, и по более серьезным поводам: жизнь такова, что правда не всегда удобна. Правда колется, режется, обжигает и, порой, топит. Правда ранит. Правда отравляет. Марси не любила обманывать. Но чаще всего она врала той, кого видит в зеркале. Чтобы было проще. Проще думать, что ничего не произошло. Фактически ведь так и есть, да? Ничего не было. Просто вечер, просто танец. Ничего более. Ни-че-го. Марси утомленно прикрыла глаза. Кошка, толкнувшись мордочкой в ногу девушки, требовательно мяукнула — по ее кошачьему распорядку завтрак должен был состояться еще часа два назад. — Бекки, — Марси заглянула под стол, устало вздохнув. — Дай мне пару минут, пожалуйста. Всего пару минут тишины, моя девочка, и я насыплю твой вонючий корм. Круглые, почти совиные глаза Бекки укоряющие смотрели на Марси. Послышался возмущенный кошачий писк, и девушка потянулась потрепать Бекки за ушком: она не виновата, что хочет есть. Выпрямившись над столом, Марси сразу же зажмурилась — такие движения отзывались мушками перед глазами. Похмелье от асгардской медовухи и правда было просто неземное. Выдохнув, Марси тихонько поднялась со стула и направилась к мискам Бекки. Кошка хитро ластилась под руку, тыкаясь в нее, из-за чего Марси насыпала в миску больше корма, чем нужно. Девушка, сидя на корточках, с нежностью гладила кошку по спине, пока та хрустела кормом. — Сигаретку? — послышалось с кухни, и Марси обернулась: Марк растянулся на стуле, сцепив за шеей пальцы в замок. При мысли о дозе никотина натощак Марси почувствовала, что по пищеводу начал подниматься выпитый чай. — Фу, нет, — выплюнула девушка. Кажется, она собиралась окончательно бросить курить. Который раз, конечно, но намерение становилось все более стойким. Стоило Марку перебраться на пожарную лестницу, как Марси решительно поднялась на ноги, напоследок погладив спинку Бекки — если она не заставит себя пойти в душ сейчас, то все планы пойдут по одному месту. От нее пахло вчерашним помешательством, а Марси не хотела пропустить ни одной мысли о нем в это утро. Она абсолютно точно не хочет обо всем этом думать. *** Марк глубоко затянулся. Тление сигареты, сопровождающееся треском табака, в это одинокое утро было громким, но мысли в голове мужчины были еще громче: они отрезали его от посторонних звуков и от реальности в целом. На работе — болото. Звонки, просмотры, душные клиенты — его контра набила оскомину, хотя он устроился туда всего несколько недель назад. Он пинал себя каждый раз, когда просыпался утром и совсем не хотел отрываться от подушки. Не потому, что был ленив — просто душа не лежала. Агентство по недвижимости, где он работал, было клоакой: крошечные офисы, пропахшие едой из микроволновки; снующие туда-сюда агенты со стерильными головами, где кроме сдающихся гадюшников в Бронксе не было ничего. Вокруг чужаки, смотрящие на него свысока только потому, что работали в этой дыре не первый год. «О, ты служил. И как там? Жестко?» Жестко. Жестко? Взрослый мужик, не державший в руках ничего тяжелее геймпада, серьезно спросил его, жестко ли было на войне? Марку захотелось тогда впечатать это поросячье лицо прямо в стену, но он сдержался, мысленно обхаркав офисный планктон с ног до головы. Наверное, хорошо, что они не понимают. Что они видели только отобранные правительством репортажи с Афганистана, что они не знают, как это было на самом деле. Хорошо, что для них война — лишь инфоповод, о котором они не имеют ни малейшего понятия. Хорошо, что они могут говорить об этом так просто. Он бы хотел научиться. Два года он не слышал выстрелов и взрывов. Над головой больше не шумели лопасти вертолетов, казарменный галдеж не будил его по утрам. Было тихо. Но оглушительный рев мирной жизни не давал ему покоя. Марк был лишним. Он чувствовал это каждый раз, когда в компании приятелей вдруг терял почву под ногами, стоило случайно опрокинутой бутылке подкатиться ему под ноги. Он чувствовал, как его прошибал холодный пот, когда где-то далеко гремел салют. Он чувствовал, как злость начинает бурлить в нем, когда слуха касались обывательские разговоры об Афганистане. Каждый день он воевал с самим собой. Боролся с желанием пойти на призывной пункт и вернуться туда, где ему было самое место. Где не надо было думать о работе: ручку на себя и в воздух — вот твоя работа. Где не надо было строить планы на жизнь, ведь ты никогда не знаешь, наступит ли для тебя завтра — есть только сегодня и то, возможно, ненадолго. Там не надо подбирать слов, чтобы никого не обидеть — солдаты толстокожи, они привыкли к брани, тонкая душевная организация там разбивалась о первого же командира, оравшего шевелить яйцами, пока их не отстрелили. На войне проще — все решает случай. А теперь приходилось разгребать самому. Марк отвык от свободы, мирная жизнь стала для него слишком сложной: он барахтался в ней, будто разучился плавать, но должен был хоть как-то держаться на поверхности ради тех, кто был ему дорог. Он больше не хотел никого топить. Но Марку нужен был спасательный круг. Он должен был за что-то уцепиться, чтобы окончательно не нахлебаться воды, и ухватился за Мэй. Чувства к ней не поддавались определению, он боялся давать им название, боялся, что как только появятся какие-то рамки, ему станет тесно. Марк рисковал обжечься снова, поэтому не позволял надеждам загораться в себе. А Мэй нет. Она прыгнула в костер, не обращая внимания на тревожные знаки. А тревожные знаки следовали за ними по пятам. Марк не отпустил Эш. Когда Мэй позвала его к родным, он с опаской посмотрел на эту перспективу. Что это должно значить? Что это значит для Мэй? Накануне отъезда, в вечер пятницы, эти мысли одолели его, и Марк залег на дно стакана, прячась за кубиками льда, как трусливая маленькая рыбка в водорослях. Но даже на дне не было покоя — снизу постучали. Всего один пост, следующий за чередой пестрых фотографий девушки с округлившимся животом. «Добро пожаловать, Аллен!» Маленькая ладошка, зажатая женскими пальцами. Такая крошечная и розовая, что мужчина не мог оторвать от нее глаз, даже когда они начали наполняться слезами. Марк хотел наглотаться виски до блевоты и просто отключиться за стойкой бара, но мысли об Эш не давали сознанию окончательно потухнуть — ее образ проступал под веками, и в эти моменты он распахивал глаза, стараясь прогнать видение. Думать о ней — быть паршивцем. Быть идиотом. Безвольным жалким сопляком. Он не хотел быть таким, он уже был кретином слишком долго. Непозволительно долго. С первого дня, что он вернулся домой, он разделял свою слабость с кем-то: с Сэмом, с терапевтом, с Эш. И все равно все обгадил. Если бы он не взвалил на Эш тот груз, те последствия войны, что изменили его, она осталась бы рядом. Но Марк ее раздавил. Нагрузил непосильной ношей, и как только у нее появился шанс, она скинула ее. И ушла. Ушла к другому мужчине. А вчера родила. А что он? Встречается с девчонкой, которая младше на тринадцать лет? Работает в отстойной конторе с коллегами, которые кажутся ему снобами? Жалкий. Он не смог даже с этим справится в одиночку, ему, как школьнице, обязательно нужно было поплакаться кому-то. Бармен был занят, но если свинья ищет — она найдет. Майлз, чудак Майлз, парень, которого он видел последний раз лет десять назад, единственный из старой компании смог выбраться в пятничный вечер. У других жены, дети, планы, а у Майлза, как и у него, — ничего. Только прошлое, от которого хотелось удавиться. Майлз с пьяной вовлеченностью слушал его нытье. Проникся. Проникся настолько, что перестал следить за языком: «Только шлюхи залетают от других. Не жалей о ней, чувак, она того не стоит». Все было как в тумане: Марк смутно помнил, как влетел кулаком в челюсть, опрокидывая Майлза в лужу в курилке у бара. Он не позаботится о том, как сложить кулак, просто вмазал. Выбил пальцы. Ответка пришлась на бровь, в касание рассекая кожу. Второй удар — под дых. Марк был не состоянии закрыться или отскочить. Майлз выпил меньше, был проворнее. Марк не успел поймать момент, как в мгновение его тело стало настолько ватным, что не могло даже устоять на ногах. Он валялся у стенки, зажимая рукой нос, пока его племянница, эта маленькая девчушка, оттаскивала Майлза, у которого явно упало забрало — у нормальных мужчин не принято забивать ногами лежачего. Размытый силуэт Марси, замахивающийся сумкой на мужика, что был на две головы выше, стоял перед глазами, вытесняя образ Эш с младенцем на руках. С чужим сыном. Не с его. Марк не помнил, как напал на копа — лишь смазанные вспышки капота полицейской тачки, на которой его скрутили; возмущение Марси, ее восклицание: «Не смейте так прикладывать его об машину! Я расскажу об этом адвокату, так и знайте!». Марк был унижен. Растоптан. После Эш осталась выжженная земля, которая лишь с появлением Мэй стала покрываться первыми ростками жизни. Новой, легкой, непринужденной. Жизни, которую он одновременно и боялся потерять, и которую он просто боялся. И, кажется, вчера он окончательно все просрал. На картине минувшего дня было много темных пятен, но Марк знал, что обязан Марси тем, что проснулся не за мусоркой бара. Эта девчонка, его мелкая липучка, уложила его в свою постель, а сама уснула на диване. Он явно где-то оступился в этой жизни. Заметив, что девушка вышла из душа, замотав полотенцами тело и волосы, Марк затушил уже третью сигарету, напоследок втоптав окурок посильнее в почерневшую пепельницу. Как только от тела и волос Марси перестало пахнуть табаком, как только шлейф необдуманных поступков унесла проточная вода, девушке стало легче дышать. Распаренной кожи приятно касался легкий сквозняк из открытого окна. Пахло грушевым гелем для душа и кремом с миндалем. Марси почувствовала себя обновленной. Разбитой, рассеянной, но все же более свежей, чем пятнадцать минут назад. Поесть бы еще — тогда утро точно станет лучше. Запив стаканом воды таблетку от головы, Марси принялась вытаскивать продукты из холодильника. В планах был омлет с шампиньонами. В привычном темпе стряпая на кухне, девушка отвлекала себя от назойливых мыслей о Джеймсе. Марси снова про себя начала называть его Джеймсом. Нужно было дистанцироваться — и первым шагом стало имя. Она изначально не должна была привыкать к Баки. Слишком панибратски. Это обращение будто бы стерло черту формальности, которую нельзя было переступать. От которой благоразумно было бы держаться подальше. Но вчера Марси переступила эту черту. Мотивы Джеймса были ей неясны, и она не стала перебирать причины, почему вдруг он с таким энтузиазмом отнесся к идее выпить вместе. Не стала думать, почему инициатива исходила от него. Потому что неважно, как поступил Джеймс — ведь она сама совершила ошибку, которая аукалась ей всю ночь в размытых пугающих образах. От вчерашних воспоминаний Марси мутило. Она боялась останавливаться на них, поэтому усиленно прогоняла мысли, румянцем оседающие на щеках. Девушка не хотела думать о том, как все выглядело со стороны, а уж вспоминать о том, как это на самом деле было, — тем более. Поэтому Марси взялась за приготовление омлета так, будто это был первый завтрак после Рождества: тонко нарезанные грибы и помидоры она по феншую разложила на сковороде и залила овощную мозаику яичной смесью. Прикрыла крышкой, поправила тарелку с натертым сыром и присела на стул. С концов влажных волос на футболку, которая служила Марси ночнушкой, срывались капли воды. Марк, долго мявшийся на пожарной лестнице, пролез через окно в квартиру. Марси впервые за утро внимательно окинула глазами лицо дяди: широкая темная бровь покрыта толстой, кровавой коркой; нос распух; нижняя губа разбита. Лицо все в кровоподтеках и ссадинах, будто