Призраки

Март 2017-го года Холодное дыхание мартовских ветров, пахнущих прошлогодней листвой и сырой землей, прогнало из Нью-Йорка зиму. Теперь тяжёлые тучи одаривали улицы не просто снегом, а снегом вперемешку с дождём. То и дело людей окатывало грязной водой из луж на дороге, и каждый день в приемную бруклинской больницы, где практиковалась Марси, поступали счастливцы с растяжениями и переломами — из-за осадков и перепадов температур многие улицы превратились в каток. Словом, Нью-Йорк дышал весной. Капризный март разгулялся ближе к середине месяца. Дороги подсохли, на небе все чаще золотилось приветливое солнце. На просторах Центрального Парка начали открываться темно-сиреневые бутоны шафранов; вишни в предвкушении цветения раскинули тонкие веточки, покрытые зелёными почками; на клумбах зажелтели тюльпаны. Посетителей сразу стало больше — многие люди, прятавшиеся дома от зимней и первой весенней слякоти и грязи, высыпали на извилистые дорожки парка. На небе по-весеннему пестрел закат в золотисто-розовых оттенках. Марси, направлявшаяся к одному из кафе через дорогу от парка, неспешно двигалась по тротуару, поигрывая в кармане ключами от квартиры и рассматривая прохожих. В субботний вечер на территорию парка, оазиса среди бетонной пустыни, выбралось несчётное количество людей. Друзья, громко смеявшиеся над локальными шутками; возлюбленные с мечтательной улыбкой; семейные пары с детьми, чей заливистый и ни на что не похожий смех разносился по улице. Особенно внимание Марси привлекали люди, вышедшие на прогулку со своими питомцами. Приземистый грузный мужчина сидел на лавочке, общаясь с кем-то по телефону, пока кряхтун мопс исследовал газон неподалёку; маленькая девочка с густой копной светлых волос вприпрыжку вела на поводке возбужденно шевелившего хвостом пушистого шпица, пока ее родители шли сзади, переговариваясь о чём-то между собой; паренёк-подросток в бейсболке кидал мяч шкодливому джек-расселу, который так резво стартовал за игрушкой, что комья земли вылетали из-под лап — создатели «101 далматинца» были абсолютно правы: хозяин и собака — воплощение друг друга в разных ипостасях. По пути к кафе Марси с азартом подсчитывала такие парочки и прикидывала, какая бы собака ей подошла, но в итоге пришла к выводу, что лучше Бекки для неё никого быть не может — они обе одинаково любят лежать, есть, спать. Пожалуй, в другой жизни Марси точно была бы кошкой. Шустро перебежав дорогу в неположенном месте, девушка оказалась напротив маленького кафе. За большим окном с эмблемой заведения Марси увидела знакомые лица и, не дожидаясь, пока они обратят на неё внимание, зашла внутрь. Марси часто заглядывала в это место с тех пор, как открыла его для себя в один из променадов по парку с Алексом. Их обоих заманил запах выпечки: казалось, аромат из булочной змейкой тянулся по улице и, как в мультиках, цеплял прохожих за носы, заставляя найти источник дивного аппетитного запаха. Пышки, кронаты, берлинеры, пончики — все свежее, мягкое и невероятно вкусное. Марси до сих пор улыбалась, вспоминая лицо Алекса в тот момент, когда он впервые откусил шоколадный берлинер: темно-синие глаза ошеломлённо округлились, молодой человек никак не мог прекратить удивлённо моргать и кивать головой, смакуя тесто и в то же время торопясь выговорить «вкусно». Бабушка Кэт, как главный знаток выпечки в ее семье, тоже оказалась от пончиков в восторге, поэтому Марси продолжала заглядывать в это заведение с завидным постоянством и угощала всех продукцией кафе. Она делилась кронатами с коллегами, возила Сэму на базу донаты в разнообразной глазури, и даже умудрилась скормить несколько пышек Джеймсу. Пышки оправдывали своё название — они действительно были воздушными и пышными, таяли во рту и разве что не вызывали обморок из-за гастрономического оргазма. Баки, по началу стеснявшийся принимать угощение, распробовал пышки довольно быстро и уже вскоре уминал их только так: картонное ведерко за полчаса езды опустело наполовину, и Марси удивлённо провожала взглядом пышки, исчезавшие во рту Джеймса. Но вскоре внимание девушки привлекло белое пятно под носом мужчины. Марси хотела сказать Баки, что он весь в сахарной пудре, но решила оставить это удовольствие Сэму. Жалко, что Джеймс и сам заметил испачканный нос. Из-за рассказов Марси это кафе захотели посетить Марк и Мэй. Последние несколько месяцев они были, как кролики, и почти не вылезали из своей норы, потонув в конфетно-букетном периоде, поэтому Марси удивилась их предложению выбраться куда-нибудь на выходных. Несмотря на то, что ей это было не совсем удобно, девушка все же согласилась: она много времени проводила одна. С началом стажировки в больнице свободных часов катастрофически не хватало — на базу Марси стала ездить реже, к тому же Сэм сильно уставал после физиотерапии и рано ложился; Ким последний раз приезжала в феврале; ну а с Мэй и Марком все и так понятно. Собраться, чтобы чего-нибудь выпить и перекинуться парой слов о насущном стало невозможно — все вокруг были чем-то заняты. Парадоксально, но больше всего времени Марси проводила с Джеймсом: он продолжал исправно подкидывать ее до базы и обратно, иногда, если они вдруг пересекались, помогал дотащить продукты до квартиры; а как-то раз он проводил ее от метро до дома, и они даже поговорили. Но это было больше похоже на некий суррогат общения: Марси не могла, что называется, облегчить душу и поделиться с Баки чем-то личным. А личного у неё накопилось с лихвой, поэтому девушка уцепилась за возможность посидеть с Марком и Мэй за чашечкой чая и булочкой, и хотя о многом поговорить они и не смогут, ей все равно хотелось увидеть родные лица. Марси с аппетитом уминала пончик с шоколадом, слушая рассказы дяди с новой работы, охарактеризованной как «тоска смертная». Продажа недвижимости никогда не прельщала Марка, но выбор у него был невелик: до поступления на службу он не доучился в университете, перебивался подработками и сводил концы с концами. Поэтому он и ушёл в армию — на «гражданке» у него, мягко говоря, не сложилось. — Так Сэм улетает сегодня? — вдруг спросил Марк, отпивая свой дрянной, на вкус Марси, американо. Девушка качнула головой, проверяя время на телефоне. — Да, через три часа у него самолёт. Вообще, я думала, ты захочешь его проводить. Можем поехать вместе. — Рад бы, но у меня через час просмотр квартиры, не успею. Уверен, Сэм не обидится, к тому же он звал меня в гости. Возможно, на следующей неделе смотаюсь. — Вот как, — Марси округлила глаза. — Он не упоминал. — Ну, знаешь, хоть ты и увела у меня друга, мы еще можем обсуждать что-то между собой. Я лечу всего на пару дней, а у тебя так график загружен, принцесса, что он и не стал с тобой обсуждать это. — Мэй, может быть ты присоединишься? Потом можем поехать в центр, сходить куда-нибудь, — Марси надеялась растянуть это короткую встречу настолько, насколько это возможно, но ее планам не суждено было сбыться. Мэй поморщилась, с сомнением поглядывая то на Марси, то на Марка. — Думаю, я буду там лишней, я ведь толком никогда не общалась с Сэмом. К тому же, — она сделала глоток, поудобнее устраиваясь на стуле, — я хотела пройтись по моллу, присмотреть подарок для Эбби. Марси, делавшая глоток эрл-грея, замерла, уткнувшись глазами в подругу. Эбби. Подарок. Март. Вот черт. Девушка захлопала ресницами, отставляя чашку с чаем в сторону, и торопливо начала: — Постой-постой, для Эбби? У неё разве не в апреле? — В апреле у мамы, у Эбби двадцать пятого. Марси приложила руку ко лбу, прикрывая глаза. Она редко забывала про дни рождения, особенно про день рождения Эбби, младшей сестры Мэй. Марси хорошо помнила тот день — они вместе с Мэй с трепетом ждали новостей у нее дома, пока мистер и миссис Крамер были в роддоме. — Совсем вылетело из головы. Мэй негромко рассмеялась и откусила немного от земляничного пончика. — Я сама всегда путаю, спасают только напоминалки в календаре. — Хорошая ты сестра, однако, — хохотнул Марк, весело глядя на свою девушку. Мэй повела плечом и выгнула губы, бросив: — У меня просто плохая память на даты. — Ой, тебе ли говорить что-то. Ты забыл меня на заправке, когда мне было десять, — встряла Марси, хмыкнув и переглянувшись с Мэй. Вообще-то, Марк забывал Марси несколько раз, просто это был самый запоминающийся случай — когда дядя вернулся (а проехал он 9 миль) на него осуждающе смотрела вся заправка, а особо социально ответственная мадам даже хотела вызвать опеку. — Кто мог подумать, что дети обожают незаметно выскальзывать из машины, — беззаботно пожал плечами мужчина. — Ты просто раздолбай, признай уже, дядюшка. — Тебе было десять, а не три, тоже могла бы подумать перед тем, как без предупреждения свинчивать неизвестно куда. Мэй все это время сидела с таким видом, будто собиралась с силами для чего-то важного, и, похоже, за время шуточной словесной дуэли между Марси и Марком девушка поднакопила уверенности. — Вообще, я хотела у вас кое-что спросить. Две пары заинтересованных глаз обратились к ней. — Мама хочет позвать семью и накрыть стол для взрослых, пока Эбби будет тусоваться со своими друзьями. Так что, — она глубоко вздохнула, — приглашаю вас на ужин в следующую субботу. Вас обоих, — выделила она, с опаской взглянув на Марка в ожидании реакции. Челюсть Марси чуть отвисла, но девушка, не желая смущать никого из присутствующих, быстро вернула контроль над выражением лица. Прямо чудеса на виражах. Мэй лет пять, то есть с ее последних серьёзных отношений в колледже, не приводила никого домой — это звоночек. В первую очередь, для Марка. И, похоже, он это понял, так как сидел ни живой, ни мёртвый с пришибленным видом. Осторожно глянув на Марка, у которого в голове проходили какие-то немыслимые процессы, и на Мэй, уже занервничавшую из-за затянувшегося молчания, Марси решила сбить подскочивший градус неловкости. Она склонила голову на бок и мягко улыбнулась подруге: — Я всегда за, ты же знаешь. Уже успела соскучиться по твоему дому. Марк, растерявшийся из-за неожиданной перспективы знакомства с семьей Мэй, наконец опомнился и, приподняв брови, скованно улыбнулся, что не ускользнуло от Марси. — Что подарить твоей сестре? — на выдохе спросил он. Глаза Мэй радостно засверкали. Остаток времени компания провела в планировании поездки к родителям Мэй, несколько лет назад перебравшихся в пригород Ньюарка из-за того, что мистеру Крамеру предложили солидную должность в «Prudential Financial». Сошлись на том, что Мэй отправится к родным пораньше, чтобы помочь с организацией праздника, а Марк и Марси подъедут непосредственно к ужину. Не то, чтобы Марси не хотела помочь с подготовкой — вообще, она бы хотела вырваться из Нью-Йорка на подольше, даже если бы это означало несколько часов готовки и украшения дома шариками. Но учебу и стажировку никто не отменял — придётся отложить отъезд до субботы. Марси посмотрела на часы. До вылета Сэма оставалось полтора часа. Ла Гуардия, конечно, недалеко, но нужно было еще поймать такси, а вечером на Манхэттене это считается задачкой