бы Марк подставил голову под чей-то ботинок и проехался мордой по асфальту. Раны выглядели чистыми — значит, Марк заметил аптечку, специально оставленную Марси на раковине в ванной. — Паршиво выглядишь, — подметила Марси, выкладывая вторую порцию омлета на тарелку. Поставив ее на стол, девушка кивнула Марку, и повернулась обратно к плите, чтобы сразу закинуть сковородку в раковину. Прихватив со столешницы натертый чеддер, Марси посыпала сыром свой и дядин омлет. — Чувствую себя не лучше, — пробубнил мужчина, устраиваясь на стуле. Бекки, лежавшая на задвинутой под стол табуретке, кинула на ноги Марка недовольный взгляд — возня кожаных мешала ей спать. — Голова как? Сильно кружится? Боль беспокоит? — Все нормально, док, — Марк принял из рук Марси вилку. Девушка села рядом и тоже принялась за завтрак. — Пострадало только лицо и совсем немножко самолюбие, — дядя уничиженно улыбнулся. — Легко отделался, значит. Пока что легко, если твой собутыльник не решит содрать с тебя денег за ущерб. — Майлз гандон, но не настолько. — О, — протянула девушка, насаживая на вилку кусок омлета, — а мне показалось наоборот. Твой Майлз тот еще слизняк, так что не жди чудес и готовься к худшему исходу событий. — И тебе приятного аппетита, — пробормотал Марк, раздраженно жуя. Он знал, что разговор предстоит не из простых, но, похоже, он переоценил свою выдержку — нападки Марси начали накалять обстановку. *** Баки проснулся поздно. Почти всю ночь он провел сидя с той стороны дивана, где сидела Марси. Подушки пахли ей. Пахли ее одеждой, ее духами, ее волосами и кожей. Баки с особым садизмом делал глубокие вдохи, позволяя яду проникать в легкие и подниматься с кислородом в мозг, где он разносился по множеству сосудов, вызывая в памяти вспышки о ночи, проведенной с Марси. Сны заставляли покрываться кожу испариной. Баки привык просыпаться в холодном поту, но не от того, что на теле будто начинали проступать ожоги от прикосновений девушки, что захватила его сон в эту ночь. Ему снились разные женщины. Те, с которыми он спал недавно, и те, что были с ним почти восемьдесят лет назад. Их образы смешивались, наслаивались друг на друга, и Баки в моменте не понимал, чьи руки гладят его по спине: Долорес или Анны, Дейзи или Кейт. Это было неважно, не эти ласки доводили Баки до исступления: в его фантазиях, над которыми он вдруг обрел власть, под его взглядом десятки разных девушек из разных веков неизменно превращались в Марси. Призрачное, фальшивое чувство обладания ей врезалось в подкорку с такой силой, будто бы это на самом деле было. Сладкий пудровый запах ее шеи. Он чувствует под своими пальцами бешено бьющуюся сонную артерию, облизывает тонкую кожу: она соленая из-за проступившего пота. На его ладонях ее ягодицы. Баки поддерживал Марси под бедра, толкаясь глубже. Пылающая влажная грудь касалась его кожи. Он жалел, что только одна ладонь чувствует ее тепло. Он хотел чувствовать каждый дюйм ее тела своим. Губы касались мочки его уха, выдыхая горячий стон. Крупицы ощущений, что Баки поймал, находясь рядом с Марси, прижимая ее к себе, вдыхая с ней один воздух, запомнились слишком ярко. А его больной, извращенный мозг вплел их в сегодняшние сны. Утрировал, переврал, исказил. Баки не хотел видеть такие сны. Если бы он не остановился, не усомнился в происходящем, не понял, что это просто сон, то рисковал кончить в штаны, как сопливый подросток. Джеймс не понял, что было ночью. Не понял, почему было так приятно чувствовать голову Марси на своей груди, почему это вообще произошло. Как так вышло, что теперь он знал, какого это — чувствовать ее тело к телу. Баки впитал каждое прикосновение к ней, и теперь это не давало ему покоя. Холодный душ не мог остудить его разгоряченное голыми образами сознание. При мысли о том, чтобы сбросить напряжение древним проверенным методом, Баки стало не по себе: возбуждение не отпускало его тело, но Баки не позволил бы себе прикасаться к своему члену и думать о ней. Прежний Баки Барнс не увидел бы в этом ничего преступного и постыдного: в конце концов, мастурбация — естественный процесс. Но нынешний Джеймс Барнс скорее оторвал бы себе руку.             Это Марси, конченный. Это Марси. Запретная женщина, самая опасная, самая неподходящая. Чужая. Вечно принадлежащая другому мужчине. Мужчине, которому он должен жизнь. Баки не хотел быть большим подлецом, чем являлся. Поэтому, выключив ледяную воду, под которой дрожал минут пятнадцать, пока проблема не опала сама по себе, начал собираться на пробежку. Правильное дыхание действительно было более серьезным приемом, чем кажется на первый взгляд. Дышите, Джеймс. Глубже. Задержите дыхание. Повторите. Легче? Легче, доктор Рейнор. Баки по третьему кругу оббегал ближайшие кварталы, держа правильное дыхание. Воздух позднего мартовского утра прочистил легкие, вытеснил шлейф сладко-свежих духов, и голова стала яснее. Баки разложил прошедшую ночь по полочкам, обдумав волнующие моменты. Он вспоминал гладкую ткань блузки под кончиками пальцев, тепло кожи, запах которой он мог чувствовать, но к которой не смел прикоснуться. Блеск сомневающихся серых глаз. Что-то заставило Марси сомневаться, что разогнало ее сердце так, что Баки слышал, как оно колотилось за грудью, видел часто проступающую вену на тонкой шее. Нечто заставило Марси волноваться, нервно облизывать губы и прерывисто выдыхать, отводя от Джеймса взгляд. Баки хотелось верить, что он не ошибся. Что в один момент она правда посмотрела на него по-другому. Что Марси не просто так стискивала его плечо, податливо качаясь в его руках; что она неслучайно позволила ему приблизиться к себе настолько, что можно было ощутить сердцебиение друг друга. Но любые домыслы разбивались о неоспоримый факт: Марси ушла. Убежала от него в ночь, громко хлопнув дверью. Баки понимал, что ведет себя, как маньяк, следуя за Марси в тени. Чувствовал, что видит то, чего не должен был: она выглядела такой уязвимой, когда остановилась у чужой машины. Баки видел, как подгибались ступни, стоило девушке немного качнуться, слышал, как она выворачивает желудок на асфальт, еле держась на ногах. Он хотел помочь, подхватить ее на руки и отнести домой, к ней домой, но понимал, что его появление только усугубит неловкость, возникшую в тот момент, когда телевизор потух. Чертов двадцать первый век. В его время телевизор был роскошью, никому из его района недоступной, но Баки был уверен, что выключался он исключительно с помощью рук: никаких тебе таймеров и энергосберегающих режимов. Технический прогресс разрушил магию ночи. Марси не смогла переварить этот вечер. И как бы каламбурно это не звучало, Баки было паршиво: он не хотел все усложнять. Не думал, что ситуация примет такой оборот, ведь это казалось невозможным: Марси не могла увидеть в нем мужчину. Наверное, он просто перепил. Передумал, переврал, преувеличил. Марси ушла, потому что ей стало плохо, и когда они увидятся, все будет как раньше: никакой двусмысленности. Баки с нетерпением ждал встречи с ней, чтобы убедиться, что он ничего не испортил. Ноги сами принесли его к кварталу, где жила девушка. Хорошо знакомый ему фасад дома освещало весеннее солнце, сиявшее так радостно и так не к месту, что Баки стало тошно. *** Спор Марси и Марка вынудил Бекки спрыгнуть со стула и поискать себе более укромное и тихое местечко. Окинув их напоследок ленивым, сонным взглядом, кошка, подняв хвост, грациозно отдефилировала в спальню. — Марси, я понимаю, что был полным уродом вчера, и… Девушка раздраженно, совсем не по этикету, отделяла куски омлета ребром вилки и запихивала в рот. Покаяние Марка не трогало ее ни на йоту: вот когда все разрешится, когда станет ясно, что все будет нормально (как уверял ее дядя), тогда она и будет готова слушать. — Все-все, достаточно, Марк, — Марси замахала рукой, призывая дядю к молчанию. — Мне не нужны извинения, понимаешь? Я хочу знать, что сраный Майлз Конрой не будет выдвигать обвинение и все. А для этого ты должен с ним поговорить и как-то все уладить, иначе мне может грозить если не отчисление, то отстранение от учебы. — Ты же ничего не сделала, — недоуменно сокрушался Марк, прищурив глаза. Марси отложила вилку. — А он в полиции сказал, что мы с тобой на пару его чуть не забили до смерти! А из-за того, что ты не думаешь, перед кем машешь кулаками, полиция ему охотно поверила и, если уж не за избиение, то за нападение меня могут оштрафовать. Я не буду говорить, что уверена в том, что в меде у меня будут проблемы: я не знаю точно, но даже за гражданские иски отчисляют, понимаешь? Это мед, черт тебя дери! А тебе, мой милый дядя, вообще может светить срок за хулиганство, избиение и нападение на полицейского. Предварительное слушание будет на следующей неделе. — Что? — Марк подался вперед, положив ладони на стол. — Что слышал. Если бы не валялся вчера в стельку, то знал бы, что тебе хотят предъявить. И, кстати, ты должен мне семь сотен за залог. Марк откинулся на спину стула, прикрыв глаза и сжав переносицу двумя пальцами. Марси сердито отпила чай, со злости хлюпнув на всю кухню. — Дерьмо. Сраный Майлз, я прибью его, когда увижу. — Нет-нет-нет, ты постараешься уладить эту ситуацию без кулаков, Марк, я серьезно, иначе мне придется рассказать обо всем отцу. — Не надо угрожать мне моим братом, мне не пятнадцать лет. — Да, тебе десять, потому что ты сначала дерешься, а потом уже думаешь. Какого хрена вообще вчера было? — Он обозвал Эш шлюхой. Губы Марси сначала сложились в трубочку, потом растянулись в немом недоумении. — Причем здесь вообще Эш? Марк вздохнул, складывая руки на груди. — При том. Она родила вчера. Мальчика, если тебе интересно. — Ты поэтому напился? — Отчасти, — уклончиво ответил Марк. Марси в возмущении выпучила глаза. — Марк, какого вообще хрена происходит? Почему ты не позвонил мне, почему не поговорил с Мэй или с кем-то еще, если у тебя проблемы? — Я уже устал плакаться всем в жилетку, вот что! Моя жизнь дерьмо, и я не могу с этим смириться, но не хочу грузить всех и каждого своими проблемами! — Лучше так, чем напиваться до посинения и влезать в драки! Я думала, что он запинает тебя до смерти, и ты представить себе не можешь, как я за тебя испугалась! Но если бы я знала, что все это из-за Эш, то позволила бы ему выбить из тебя всю дурь. — А ты жестокая, Марси. — А ты нет? Ты не считаешь, что поступаешь нечестно по отношению к Мэй? — Причем здесь вообще Мэй? — Ты собираешься ехать в Ньюарк со мной? — прищурилась девушка, вонзаясь раздраженным взглядом в дядю. Она знала, какие вопросы следует задавать, поняла это, по бегающим глазам Марка, пытавшимися скрыться от нее. — Ну, не молчи же. — Нет, я не собираюсь туда ехать. — Я так и знала, — Марси вскочила из-за стола, с громким скрипом задвинув стул, и ушла с кухни, направляясь к шкафам в гостиной. — Наворотил делов, из-за того, что струсил знакомиться с родителями девушки, с которой встречаешься уже почти полгода. Тебе тридцать семь лет, а ты все прячешь голову в песок, я просто в шоке. — Я не струсил, — возразил Марк, круто поворачиваясь на стуле в сторону племянницы. — Я просто неуверен, что это тот шаг, который стоит делать сейчас. — А какой шаг? Она тебя что, под венец тащит? Или, может, просит заделать ей ребенка? — на словах о ребенке Марка передернуло. — Мэй хочет познакомить тебя с родными, просто потому что ты ей дорог, ей это важно! И ты, черт, согласился, а теперь даешь заднюю? Зачем тогда все это было? Зачем ты с ней? Просто, чтобы трахаться или что, просто ответь мне? — Это не твое дело, Марси, — оскалился Марк. — Нет, мое. Мэй — моя лучшая подруга, и я забочусь о ней. Еще в самом начале, осенью, я