со звёздочкой. Ещё чуть-чуть помедлит — и не успеет добраться до аэропорта вовремя. — Что такое? — поинтересовался Марк, заметив напряжённое лицо племянницы. — Была рада увидеться с вами, голубки, но мне пора ехать, — Марси со вздохом заблокировала телефон, закидывая его в сумку, висевшую на спинке стула. Марк, шустро накинув куртку, вышел на улицу, чтобы поймать племяннице такси и покурить, а Мэй хвостиком последовала за ним. Марси же задержалась у витрины с выпечкой — хотелось привезти что-то вкусное Сэму. Девушка заказала несколько донатов с глазурью и, с сомнением постучав пальцами по губам, попросила положить в пакет ещё пару пышек и берлинских пончиков с ягодной начинкой. Для Баки и Стива. *** У Баки щемило в груди, хоть он и не хотел признаваться в этом даже самому себе. Ощущение, что где-то под рёбрами нечто сдавливает то, что называется сердцем, было почти им забыто — в последний раз он смутно чувствовал подобное, когда прощался со Стивом, которого толком и не помнил, в Ваканде. Но теперь Джеймс помнил многое и знал, что в его груди засела тоска — типичная эмоция перед расставанием с человеком, который тебе небезразличен. Если бы кто-то ему сказал, что клоун в птичьем костюме станет ему другом, Баки бы подумал, что этот человек ещё более безумен, чем он сам. Или что он не до конца понимает значение слова «друг», или что глаза и уши у него точно не на положенных местах, раз не замечает, что происходит между ним и Сэмом. Они с первого взгляда друг другу не понравились. Заброшенный склад, запах сырого бетона и уличной пыли. Он чувствовал, что у него сломаны ребра и грудина; кожу на лице стянули кровавые корки, нос почти не дышал. Очевидно, тоже сломан. В ушах звенело, легкие будто забиты ватой, мокрая одежда липла к коже. Он плохо помнил, что было. Воспоминания двоились, троились, распадались на сотни разных картинок, почти не связанных, и это сбивало его с толку. Он не понимал, что было, чего не было. Где ложное, а где истинное. Единственная зацепка — встревоженное лицо напротив. Он не знал, кто он сам, был без понятия, кто этот тип, что прожигал его взглядом. Но знал, что он не угроза. Просто откуда-то знал. В голове что-то коротило, непонятные сцены — чьи-то воспоминания, возможно собственные — рябили перед глазами. Он уже видел его лицо. Когда-то давно, там, где все было холодное и белое. Или там, где все рушилось и сильно пахло гарью. Он не помнил, где именно, но помнил это искривлённое паническим ужасом лицо и громкий крик. Руку, пытающуюся его поймать. Хотел спасти? Почему? — Я тебе знаю, — он сипло выдавил, пытаясь выпрямиться. Показывать слабость нельзя, расслабляться нельзя — так его учили. Его тело помнило, что бывает, когда не следуешь указаниям: фантомные разряды побежали от висков вниз, к телу. Челюсти напряжённо сомкнулись. Он хотел принять более собранное положение, но мешали не только сломанные ребра, но и вывернутая бионика, зажатая гигантскими тисками. Выбираться бесполезно, лучше поберечь силы до благоприятного момента. Этот незнакомец не такой наивный, как кажется. Обезвредил. Но не нападает, близко старается не подходить, только смотрит. Под его взглядом неуютно, хочется либо скрыться, либо двинуть как следует, чтобы он отвернулся. — Я тебя тоже, Бак. Бак. Ему не нравится, когда незнакомец так его называет. Он не понимает, что это значит. — Он всегда так смотрел на тебя? — подаёт голос ещё один, тот, который стоял подальше, в проходе. Руки сложены на груди, плечом привалился к стене — старается казаться расслабленным, но он видел, что мужчине неспокойно. Переминается с ноги на ногу, по вискам скользит пот. Можно было подумать, что боится, но упёртые карие глаза смотрели без страха. Настороженно, с любопытством. Будто перед ним животное. Его это злило. Светловолосый незнакомец угадывает что-то в интонации темнокожего и с нажимом смотрит, отчего тот хмыкает и замолкает. Он не знал, сколько находился в ангаре с этими людьми. Они о чем-то переговаривались, но ему было плевать. Голова раскалывалась, его тошнило, он ничего не помнил и был абсолютно дезориентирован. В ушах шумело, перед глазами плыло — система сбоила. Он никогда не чувствовал себя так погано. Или не помнил, что чувствовал. — И все, вот так просто? — Сэм чуть отодвинул голову назад, ошалело глядя на Стива. — Он сказал, что знает тебя, а ты поверил? — Вот так просто, — Стив согласно качнул головой и опустил глаза вниз, а потом посмотрел в сторону Баки, который, обессилено согнувшись, склонил голову к полу. Его лицо скрывали длинные, влажные волосы. — Он мог попытаться сбежать, как-то напасть, но он просто… сидит, — Роджерс нахмурил брови, с непониманием и жалостью глядя на друга. Он раз за разом повторял Баки, что знает его, но, честно, он почти его не узнавал. Лицо было то же, но глаза… Отрешенные, пустые. — Да уж слава Богу, — хмыкнул Сэм, проследив за взглядом Стива. Покладистость Солдата не внушала спокойствия. Дружок Стива сделал достаточно — кредит доверия Уилсона был исчерпан. Зимний выдрал руль прямо из-под рук, чуть не проломив при этом ему голову, едва не убил Фьюри, а потом Стива и его самого. Этот мудила оторвал ему крыло костюма, а потом сбросил с хэлликэриера. Умеет же Роджерс друзей выбирать. — Его взгляд меня вымораживает, — тихо пробубнел Сэм, отворачиваясь после того, как встретился глазами с Барнсом. — И куда ты его денешь? К себе не возьму, говорю сразу, — хохотнул он, стараясь разрядить обстановку. Стив улыбнулся уголком губ, но потом посерьезнел и глубоко вздохнул: — Фьюри сказал, что знает одно местечко. В общем, знакомство выдалось не из лучших: они пытались прибить друг друга. Точнее, пытался только Баки, а Сэм всячески старался помешать его намерениям. Джеймс был Уилсону никем. Отмороженный на голову друг Капитана Роджерса, которого он и самого знал без году неделя. Но Сэм помог. Не сколько ради самого Барнса, сколько ради Стива. Он рисковал жизнью и возился с тем, кто пытался его убить дважды за сутки, просто потому что. Это было безрассудно, отчаянно и глупо: в Уилсоне уживалось нечто и от худосочного наивного парнишки, что пускался в драку, даже если понимал, что противник в разы сильнее; и от верного товарища сорвиголовы, который вытаскивал того из передряг и разделял тумаки. Сэм определённо вписался в их шальную компанию. Если бы ещё болтал поменьше — цены бы не было. Но Джеймс уже и к этому привык, а временами даже наслаждался словесными перепалками. Сэм был с юмором, это делало их взаимоотношения проще. Его изъяны Уилсон превращал в шутку — и Джеймс научился над ними смеяться, пусть и не вслух. Становилось легче. Сэм растопил скованную семидесятилетними льдами способность дурачиться и получать при этом мальчишеское удовольствие. Пикировки с Уилсоном создавали мнимое ощущение нормальности, и Джеймс, пусть и ненадолго, начинал чувствовать себя живым. Баки вспомнил, что значит «сердце в пятки», когда увидел, как подбитый Сэм камнем летит вниз. Вспомнил, что такое сосущая под ложечкой тревога, дрожью отдающаяся в руках. Джеймс стоял в дверях, наблюдая за Сэмом в медикаментозном беспамятстве, и даже Марси, уснувшая на стуле у койки, не могла отвлечь внимание Баки от дыхания Уилсона. Он все время боялся, что грудная клетка под одеялом перестанет вздыматься, и что лицо, раскрашенное ссадинами, побледнеет. Баки, привыкший утаивать все свои чувства, старался не показывать, что Сэм стал ему дорог, но каким-то образом эта заноза в заднице все прознала. Спустя почти три месяца тяжёлой реабилитации Уилсон стоял на своих двоих в фойе аэропорта. Уже без трости, с прямой спиной и прежней идеально ровной улыбкой. Ждал посадки на самолёт в Луизиану, к семье. Сэм тоже испугался в тот день. — Рано начинаешь скучать, Барнс, я все ещё здесь, — Сэм не удержался от прощальной шпильки в адрес Баки, который задумчиво смотрел на серое небо через огромное окно. Он держал руки в карманах и щурился, глядя куда-то в пасмурную высь. Стоило Уилсону подать голос, как Баки, лениво проскользнув взглядом по фойе, переключился на Сэма, в показушной манере скривив губы. — Устал слушать твою болтовню. Не могу дождаться, когда ты посадишь свой зад на самолёт. — Не ври, ты будешь скучать по мне больше всех, — Сэм дёрнул головой, выставляя подбородок вперед, подначивая Баки. Для полноты картины ему хотелось панибратски ударить его по плечу, но, зная Барнса, Сэм опасался таких манёвров — снова на больничный ему не хотелось. Окинув Джеймса теплым, простым взглядом, Сэм покопался в кармане куртки и выудил ключи с причудливым брелоком в виде пеликана. — Держи, — мужчина неловко поджал губы, протягивая ключи Барнсу. — Вдруг понадобится. Баки нахмурился, не спеша принимать «подарок». — Она твоя. Оставь себе. — Машина немного превышает размер ручной клади, — Уилсон продолжал настойчиво вытягивать руку. — Брось, Баки, не возьму же я ее с собой. Тебе здесь нужнее будет. Присмотришь за моей малышкой, будешь угощать ее самым вкусным бензином. Баки беззлобно усмехнулся, отворачиваясь и скрывая помрачневший взгляд. Он знал, что Сэм делает это без какой-либо подоплеки, от чистого сердца, что называется. Но жест Уилсона задел его за живое, напоминая, что все, чем он якобы владеет, всего навсего подачка. Квартира — от государства. Деньги — тоже. Теперь Уилсон предлагает ему свою машину. Он просто ничтожен. Столетний иждивенец. Казалось, Сэм за время знакомства с Баки научился читать мысли по морщинам, что проступали у Барнса на лбу. — Вдруг Стиву будет нужна твоя помощь. С тачкой сподручнее, согласись, — Уилсон немного помедлил и добавил: — И Марси. Вдруг ей что-то понадобится. Вы, вроде, поладили. И я уже утомился держать так руку. Решайся, Барнс. Джеймс, глядя Сэму в глаза, взял ключи. Просто чтобы от него отвязались. — Больше ничего оставить не хочешь? Может напутствие какое скажешь? Ты будто в последний путь собрался, — было проще начать нести какой-нибудь бред с стиле Уилсона, чем сказать «спасибо». Сэм дернул уголком губ. — Мой душеприказчик тебя найдет, если что. Джеймс кивнул, засовывав руки в карманы джинс, и вновь уставился в окно, показывая тем самым, что его лимит общения исчерпан. Но вернуться к бездумному созерцанию неба ему не удалось: среди гомона безликих голосов посетителей аэропорта послышался знакомый. Джеймс обернулся. Марси стремительно шагала вперед, зажимая в руке бумажный пакет, низ которого потемнел из-за влаги. Ее щеки раскраснелись из-за шустрой ходьбы, на лице растянулась облегчённая полуулыбка. Девушка выглядела как обычно, не сильно отличалась от других женщин в аэропорту, но что-то в ее внешнем виде цепляло Джеймса, не давало отвести взгляд, заставляя нервно облизывать губы. Зрение вдруг становилось туннельным, стоило Марси появиться на горизонте, и это раздражало. Его чувства были атрофированы десятки лет, он почти не помнил, каково это — чувствовать, поэтому путался в ощущениях и не мог их опознать, а если думал, что опознал — сразу же начинал сомневаться. Джеймсу претила мысль, что он может