говорила с тобой, спрашивала, все ли у вас серьезно, и ты уверял, меня что, да. Клялся, что не обидишь, что не сделаешь ей больно. Но я с самого начала подозревала, что так и будет, потому что я знаю Мэй, и знаю тебя. Ей двадцать три, тебе четвертый десяток, и именно ты был должен включить мозги в этой ситуации и контролировать себя. — Я не собираюсь бросать Мэй и причинять ей боль, что ты вообще несешь! — Марк поднялся со стула, на эмоциях всплеснув руками. — Но ты бухаешь вечерами в баре, думая о девушке, что уже даже родила и причем не от тебя! Ты кидаешь Мэй, в важный для нее день, неужели ты не видел, как она смотрела на тебя, приглашая к семье? Что ты вообще скажешь ей, ведь ужин уже сегодня? — Марси, устав говорить на повышенных тонах, почти шепотом произнесла последний вопрос. — Я… я не знаю, — растерялся Марк. — Но я разберусь с этим без твоей помощи. — Да, правильно, потому что я помогать тебе не собираюсь. Уж с чем, с чем, но с Мэй ты должен разобраться сам. Если, конечно, не зассышь, — Марси отвернулась от дяди, чьи глаза уже метали молнии, и принялась искать в шкафу свою дорожную сумку. — Ты такая… — Марк сжал кулаки, глядя на племянницу. — Ты просто стерва, Марси, уж прости. Накинулась на меня так, будто я бросаю Мэй с целым выводком детей на руках! А я просто запутался! Я тоже человек! — Ты умудрился запутаться в собственных ногах, Марк, — устало произнесла Марси, проигнорировав «стерву», брошенную в ее адрес. — Хотя у тебя всего два варианта: быть мудаком и продолжать страдать по женщине, которая давно от тебя ушла, или забыть прошлое, начать новую жизнь, пусть даже и не с Мэй, если ты не уверен в ней. — Как просто, — усмехнулся Марк и прищурился. — Ах, конечно, я забыл, с кем разговариваю. Ты просто мастер отпускать прошлое, — он махнул в сторону девушки, обернувшейся на него, рукой. — Настолько преисполнилась новой жизнью, что даже трешься с типом, который убил твоего мужа. Умеешь отпускать людей, я согласен. Марси будто окатили ушатом холодной воды. В груди все замерло — казалось, сердце остановилось, пораженное словами Марка. Дыхание сперло, и, еле глотнув воздуха, Марси бросила дорожную сумку на диван. Ее глаза, такие же серые, как и у Марка, похолодели. — Вали отсюда, пока не сказал еще чего, — девушка указала пальцем на дверь. Марк, заставший на месте, поджал губы и потупил взгляд. Он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и направился к выходу. Марси повернулась к дяде спиной, слыша, как он начинает обуваться. Она не услышала дверной хлопок, но знала — Марк ушел. Кровь отлила от щек, побледневшая Марси осела на диван, сглотнув ком. Стало больно. Слова Марка, которые он бросил в гневном запале, попали точно в цель, и, хоть девушка понимала, что дядя, как и она сама, не следит за языком, когда злится, ей все равно было больно. Настолько преисполнилась новой жизнью, что даже трешься с типом, который убил твоего мужа. Все, что крутилось в голове Марси последние восемь часов, облачилось в слова, произнесенные другим человеком. Облачилось в шип, вонзившийся глубоко под ребра девушки. Марси прикрыла глаза — слизистую начало щипать. Почему именно сегодня? Почему именно сегодня Марк сказал это? Будь это в другой день, вчера или завтра, это не ранило бы ее так сильно. Не залезло под кожу, не стало бы разъедать внутренности, подобно выплеснутой кислоте. Губы задрожали, Марси упорного сжимала их, но жалкий всхлип все равно вырвался наружу, резанув по ушам в тишине. Грудь заныла — с каждой секундой осколки слов Марка врезались все глубже, заливая грудную клетку ледяной кровью. Из зажмуренных глаз потекли слезы, мерзко стекая по щекам к подбородку — девушка зло утерла их, размазывая неаккуратными движениями по лицу. Обидно. До жжения в груди, до скрипа зубов обидно. Потому что правда. Марси открыла глаза, окидывая взглядом комнату через мутную пелену. Шмыгнула забитым носом, чувствуя, как голова становится тяжелее из-за слез. Правда ранила. Она ранила и Марка, потерянно топающего к метро с сигаретой во рту, ранила и Марси, пустым взглядом уставившуюся в окно на мартовское солнце, выглянувшее из-за утренних перистых облаков. Собачка от молнии дорожной сумки неприятно колола зад, и Марси вытащила из-под себя сумку, устало швырнув ее на пол. Сквозняк из приоткрытого окна, так взбодривший девушку полчаса назад, окатил тело холодом, неприятные мурашки поползли по телу, и Марси всю передернуло от дрожи. Злость отступила, подобно морскому отливу оставляя после себя на береговой кромке грязь и мусор. Брошенные Марком слова стекали по девушке, оставляя липкий след, но что делало Марси еще хуже, так это осознание, что Марку сейчас не лучше. И как бы ей не хотелось убедить себя, что он заслужил быть опплеваным ее желчью, девушка понимала, что она переборщила с нападками. Перегнула палку потому, что все утро распаляла гневный котел мыслями о Джеймсе. О Джеймсе, мужчине, который убил ее мужа. Рвано вздохнув, Марси вытерла остатки слез руками, и поднялась: как бы она не расклеивалась сейчас — она нужна Мэй. Кинув взгляд на часы, девушка направилась к ванной, чтобы умыться. *** Баки оббежал квартал, где живет Марси, в надежде, что он передумает. Благоразумно дав себе время, он сделал два круга по району, но так и не оставил идею зайти к девушке. Он должен был ее проведать. Убедиться, что она в порядке, что ей не сильно плохо после медовухи — так Баки прикрывал свое желание увидеть Марси и, возможно, если ему хватит смелости, поговорить. Джеймс не был идиотом: он не собирался спрашивать в лоб, что она думает о вчерашнем. Что-что, а знание женской натуры все же не кануло в лету через семьдесят лет абсолютного штиля в вопросах отношений между полами. Баки просто надеялся, что сможет понять, изменилось ли между ними что-то или нет. Ему это было необходимо, и не потому, что он имел какие-то виды: Баки прекрасно понимал, что это тупик, откуда даже самому находчивому не отыскать выхода. Баки хотел утешить себя тем, что ничего не поменялось. Он представлял, как зайдет к Марси в квартиру, увидит ее и поймет, что все как прежде: безысходно, нейтрально, привычно. Что он Марси просто… друг? Знакомый? Баки было плевать, кто он в ее жизни, это не имело никакого значения, пока он мог просто время от времени видеться с ней. Марси единственная, кто простил его. Она смогла сделать это, несмотря на то, что его руки были в крови ее любимого человека. Это было для Баки дороже всего. Баки не мог примириться с тем, какую позицию заняла Марси в его жизни. Она чужой человек. Инородный элемент, каким-то образом проникший в душу. Баки должен был отторгать мысли о ней и ради себя, и ради нее. Но он все равно противоестественно стремился быть ближе, но ради чего? Бессмыслица и беспросветная глупость, чистой воды мазохизм. Нужно просто развернуться, уйти, стереть ее номер из телефона и перестать пытаться склеить вазу, которой даже и не существовало никогда. Что Баки хотел от их встречи? Узнать, что все в порядке? В порядке в отношениях, которых нет и не должно быть? Он пытался поймать сачком воздух, понимая, что это не принесет никакого результата, ведь у этих действий нет смысла. Баки глупец. И в осознании своей глупости, в ее безвольном принятии он видел свою слабость. Взбежав по лестнице, Джеймс заметил, что входная дверь квартиры немного приоткрыта. Его тело напряглось, слух обострился, но не мог уловить в квартире посторонних шумов, только легкую, явно женскую поступь. Баки не стал долго топтаться на месте — в конце концов, это глупо: зачем он тогда вообще пришел. Его шаги были абсолютно бесшумны, как у кошки. Даже половицы, что поскрипывали у входа, проигнорировали стокилограммовый вес Баки и не издали ни звука, отчего Марси, спешно вылетевшая из комнаты со стопкой одежды в руках, не могла никаким образом, кроме как воочию, узнать о присутствии постороннего. Баки не знал, чем были заняты мысли девушки, что она не заметила его рослую фигуру у входа. Взгляд Джеймса мазнул по голым ногам, лишь до середины бедра прикрытым здоровой бесформенной футболкой. Баки нахмурился и отвел глаза в сторону, решив обозначить свое присутствие, пока не увидел еще больше того, чего видеть не должен. Он уперся глазами в модульный комод у стены, на котором валялись почтовые конверты и связка ключей с потрепанным пушистым брелоком. — Марси? — голос Баки звучал хрипловато и неуверенно. Девушка, согнувшаяся над дорожной сумкой, испуганно выпрямилась и обернулась. Пучок, небрежно собранный на макушке, от резкого движения головой качнулся и под тяжестью волос сполз на затылок. Покрасневшие глаза Марси, излучающие недоумение с примесью раздражения, уставились на Баки. — Джеймс? Что ты… — Марси запнулась, вспомнив про голые ноги, и впопыхах схватила первую попавшуюся вещь, чтобы прикрыться, — что ты тут делаешь? Баки приоткрыв рот, замялся, не зная, как ответить на ее вопрос — он сам плохо понимал свои мотивы. Его глаза пытались прочесть подсказку на паркете под обувью, но там было пусто, и Баки пришлось придумывать оправдание на ходу: — Дверь, — он вздохнул, чуть поведя рукой в сторону входа, — была открыта, и я… Баки обречено нахмурился. Что за чушь он порет? Он посмотрел на Марси исподлобья, но не «фирменным» убийственно колючим взглядом, как называл это Сэм, а глазами мальчишки, которого родители отчитывали за провинность, а он всеми силами пытался их разжалобить. Боже, он кретин. — И ты решил без предупреждения вломиться ко мне домой? — нервно хмыкнула девушка, спиной двигаясь в сторону своей спальни. Джеймс, не найдясь с ответом, согласно кивнул, бросив Марси скромную улыбку уголками губ. Увидев ее, Марси сглотнула и сразу же отвела потерянный взгляд. — Пару минут — обычно я встречаю гостей в штанах, — пробубнила она, прекрасно понимая, что как бы тихо она не говорила — Джеймс все услышит. Скрывшись в спальне, Марси прикрыла глаза, прислонившись лопатками к двери. Не день, а сплошное испытание. Она не хотела видеть Баки, по крайней мере не сейчас, пока еще свежи воспоминания о вчерашнем вечере. Не сейчас, когда она находится в тотальном раздрае, на грани своей психической стабильности. Его появление здесь — не иначе как злая шутка Вселенной или происки дьявола, задавшегося целью затащить ее в ад. Кто-то дернул переключатель. Резко и злонамеренно. Почему она так реагирует? Почему не может просто… просто воспринимать его нормально, как раньше? С чего вдруг присутствие Баки так взволновало ее? Марси стиснула зубы. Сегодня все решило ее добить. Сначала она песочила себя, потом Марк подкинул, как говорится, на вентилятор, а теперь еще и Джеймс решил заявиться и растоптать все ее сомнения в том, что вчера ей просто показалось, что на самом деле ничего не шевельнулось глубоко внутри. Но вчера шевельнулось. Шевельнулось и сейчас, когда она увидела его в своей квартире, когда она поймала его взгляд и заметила эту чертову улыбку, адресованную ей. Распустив пучок и схватив расческу, Марси с остервенением провела ей по волосам. Зубцы застревали в спутанных после мытья прядях, но девушка все равно тянула их вниз, не обращая внимания на боль. Небрежно, торопливо затянула волосы в хвост, схватила из ящика первые попавшиеся штаны. Марси хотела закончить со всем побыстрее и уехать, надеясь, что Ньюарк отвлечет ее от дурных мыслей. Она так хотела убежать от себя. Баки приложил пальцы к переносице. Ощущение, что он делает что-то не так, не покидало его с того момента, как он переступил порог квартиры. Марси была огорошена его появлением, он видел это в ее взгляде, в скованных движениях, и это не было неожиданностью для Баки — все-таки, он вломился к ней без предупреждения. Его беспокоило то, что он буквально кожей чувствовал некую враждебность Марси, будто она была против того, что он пришел к ней, что он вообще оказался в поле ее зрения. Это заставило Баки похолодеть внутри. Неужели он все испортил? Послышался щелчок — Марси показалась из спальни. В той же футболке, но теперь в пижамных штанах с рисунком хорошо знакомого ему красно-синего щита со звездой. Баки не заметил, как губы дернулись в едва заметной улыбке. Заметив, куда направлен взгляд Баки, девушка взмахнула рукой: — Я не чокнутая фанатка — это бабушкин подарок, она у меня любит пестрые вещи. Он перевел взгляд на девушку и неловко поджал губы. — Мило. — Зачем ты пришел? — без обиняков спросила Марси. Баки заметил, как она нервно сжимала пальцы ног. Взвинчена, но лицо непроницаемое, как и прямой, холодный взгляд, устремленный прямо на него. — Хотел узнать, все ли в порядке, ты так быстро вчера… — Баки не успел договорить: Марси нетерпеливо его перебила. Эта вдруг обнажившаяся привычка девушки покоробила его, но он прикусил язык, удержавшись от замечаний по этому поводу. — У меня все классно, не переживай. Припухший, красный нос и прозрачные, воспаленные слезами глаза говорили об обратном. Не успев обдумать уместность своего вопроса, Баки выпалил: — Что-то случилось? — Джеймс, — она так твердо позвала его по имени, что Баки вдруг нахмурился. — У меня все нормально, я же сказала. Просто, — Марси странно вздохнула, будто со всхлипом, но быстро взяла себя в руки, отворачиваюсь в сторону наполовину собранной сумки, лежащей на диване, — я спешу. Ты выбрал неподходящий момент, тебе лучше уйти. — Марси, я… — Просто. Уйди. Джеймс, — отчеканила Марси. Баки прошелся языком по задней поверхности зубов. Теперь он снова Джеймс. Собственное имя, впервые за долгое время произнесенное Марси со сталью и холодом в голосе, резало уши, которые уже привыкли слышать приветливое «Баки». Ее глаза смотрели на него. Прямо, жестко, непримиримо. Будто хотели в первую очередь убедить саму обладательницу в верности выбранного поведения. Марси застыла на месте, пытаясь взглядом выдавить Баки из квартиры. Она смотрела ему в глаза, в эту пленяющую серость, за которой скрывались неведомые ей мысли. Баки умел маскировать эмоции, сам того не подозревая. Марси не могла догадываться, что думают они об одном и том же. Она лишь убеждала себя, что поступает правильно. Марси была хорошо знакома с чувством симпатии. С хитрым, долго маскирующимся чувством, зреющим втайне где-то в потемках, там, куда не смотришь, откуда не ждешь. Катализатором может быть что угодно: прикосновение, взгляд или вообще что-то иное. Сложно определить причину в то мгновение, когда вдруг понимаешь, что смотришь на человека по-другому. Обычно ты просто понимаешь, не думаешь, отчего и как. Марси поняла все еще вчера. Пыталась забыть свое открытие, отвлечься, переубедить себя, обмануть, заткнуть. Это просто пьяный бред. Ложь, даже повторенная десятки раз, все равно останется ложью. В серых глазах напротив Марси видела свое падение. Она смотрела на Баки, чувствуя, как пульс разгоняется, ловля себя на том, что ее взгляд соскакивал ниже или выше, против воли обводя черты его лица. Отвращение к самой себе росло внутри. Так не должно быть. Разум, в надежде защититься, в последних попытках отторгал очевидное. Баки давно убедился, что его надежды — пустой звук для этого мира. Если Бог существует, то внимает его мольбам только ради того, чтобы сделать все с точностью, да наоборот. Хочешь защищать этот мир от нацистов? Ха, станешь их главным оружием. Хочешь, чтобы все осталось, как прежде? Много хочешь, ведь я переверну все с ног на голову, даже если это будет выглядеть совсем сюрреалистично. Опасения, что с ночи не давали ему покоя, вырвались наружу и воплотились в образе девушки, что застыла напротив него на расстоянии шага. Вчера между ним и Марси не осталось и сантиметра, а теперь расстояние, исчислявшееся прозаичной системой си, превратилось в нечто неизмеримое и непреодолимое. Что такое — сделать шаг — по сравнению с тем, чтобы переступить через себя и через выстроенные неизвестно кем рамки? Физическое расстояние сократилось вчера между ними только ради того, чтобы завтра они оттолкнулись друг от друга как можно дальше. В сгустившейся тишине Баки слышал быстрый стук чужого сердца. Он мог бы подумать, что Марси боится его, и это было бы логично — нормальные люди его боятся. Но Баки вдруг понял, что Марси не нормальная. Нормальная бежала бы от него как можно дальше, не впускала бы в свою жизнь, обманывая и его и саму себя в том, что он заслуживает расположения с ее стороны. Сумасшедшая. Как Стив, как Сэм, как все, кто рискнул находиться с ним рядом. Безумная, как и он сам. Если бы она была нормальной, то не почувствовала то же самое, что и он. Не позволила бы потерять рассудок в полумраке квартиры, не позволила бы разуму улетучиться в окно, смешавшись с дурманящим дымом сигареты, что они курили на двоих. Волнение чернотой разлилось по серой радужке. Баки видел свое отражение в чужих расширенных зрачках. Второй раз за сутки он стоял перед выбором: сделать шаг вперед или назад. Выйти за порог этой квартиры, чтобы больше не вернуться, чтобы больше не встречаться ни под каким предлогом, либо же двинуться вперед, обхватить ладонью затылок и заставить сказать вслух то, что он уже успел услышать в тишине. Баки нашел ответы на все вопросы в молчании, окутавшем их, прочитал их на лице Марси, разглядел в упрямом взгляде ее глаз, уловил в нервных движениях ее пальцев. Ответы не принесли Баки ничего, кроме горечи. Все выводы, что он успел сделать за доли секунд, складывались в одно простое слово — конец. Баки не хотел вынуждать Марси повторять просьбу убраться из квартиры — он и так отнял у нее слишком много времени. Скользнув взглядом по пряди, выбившейся спереди из хвоста, он развернулся и в два шага вышел из квартиры, не прощаясь. Выждав пару секунд, Марси подлетела к двери, запирая ее на замок. Приложившись лбом к холодной двери, Марси вновь заплакала. Абсолютно беззвучно — только лишь плечи тряслись. Слезы солью жгли щеки и подбородок, Марси жмурилась, утыкаясь лицом в деревянную поверхность двери и душила в себе всхлипы, надеясь, что Джеймс точно ушел и не слышит того, что происходит в квартире. Марси воротило от самой себя. От того, что она чувствовала к Джеймсу, от того, что ей пришлось грубить ему, лишь бы он поскорее ушел. Под закрытыми веками рисовался его высокий силуэт, его большие серые глаза, смотрящие на нее с разочарованием. Горло сжалось в спазме. Он наверняка подумал, что она стерва. Конечно, она ведь не дала вставить ему и слова, перебивала, выгоняла, была такой… сукой. Скалящейся, огрызающейся, отпугивающей от себя людей. Марси надеялась, что она отпугнула Баки. Что он больше не будет тянуться к ее обществу, что он перестанет видеть в ней приятную компанию. Так будет проще. Так она сможет делать вид, что ничего не произошло. Бекки настороженно выглянула из спальни и, пригнув голову к полу, навострила уши и посмотрела на хозяйку, трясущуюся у двери. Пушистые лапки невесомо засеменили по полу. Кошка, почувствовав неладное, прижалась боком к голени. Бекки крутилась вокруг ног Марси, ластясь к ним всем телом. Отлепившись от двери, девушка посмотрела вниз и удивленно приоткрыла рот, через который в то же мгновение прорвался неконтролируемый всхлип. Подхватив кошку под передние лапы, Марси прижала ее к груди, утыкаясь носом в пушистую голову Бекки. Ее шерсть пахла домом, спокойствием и каким-то невероятным кошачьим уютом. Бекки глубоко, утробно заурчала, и эти вибрации проникали под кожу Марси, выравнивая сердечный ритм и давая возможность спокойно, без спазмов, выдохнуть. Девушка щекой потерлась о мордочку кошки, чувствуя, как внезапная истерика покидает ее тело вместе с выпускаемым из легких кислородом. Марси остывала, эмоции утихали, оставляя после себя лишь осадок в мыслях. Ей до чертиков хотелось сигарету, чтобы выкурить из головы каждую зацепку, что могла бы вывести ее из строя. Но вместо этого она покрепче перехватила одной рукой кошку, зарываясь другой в ее шерсть, и направилась к шкафчику в ванной, где лежали остатки успокоительных, прописанных когда-то психотерапевтом. Аптечные наркоманы потеряли бы дар речи, увидел набор препаратов, спрятанных за белой дверцей в маленькой ванной. Антидепрессанты — разумеется, против депрессии и апатии. Седативные — в помощь от кошмаров и бессонницы. Транквилизаторы — от излишней тревожности, порой перерастающей в невроз и паранойю. Марси уже забыла, когда в последний раз принимала их: в какой-то момент она начала справляться без них. Спокойно спать, просыпаться с чувством бодрости и с желанием правильно начать свой день. Приступы тревоги больше не накрывали, не заставали врасплох, заставляя теряться в реальности. Марси чувствовала себя паршиво, но не настолько, чтобы ушибать себя таблетками. Постояв напротив полки с желтыми пузырьками, на которых белели наклейки с ее именем, девушка уверенно захлопнула дверцу. Не хватало еще прибавлять наркозависимость к списку причин, почему она идиотка. Нужно просто связаться с миссис Клэр. Или с Ким. Хоть с кем-нибудь, с кем она может поговорить откровенно, без страха быть пристыженной. Осуждение — последнее, что ей сейчас нужно. Марси просто хотела поделиться переживаниями, надеясь, что мысли, которые она гоняла по кругу в голове все утро, произнесясь вслух, перестанут иметь силу. Обесценятся, превратятся в ничто и прекратят так царапать душу. *** Девушка дремала, привалившись лбом к боковому стеклу автомобиля, размеренно плывущего в потоке других машин по Бульвару Реймонд. Ненавязчивый запах ароматизатора в отцовской машине подействовал на нее, как снотворное: оказавшись в хорошо знакомой обстановке, с папой, Марси позволила себе расслабиться и в итоге отключилась, проспав больше половины пути до Ньюарка. Сквозь сон до нее долетали обрывки радиошоу, через закрытые веки виднелся свет, в голове даже лениво плелась паутина мыслей — мозг и не спал толком, но, когда Марси открыла глаза, то чувствовала себя бодрее. Пыль, поднятая утренними событиями, осела, припорошив выматывающие рассуждения насчет произошедшего. Мелькавший за окном Ньюарк, низенький и, по сравнению с Большим Яблоком, безлюдный окончательно спугнул дрему. Марси рефлекторно потянулась почесать глаза, но тут же вспомнила, как старательно, в попытках отвлечь внимание от опухших глаз, выводила стрелки. Зевнув, девушка устроила ладони на коленях — от греха подальше. — Я уж думал, что придется заносить тебя Крамерам на руках. Как в детстве, — улыбнулся Уилл, повернувшись к сонно моргавшей дочери. В уголках его глаз собрались мелкие морщинки, выдавая возраст. — Жалко, что после тринадцати это уже не кажется таким милым, — запоздало отозвалась Марси севшим после дремы голосом. Она переглянулась с отцом, отразив его теплую, скромную улыбку, и откинула солнцезащитный козырек, чтобы посмотреться в зеркало. Макияж на месте — это утешает. Волосы сбоку слегка примялись во время сна, и Марси пришлось немного взбить их пальцами у корней. — Бессонная ночь? — Да, — отозвалась девушка и поджала губы, захлопывая козырек. — Выбирала подарок для Эбби: пришлось допоздна лазить по всяким девчачьим сайтам, а утром бежать в ближайший магазин. Хорошо, что ты согласился подвезти — так бы я опоздала. Марси закусила губу, опустив взгляд на пальцы, теребящие край платья. Неприятное послевкусие лжи осело на языке, и пусть обман был невинен, девушке было не по себе. Присутствие Баки в ее жизни скрывалось