быть влюблён — это похоже на бред, совершенно наивный. Ему больше нравилось предположение, что сыворотка усиливает действительно все, отчего влечение перерастало в вожделение, которое маскировалось под влюблённость. Влюбленность. Его бесило это слово — он морально стар для такого. Бывший Зимний Солдат влюбился. Хорошая шутка. Баки больше нравилось думать, что Марси ему интересна. Звучит посолиднее, не так обречённо и пафосно. Он был уверен, что этот интерес скоро угаснет — Уилсон теперь здоров, к тому же уезжал, а значит его встречам с Марси пришёл конец. Не будет больше салона машины, который стал ему роднее, чем своя квартира, не будет музыки, разговоров, ощущения ее присутствия рядом. Не будет дров — угаснет и огонь, так ведь? Но от мыслей об этом становилось зябко. Марси пролетела мимо Джеймса вихрем, не удостоив взглядом, лишь обдав ненавязчивым запахом духов. Баки поджал губы, отходя подальше. — Я уже думала, что опоздаю. Пробки, — выдохнула девушка, разжимая объятия и отступая назад. — Будете пончик? И где Стив? О посадке на рейс объявили минут через пять после появления Марси. По лицу девушки было видно, что она расстроилась из-за того, что не удалось толком поговорить напоследок. Баки заметил, как она изнутри закусывала нижнюю губу, стараясь скрыть дрожь, когда обнимала Сэма на прощание. Конечно, и Уилсон заметил ее состояние, а потому несколько раз повторил, что уезжает всего на несколько недель. Баки крепко пожал Сэму руку, и тот направился на посадку. Марси проводила взглядом удаляющуюся фигуру Уилсона и вздохнула, кончиком пальца вытирая слезинку во внешнем уголке глаза. На девушку накатила неловкость — распереживалась так, будто на фронт провожала. Дурочка. Краем глаза девушка заметила, как Баки, державшийся поодаль во время ее прощания с Уилсоном, подошел ближе и без расшаркиваний спросил: — Подбросить? — Не откажусь, — ответила девушка, вздохнув. С Баки стало комфортнее. Формат «привет-пока» сменился сначала на дежурные разговоры, вроде обсуждения погоды или новостей, что с утра крутили по Fox News. Чем больше становилось число на одометре, тем более непринужденные беседы звучали в машине: из редких неловких разговоров, заводившихся только по той причине, что хотелось чем-то разбавить тишину, выросло почти нормальное общение. Марси делилась историями с практики, иногда рассказывала что-то о себе, а Джеймс ограничивался комментариями по тому или иному поводу и, если сам заводил разговор, то старался обходить личные темы. В те дни, когда диалог не клеился, Марси включала свою музыку, которая Баки не всегда нравилась, но о чем он тактично молчал. Девушка подметила, что он довольно терпимо относился к современной музыке, даже если содержание песен было достаточно бессмысленным, но вот чего Баки не переносил на дух, так это текстов, где было слишком много пошлости. Сэм всегда подтрунивал над консервативностью Стива, и как хорошо, что из его поля зрения ускользнул тот факт, что Баки такой же. Когда Марси впервые включила The Weeknd, она не могла представить, что Баки будет нервно сжимать руль всякий раз, когда Абель произносит «член» или «минет». Он недовольно кривил губы, но не просил переключить, и хоть Марси было любопытно поиспытывать терпение Джеймса, она все же поставила следующий трек. Некоторые исполнители из плей-листа Марси приходились Джеймсу по душе. Он никогда не высказывал мнение вслух, но Марси каким-то особым чутьем угадывала, что песня ему понравилась, и невзначай говорила название. Баки, питавший странную любовь к коже, выглядел как человек, который днями на пролет слушает рок, но он предпочитал спокойную музыку. Он особенно оживлялся, когда слышал что-то близкое его эпохе: The Platters, Джимми Дуранте, Пегги Ли. Было нечто волшебное в моменты, когда они рассекали на машине холодный вечер, а в салоне разливалось пение Джо Стаффорд или Джули Лондон. Марси редко включала какой-то определенный плей-лист: стараясь познакомить Баки с музыкой разных эпох, она ставила песни вперемешку, и за одну поездку они могли послушать как джаз, так и саундтреки к старым диснеевским мультикам. Девушка сама не знала, что заиграет следующим, и ей это нравилось: часто некоторые треки она не вспоминала по несколько лет, и старые мелодии наводили на нее чувство приятной ностальгии. Но так было не всегда. — О господи, нет, мы не будем это слушать, — засуетилась девушка, ныряя правой рукой в «карман» на пассажирской двери. Она торопливо шевелила пальцами, пытаясь подцепить телефон, но он только стучал о пластиковую панель, не желая попадаться в руки. Глухой стук телефона о пластик сопровождался чертыханием. Марси не была мнительной, но от одного звучания этой песни на нее накатывала тошнота. Джеймс прищурился, наблюдая за копошением сбоку. Он редко наблюдал Марси в состоянии необоснованного волнения. Честно сказать, он вообще не видел, чтобы она начинала суетиться на пустом месте, и сие зрелище не могло не зажечь в нем интерес. Как только Марси выпрямилась, переворачивая телефон в нужное положение, Баки с ловкостью мангуста выхватил гаджет из женских рук. Возмущенное «Эй!» раздалось в салоне. — Баки, верни! — Марси без раздумий кинулась к Джеймсу, выкинув вперед руку с растопыренными пальцами. Во время рывка вперед она случайно задела рычаг, и Баки, не глядя, вернул нужную передачу, параллельно убирая руку с телефоном подальше. — Я хочу послушать, — взгляд Джеймса вдруг принял озорной оттенок, хотя лицо его оставалось привычно спокойным. Марси, заметив шальной блеск в глазах, на мгновение растерялась: это настроение Джеймса было ей неизвестно. — Брось, тебе не может нравится Flo Rida. Она и мне не нравится на трезвую голову, отдай живо! — она вытянула руку, но Баки лишь хмыкнул. — Кто сказал, что я хочу слушать музыку? — он спрятал телефон к себе в карман и снова взялся за руль — поток машин впервые за пять минут тронулся. Баки знал один хитрый маршрут от аэропорта, по которому можно объехать все пробки. И тихо радовался, что девушка на пассажирском не была в курсе этой обходной тропы. К чему торопить конец их крайней совместной поездки? Марси потянулась к регулятору громкости, но получила легкий шлепок по пальцам. Глаза девушки ошеломленно округлились, провожая взглядом руку Баки, возвращающуюся обратно на руль. — Какой нахал, — Марси попыталась придать голосу раздраженный тон, но странное, непривычно легкое поведение Джеймса было заразительным — его хотелось поддержать. В серых глазах Марси начал заниматься огонек веселья. — Ну так что? — Баки вскинул брови, плавно нажимая на педаль газа. Он был повернут к Марси и двигался в потоке, почти не глядя на дорогу. — Почему тебе так не нравится эта песня? Марси со смиренным вздохом откинулась на спинку сиденья, поправляя задравшийся на спине край кофты. — Может быть я не хочу рассказывать, не думал об этом? — Жаль, мне очень хочется услышать. Предлагаешь пытать? Марси хмыкнула, скосив взгляд на Баки. В его устах безобидная шутка приобретала немного зловещую окраску. Зачем она вообще так всполошилась из-за песни? Только разбудила в Баки любопытство. Она чувствовала его пытливый взгляд на себе, и не решалась начать историю. В общем-то ничего зазорного — у каждого третьего выпускника есть похожее воспоминание. Марси посмотрела на машины, окружившие их, и поджала губы. Стоять им еще долго. — Это песня с моего выпускного. Ну, не той официальной части, где мы все приличные пьем безалкогольный пунш в актовом зале под присмотром взрослых, — девушка заправила волосы за уши. — Вечеринка после вечеринки, в общем. Машина снова остановилась, стоило стоп-огням следующего автомобиля загореться. Джеймс расслаблено устроился на сиденье, облокотившись левой рукой на выступ в двери. — В старшей школе я была чирлидершей, — Марси наткнулась на непонимающий взгляд Баки. — Не знаешь, что это? — Знаю, просто пытаюсь понять, то ли ты имеешь ввиду. — Девушки с помпонами танцуют, выполняют всякие… эм, — Марси задумчиво прищурилась, подбирая слова, — гимнастические трюки. Или около того. Группа поддержки для школьных спортивных команд. Во времена Баки в школах не было чирлидиров-девушек. Да и парней, в принципе, тоже. Он даже плохо представлял себе, что это такое — никогда сам не видел, а лишь слышал от парней со двора, поступивших в колледж. Баки жадно впитывал их болтовню о спортивных командах и о колледже в принципе — понимал, что только так и может узнать об этом. Ему поступление не светило от слова совсем — после смерти отца семья сводила концы с концами, поэтому после школы ему улыбалась только работа. А сейчас все изменилось. Он по удивленному взгляду Марси понял, что даже ребенок знал, кто такие чирлидершы. Выслушав объяснение, Джеймс кивнул, и Марси продолжила рассказ. — На вечеринке я и еще пара девчонок из группы решили исполнить один из последних номеров. С поддержкой и все такое, — Марси неопределенно взмахнула рукой. — Но залог успешной поддержки — трезвость. А мы уже успели надраться, как в последний раз, — она прикрыла глаза, покачав головой. — Я должна была подсадить Кесси, но как только она встала мне на руки — мы завалились с ней на газон, еще и садовые стулья сбили. А ребята с курса успели запечатлеть этот момент на телефон. Так что с того вечера у меня остались и позорные воспоминания, и фотки, а еще и шрам на спине — глубоко поцарапалась о ножки перевернутого стула. Но Кесси повезло еще меньше — она сломала запястье. Баки не показал никакой реакции, лишь слегка приподнял густые брови. Марси замолчала, поглядывая на него. И как это понимать? Допытывался лишь для того, чтобы потом просто сидеть, как воды в рот набрал? — А я думал, что мой выпускной прошел хреново, — вдруг оборонил Джеймс, задумчиво уставившись на бампер впередистоящей машины. Девушка в удивлении приоткрыла рот, вскинув брови. Она заерзала на сиденьи, неосознанно пододвигаясь в сторону Баки. — Ты помнишь свой выпускной? — зацепилась Марси за слова Джеймса. По понятным причинам он редко говорил о своем прошлом, и не сказать, чтобы Марси сильно интересовалась им, но послушать про выпускной довоенных лет было любопытно. Тем более, от Баки — Марси было сложно представить, что ему когда-то тоже было семнадцать. — Он был в 35-м, — хмыкнул Джеймс, дернув уголком губ. — Считай, что вчера. «В тридцать пятом» — повторила про себя Марси. Она всегда мысленно смаковала каждую дату, названную Стивом или Джеймсом: пыталась представить, что это было за время. Перед глазами возник черно-белый образ Баки в костюме, сильно далеком от моды тридцатых годов, ведь Марси понятия не имела, что носили тогда. В тридцать пятом. Марси же выпустилась в две тысячи девятом. Через семьдесят четыре года. — Баки, надо срочно менять маршрут, — серьезно заявила Марси, смотря мужчине в глаза. Девушка закусила щеку, стараясь сдержать смех. — Зачем? — Баки выпрямился на сиденье, кинув взгляд на дорогу. — Нам нужен дом престарелых: тебя там, наверное, уже заждались. Марси широко улыбалась, наблюдая за тем, как Баки закатывает глаза и вновь откидывается на спинку кресла. Она обожала подначивать Баки. По-началу это был лишь способ взаимодействия, возможность скрасить тишину — если нечего сказать серьезного, то всегда можно разрядить обстановку шуткой. Но сейчас ей просто нравилась реакция Баки — конечно, в основном, он просто качал головой так, будто услышал самую глупую вещь на свете, но иногда начинал сыпать колкостями в ответ или смешно закатывал глаза, делая вид, что ему совсем не смешно. — Ты всегда была такая? — Какая? — Копия Уилсона. Так всегда было? Марси цыкнула, качая головой. — Не съезжай с темы. Расскажи про свой выпускной. Я же тебе про свой рассказала. История за историю, так честно. Баки, облизнув губы, замер, погрузившись в себя. Марси не отводила от него взгляд, изучая черты уже хорошо знакомого ей лица. Она пыталась представить, каким был Баки в тридцатые годы. Ей вспоминался новогодний вечер, когда он появился на пороге палаты Сэма. Гладковыбритый, со свежей короткой стрижкой, и если бы не тяжелый взгляд, он почти сошел бы за юношу. Если отбросить суровость, не присущую молодым парням, распрямить морщинку, между вечно нахмуренными бровями, и убрать из глаз холод и тяжесть, то… Марси нахмурилась. Вместо лица юного Баки перед глазами всплыл совершенно другой человек. Они так похожи. Черты лица Лайонелла уже начали выветриваться из памяти. За почти три года они выцвели, начали расплываться и вдруг путаться с чертами мужчины, сидевшего напротив. Жуткий образ, собравшийся будто коллаж из совершенно разных снимков, встал перед глазами. Стоп. Марси сжала кулак, впиваясь ногтями в ладонь. Это должно привести ее в чувство. «Позорная» песня закончилась. Джеймс, собравшись с мыслями, сделал музыку, потише. — У нас не играла такая странная музыка, — начал он. — Мы слушали Кросби. — Кросби? — переспросила девушка осевшим голосом. Марси разжала кулак, не глядя на оставшиеся на коже следы, поправила волосы и обратилась во внимание, надеясь, что как только она начнет слушать, навеянный подсознанием образ исчезнет из головы. — «Еще один шанс». Сыграла раз 5 за вечер, — губ Джеймса коснулась легкая ностальгическая улыбка, такая новая и незнакомая Марси, что она тоже неосознанно начала улыбаться, пусть и вышло несколько вяло, — у нашей школы было не так много пластинок, поэтому ставили одни и те же по кругу. — Можно, — Марси протянула руку, намекая на то, чтобы Джеймс вернул ей телефон. — Хочу включить. Джеймс затих, ожидая, пока девушка найдет песню в своем телефоне. Он следил за быстрыми движениями пальцев, набирающих название в поисковике. Раньше на пластинки приходилось копить. И только в том случае, если у семьи уже был граммофон. А теперь достаточно всего пары нажатий. Зазвучала старая запись. Джеймс не мог вспомнить, когда последний раз слышал эту песню. Наверное, в тот самый выпускной вечер. Самый последний на планете безумец не мог представить, что через семьдесят лет Баки вновь услышит Кросби в такой обстановке: среди высоток и вереницы машин, с девушкой из другого времени. — Девушка, которую я пригласил, пошла с другим парнем. Долорес. Он до сих пор помнил это имя, но не посчитал нужным произносить его вслух. Марси театрально охнула, прижав кончики пальцев ко рту. — Баки Барнса отшили? Немыслимо. Судя по рассказам Стива, Баки был, что называется, первым парнем на районе. Стереотипный образ легкомысленного дамского угодника плохо вязался с тем Баки, что был знаком Марси, особенно потому, что она никогда не видела его с женщиной. — Я просто тянул до последнего с приглашением, — повел плечом Баки. — Кто-то успел раньше меня. — Утешай себя, — подколола девушка, склонив голову набок. Джеймс обдал Марси, как ей показалось, раздраженным прищуром. Неужели обидела? — Я могу перестать рассказывать. — Предлагаешь дальше пытать? — это была их излюбленная игра: повторять фразы друг друга. Марси не знала, когда это началось, но чем дальше, тем чаще они с Баки передразнивали друг друга, как дети. — Интересно, как ты собираешься это сделать, — взгляд Баки, как и самодовольная тень ухмылки на губах, прямо говорили «тебе слабо». — Включу альбом Викенда. Ты ведь его терпеть не можешь, — приторно улыбнулась девушка, демонстративно потрясая телефоном. Джеймс вздохнул. — Пора отнять это у тебя, — он вытянул руку вбок, но Марси в этот раз оказалась проворнее и увела руку с телефоном за спину. Баки хмыкнул: хотел отнять — отнял бы, и не заметила. Марси тоже это понимала — против рефлексов суперсолдата, как говорится, не попрешь. — Ладно, придержу комментарии, — миролюбиво отозвалась Марси, откладывая оружие, ака телефон, в сторону. — Что было дальше? — Я пришел на выпускной один. И танцевал с этой девушкой весь вечер. Марси улыбнулась, закатив глаза. Ей могло показаться, но это что слышалось в голосе Баки — хвастовство? В этот день она определенно узнала о характере и оттенках настроений Джеймса больше, чем за все время знакомства. — Похоже, это не понравилось тому парню, — продолжил Баки. — И он решил «начистить мне морду», как он выразился. — У него получилось? — Он был в школьной команде по борьбе. А я уже увлекался боксом. — Оу, — сморщилась девушка, понимая, что их драка не была похожа на типичную мальчишескую возню. — И чем закончилось ваше противостояние? — Обоим крепко досталось. Стив подбежал нас разнимать, но… Это было то еще зрелище, — Джеймс покачал головой, вспоминая фонтан крови из носа Роджерса и то, как он храбрился, гнусавым голосом уверяя, что все в порядке. — Стив был там? — оживилась Марси, вскинув брови. — Вы учились вместе? — Нет, он был младше. И в другую школу ходил, для детей поумнее. Я просто позвал его за компанию, повеселиться, потанцевать. А вместо веселья он получил разбитый нос — кто-то в запале, ни то я, ни то тот парень, случайно заехал ему по лицу. Мне тогда прилетело от миссис Роджерс. Даже не за Стива, а просто за то, что сам ввязался в драку. Не любила она это дело. Марси заметила, как смягчился взгляд Джеймса, направленный куда-то сквозь нее. Она впервые видела Баки таким открытым, легким и застыла, боясь сделать лишний вздох и спугнуть видение, которым увлекся Баки. Она не могла догадываться, что же вспомнилось ему, но определенно что-то хорошее, раз его глаза, обычно такие холодные, вдруг стали теплее. Машины впереди тронулись и Джеймс, будто все время и ждал этого момента, взялся за руль. Марси, чуть погодя, спросила: — А что с той девушкой? Вы были потом вместе? — Она разозлилась на меня и послала куда подальше. Мы жили в одном районе, и когда пересекались — она не здоровалась со мной. Марси хотелось засмеяться. Это звучало так… по-настоящему. — Так себе из тебя кавалер, получается. — Стив тоже так сказал. Оба задумчиво притихли, молча преодолевая остаток пути. Марси прокручивала в голове воображаемые картины: то танцующего с незнакомкой Баки, то Стива с разбитым носом. Джеймс был необычно откровенен и раскован сегодня, и Марси, сама того не ведая (или же просто не признавая), хотела продлить их последнюю встречу. — Будешь хот-дог? — вдруг спросила девушка. — Вот там есть местечко, — она указала пальцем на поворот, — они очень вкусные. Есть даже с какой-то соленой капустой, но это какая-то европейская экзотика. *** Марси приняла из рук продавца два крупных острых хот-дога. От сосисок под карамелизированным луком шел едва заметный пар, который поднимался прямо к носу девушки и заставлял ее желудок предвкушающе урчать. Баки стоял поодаль от ларька и с отсутствующим взглядом курил, смотря в сторону Кэррол Парка, на выходе из которого и примостился фургончик с хот-догами. — Ты просил на мой вкус, и я взяла нам два с острым соусом. Ты ешь острое? А то у Марка после таких трапез желудок отваливается, — Марси недовольно нахмурилась, смотря на булочки с сосисками у себя в руках. Нужно было спрашивать про острое перед тем, как покупать. Тупица. — Ем, — Баки затушил сигарету о бортик рядом стоявшей урны и забрал из рук Марси хот-дог. Они молча ели, неспешно двигаясь в сторону парка. Баки не спешил нарушать тишину, а Марси была сосредоточена на том, чтобы съесть хот-дог и не обляпаться — коварный соус так и норовил капнуть на пальто. На улице уже порядком смеркалось, и по периметру парка зажглись высокие изогнутые фонари. Где-то вдалеке лаяли собаки, по сторонам шумели машины. — Стив скоро вернется? — спросила Марси, вытирая пальцы салфеткой. Баки уже давно доел — казалось, что он расправился с хот-догом всего в два укуса. — Не знаю. Заседание совета может растянуться на несколько дней, и, возможно, Стив задержится в Вашингтоне. — Что-то случилось? — Нет. Просто он хочет оттянуть неизбежное, вот ему и приходится кататься туда-сюда. Они прошли мимо той лавочки, на которой Марси с Алексом обычно пили кофе, Девушка вдруг огляделась по сторонам, будто парень мог материализоваться здесь в эту секунду. Увидь он ее с Баки — усмехнулся бы, сказав, что вот — я прав, и ты явно что-то утаивала от меня. Это был самый жирный его упрек во время последней ссоры, абсурдный и высосанный из пальца, заставлявший Марси просто кипеть от злости, ведь она даже и не думала о том, чтобы крутить романы на стороне. Особенно со Стивом. И уж тем более с Джеймсом. Но Алексу было проще верить в эту версию, чем просто принять тот факт, что отношения могут разрушиться по гораздо мелким, по его мнению, причинам. И Марси перестала его разубеждать, бросив в конце концов усталое: «Думай, что хочешь». Девушка поспешила переключить свои мысли в другое русло. — Чем теперь займешься? Баки повернул голову и посмотрел на Марси из-под приподнятых бровей. — Ну, Сэм уехал, не нужно тратить кучу времени на дорогу до базы и обратно. Стива тоже нет. Делай, что хочешь, и никто не будет отвлекать, — пояснила девушка. Джеймс отвернулся и засунул руки в карманы джинс. Он смотрел вперед, будто бы на конце парковой дорожки мог увидеть ответ на вопрос девушки. Марси неловко закусила губу, опустив голову вниз. Может это был слишком личный вопрос? — Хочу поискать работу, — негромко ответил Джеймс после минутного молчания. — Но пока не придумал, что написать в резюме. Марси издала какой-то неясный звук: то ли хмыкнула, то ли нечаянно хрюкнула. Девушка оценила скрытую иронию в словах Баки. — Ну, ты явно в достоинствах можешь указать большой, нет, даже огромный жизненный опыт. — Ради этого пункта стоило протянуть сто лет. Марси вдруг остановилась и с сомнением прищурилась, глядя на Джеймса, обернувшегося на нее. — Это фигура речи или тебе правда сто? — Правда. Недавно исполнилось, — Джеймс пожал плечами. — Когда у тебя день рождения? — Десятого марта. Марси удивленно ахнула. — Это же на прошлой неделе! Ничего себе. С прошедшим, Баки. Можем засчитать хот-дог за подарок? — Он был вкусный, так что да, можем. Девушка улыбнулась. — Может быть какой-нибудь наниматель захочет попасть в книгу рекордов и возьмет тебя как самого старого работника в мире? — Наверное, какой-нибудь японец обойдет меня в возрасте, так что вряд ли. — Есть какие-нибудь идеи, куда