от многих близких ей людей. Отец и бабушка и вовсе были не в курсе, а в разговорах с остальными Марси избегала упоминаний о нем, чтобы не провоцировать лишние домыслы и расспросы. Опыт с Марком подсказал, что подобная модель поведения была выбрана не напрасно: стоило кому-то узнать об их общении, как этот факт обернулся против нее. — У тебя совсем нет времени, — вздохнул отец. — Может откажешься от стажировки? Марси мысленно хмыкнула. Времени у нее как раз предостаточно, раз за один вечер она успела загреметь в полицию, а потом заскочить в гости к Джеймсу, мать его, Барнсу и надраться с ним же до тошноты. — Нет, пап, все в порядке. Просто дел навалилось в один момент, такое бывает. Я справляюсь, честно. Марси старалась звучать убедительно, для пущего эффекта даже попыталась выдавить успокаивающую улыбку, но вышло кисловато. — Бабушка говорила, что ты поздно возвращаешься домой. Каждый вечер, — Уилл повернулся к дочери, обеспокоено заглядывая ей в глаза. — Я переживаю — тот район не из спокойных. Бесплатная больница, где стажировалась Марси, и правда находилась в неблагополучном районе — в Бед-Стайе. И хотя он не каждый день фигурировал в криминальных сводках, как Браунсвилл, ходить вечерами одной там было страшновато. — Я беру такси, когда задерживаюсь допоздна, не переживай. — Может стоит обзавестись правами? Чтобы твой старик знал, что ты в безопасности. Девушка тихо прицокнула. — Обязательно, но для начала я должна быть в состоянии купить и обслуживать машину, а пока я не могу себе этого позволить, — Марси, устроив руку на дверном выступе, уперлась подбородком в ладонь и отвернулась к окну. — Деньги не проблема, о чем вообще речь. Девушка нахмурилась. Тема финансов уже несколько лет являлась камнем преткновения между ней и отцом: с каждым годом Марси становилось все труднее принимать от него помощь по идейным соображениям. Совмещать работу и учебу в медицинском было нереально, и Марси приходилось мириться с тем, что на третьем десятке все ее расходы, начиная от покупки продуктов до оплаты медицинской школы, покрывал отец. Она не отбирала у него последний цент, Уилл был в состоянии закрывать все нужды дочери, но Марси все равно было совестно. Она прикрыла глаза. Спорить совершенно не хотелось — не тот настрой. — Ты знаешь мою позицию по этому поводу. Я безумно благодарна за предложение, но давай без излишеств. — Марси, твоя безопасность это не излишество. Она на первом месте. — Я что-нибудь придумаю, пап. Может, поищу себе другое место. Давай позже обсудим, хорошо? Если бы отец продолжил гнуть свое — Марси бы выскочила из машины на ходу. Ей начало казаться, что Марк не так уж и не прав: куда проще сбежать от неприятного тебе разговора, чем пытаться выстроить адекватный диалог, параллельно скрывая, как гадко на душе. К великому облегчению девушки, Уилл считал ее поганое настроение и отступил. В салоне ненавязчиво бормотало радио. Марси мысленно пыталась себя расшевелить, чтобы не убить унылостью праздник Эбби и не вызвать лишних вопросов от миссис Крамер. Мама Мэй была хорошей женщиной, доброй, но излишне любопытной, и любопытство это тесно граничило с бестактностью, достойно противостоять которой Марси была сейчас не в силах. Единственным способом укрыться от назойливого внимания миссис Крамер было сделать такое лицо, которое сообщало бы всем окружающим о душевном благополучии и абсолютной гармонии — никому ведь не интересно, когда у человека все хорошо. Город был позади — Марси с отцом въезжала в предместья Ньюарка, в частный сектор со стройными рядами домов всех мастей. В Ист-Орандже — маленькие и скромные, с местами облупившейся краской и крошечной придомовой территорией; в Вест-Орандже — побольше, отделанные новеньким сайдингом, с асфальтированными подъездными дорожками; а вот в Монклере не увидеть ни облупившейся краски, ни сайдинга — фасады домов буквально кричали, что достаток их владельцев намного выше среднего. Пригород для богачей отличался изыском, ухоженностью и чистотой. Даже машины в сезон слякоти сияли, отражая своей поверхностью величие хозяйских домов. Марси заерзала на сиденье, заглядывая в боковое зеркало и репетируя приветственную улыбку для семейства Крамер. Девушка хотела убедиться, что она не будет выглядеть в глазах людей, как жертва инсульта. — У меня есть предложение, — вдруг произнес Уилл, и Марси оторвалась от прогона фальшивых эмоций. Она обернулась и встретила хитрое лицо отца. — Если ты говоришь про переезд на Манхэттен — я сразу говорю нет. — Мимо, — мужчина сбросил скорость и свернул к обочине у раскидистого кирпичного дома с черными ставнями. — Я предлагаю тебе сходить на благотворительный вечер. — И пожертвованиями наскрести мне на машину? — девушка саркастично вздернула бровь. — Нет, — усмехнулся мужчина, закатив глаза. Именно от него Марси перенял эту привычку. — АМА проводит благотворительный бал для поддержки студентов из малоимущих семей. — Насколько могу судить, к таковой я не отношусь. — Сбор для малоимущих, а вот сам бал уже для состоятельных: кто-то же должен вносить пожертвования. Там будет много видных, успешных врачей, они занимаются разными проектами. Придешь, заведешь полезные знакомства и, может, найдешь себе нишу по душе. Это перспективы и, к твоему счастью, они чаще всего оплачиваемые. Марси, призадумавшись, надула щеки. Предложение и впрямь было интересное, но сомнения заклубились внутри: скопление чрезвычайно умных людей вселяло в нее некое чувство собственной ничтожности. Неуверенность в себе появилась после случая в далеком прошлом, когда она пришла на подобное мероприятие с Лайонеллом: куча ученых обступила ее, еще совсем юную студентку первых курсов, и задавила интеллектуальными разговорами, в которых она терялась из-за отсутствия должного уровня знаний и практического опыта. С тех пор много воды утекло, она стала старше и, как ей хотелось верить, умнее, однако осадочек все равно остался. — Я еще даже не выбрала направление… — затянула девушка, и отец тут же подхватил: — Тем более. Специалисты из разных областей в одном здании — пообщаешься и поймешь, что тебе нужно. Профориентация хоть куда, — Уилл подкупающе улыбнулся. Марси прищурилась: — Ты ведь не оставишь меня одну на растерзание всяким снобам? — Как можно так отзываться о будущих коллегах, — пожурил отец, состроив предельно строгое лицо, хотя в глазах можно было прочитать не только смех, но и одобрение слов дочери. — Не отойду от тебя ни на шаг, не переживай. Не могу же я упустить возможности похвастаться своей умницей-красавицей. Марси, впервые за день, искренне улыбнулась. — Умница-красавица, значит. — Вся в меня, как еще могло быть? — мужчина обаятельно просиял. — Ну, раз так, то как я могу отказать, — нежная, родственная улыбка не сходила с лица Марси. Ее отец был располагающим к себе человеком, и действовал на Марси, как умиротворяющий бальзам — наверное, это какая-то родительская магия. — На неделе завезу тебе приглашение. Глаза Марси округлились. — Я думала, что пройду как «плюс один». Уилл замялся и поднял на Марси какой-то странный, осторожный взгляд. — Тут такое дело… У меня уже есть «плюс один», — он покачал головой из стороны в сторону. Марси ахнула и, так и оставшись сидеть с приоткрытым ртом, моргала, изумленно уставившись на отца. — Вау. Рада за тебя, что я могу сказать. — Обрадуешься еще больше, когда познакомишься. Ее зовут Белла. — Сказал бы о ней в самом начале — я бы согласилась сразу же, — засмеялась девушка. — Ну, я надеялся, что тебя соблазнит тяга к знаниям, а не любопытство. Чуть помедлив, мужчина многозначительно посмотрел на дочь и добавил: — Ты тоже можешь пригласить кого-то… — Изящная попытка разузнать, есть ли у меня кто-то. — Неплохо получилось, а? — Я бы чуть поработала над техникой, но да, неплохо. И я приду одна, — Марси рукой потянулась к заднему сиденью, где лежал пакет с подарком и дорожная сумка. — Одна так одна, — еле слышно вздохнул мужчина. — Мне нужно заглядывать к Бекки, пока ты тут? — Нет, — махнула рукой девушка. — Я оставила ключи соседке, она присмотрит. — Та старушка? — удивился Уилл, наслышанный о напряженных отношениях Марси и миссис Маккласки. — Конечно нет, — хмыкнула девушка. — Попросила женщину с четвертого этажа. Я как-то помогла ей поднять коробки, и теперь мы в доброжелательных соседских отношениях. Спасибо, что подвез, — Марси, перегнувшись через подлокотник между водительским и пассажирским сиденьями, обняла отца, оставляя на его щеке поцелуй. Ее спину тут же огладили теплые, родные ладони. Девушка зажмурилась, прижимаясь щекой к отеческой шее, и на секунду у Марси сперло дыхание — захотелось расплакаться, как маленькой девочке. Она разжала руки и торопливо, пока распогодившееся настроение снова не упало ниже плинтуса, вернулась на свое место и дернула ручку двери. — Передавай всем привет и поздравь от меня именинницу, — сказал Уилл, когда Марси уже вылезла из машины. — Обязательно, — обернулась девушка, улыбнувшись. — Пока, пап. — Пока, — Уилл пригнулся и, лучезарно глядя на Марси через открытую пассажирскую дверь, помахал на прощение. Как только Марси захлопнула дверцу, машина тронулась и двинулась дальше по дороге, оставляя девушку одну напротив дома семейства Крамер. Марси сделала глубокий, полный вдох. Воздух на улице Юг-Маунтин-авеню был легким и свежим, чему был обязан огромный парк Игл Рок, находившийся всего в полумиле от дома Мэй. Девушка с минуту стояла на улице, размеренно вдыхая весну и стараясь законсервировать в себе приподнятое отцом настроение. Ветер ласково потрепывал ее волосы, и в это мгновение Марси почувствовала необычайную гармонию. Пригород и близость к природе успокаивали. Прервав своеобразный акт медитации, Марси повернулась лицом к дому, в высоких витражных окнах которого уже горел свет, хотя на улице еще даже не начало смеркаться. На подъездной дорожке стояли машины — гости уже были здесь. Откинув волосы за плечи, Марси поудобнее перехватила сумку с вещами, поправила пудрово-розовую бумагу тишью в пакете с подарком и двинулась к крыльцу. Не успела Марси потянуться к ручке, как дверь уже распахнулась, а из-за нее показалась высокая девчонка с двумя тонкими косичками, обрамляющими сияющее радостью лицо. — Марси! — восторженно воскликнула девочка, кидаясь с объятиями. — Эбби! — девушка поставила пакет на пол крыльца и обхватила девчушку рукой, прижимая к себе. От волос Эбби пахло сладкими духами, напоминающими сахарную вату. Марси отстранилась, окидывая девочку взглядом. — Обалдеть! Ты уже с меня ростом — куда так разогналась, дорогуша? Эбби, смеясь, покрутилась перед Марси, показывая себя во всей красе. На ней было короткое приталенное платье, с прозрачными рукавами-фонариками и летящей юбкой. Образ Эбби был очень нежным, подходящим под ее мягкие черты лица, и только ярко-красные кеды с развязавшимся шнурком выбивались из картины. — Как тебе платье? — Я сражена, — Марси приложила ладонь к груди, чуть отклонившись назад. — Выглядишь потрясно. — Вы с Мэй просто обязаны сфотографировать меня перед тем, как придут друзья, — Эбби отошла в сторону, пропуская Марси внутрь дома. — Надеюсь, ты сможешь вытащить ее из комнаты, она там целый день висит с кем-то на телефоне. Марси, пристраивая пальто на напольной вешалке, обернулась. — Она совсем не выходила? — тревожно поинтересовалась девушка, понимая, с кем Мэй могла разговаривать все это время. — Мама не позволила бы ей такой роскоши, — хмыкнула Эбби, с любопытством поглядывая на цветастый пакет, который Марси взяла в руки. — Мы все утро украшали домик для гостей, но как только закончили, она сразу смоталась к себе. Марси поджала губы, бросив озадаченный взгляд на лестницу, но быстро стряхнула с лица задумчивое выражение, вновь поворачиваясь к Эбби: — Домик для гостей, значит. Там будет твоя мега крутая тусовка для малышей? — Мне пятнадцать, — насупилась девочка. — Все серьезно. — Если найду алкоголь — стучать не буду, но конфискую все подчистую, так и знай, — подмигнула Марси, на что Эбби закатила глаза. Когда девушка собралась вручить пакет с подарком, в прихожей появилась миссис Крамер. Обняв Марси, Эстер, мама Мэй и Эбби, пригласила девушку к столу, попутно подсказывая, где лежат остальные подарки и куда ей пристроить свой. Эбби с досадой в глазах от неутоленного любопытства проводила свой подарок взглядом. Родня Крамеров уже стеклась в столовую, где, сидя за накрытым длинным столом, обсуждала новости. Сухой старичок, который по памяти Марси приходился Мэй двоюродным дедушкой, возмущенно доказывал незнакомой женщине, что Джеймсон прав. В чем именно — Марси понятия не имела, потому как подоспела к своему месту уже после начала спора. — Эстер, может мне сходить за Мэй? — спросила Марси, оборачиваясь через плечо на нависшую над ней миссис Крамер. Женщина шерстила глазами стол, проверяя наличие приборов у каждого. — Не нужно, — отмахнулась она, — Гилберт уже пошел за ней. Марси зажалась, оглядывая стол. Половина гостей была ей знакома, и в основном они относились к линии мистера Крамера — его семья жила в предместьях Нью-Йорка, поэтому они тесно общались, и Марси, с детства гостившая у Мэй, знала всех поименно, а с некоторыми даже нашла общий язык. Родственников же миссис Крамер она знала лишь понаслышке, и такое количество незнакомых ей людей заставило чувствовать себя несколько неуютно. Мэй появилась спустя несколько минут и молча заняла свое место рядом с Марси. Девушка выглядела подавлено, но старалась улыбаться, не показывая гостям вида. Спрятать свое состояние оказалось легко — собравшиеся родственники сосредоточились на споре о новоявленном герое Нью-Йорка — загадочном Человеке-Пауке. И, когда разговор о нем исчерпал себя, за столом начали мусолить следующую тему — Мстителей. Марси и Мэй скептически переглянулись. — Ты ведь умеешь оказывать первую помощь? У дедушки Зака сейчас давление за двести подскочит, — прошептала Мэй, наклонившись к Марси. Марси подавила смешок. — Если у него от злости лопнет голова, то я, увы, ничем помочь не смогу. — Эту шайку нужно упечь за решетку! — сварливо вскрикнул тот самый старичок, что возмущался в начале застолья. — Не понимаю, куда смотрят власти после Заковии. — Зак, давай отложим этот разговор хотя бы до момента, когда Эбби пойдет веселиться с ребятами. Именинница уже заскучала слушать твое брюзжание, — мистер Крамер подмигнул дочери, мрачнее тучи сидевшей во главе стола. — Послушать старших всегда полезно, — проворчал дедушка, хватаясь трясущейся рукой за вилку. — Но не всегда приятно, — подметила Эбби. — Тем более, что я с тобой не согласна, дедуля. Мэй обреченно вздохнула — Эбби была слишком недальновидна. Начался новый виток бубнежа в русле «это все ваше либеральное воспитание», и если бы не бабушка Пэм, нагрузившая своему вспыльчивому мужу полную тарелку запеченной картошки, Зак никогда бы не замолчал. Пока старые челюсти были заняты пережевыванием гарнира, гости смогли переключить тему разговора на более приятную и бесконфликтную. Мистер Крамер не мог прекратить расхваливать во всех красках Эбби, рассказывая о ее достижениях в области иностранных языков. Девочка краснела под сладкими взглядами родственников, и Марси могла поспорить, что в этот момент она хотела лишь одного — смыться поскорее в домик для гостей. После пары бокалов белого вина, опрокинутых под нажимом сидевшего слева мужчины, представившегося Кайлом, Марси присоединилась к общему разговору, отвлекая внимание от Мэй, вяло ковырявшейся в тарелке. Миссис Крамер, несмотря на то, что стол был полон гостей, во весь голос интересовалась причиной печали дочери, и Марси героически перехватила ее внимание на себя, увлекая беседой о своей дальней родственнице, у которой совершенно не ладилось с работой из-за судимости. Пока Мэй молча топила печаль в белом полусладком, Марси вещала за двоих, мысленно прикидывая, чем еще можно заболтать присутствующих. Когда девушке уже начало казаться, что на языке вспухает мозоль, Эбби кинула ей спасительный круг, торжественно заявив, что ей пора к друзьям. Мистер и миссис Крамер поднялись из-за стола следом за Эбби, чтобы поприветствовать гостей дочери и убедиться, что в подарочных пакетах подростки не припрятали алкоголь. Воспользовавшись моментом, взрослые разбрелись кто куда: одни направились в гостиную, другие — в уборную, а третьи — на улицу, подышать. К последним относились Марси, Мэй и ее двоюродный брат, Нейт. Троица с ошеломлением следила за возбужденно гомонящей толпой подростков, шествующей под предводительством Эбби к домику для гостей. Мальчики, казалось, выглядели на три головы выше Марси, а некоторые в телосложении могли и вовсе посоревноваться со Стивом. Девочки внешне не сильно выбивались за рамки своего возраста, а вот в искусности образов составляли достойную конкуренцию актрисам с ковровых дорожек. Марси поймала себя на старческой мысли, что в ее время подростки выглядели по-другому, но потом вспомнила моду на автозагар, прибавлявшую юным девушкам лет пять точно, и пришла к выводу, что молодежь во все времена старалась казаться старше, чем есть. — Они точно школьники? — усомнился Нейт, между девушками стоявший на террасе и с таким же шоком смотревший на компанию уже не детей, но еще и не взрослых. — Даю десятку, что тот с длинными волосами уже пошел в колледж, — Мэй незаметно показала пальцем на долговязого крепкого парня, разразившегося низким смехом на весь двор. — Двадцатка на то, что он его уже закончил, — хмыкнул Нейт. Когда мистер и миссис Крамер вернулись, праздник перенесли в гостиную — все уже наелись и хотели сменить стулья на комфортные диваны и кресла. Эстер периодически курсировала по комнате, подливая в бокалы вино, чтобы беседа между гостями не угасала. Злободневных разговоров больше никто не заводил: все боялись, что на этот раз сердце дедушки Зака не выдержит. Марси, Мэй и Нейт, прибившийся к девушкам, устроились на противоположном конце гостиной у окна, где стоял маленький диванчик. Места Нейту не хватило и он, как джентельмен, уселся на мягкий ковер, оперевшись спиной о высокий книжный шкаф. Мэй старалась вести себя, как обычно. Болтала, временами смеялась, слушая рассказы двоюродного брата о первом семестре в Принстоне, где, судя по всему, он больше развлекался, чем учился. Но Марси заметила, как девушка периодически проверяла свой телефон, и с ее лица в этот момент спадала ширма непринужденности. — Может пройдемся? — Марси поддела руку Мэй, обхватывая локоть. — Давай, — кивнула девушка и поднялась с дивана. Нейт в этот момент подорвался за ними, но намекающий взгляд Марси приземлил его зад обратно на пол. Сумерки уже скрадывали очертания заднего двора. Кусты по периметру утонули в вечерней темени, голые ветки деревьев чернели на фоне черничного неба. Садовые фонари разбавляли вечер, освещая выложенную брусчаткой дорожку, но не могли в полной мере противостоять опускавшейся на улицу темноте. В окнах домика для гостей мерцали разноцветные вспышки, оттуда же доносились оглушительные басы Дрейка, и следом за голосом певца шел нестройный подростковый хор. Вечеринка была в разгаре, и весь этот шум заставил Мэй с недоверием глянуть на дом. — Заглянуть что ли к ним? — сказала она скорее самой себе, чем Марси. — Думаешь, стоит? — Угу, — качнула головой девушка и двинулась вперед. Марси засеменила следом, буравя взглядом спину подруги: она затеяла эту вылазку на улицу, чтобы поговорить, но Мэй, похоже, хотела оттянуть этот момент. Марси знала Мэй больше половины своей жизни, и за все эти годы она усвоила одно: Мэй была из тех людей, кто говорит в лоб. Она была открытой, не стеснялась говорить о своих переживаниях, и в общении с близкими справлялась с внутренними проблемами. Но сейчас она молчала, хотя Марси видела, что ей есть что сказать. В душе копилась тревога, подпитываемая тем, что Марси перебирала вариант за вариантом, почему Мэй вела себя так. Злится ли, что Марси не позвонила ей вчера и не рассказала про Марка. Или же злится на Марка, и по наследству эти чувства перекинулись и на девушку. А, может, Марк наговорил Мэй такого, что она вовсе не хочет озвучивать это вслух. Варианты один другого гаже, и Марси, как назло, находила десятки причин, подкрепляющих ее догадки. Девушки, задумчивые и смурные, приближались к домику. Марси смотрела себе под ноги, хмурясь о своем, а Мэй с подозрением заглядывала в окна, но кроме бликов стратоскопа и теней там было ничего не различить. Когда подруги уже находились на финишной прямой, а именно у ступенек к двери, за углом дома послышалось взволнованное перешептывание. Мэй уловила голоса и уже свернула в сторону, откуда они доносились, как вдруг Марси остановилась и потянула ее за рукав: — Может не станем влезать? — на ухо сказала она. — Наверняка просто детские секретики. — Тогда им нечего бояться, — тихо ответила Мэй, пожав плечами, и уверено завернула за стену. Между двух постриженных туй толкались два парня. Они шушукались между собой, не замечая пришедших, и Мэй не спешила обозначать свое присутствие. С увлечением наблюдая за подростковой возней, она привалилась плечом к увитой сухим плющом стене домика, а Марси пристроилась рядом и, прищурившись, пыталась разглядеть происходящее в тени растений. — Что делаете? — невинно поинтересовалась Мэй, рассекая своим нарочито бодрым голосом атмосферу таинства. Парнишки испуганно вскинули головы, молниеносно пряча руки за спину. Четыре круглых от страха глаза уставились на девушек. — Ручки покажите. — Миссис Крамер… — проблеял один из мальчиков, и Мэй тут же перебила его: — На твое счастье я мисс, — выделила девушка, — Крамер. Что у тебя в руках, — поманила она, — гони сюда. Парни переглянулись, взволнованно сглатывая. — Давай-давай. Потоптавшись на месте, парень шагнул вперед и, кинув полный стыда и испуга взгляд на «подельника», протянул на распахнутой ладони косячок. Мальчишка смущенно шмыгнул носом и отвернулся, не зная, куда деть свои руки: он и затылок успел почесать, и в кармане пошарить, и в конце концов скрестил их у груди. — Как зовут? — строго спросила Мэй. Марси скрыла улыбку за ладонью. Напускная суровость подруги не вызвала у нее трепета — смех, да и только. Картина стара как мир, и еще десять лет назад они с Мэй были на месте этих мальчишек. — Я Пол, а это Саймон, — парнишка, вросший в землю между двух туй и до сих пор молчавший, без промедлений сдал, как говорится, все пароли и явки. — Значит так, Саймон и Пол, — Мэй уперла руки в боки, зажимая в ладони отобранное, — если я узнаю, что в этом доме кто-то напился или, не дай бог, накурилсям я сдам вас предкам. Конкретно вас двоих, — она обвела их пальцем. — В ваших интересах проследить, чтоб все было прилично. Поняли? — Поняли, — в унисон ответили мальчики. — Свободны, — Мэй мотнула головой в сторону дома, и парней как ветром сдуло. Только приглушенная брань, долетавшая сквозь ночь до девушек, намекала на произошедший конфуз. Марси присвистнула, окидывая Мэй взглядом. Девушка разжала ладонь, придирчиво рассматривая косячок. — У меня на эту херню нюх, — глубокомысленно заметила Мэй, поднимая глаза на Марси. — Да ты прямо комиссар Рекс, — хмыкнула Марси, лениво шагнув к Мэй. — Что будешь делать? — непринужденный тон, казалось, не выдавал никаких намеков, но Мэй заговорщически улыбнулась, услышав