пойдешь? — Нет. — Может быть фитнес-инструктор? Или тренер по боксу? — Сомневаюсь, кто-то решится выходить на ринг с Зимним Солдатом. — Резонно. Баки ухмыльнулся и покачал головой. С поиском работы придется попотеть. Марси с Джеймсом свернули на дорожку, ведущую обратно к машине. — Ты вроде говорил, что начал смотреть «Игру престолов». — Говорил. — Ну и как? Сколько посмотрел? — Три сезона. Современное кино совсем другое. Жестокое. И развратное. — О, неужели у Короля Севера такой нежный вкус? — Почему это я Король Севера? — Баки, ты себя в зеркало видел? — не дожидаясь ответа девушка добавила: — А Робба Старка? Джеймс вздернул бровь. — Вы одно лицо. Кстати, о работе — можешь связаться с менеджером актера и стать его двойником. Подменять на съемках, мероприятиях, исполнять трюки какие-нибудь — уверена, тебя оторвут с руками. — Я не похож на него, — Баки насупился, и выражение лица Баки в этот момент показалось Марси даже немного… милым. — Еще как похож. По-детски препираясь насчет схожести Баки и Робба Старка и обсуждая сериал, Баки и Марси дошли до машины. Джеймс уже хотел открыть девушке дверь, как он делал это обычно (Марси сначала удивлял этот жест, но вскоре это стало обыденностью), как вдруг Марси его остановила: — Я, наверное, пойду дальше пешком. Тут недалеко, — она махнула в направлении дома, будто ее подъезд находился прямо перед ними. — Уже поздно. — Всего восемь вечера, и я уже не маленькая, Баки. Хочу зайти выпить кофе и поболтать с Мэй, обсудить кое-что. У ее сестры день рождения, надо посоветоваться насчет подарка. Баки на мгновение призадумался и вскоре кивнул, отступая от пассажирской двери. Марси столкнулась с ним взглядом и замерла, не зная, что теперь сказать. Стоило, наверное, попрощаться, но слова встали поперек горла. Увидятся ли они еще? Глупость, конечно увидятся — они сталкиваются постоянно: они живут практически в соседних кварталах, ходят в одни и те же магазины, обоим нравится еда в «Izzi». Но это ведь другое. Марси казалось, что она успела по-своему прикипеть к Баки. Он не был ее другом, и не сказать уже, что просто знакомым. Баки завис в какой-то неопределенной категории людей, не поддающейся описанию и объяснению, почему Марси вообще с ней общается. Их, можно сказать, вынужденное общение стало чем-то таким привычным и будничным, сродни разговорам с бабушкой Кэт по телефону, прогулкам с Мэй, играм в приставку с Марком. Марси не могла объяснить, почему при мысли, что их поездкам на машине пришел конец, в груди начинала скрестись тоска. Как будто болезненная ностальгия по временам, которые ты в моменте не ценил, но они оказались чем-то важным. — Тогда до встречи, — обычное прощание из уст Марси прозвучало, как вопрос. — До встречи. *** Неделю спустя Баки стоял на светофоре перед пешеходным переходом и курил. На той стороне дороги красным светилась вывеска круглосуточного маркета, из дверей которого то и дело выходили люди с бутылками, спрятанными в бумажный пакет. Зимний Солдат питался пять раз в день. Для функционирования на полную мощность его организму требовалось около четырех тысяч калорий, после разморозки — еще больше для восстановления формы. Джеймс не знал, чем кормила его ГИДРА — чаще всего это было безвкусное месиво, не поддающееся разбору, но сейчас он был готов есть его хоть каждый день, так как эта баланда давала хоть какое-то чувство насыщения. Если Халк был всегда зол, Баки — голоден. Он пачками скупал мясо и яйца, но запасов хватало всего на пару дней и ему приходилось снова идти в магазин. Казалось, вся его жизнь состоит из супермаркета, прачечной и кабинета Рейнор. Наверное, это и есть обычная жизнь. За спиной периодически раздавались неровные, скрипучие голоса двух подростков. Мальчишки. Джеймс слышал, как они волнительно перешептывались о каких-то Пэм и Одри, которых должны были встретить на вечеринке. Пубертатные шутки, а следом — глупые смешки. Баки вдруг неожиданно для себя хмыкнул, и решил незаметно обернуться на ребят. Долговязые, со странными стрижками и в мешковатой одежде. Острые челюсти, но щеки еще сохранили ребяческую припухлость. У одного над губой пушок, у другого — порезы на подбородке. В улыбках — раскованность, в глазах — беспечность. У них — вся жизнь впереди. Баки одернул себя и резковато, заметно отвернулся. Была бы слежка — он бы выдал себя. Но мальчишки не были его объектами. Они были сами по себе, никакого мальчишкам дела до других нет. Джеймс затянулся поглубже и бросил сигарету под ноги, притоптав. Он тоже сам по себе, никто за ним не наблюдает, всем плевать. Завидовать детям — серьезно? Ненормальная хрень. Привычный обход. Овощной отдел — взял картошку и лук. Обошел длинный прилавок — набрал слив. В корзину попали несколько пачек яиц, упаковок бекона и тостов, банка арахисового масла, четыре замороженные лазаньи, пара пачек макарон и килограмм мяса. Где-то в уголок завалилась коробочка бисквитов с ореховой прослойкой. До воскресенья должно хватить. Кассирша была в приподнятом настроении. Наверное, скоро придет сменщица. Пятница же. Всем хочется домой. — У вас большая семья? Баки, отстраненно смотревший на ленту с продуктами, моргнул и поднял непонимающий, бесцветный взгляд. Продавщица, пробив говядину, улыбнулась ему, но, столкнувшись с нечитаемым взглядом Баки, стушевалась: — Ну, вы приходите почти каждый день. И такая корзина… Не дождавшись никакой реакции, она начала пробивать покупки быстрее. Джеймс расплатился и, бросив скупое «спасибо», вышел на улицу. Теперь у людей много раздражающих привычек. Хотя может его одного теперь это бесит? Болтать с незнакомцами — так ведь было всегда? Баки эта привычка действует на нервы. Он не понимает, зачем задавать личные вопросы незнакомцу. Ему в целом незнакомцы не по душе. Некоторые люди вечером не спешат. У них по-другому течет жизнь. Счастье ли это, спокойствие, безалаберность или одиночество — Баки не знал. Ему было все равно — он с равным безразличием обгонял и неспешно выхаживающих зрелых супругов, и маневрировал между шустрой молодежью, которая тоже старалась обойти копуш побыстрее. Но сейчас он спешил. Не потому, что есть куда — он просто хотел свернуть на менее оживленную улицу. Люди и их суета душат. Даже пугают. Телефон в кармане завибрировал. Баки, по какой-то забытой детской привычке, закинул полный пакет с продуктами за спину и стал похож на Санту. Угрюмого, без белой бороды, а вместо красного мешка — черный. Джеймс с сомнением посмотрел на телефон. Номер неизвестен. Только три человека знали его номер. А Баки знал их, и все они были записаны в контактах. Баки не был наивен и глуп — он понимал что достать его номер не было бы сложной задачей. Нахмурившись он взял трубку, ничего не произнося. Какой-то шум. Много голосов на фоне. Но звонивший молчит. — Алло? — неуверенно послышалось после затяжной паузы. — Баки, это Марси… Лицо Баки разгладилось, стоило услышать знакомое Баки. — Марси? — сразу же отозвался Джеймс, вновь напрягаясь. — Что-то случилось? — Нет, — нервно выдохнула девушка. — То есть, да, но ничего серьезного. Джеймсу не нравилось, что Марси тянет. Он предпочитал краткость и ясность, но, как он понял, Марси не была способна выражаться точнее в этот конкретный момент. — Мне нужна твоя помощь. Не могу долго говорить — я в участке на Элизабет Стрит. Ты можешь приехать, пожалуйста? Но сначала… *** Девушка чувствовала себя паршиво. От пальто, которое она не успела снять при входе, воняло пивом, случайно пролитым неизвестным парнем у бара, все штаны были в брызгах грязи и это еще не самое страшное — Марси и думать не хотела, остатки каких субстанций могли пристать к ее джинсам после того, как она посидела на скамейке за решеткой. Судя по амбре, стоявшему в изоляторе, можно было предположить, что каждая поверхность в этом помещении была заляпана какой-нибудь биологической жидкостью. Голова шла кругом от грязи, и, видя, как остальные нью-йоркские нарушители порядка спокойно сидят на скамейке, Марси чуть не добавила к букету ароматов запах свежей рвоты. Но после сорока минут, что пришлось отстоять на одном месте на каблуках, пусть и невысоких, девушка все же проглотила брезгливость (хоть та и встала поперек горла) и скромно уселась на краешек скамейки. В тот момент Марси показалось, что одна женщина, сидевшая у противоположной стены, злорадно усмехнулась. Не суди человека, пока не пройдёшь долгий путь в его ботинках — так вроде говорилось. Что ж, за час ожидания Марси пришла к полному осмыслению этой фразы. Она была готова не только сидеть, но и лежать на этой скамейке. К сожалению или к счастью, такой возможности у девушки не было — изолятор был переполнен. Либо на выходных в Нью-Йорке всегда было так беспокойно, либо в эту пятницу город решил сойти с ума. Марси бездумно наблюдала за тем, как проститутки просовывали руки между прутьями, цепляясь за проходивших мимо полицейских, как две изрядно подвыпившие девушки громко ругались, буйно жестикулируя и тем самым раздражая ту самую женщину, которая посмеялась над гадливостью Марси. Будь Марси немного в другой ситуации — она бы не была так оторвана от действительности и происходящее вокруг напугало бы ее или, по меньшей мере, заставило бы напрячься. Но Марси, если так можно сказать, была равнодушна к обстановке и окружению манхэттенского обезьянника — ее заботило только то, как выбраться оттуда, поэтому она спряталась от галдежа «сокамерников» и тошнотворных запахов за пеленой мыслей. Первому, конечно же, можно было позвонить отцу. Его адвокат наверняка бы решил вопрос в два счета, и ему не пришлось бы слушать дежурное: «Участок перегружен. Ждите, офицер скоро займется вами». Самый простой и действенный вариант, вот только Марси совсем не хотелось объяснять отцу, каким образом она оказалась в полиции. Ей не было страшно — папу она никогда не боялась и была уверена, что, узнай он о ее ситуации, то не стал бы свирепствовать, не устроил бы сцену и не начал стыдить. Но это только по отношению к ней. Марка же, который сидел в соседнем изоляторе вместе с мужчинами, он изничтожил бы на месте в тот же миг, как только увидел. Стоило Марси подумать о ругани, о бабушке Кэт, которая бы то охала, то распекала Марка за «полнейшую безалаберность» и «поразительное безрассудство» (ее любимые обороты во время «ликбезов»), и она тут же отказалась от этого варианта. Был бы в городе Сэм — она позвонила бы ему. Но Сэм далеко, за сотни километров, и звонить ему бесполезно. Ким в Вашингтоне. Мэй в Ньюарке. Марк в соседней «камере». Задница. О Баки Марси подумала в последнюю очередь. В моменте, когда на ум пришло его имя, она захотела треснуть себя по лбу. Еще чего не хватало! В последнюю неделю Марси пыталась отучить себя вспоминать о Джеймсе. Это было совсем не к месту. Все, Сэм уехал из города, больше нет повода необходимости пересекаться: никаких поездок на базу, никаких совместных ужинов и прочего. Конечно, Сэм рано или поздно вернется, и, возможно, что-то из прежнего жизненного уклада снова войдет в будни. Но сейчас — нет. И раз больше Джеймса рядом нет, то и думать о нем не нужно. Зачем? Между ними никаких договоренностей, ноль общих дел, абсолютное отсутствие пересечений. Но почему-то он вспоминался. Марси не придавала этому значения: естественно, что человек, с которым ты проводишь некоторое время, западет тебе в подсознание, начнет ассоциироваться с чем-то. Это нормально — так устроен человеческий мозг. Все, что люди видят и слышат, обрабатывается им, и, пусть не всегда полученная информация оказывается полезной, она остается в сознании. Взять ту же дурацкую рекламу — она раздражает, но все крутится в голове снова и снова. Также и Баки — Марси просто провела с ним слишком много времени, ее мозг привык к тому, что он рядом. Но скоро это пройдет — надо просто не развивать эти мысли. Марси не могла объяснить себе, почему ее так коробит от того факта, что она думает о Баки. Она не хотела копаться в причинах. Их общение сведено к минимуму — это ли не то, чего она так давно хотела? Марси до последнего не решалась позвонить Баки. Не только из-за своих тараканов: она не говорила с ним с того дня, как улетел Сэм. То есть, почти неделю. И вот каким образом она решила напомнить о себе — звонком из полиции. Какой позор. Знай Марси, чем все закончится — ни за что бы не взяла трубку от Марка. Не поехала на этот чертов Манхэттен, не стала бы вытаскивать проблемный зад своего дяди, который на четвертом десятке вел себя так, будто только поступил в колледж. Но она ответила на звонок, поперлась в тот бар и вляпалась в кучу дерьма, в которой к моменту появления Марси уже встрял Марк. Марси не могла не позвонить Баки. Хотя бы потому, что уже не могла вдыхать вонь изолятора, смешавшуюся с резким парфюмом одной из проституток. Девушка плавно прикрыла дверь в свою спальню, хотя не было бы никакой разницы, если бы она хлопнула ей со всей дури — Марк был пьян настолько, что не заметил бы и нового вторжения на Манхэттен. Баки уложил дядю на постель прямо в одежде — в испачканных джинсах и порванной во время драки кофте. Марси только стянула с него кроссовки и еле удержала себя от порыва хрястнуть обувью прямо по лицу Марка. С усилием задушив этот порыв, она отпустила ручку двери и обернулась, приложив ко лбу ладонь. Баки сидел на корточках у двери, в этом крошечном пространстве между кухней и гостиной, и неуверенно гладил ластящуюся к нему Бекки по пушистой спине. Марси хоть и не обладала супер-зрением, но все равно видела, что живая ладонь Баки едва касается шерсти. Девушка на мгновение замерла, впитывая глазами эту картину. Этот странный, неловкий разговор хотелось оттянуть. — Я пойду? — подал голос Джеймс, выпрямляясь во весь рост. Он не хотел навязывать свое присутствие девушке, видя, что она не в духе. Марси вздохнула. Она чувствовала себя, как грешница под взором священника, и не могла найти места, куда спрятать свой взгляд. — Эм… Не знаю. Просто спасибо, Баки. Не знаю, что тебе сказать. — Можешь ничего не говорить. Джеймс знал, что такое «не хотеть говорить о чем-то». И хоть история Марси в сто процентной вероятности была попроще, чем его, Баки не хотел напирать. Собственно, кто он вообще такой, чтобы напирать. Марси расслабила плечи. — Есть сигаретка? Марси не знала, показалось ли ей, что на одно мгновение на лицо Джеймса прокралась улыбка. Было забавно наблюдать за тем, как Баки пролазит через окно на пожарную лестницу. Несмотря на его габариты, отчего ему пришлось согнуться чуть ли не втрое, Джеймс сумел сделать все грациозно. Марси же приложилась макушкой о деревянную раму. На улице было прохладно, и не снятое пальто пришлось весьма к стати. Марси поправила воротник и, оперевшись поясницей на черные перила лестницы, повернулась к Баки. Он уже зажимал губами сигарету и, смотря на девушку, протягивал ей пачку. Марси позволила себе задержать на нем взгляд и поймала себя на том, что разглядывать лицо Джеймса… Приятно. Глазами невозможно потрогать, но у Марси складывалось впечатление, что ее взгляд все же касался Баки, и ее глазам было приятно — будто гладить мягкий ковер и ощущать ладонью нежный ворс. Баки заметил ее взгляд. И тут же напустил на лицо самое угрюмое из всех выражений, будто старался отпугнуть нежеланного зрителя. — Марк подрался. Точнее, сначала надрался с каким-то кретином. Джеймс не перебивал, не уточнял, а просто ждал, когда Марси закончит рассказ. Это была одна из черт, что девушке нравилась в Баки: он умел слушать. — Он позвонил, когда еще все было нормально, попросил приехать. Был очень грустный и уже достаточно пьяный, — она хмыкнула, стряхивая пепел, — и я не стала ничего спрашивать, просто поехала. Мало ли, что могло случиться. Пока я добралась, он сцепился с тем парнем, с которым, собственно и пил. Не знаю, что не поделили — я застала уже начало драки. А потом Марка отделали. Не знаю, кто тот тип, но дрался он отлично. И я вмешалась. Как-то не к стати была бы сейчас смерть Марка от какого-то дурачка на улице, согласись. — Ты вмешалась? — Баки то ли с сомнением, то ли с осуждением переспросил Марси. — Ну, вмешаться — это громко сказано, конечно, — посмеялась Марси. — Я колотила его сумочкой. А мимо проезжали патрульные. Естественно, они остановились, начали разнимать. Но Марк просто придурок. Сцепился еще и с копами, врезал одному. Вот его и оформили. — А как ты оказалась в участке? — Придурок, который дрался с Марком, сказал, что я била его по голове тяжелой сумкой. Они не стали разбираться, что к чему, и забрали меня за компанию. К тому же, после выходки Марка они были настроены, мягко говоря, недружелюбно. Сумасшедшее время. Баки не мог представить, чтобы семьдесят лет назад полиция арестовала женщину. — Зато теперь я уяснила три вещи: первое — не отвечать Марку в пятницу вечером, второе — носить с собой удостоверение, чтобы не сидеть в участке дольше положенного, третье — нужно найти себе адвоката. На будущее. — Еще собираешься участвовать в драках? — улыбнулся Баки. — Кто знает. Но я больше не хочу никому звонить и просить привезти мне документы и деньги на залог. К тому же, не все мои знакомые могут похвастаться умением проникать в чужие квартиры. — Это было несложно, — Баки загадочно улыбнулся. Марси бросила окурок в пепельницу. — Что ж, если тебя когда-нибудь нужно будет вытащить из полиции — я к твои услугам. Еще раз спасибо, Баки, ты меня выручил. Уже в который раз. Они уже оба докурили, но никто не собирался уходить с балкона. Марси не хотела оставаться наедине со своими мыслями — она понимала, что будет прокручивать сегодняшний инцидент раз за разом. Думать о том, не отразится ли арест на ее учебе, не предъявят ли Марку обвинение (хотя и гадать нечего — обязательно предъявят), и этот отвратительный калейдоскоп размышлений доведет ее до нервного тика. Баки словно чувствовал потребность Марси в обществе, и просто был рядом. — Хочу напиться, — выдала девушка, закинув голову назад. Верхняя часть тела опасно свесилась за перилами, и Баки напряженно следил за каждым движением девушки, готовый в любой момент схватить ее и поставить ближе к стене. — Напиться, чтобы не вспоминать этот дерьмовый вечер, спокойно уснуть и поехать завтра по своим делам. Будто и не было всего. — Стив бы сказал, что это плохой план. — Зато действенный, — Марси выразительно дернула бровями. — Пара бокалов вина — и никаких проблем. Жаль только, что уже не продают, — вздохнула девушка. Тишина сгустилась вокруг них. Марси отвернулась, подставляя под взгляд Баки свой остроносый профиль. Джеймс воспользовался моментом и украдкой очерчивал глазами линии ее лица, то и дело цепляясь взглядом за поджатые в задумчивости губы. Почему из тысячи тысяч женщин она? Почему именно ее лицо так хочется обхватить руками и впитывать взглядом каждую деталь, чтобы иметь возможность воскрешать их в сознании, когда ее не будет рядом. Почему именно ее запах хочется вдыхать до тех пор, пока он не вытеснит кислород из легких? Почему он счастлив просто быть рядом, даже без возможности прикоснуться хотя бы кончиком пальца к ее коже, наверняка очень нежной на ощупь? Почему она делает его законченным эгоистом, не способным сделать шаг прочь? — Могу я пригласить тебя выпить? — Баки больше не подчинялся себе. Он был на поводу у дьявола с длинными каштановыми волосами, который всего одним жестом уже мог заманить его в преисподнюю, куда он сиганул бы без раздумий. — Прости, но баров на меня сегодня хватит, — Марси неловко поджала губы, спрятав покрасневшие ладони в карманы пальто. — Я не сказал ни слова про бар, — Джеймс таинственно улыбнулся, и нечто хрупкое, уязвимое в его взгляде не позволило девушке вновь отказать. — Только переоденусь, а то от меня так и пахнет преступностью. *** — Аскетично, — заметила Марси, быстро оглядывая скромное жилище Джеймса. Необжитое, холодное, но аккуратное: нигде не валялось ни одного забытого носка, как это бывало в квартире у Марка; не стояли чашки с остатками кофе, как дома у Сэма; не валялись вещи, как у неё. Журнальный столик был пуст, не считая сиротливо лежащего пульта; на диване ни единой складочки, будто на нем и не сидели вовсе; два одиноких стула были задвинуты под стол. Носа коснулся запах чужого дома: лёгкий, почти неуловимый шлейф приятного мужского дезодоранта и кожаных курток. Из открытого окна тянуло свежим мартовским воздухом, сухим асфальтом и таким знакомым пыльным ароматом мегаполиса. Джеймс вдруг потянулся помочь Марси снять пальто, но девушка, даже не подумав о том, какой галантный жест хотел провернуть мужчина позади неё, ловким привычным движением скинула верхнюю одежду с плеч и повернулась, пытаясь найти взглядом вешалку. Баки без лишних слов забрал пальто из ее рук и пристроил на крючок рядом со своей курткой. Они пару секунд молча смотрели друг другу в глаза, вдыхая повисшую в комнате неловкость. В их головах крутились одно и то же: какого черта они тут делают. Они не враги, тем более не друзья, и даже не приятели. Холодный уличный ветер все ещё гулял в мыслях, выветривая рациональность, гасил вспыхивающие вопросы «зачем»; пережитое волнение высосало энергию девушки, разжигая настойчивое желание надраться, пусть и в неподходящей компании (хотя она и боялась признаться себе в том, что компания всё-таки была ей по душе). Марси хотелось отпустить этот вечер, утопить на дне стакана все тревоги, прекрасно осознавая, что утром они все равно всплывут. Но пока ночь была к ней благосклонна, скрывая от проблем завтрашнего дня, девушка решился спрятаться от всего и вся за стенами чужой квартиры. Джеймс моргнул, отводя задумчивый взгляд от Марси, и махнул вглубь квартиры: — Проходи, — предложить ей «чувствовать себя как дома» Баки не мог: он сам себя так здесь не ощущал. Марси вслед за Джеймсом скинула обувь и, с любопытством осматриваясь, присела на краешек дивана, словно боялась, что подушки укусят ее спину, если она откинется на них. Ее взгляд коснулся широкой мужской спины под обтягивающим синим пуловером. Бабушкин голос на задворках сознания шептал, что ходить одной к «чужим дядям» нельзя, и Марси