вопрос. Несмотря на слово, взятое с ребят, Мэй не оставила идеи заглянуть на праздник к Эбби. Громкая музыка насиловала уши, отвыкшие от запредельного воздействия звука, и сильно ускорила сестринскую инспекцию: убедившись, что Эбби в порядке, а в туалете никто не пачкает рвотой ободок, Мэй пошла к Марси, которая не стала примерять на себя роль полиции нравов и осталась ждать подругу у двери. Десять минут, а именно столько Мэй прощупывала обстановку в домике для гостей, Марси провела в компании девчонок, обступивших ее сразу же. Юных особ приманила «взрослость» девушки, совершенно иного толка, нежели у их матерей. Всего за несколько минут они успели засыпать ее вопросами: какие духи она использует, откуда платье, куда она ходит в Нью-Йорке, есть ли у нее парень и что интересного она может рассказать про колледж. Марси растерялась, не зная, как одновременно отвечать на одни вопросы и в этот же момент слушать новые. — Эбби сказала, что вы лично знакомы с Капитаном Америка! — девчонка, что пыталась протиснуться сквозь кольцо других девочек, наконец добилась своего. Марси ошарашено моргнула. — А… эм, — девушка облизнула губы, выискивая глазами Мэй, чтобы наслать на нее невербальное проклятье за язык без костей. — Да, через общего знакомого, — закивала она, неловко улыбаясь. Девочки переглянулись между собой, сверкая взбудораженными улыбками. — А у вас есть его номер? — Вы знаете, где он живет? — Вы друзья? Марси нервно засмеялась, не представляя, что отвечать девочкам. Похоже, все их предыдущие вопросы были лишь прелюдией перед тщательным выуживанием подробностей личной жизни Стивена Гранта Роджерса. — А Баки Барнса? Его знаете? Марси, потеряв дар речи, застыла с открытым ртом. Одно упоминание его имени прострелило ее волнением, свинцовой дробью расходящимся по телу. Баки, как подножка, выбивал почву из-под ног, когда Марси только начинало казаться, что у нее все устаканилось. — Нет, не знаю, — соврала она, даже не понимая, почему. Может это что-то стыдное? Неприличное? Личное? Симпатия, притяжение, влечение - они бывают разными, разными у разных людей. Кому-то хочется говорить о предмете воздыхания, чтобы люди знали о существовании этого человека в его жизни. Кто-то молча хранит его образ в себе, не подпуская лишних глаз к сокровенному, не желая делиться с другими своим счастьем. А кто-то скрывает. Лишь бы не выяснилось, лишь бы ни в чьей голове их имена не стояли рядом. Ведь это скандально, недопустимо и аморально. У Марси со скоростью света развивалась паранойя. «Людям плевать. Они слышат то, что говоришь. Только ты тут додумываешь». То, что утаиваешь от себя, все равно находит способ себя обозначить. Напомнить о том, что не хочешь запоминать. В глазах Марси отражались блики стратоскопов, и за взглядом ее туманились навязчивые мысли и чувства. Она не слышала голоса девочек, на заднем фоне размыто кружились их лица, утонувшие в цветных вспышках. На лбу проступила мелкая испарина. Стало душно. Очень душно. Смазано, ярко, замедленно. Руки девушки, прежде обнимающие плечи, будто бы напитались влагой, отяжелели и сползли вниз. Кто-то танцевал вдалеке. Руки, выхваченные из темноты неоновыми вспышками, медленно плыли в воздухе, оставляя за собой размытые нечеткие следы. Марси часто задышала. Потерянность, тревога спирали грудь, и, сдавшись им, девушка затаила дыхание. Это не с ней. Это сон. Во рту пересохло. Марси становилось все страшнее оставаться на месте, но обрушившийся на нее испуг приковал ноги к полу. Сердце стучало быстрее. Девчушка, что никак не могла дождаться ответа на свой вопрос про Капитана Роджерса, наверняка уже изнеможенного от икоты, подозрительно приглянулась к Марси, пустым взглядом уставившуюся на юбку одной из столпившихся рядом девочек. Грудь Марси часто вздымалась, под неоновым светом показался влажный лоб. — Чего это с ней? — шепоток из толпы утонул в громкой музыке. Мэй, спустившаяся на вторую ступеньку, привстала на мысочках, высматривая подругу. Глаза девушки выхватили ее среди подростков, скучившихся у двери. Протиснувшись между танцующими, Мэй приблизилась сзади к подруге. Взгляд ее зацепился за растерянные и недоумевающие лица девочек, стоявших по бокам от девушки. Мэй, чувствуя неладное, аккуратно положила руку на плечо Марси, слегка поворачивая ее на себя. — Эй, — Мэй приблизилась к уху девушки, — пойдем подышим. Давай-давай, — сказала она уже в грохот разлетавшейся по комнате музыки, поддевая ладонь подруги своей. Под непонимающие взгляды девочек Мэй вывела Марси на улицу, держа свою руку у нее на спине, между лопаток. Спустившись со ступенек, девушки отошли немного в сторону от дома и остановились. Марси пыталась отдышаться, делая глубокие вдохи и чуть приподнимая подбородок. Мэй подсчитывала вслух: «Раз, два…» — В порядке? — Мэй невесомо коснулась предплечья подруги кончиками пальцев, чуть наклонившись, чтобы заглянуть ей в глаза. — Да, — тихо выдохнула Марси, убирая волосы с лица. — Давай пройдемся. Девушки шли под ярким светом высоких уличных фонарей. Воротники чужих курток, стащенных с крючков в прихожей, были подняты — на улице разошелся ночной ветер. — Давно не видела тебя такой, — сказала Мэй, поворачиваясь к Марси, разглядывающей дома на другой стороне дороги. Девушка не спешила отвечать, напряженно поджимая губы. — Я тоже. — Что-то случилось? — Нет, — моргнула Марси. Она понимала, что в эту недо-ложь Мэй не поверит, но сказать больше было нечего. — Я знаю, что ты врешь. Но не буду заставлять говорить. Просто знай, что я тебя поддержу. Марси, по прежнему отвернутая в противоположную от подруги сторону, благодарно коснулась пальцами ладони Мэй. — Ну, зато ты можешь поддержать меня, — бодро заявила Мэй. — Будешь слушать? *** Баки глубоко затянулся. Для его легких никотин — что воздух. Никакого знаменитого воздействия на нервную систему, всего лишь терпкий дымчатый вкус табака и размеренное дыхание затяжка за затяжкой. Он любил курить. Обычное человеческое наслаждение сигаретами было забыто в сороковых, на смену ему пришло другое — ностальгия. Сигареты были единственной вещью, которая ассоциировалась с его прошлым и не вызывало тупой тоски в груди. Баки нравилось гулять, особенно с пачкой в кармане. В такие моменты фокус его сознания смещался с приевшихся тараканов в голове на улицу, высокие дома и здания, которые еще застали его юность. Он шагал вперед, дышал дымом и не обращал внимания, что идет он по улице, параллельной дому Марси. Эта мысль крутилась где-то на задворках, но Баки не позволял себе зацикливаться на ней. Это ведь уже конец. Все. Точка. Прошел мимо ресторанчика «Izzi». За окном, в темноте, виднелись ножки перевернутых стульев, устроенных на столах. На полу тянулся желтый отсвет фонаря, который на мгновение перекрыла высокая тень. Баки не старался не задумываться и об этом месте, хотя и ходил он сюда с завидной постоянностью. За двадцать минут он сделал огромную петлю, начавшуюся у его квартиры и заканчивающуюся у станции Кэррол стрит. У метро было оживленно, и Баки хотел как можно скорее убраться с этой улицы, подальше ото всех. Он шмыгнул в переулок, обходя людные участки, и вышел только тогда, когда был уверен, что на тротуаре ему попадется не больше двух пешеходов одновременно. На углу притаился круглосуточный магазин. За витриной пестрели стеллажи с чипсами и газировкой, в том месте, где стекло было заклеено вывесками, расползалась трещина. Холодный белый свет из окна падал на тротуар. Баки, кинув оценивающий взгляд на дверь магазина, свернул к нему и дернул за ручку. В сферическом зеркале под потолком Джеймс не увидел никого, кроме себя, кассира и мужчины, зависшего у полок с чаем. — Сигареты, пожалуйста, — ограничившись кивком вместо приветствия, попросил Баки. — Какие вам? — Любые, — Баки достал из кармана купюру и положил на монетницу. Как только сигареты оказались в его в руках, Баки вышел из магазина, не дожидаясь, пока продавец подсчитает центовую сдачу. Стараясь не сильно зажимать бионикой пачку, он пытался содрать с нее прозрачную пленку. Современная упаковка раздражала Баки: тонкая пленка трудно снималась, и он против воли стискивал пачку крепче. Со временем он приноровился распаковывать сигареты так, чтобы бионикой не превращать их в труху, но не всегда удача благоволила ему. Еще до того, как Баки избавился от пленки, позади него звякнул дверной колокольчик. За спиной послышалось негромкое: «Эй». Напрягшись всем телом, Баки обернулся. Цепкий взгляд кинулся в лицо окликнувшего его мужчины, и тот сразу, считав угрозу, приподнял ладони вверх. — Я Марк, — сказал мужчина и, усмехнувшись, добавил: — Вчера виделись. Ему было необязательно напоминать. Баки узнал его сразу же. И он не был рад встрече — последнее, чего он сейчас хотел, так это общаться с кем-либо. — Я помню, — сказал Баки, кивнув. — Хотел сказать спасибо, — нахмурился мужчина. — За помощь Марси вчера, — он повел рукой в сторону. По его лицу было понятно, что слова давались ему тяжело, и Джеймс не мог понять, зачем Марк совершал этот «подвиг». — Не за что, — не задумываясь, ответил он. Странный разговор. Баки чувствовал себя не в своей тарелке, хотя это было обыкновенным состоянием в обществе малознакомых людей. Он хотел убраться от внезапно навязавшегося Марка, но продолжал стоять из вежливости, прожигая мужчину фирменным «зимнесолдатским» взглядом. Марк повел челюстью, переместив свой взгляд куда-то вверх. — Дуется на меня. Вот, — он потряс пакетом, — надеюсь ее подкупить. Баки вздернул бровь. Избыток подробностей, которые его не касаются, ввергал в ступор. — Стремный разговор, — Марк почесал затылок, озвучив мысли Баки. — Все не знаю, как подступиться, да похоже нужно сказать прямо. Вот как. Джеймс выжидающе взглянул мужчине в глаза. Внутри на миг зажглось простое человеческое любопытство. — Я хочу выпить. Да-да, — он поднял руки, на одной из которых болтался пакет, в сдающимся жесте, — снова. И я не попрошу тебя быть собутыльником. Баки хмыкнул. Собутыльник из него тот еще. — Я вполне могу один справиться с пивом, более того, я так и сделаю. Но будет лучше, если ты пройдешься со мной и расскажешь, почему трешься рядом с моей племянницей. Советую согласиться, иначе я не посмотрю, что ты там супер-пупер солдат, и отделаю прямо здесь. *** Семь лет необходимо для того, чтобы человеческие клетки полностью обновились. Регенерация клеток кожи происходит всего за тридцать дней. Через месяц после смерти Лайонелла кожа Марси уже не знала его прикосновений. Они были только в ее памяти. А теперь Марси уже забыла и это. Марси не помнила его запах — только парфюм. Но именно его, тот естественный аромат кожи, уже не могла представить, хотя она обожала по ночам вжиматься носом в спину Лайонелла, вдыхая его тело. Черты его лица становились расплывчатыми. Даже в полной концентрации, зажмурив глаза, она не могла воскресить их в своей памяти: они были окутаны полупрозрачной дымкой, скрывающей детали. Марси знала, как были расположены родинки на его лице, но теперь ей было сложно это представить. Она хорошо помнила все по-отдельности, но вместе — нет. С того самого дня она не открывала их фотографии. Марси убрала все альбомы, перекинула все фото с телефона и удалила, чтобы они не попадались на глаза. По той же причине скрыла все публикации в соцсетях. Ей было совестно, что она так вычеркнула его из своей жизни, но только так можно было продолжить жить дальше. Без оглядки, без ежеминутно тянущей боли. А теперь ей так хотелось увидеть его снова. Не в чертах другого человека, не во снах, не на фотографиях. Вживую, чтобы вжаться всем телом в его шею и грудь, чувствуя жар кожи. Чтобы избавиться от призрака, заслонившего его в ее сознании, чтобы забыть прикосновения чужих рук, забыть чужое тепло и такой похожий, но совершенно другой серый взгляд. Каштановые волосы Марси разметались по подушке, смешиваясь с русыми волнами Мэй. Девушки, замотавшись в разные края огромного воздушного одеяла, лежали на спине в кровати, прислонившись друг другу головами. — Они так похожи, — проронила девушка, разглядывая потолок спальни. — Кто они? — не поняла Мэй, поворачиваясь к подруге. — Лайонелл и Баки, — ответила Марси после нерешительной паузы. Она нервно покусывала изнутри щеку, продолжая прятать взгляд в потолок. Напряжение, нараставшее с утра, начало распирать изнутри. Оно искало выход: сначала в слезах, а потом и в паническом приступе, но так и не находило. Оно давило, изматывало, отравляло. Марси не знала, куда от него деться. И надеялась нащупать путь к избавлению, наконец выговорившись кому-то. Пусть Мэй осудит, пусть посчитает ее сумасшедшей и безнравственной — все равно. Лучше уже сказать о наболевшем вслух и освободить себя хоть ненадолго. — Это меня убивает, — тихо начала она, прерывисто вздыхая. — Когда я вижу Баки, то неосознанно ассоциирую его с ним, — голос Марси опустился до шепота. — Постоянно ловлю себя на мысли об их сходстве, всматриваюсь, разглядываю и… — Эй, — протянула Мэй, над одеялом обхватывая рукой подругу. — Я знаю, что ты не понимаешь, что в глубине души ты всегда осуждала, что я… общаюсь с ним, — Марси повела челюстью, смаргивая набежавшие слезы. Мэй крепче стиснула девушку в объятьях. Стало тихо. — Марси, я не могу судить, не хочу и никогда не хотела, — после недолгой паузы заговорила Мэй. — Я помню, как ты отреагировала на него в тот вечер, когда он пришел ко мне в квартиру. Мэй убрала руку с Марси и, оперевшись на локоть другой руки, привстала. — Марси, — начала девушка, поймав взгляд подруги. Она заметила, как увлажнились ее глаза, и сочувственно улыбнулась. — Я не буду еще раз извиняться за тот вечер. Да, мне жаль, что мы тогда повздорили, но ты тоже меня пойми. Он для меня чужой. Я знаю о Джеймсе только… Только сама знаешь что, — Мэй опасалась прямым текстом произнести это вслух. — И тут я увидела его, зная, какую боль он тебе причинил. Подумай, как поступила бы ты на моем месте. — Так же, — голос Марси стал немного гнусавым из-за слез. — Вот именно, — улыбнулась Мэй. Помедлив, она деликатно спросила: — Ты хочешь поговорить? Марси замерла, с сомнением разглядывая свисающие перед ней волосы Мэй. Обкусывая губы, она приподнялась на локтях и села, прислоняясь спиной к высокому мягкому изголовью кровати. — О Баки говорить сложно, — пальцы Марси сразу нашли заусенец, и, увидев подобное членовредительство, Мэй схватила подругу за руку и сжала. Марси подняла взгляд. — Я не буду осуждать, — тихо сказала Мэй, чуть подавшись головой вперед. — Не мне говорить тебе что-то, мы обе это знаем. — Тебе нужны мои проблемы, когда мой дядюшка любезно навалил тебе своих с утра? — улыбнулась Марси, заправляя растрепавшуюся прядь за ухо. — Выслушаю все семейство Льюисов, если потребуется. Марси рассмеялась, вытирая пальцем слезинки в уголках глаз. Но улыбка ее быстро потухла, сменяясь сомкнутыми в нитку губами. Взгляд потяжелел, и девушка глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Было тяжело приоткрыть завесу, скрывавшую все самое сокровенное. Марси ощущала себя уязвимой, и ей казалось, что открой она хоть частичку своих переживаний, как Мэй обернется против нее. Потому что ее чувства ненормальны, нездоровы и абсолютно точно аморальны. Но держать все в себе она уже не могла — этот день показал ей, что от этого не спрятаться, не убежать. Она скорее сожрет себя изнутри, чем сможет в одиночку прожить ситуацию. Мэй, по-турецки усевшись поверх одеяла, терпеливо ждала, не делая даже лишнего вздоха, чтобы не мешать Марси настраиваться на сложный для нее разговор. Девушка уже подозревала, о чем он будет, но ее уверенность в своих предположениях не была крепкой. — Я должна ненавидеть его. По всем канонам презирать и держаться как можно дальше. Но… Не знаю, можно ли назвать это везением, но я узнала его лучше и просто не могу ненавидеть, понимаешь? Я не хочу, я так долго жила с этим и с уверенностью могу сказать, что ненависть — самое отвратительное чувство. Ненасытное, бездонное, оно уничтожает только тебя, отнимает столько сил. И когда я впервые услышала от Сэма историю Баки, — вздохнула Марси, поднимая взгляд к Мэй, — я была настолько истощена морально, что у меня, наверное, уже просто не осталось сил подкармливать свою ненависть. Какой в этом смысл — ненавидеть больного, искалеченного человека? Джеймс вызывал у меня тогда только жалость, ну и без естественной неприязни не обошлось — все равно было сложно примириться с тем фактом, что он убил Лайонелла. Но чтоб ненавидеть, ненавидеть так сильно, как это было в самом начале — нет. А потом… — Марси замялась, прокручивая в голове воспоминания о прошлом лете, — а потом я кое-что узнала. Не о нем, о Лайонелле. И это подкосило меня, заставило сомневаться во многих вещах, в том числе и в том, насколько Баки вообще был виновен в том, что произошло. А дальше пошло-поехало. Мы живем в одном районе, нас тесно связывает Сэм — без общения не обойтись. И я, можно сказать, познакомилась с Баки. Он сложный, противоречивый, но не плохой, понимаешь? Он просто… стал заложником многих стремных обстоятельств, они превратили его жизнь в такое дерьмо, что нам с тобой и не снилось. И Баки справляется с этим, несмотря ни на что. Живет дальше, старается вписаться, пытается все исправить, и его борьба… Мне хочется его поддержать, дать знать, что хотя бы один человек из сотен пострадавших от рук Зимнего Солдата на его стороне, я надеюсь, что ему хоть немного от этого легче. Но сложность не в этом. Сложность не в Баки, и не в том, что я поступила как любой нормальный человек. Я не парюсь по этому поводу, не стыжусь и никогда не стыдилась. Я считаю, что я поступила правильно. Баки хороший человек и он заслужил, чтобы с ним обращались по-человечески. — А в чем тогда? — Во мне. В том, что в один момент промелькнуло в моей голове, и это уже попахивает паталогией. Мэй посмотрела на Марси, и, как бы она не хотела обуздать свою прямоту, спросила в лоб: — Ты влюбилась? — Фу, Мэй, что ты несешь, — вытаращила глаза Марси, нахмурившись. — Конечно нет. Просто… просто я посмотрела на Баки, как на мужчину, понимаешь? Почувствовала, эм… влечение. Господи, — она провела ладонью по лицу. — Я не должна так о нем думать, это ненормально! Мэй поджала губы, потеряв дар речи. Предполагать это одно — а вот убедиться уже совсем другое. Она не знала, как реагировать на слова подруги, но одно понимала точно — Марси нужна поддержка. Абсолютная слепая поддержка, потому что Мэй видела, как девушке тяжело было даже просто говорить об этом. — Вспомни сотни писем, что женщины писали Джеффри Даммеру — вот это точно ненормально. А… эм… — замялась Мэй, — Баки убивал людей, да, но он хотя бы их не ел. Наверное, — Мэй улыбнулась, ловя ответную улыбку подруги. — Твои чувства… — Нет никаких чувств, — ощетинилась Марси, — это просто… Бзик. — Хорошо, твой бзик почти мне понятен. — Я ожидала другой реакции, — прищурилась Марси, наконец расслабляясь. — А я ожидала, что рано или поздно этот разговор может случиться. Еще после того дня, как увидела его на пороге твоей квартиры. Вы много времени проводите вместе, ты одинока, а то, что натворил Джеймс, никак не отменяет его физической привлекательности. Гормоны — штука неконтролируемая, и не мне тебе это объяснять. Мы можем не переваривать человека всей душой, но наше тело в определенный момент времени может среагировать на него совсем не так, как нам бы того хотелось. — С каких пор ты стала такой прогрессивной? — С тех самых, как начала встречаться с мужиком, который старше меня на тринадцать лет и, по совместительству, является твоим дядей. Пришлось сбросить белое пальто. — Я чувствую себя ужасно. Такое ощущение, что я совершила первородный грех и теперь буду вечно гореть в аду. — Марси, успокойся. Ты ведь ничего не сделала, это всего лишь мимолетная симпатия. Это пройдет. Марси отрешенно кивнула. Перед глазами снова встал вечер, полный ошибок, о которых она подозревала еще тогда, но не оценила должным образом их последствия. Мэй не знала, как сильно Марси оступилась, и наивно полагала, что это пройдет. Впрочем, сама Марси тоже утешалась этим заблуждением. — Я хочу возобновить сеансы с миссис Клэр, — сказала Марси, опустив взгляд и принявшись сминать край одеяла. — Из-за сегодняшнего? — Да, — кивнула Марси. — Мне тревожно, и я боюсь, как бы все не началось по-новой. Вся эта ситуация с Баки… Она подкосила меня. Сегодня я была близка к тому, чтобы просто налупиться таблеток до умопомрачения, лишь бы не думать обо всем этом. — Желания в духе Марка, — вздохнула Мэй. Уголки ее губ опустились, и вся она поникла. — Порвешь с ним? — тихо спросила Марси, не отрываясь от истязания одеяла. Обсуждать Марка и Мэй было так же тяжело, как и Баки: девушка чувствовала некую ответственность за отношения подруги, ведь именно ее дядя был причиной слез, которые скатывались по щеке Мэй. Мэй вздохнула. — Не знаю, Марс. Я просто не знаю, — она развела руки в сторону и в ту же секунду они обреченно упали. — Он не приехал, хотя это было для меня важно, я показывала это чем только могла, всю неделю трындела о том, как хорошо мы отдохнем. Да, может я приукрасила, и ужин с моей семьей не самая приятная вещь на свете, — дернула бровями девушка, намекая на дедушку Зака. — Но я все равно ждала его, а он кинул меня по телефону в самый последний момент. Хотя, наверное, нужно отдать Марку должное — он хотя бы нашел смелость мне позвонить и объясниться, а то мог бы втихую уйти в закат. — Он все тебе рассказал? — Ты про Эш? Да, про Эш рассказал. И про участок тоже. — Плюсик за честность заработал? Мэй хмыкнула. — Если бы не эта честность, я бы не думала о том, прощать его или нет. — Подумай хорошо, Мэй. С ним будет непросто. Я ни в коем случае тебя не отговариваю, но Марку сейчас тяжело, он потерян. Он может сделать тебе больно еще не один раз. Не со зла, а просто потому что он такой. Я поддержу тебя в любом случае, ведь я очень сильно тебя люблю. Девушки посмотрели друг другу в глаза, в которых у обоих стояли слезы. Мэй, не говоря ни слова, потянулась к подруге, обхватывая ее за шею. Марси уткнулась лицом в длинные русые волосы, прикрывая глаза и прерывисто вздыхая. Тепло родных рук растапливало все чувства, плохие и хорошие, и слезы лились по щекам девушек все больше и больше. Они долго просидели в обнимку, тихо плача о своем, пока не пришло долгожданное приятное опустошение. В комнате слышалось шмыганье заложенных носов. — Может выкурим тот косячок? — шепотом спросила Мэй, все еще прижимаясь к Марси. — Мне нужно отвлечься. — Действуем в духе Марка? — в голосе Марси слышалась улыбка. — Да, — засмеялась Мэй, отпуская подругу. — Включим Джесси Джей и сметем остатки со стола, а потом позвоним Ким, как тебе? — Отличный план. — Надо позвать Нейта, этот засранец все равно учует запах и прибежит, — Мэй спешно поднялась с кровати, прихватывая с пола пижамные штаны. — Не против? — Если он снова будет затирать про свое братство, я заклею ему рот скотчем. — Идет, — Мэй, открыв дверь, показала девушке пальцы, сложенные в простой жест «окей». Как только дверь закрылась, Марси потянулась к телефону, заряжавшемуся на тумбочке. Она открыла мессенджер и, стараясь не смотреть на диалог с Баки, повисший внизу экрана, открыла переписку с Марком и написала короткое:

Прости меня.