мысленно усмехнулась. Какие же глупости порой лезут ей в голову. Она уже давно выросла, а Джеймс не совсем дядя. И честно признаться, уже и не чужой. Его хмурый сизый взгляд, тонкий свежий запах, бархатистый голос были давно ей знакомы. Манера общения и некоторые грани сложного характера, привычка облизывать губы и засовывать руки в передние карманы джинсов, ухмылка, появляющаяся взамен улыбки на длинных припухлых губах — та его часть, что он не скрывал от неё, которую позволял видеть, плотно связалась в ее сознании с именем Джеймс Баки Барнс. Марси робко оглянулась на подушки позади себя и все-таки подтянулась вглубь дивана, пока Баки гремел на кухне, пытаясь что-то отыскать. В натянутой тишине послышался приглушённый вздох, и мужчина, вытащив кружку и стакан с одной из полок, повернулся к Марси: — У меня нет бокалов, — девушке показалось, что в его голосе проскользнула нотка смущения, и ей самой стало неловко. Она не хотела, чтобы Джеймс чувствовал себя неудобно, и постаралась легко улыбнуться: — Ну у нас же тут не ужин при свечах, верно? Кружки подойдут. Джеймс согласно кивнул и, зажав мизинцем ручку кружки, обхватил остальными пальцами горлышко пузатой бутылки с прозрачно-золотистой жидкостью, в другой руке зажал стакан и проследовал к дивану перед кофейным столиком. — А еда у тебя есть? — робко поинтересовалась Марси. Перспектива пить без закуски медовуху, которая, по словам Сэма, могла прибить ее к полу одной каплей, мягко говоря пугала девушку. Баки поджал губы. — Из того, что можно съесть прямо сейчас, только сливы и замороженная лазанья, — он скосил на девушку осторожный взгляд, присаживаясь на другом конце дивана. — Джеймс Барнс, ты правда живешь здесь или привёл меня в чужую квартиру, где случайно оказалась инопланетная медовуха? — Марси хохотнула, наконец расслаблено откидываясь на спинку дивана. Вся эта ситуация напоминала ей юношеские годы, когда она приходила на вечеринки к ребятам, покупавшим исключительно алкоголь, газировку и больше ничего. Она с улыбкой посмотрела на Джеймса, расставлявшего скромный набор на низкий столик перед ними. — Ну, во-первых, не случайно — это подарок на день рождения, — с расстановкой проговорил он, — а во-вторых, еда у меня не задерживается. Марси окинула взглядом внушительную фигуру Баки и с пониманием кивнула, хотя до полного понимания ей было далеко — она и представить не могла, сколько калорий потреблял Джеймс. — Могу сделать тосты, — Баки нахмурился, лихорадочно прикидывая, чем накормить девушку. — Или что-то придумаю с мясом, но готовлю я не очень, если честно, — вздохнул он. — Или могу просто отвезти тебя домой, если хочешь, — серые глаза блеснули в полумраке комнаты, и у Марси что-то неуверенно екнуло глубоко в груди. Она видела, что Баки старался. Хотел, чтобы ей было комфортно, и, похоже, он был готов сию минуту подорваться с места и пойти соображать что-то на кухне. Марси понимала, почему он был так обходителен с ней, но это вызывало в ней неоднозначные чувства: она безусловно ценила подобное отношение, но было бы гораздо проще и естественнее, если бы Баки просто расслабился. Она не хотела, больше не хотела, чтобы это вспоминалось, ведь тогда происходящее стало бы абсолютно неправильным. — Нет уж, пусть сначала Марк проспится, — Марси подцепила со стола кружку и демонстративно протянула ее Джеймсу. — Приступим к эксперименту. Если выживу — угостишь меня своими сливами. Крепкая, густоватая жидкость обожгла пищевод, лавой стекая в желудок и вызывая в животе сильное жжение. Губы будто опалило пламя: Марси спешно хватанула горящим ртом воздух, подскочила с дивана и понеслась к раковине, громко сыпля ругательствами. Не заботясь о том, как это выглядит со стороны, она открыла кран на всю и принялась пить льющуюся воду, надеясь, что это хоть как-то потушит пожар. Джеймс оказался позади так быстро, что обернувшись, Марси дернулась от испуга. Мужчина протягивал ей бутылку молока. Девушка отпила прямо из горлышка и в миг почувствовала облегчение: молоко притупило ядреное послевкусие медовухи. — О господи, — она, глупо смеясь, приложила пальцы к губам. — Как ты так спокойно стоишь? Это же просто невозможно пить! Джеймс не смог сдержать улыбки и поднял глаза к потолку, прикусывая щеку изнутри. Он давно не видел такой уморительной картины, как девушка, выпучившая в шоке глаза и ругающаяся, как сапожник. — Какой же ты засранец, — Марси легко тыкнула Баки в грудь, а потом смущённо потупила взгляд: — Вырвалось, уж прости. Я запрещаю тебе это вспоминать. Особенно при Сэме, — она пригрозила мужчине пальцем и нетвёрдой походкой направилась к дивану. По венам растекался жар, приятно расслабляя руки и ноги, и Марси почувствовала, что стремительно пьянеет — надо же, меньше минуты, а в голове уже томительная лёгкость. Рекорд. Марси плюхнулась на диван, медленно хлопая ресницами. Она казалась заторможенной, и Джеймс, который выпил вполовину больше, чем девушка, но без намёка на опьянение, участливо спросил: — Марси, ты в порядке? — В полном, — она вскинула руку и показала большой палец. Девушка вдруг сморщилась и драматично откинула голову назад: — И, пожалуй, я бы съела парочку слив. И лазанью, если уж на то пошло. Пустая тарелка, которую некогда занимала лазанья, стояла на столе рядом со стаканом и кружкой. На фоне приглушённо играл музыкальный канал, проигравший уже с десяток клипов. Баки медленно потягивал медовуху, сидя сбоку от Марси на противоположном конце дивана. Морщинка между бровями наконец разгладилась, бионическая кисть расслаблено свисала со спинки дивана. Большие серые глаза заволокла хмельная пелена, уголок губ был приподнят. Озорной, впервые за долгое время такой искрящийся взгляд Джеймса был устремлён на экран телефона, зажатого в живой руке. Джеймс скептически отнесся к затее девушки: играть в карты на телефоне. Это звучало странно. Но Марси была упертой, и он поддался, ни разу ни пожалев о своем решении: уступать Марси было приятно. Он бы согласился на любую чушь, лишь бы она снова довольно улыбалась ему. — Ты проиграла, Марси, у тебя уже почти нет фишек. Сдавайся, — он вскинул на девушку показушно-жалобный взгляд, в серой радужке которого мерцали плутовские огоньки. Марси, насупившись, досадливо стиснула в ладошке смартфон. Обкусанные губы выделялись на бледном лице, из глаз так и брызгало раздражение. — В следующей партии я разделаюсь с тобой на раз-два, — она откинула в сторону телефон, на экране которого зеленел виртуальный карточный стол. Не везет в картах — повезет в любви. Если это правда, то сию минуту в квартиру Джеймса должен был вломиться принц на белом коне, ведь Марси проиграла уже третью партию подряд, и с каждым разом ее тонкие брови хмурились все сильнее, и это напряжённо-недовольное лицо так и подначивало Джеймса выкинуть что-нибудь эдакое в надежде, что темно-серый сердитый взгляд, такой живой и открытый, снова обратится на него. В душе словно проснулся мальчишка, любимым занятием которого было дергать девочек за косички: слишком уж приятно было наблюдать за тем, как девушка напротив зло пыхтит, когда ему приходит сильная комбинация. Азарт в ее глазах был второй причиной, почему он не пожалел, что согласился на этот чудной телефонный покер. — Ты не умеешь проигрывать, — он покачал головой, наполняя стакан из стремительно пустеющей бутылки. Марси едва ли осилила четверть той половины, что впервые налил ей Баки, и с опаской косилась на кружку, прикидывая, будет ли корчиться над унитазом, сделав маленький глоток. На щеках тёплой пастелью розовел пьяный румянец, затуманенные хмельной поволокой глаза смотрели из-под полуопущенных длинных ресниц. Она часто облизывала губы, притягивая к ним взгляд, и Баки бездумно, как наивная рыба, напарывался на острый крючок, провожая каждое движение кончика языка по болезненно-алым обветрившимся губам. На заявление Джеймса Марси высоко вздернула брови, по телу разбегались волны почти детского возмущения. Довольное лицо мужчины оскорбляло — давно никто так не разносил ее в покер. А он ещё и злорадствует. Марси разрывалась между желанием обсыпать его ругательствами и вызвать на реванш, а потом поддаться, делая немыслимо глупые ставки: она впервые видела Баки таким пьяно-обаятельным. Шаловливая улыбка, от которой вокруг больших потеплевших глаз расползались мелкие, едва заметные морщинки, приковывала к себе взгляд, заставляя не поддающееся объяснению волнение заниматься где-то в области солнечного сплетения. Джеймс был по-ребячески весел, его гладковыбритое лицо то и дело украшала хулиганская ухмылка, и мужчина будто скидывал с себя сразу десяток лет: он казался таким молодым, и эти оттенки проказливой юности уносили Марси в какое-то другое измерение, где за именем Джеймса никогда не следовала тень Зимнего Солдата и его страшных поступков. — Я тебя поколочу, Баки, если не сотрёшь эту ухмылочку со своего лица. Я сегодня уже ввязалась в драку и ко второй готова, так и знай, — девушка угрожающе вскинула кулак. Баки хмыкнул, непринужденно откидываясь на спинку дивана, и, чуть приподняв, подбородок сказал: — В мое время девушки не бросались такими угрозами. — Наверное, в твоё время ты не был таким противным, — съехидничала девушка, отвернувшись к телевизору. На музыкальном канале начался хит-парад по десятилетиям: на экране замелькал старый клип Шэр на песню «Believe». Рука Марси потянулась к пульту, чтобы сделать погромче. — Вот, просвещайтесь, дедушка Барнс. Губ девушки коснулась ностальгическая улыбка: как-то раз Марси, завернувшись в только постиранную бабушкой тюль, пела перед телевизором эту песню вместе с Шэр. — Марк, засранец, сфотографировал меня тогда. Теперь этот позор висит у папы на холодильнике. Не понимаю эту дурную привычку выбирать самые худшие снимки детей и лепить их на видное место. Хорошо, что хоть инстаграма тогда не было, — она облегченно вздохнула, устраиваясь поудобнее на диване. А потом посмотрела на Баки, странным взглядом ввинчивавшегося в ее лицо. Марси подумала, что он не понял, о чем она говорит: он был далёк от соцсетей так же, как ее прадед. Но дело было совсем в другом. Джеймсу нравилось смотреть на неё. На то, как быстро меняется ее мимика, как тепло разливается в темно-серых глазах, стоит только вспомнить кого-то из членов семьи. Длинные распущенные волосы струились по узким плечам, спадали на грудь и живот, а когда лезли на лицо — Марси смешно их сдувала, чуть выставляя нижнюю губу вперёд. Она была такая спокойная. Домашняя. Свет, отбрасываемый торшером на ее профиль, казался на пару тонов нежнее. Диван, на котором они сидели, неожиданно стал мягче, а воздух в квартире слаще и теплее. Джеймс впервые за долгое время почувствовал, что он дома. Его не тянуло на улицу, прочь из четырёх стен, которые обычно давили на него своей серостью. Марси заражала его спокойствием, которое излучала сама. Допьяна поила его своим доверием. И Баки не мог отвести от неё взгляд, боясь, что это просто сон, и стоит ему моргнуть — она испарится, а все вокруг просто потухнет. Марси — единственный сон, от которого ему не хотелось проснуться. Девушка расслаблено вытянула одну ногу вдоль дивана, почти касаясь ступней бедра Баки. Он бросил на ее лодыжку короткий взгляд, борясь со вспыхнувшим вдруг желанием обхватить ее пальцами. Полоска кожи выглядывала из-под края чёрных брюк, и он на миг представил, как было бы приятно прикоснуться к ней. Марси заметила, как потемнело его лицо, и подтянула ногу обратно, решив, что Джеймсу неприятно, когда влезают в личное пространство. Баки вдруг встал, потянувшись к заднему карману джинсов. — Пойду покурю, — сказал он, не оборачиваясь. Марси услышала, как чиркнула зажигалка, и поднялась с мягкого сиденья. Сквозняк прокрался через распахнутое окно за вырез шелковой блузки, но Марси не обращала внимание на пробежавшиеся по телу мурашки и подошла к Баки, встав так близко, что касалась мизинцем его руки. — Поделишься? — спросила она, вглядываясь в небо над ночным Бруклином. Перед глазами сразу пронёсся тот вечер накануне Рождества, когда она с тем же вопросом обратилась к Баки на балконе у Сэма. Тот же город, тот же район. Но Джеймс вдруг стал Баки. Теперь у него короткие волосы, торчащие во все стороны, гладковыбритые скулы. Он забирает ее из участка, пьёт вместе с ней черти что в своей квартире и виртуозно обыгрывает в карты. Марси не успела осознать тот миг, когда его общество, которого она так сторонилась, вдруг стало желанным. Почему она здесь, почему она с ним? Почему так сложно оторвать от него взгляд? Что вдруг изменилось так резко? Баки больше не снился ей в кошмарах, хотя она продолжала видеть с ним сны. Обычные, абсолютно нормальные, как с любым другим знакомым ей человеком. Баки больше не был жутким, до трясучки пугающим мрачным силуэтом, что подстерегал ее в ночи. На его лице больше не было страшной черной маски — лишь улыбка, неуловимая, редкая, но если она появлялась, то была такая теплая и заразительная, что девушке хотелось всегда улыбнуться в ответ. Улыбнуться ему. В мыслях был то ли сигаретный дым, который Джеймс струйкой выпустил в открытое окно, то ли туман, навеянный алкоголем — Марси не могла понять, что так ударило ее по голове, отчего она не могла перестать глазеть на очерченную тенями линию челюсти и такие запредельно розовые губы. Марси проводила взглядом взмах длинных ресниц над серыми глазами, и поймала себя на том, что дышит слишком часто. Короткий миг перед тем, как Баки потянулся к пачке, казалось, растянулся на часы: слишком много крамольных мыслей проскочило в голове девушки. Она просто пьяна. Просто пьяна. Марси нахмурилась и растеряно моргнула, отводя взгляд куда-то за вереницу домов. — Я не буду целую, — тихо сказала девушка осевшим голосом. — Если ты не против, — она протянула руку с растопыренными указательным и большим пальцем. Краем глаза заметив, что Джеймс отнял от рта сигарету и протянул ей, Марси аккуратно, стараясь не коснуться его руки, взяла ее и глубоко затянулась. Дым горечью заструился по лёгким, и Марси прикрыла глаза, отгоняя от себя мысли, что фильтра касались его губы. Она с десяток раз курила одну сигарету на двоих, но почему-то именно в эту мартовскую ночь это показалось ей слишком интимным. Тишина вдруг стала напрягать. Марси казалось, что Джеймс может слышать, как колотится ее сердце. — Ты родился в Бруклине? — она стряхнула пепел куда-то за оконному раму и поправила волосы так, чтобы Баки не мог видеть ее лица: девушка чувствовала, как щеки горели. — Да, — Джеймс забрал у неё сигарету. Обострившийся слух уловил, как тлеет бумага. Марси облизнула губы. — А ты? — Нет, — она отрицательно покачала головой. — Я выросла на Манхэттене, мой отец и бабушка сейчас живут там. — Почему тогда ты выбрала Бруклин? — сигарета вновь перекочевала к ней в руку. — Ну, мне не хотелось, чтобы рано или поздно на мой дом свалился пришелец или Халк. Было, проходили, — она обернулась, зажав пальцами бычок. Джеймс, не дожидаясь просьбы, подставил ей пепельницу. — И тут подешевле. Марси начала думать, что Баки владеет гипнозом: он смотрел ей в глаза, и казалось, что это прямой, опасный взгляд приковывает ее ноги к полу, не давая сделать лишнего движения. Что она здесь делает? Отчего странные мысли лезут в голову и заставляют ее нервничать? И почему ее это стало так беспокоить? Дурацкая медовуха. Из телевизора зазвучала знакомая обоим песня. Марси замерла, в волнении затаив дыхание. Если бы она знала, что все будет так, то вместо музыкального канала включила футбольный матч, чтобы избавить себя от ярких вспышек воспоминаний, заставляющих нервно сжимать пальцы. Переплетение их рук в первом танце. Нерешительные, скованные движение, будто у двух школьников на зимнем балу. И Джеймс так близко… Джеймс был близко и сейчас. Близко ровно настолько, насколько не должен быть. Настолько, насколько она не должна была позволять себе стоять рядом с ним. Марси отчаянно моргала, ее дыхание становилось поверхностным и частым. Ощущение, что она не должна быть здесь, накатывало все сильнее; кровь, разбавленная алкоголем, приливала к лицу. Жарко. Мысли пылали противоречиями, голоса в голове, принадлежащие разным началам, чувственному и рациональному, вступили в спор, отчего девушке то хотелось сбежать из квартиры, то остаться и стоять рядом с распахнутым окном напротив Баки, не стеснявшегося прямого контакта глаза в глаза. — Потанцуем? — перед девушкой раскрылась широкая ладонь. Марси с опаской окидывала взглядом то руку, то лицо Джеймса, такое серьёзное и вместе с тем взволнованное. В груди поселился странный трепет, болезненный и томный. Марси застыла, чуть приоткрыв губы, и уставилась на руку Джеймса так, будто она проклята: стоит коснуться ее, и девушка превратится в прах. Малодушную, жалкую кучку пепла, не сумевшую поступить правильно, ведь порой верные решения наименее привлекательные. Она не должна была звонить Джеймсу. Не должна была приходить к нему домой. Марси сделала в этот вечер много ошибок, она поняла это. Она могла бы устоять перед последней, но зачем, если ей так захотелось ее совершить? Марси коснулась похолодевшими пальцами ладони Джеймса. Он нежно, но крепко сжал ее руку. Одеревенелыми ногами, совсем не годившимися для танцев, она подступила к нему ближе и отвернула голову в сторону, избегая серых глаз. Джеймс обвил девичью талию, притягивая Марси ближе, намного ближе, чем в их первый танец. Он почувствовал касание мягкой, тёплой груди и незаметно вдохнул аромат женских духов. Волосы на макушке Марси щекотали подбородок, и несмотря на то, что между ними не осталось и миллиметра, Баки хотелось прижать девушку ещё ближе. Откинуть длинные пряди с ее плеч, прижаться губами к горячей коже на шее, расстегнуть пуговицы на блузке и поцелуями проложить дорожку ниже. Он ненавидел себя за эти мысли, ненавидел своё тело, мигом отреагировавшее на них, из-за чего ему пришлось немного отстранить от себя девушку. Баки окрестил себя последним подонком, но он был готов нести это бремя, ведь хотя бы на эти пару минут, пока он держал в руках Марси, он был счастлив. Марси прикрыла глаза, раскачиваясь вместе с Джеймсом в такт музыке. Она бездумно, поддавшись неясному, бессознательному порыву, прижалась щекой к твёрдой, невыносимо горячей груди и слушала бешено колотящееся чужое сердце. Ей не хотелось думать, что танцуя с ней, Баки вдруг испытал то же самое. Ведь тогда все стало бы ещё хуже. Происходящее — мимолетное помешательство. Глупость. Сон. Ночь унесёт с собой этот танец, вместе со звёздами погаснет вспыхнувшее влечение; желание остановиться и взглянуть Джеймсу в глаза выветрится вместе с алкоголем. Они просто пьяны, все дело в полупустой бутылке, забытой на столе, и больше ни в чем. Завтра воспоминания об этом моменте померкнут, он перестанет иметь смысл. Завтра она забудет, что думала о губах Баки и о том, как он приятно пахнет. А пока у неё есть этот бесконечный миг аномальной мартовской ночи, когда она позволяла себе таять в крепких руках мужчины, на месте которого должен был быть человек, который уже больше двух лет покоился на глубине шести футов. Человек, которого убил он. По комнате потянулся мелодичный голос Ланы Дель Рей — хит-парад девяностых закончился, уступая место песням второго тысячелетия. Джеймс с Марси продолжили прикрываться танцем, наслаждаясь запретным теплом друг друга. — Чем ты занимался до войны? Кроме бокса, — вдруг спросила девушка, с трудом отрывая голову от груди Джеймса. Она будто копила силы весь танец, собирала осколки разбившегося в дребезги контроля, чтобы взглянуть в его глаза. Такие тёмные. Такие манящие. Лицо Баки было пугающе близко. Марси могла видеть пробивавшуюся щетину на его подбородке. Надо же, у него есть ямочка. Тень от ресниц отражалась на потемневшей серой радужке, падала на тонкую кожу под его глазами. Девушка чувствовала дыхание Баки на своем лице, как его тепло струилось по щекам. Марси жадно исследовала черты лица Баки, хотя надеялась, что ей хватит ума не воскрешать этот момент в своей памяти снова и снова. Она разглядывала Джеймса, но в то же время хотела забыть его взъерошенные волосы, его большие кошачьи глаза, плавный изгиб его губ. Она хотела выжечь воспоминание о его руках, о крепком плече под ее ладонью, о тепле его тела, прижимавшегося к ней. Баки шумно сглотнул, смотря на Марси сверху вниз, его рука на ее талии машинально сжалась крепче, но он одернул себя и постарался расслабиться. Он не мог припомнить ничего стоящего, о чем мог бы рассказать Марси. Одна половина его жизни — сплошной мрак, вторая — обыденность: перед войной он знал только ринг, да бесконечные подработки. Были девушки, конечно же. Но с высоты прожитых лет, Джеймс понял, что это была и не жизнь вовсе, только подобие. Он старался выжить, не загадывал на будущее, и единственное, что в том времени имело смысл — это мать и сестра. Джеймс мысленно хмыкнул: прожил сто лет, а что толку? Сделал ли он что-то, чтобы эти сто лет оказались не просто существованием, а именно жизнью? — Баки, все в порядке? — Марси, обхватив пальцами плечи Баки, откинулась на его руках назад, обеспокоенно заглядывая мужчине в лицо. — Да, — он рассеяно моргнул, опустив на девушку взгляд. — Знаешь, ничего особенного я не делал, — поблескивающие влагой губы растянулись в смущенной улыбке. — А ты? Чем занимаешься ты? Марси отвернулась, чтобы собраться с мыслями — близость Джеймса сбивала с толку. Девушке это отчаянно не нравилось, но его теплая ладонь, что лежала у нее на пояснице, не давала отстраниться. Да, все дело в этой крепкой руке, ни в чем более. Ни в чем другом. — Ну, как ты уже знаешь, я учусь на врача. Почти все время, пока не танцую с героями второй мировой посреди ночи, — с губ сорвался нервный смешок. — А раньше я занималась верховой ездой, но это было давно, ещё в старших классах. — Почему бросила? — Поступила в колледж, учёба съедала почти все свободное время — сил тащиться в конюшню не оставалось. А потом… — она осеклась. А потом я начала встречаться с Лайонеллом — почему-то упомянуть такой простой факт показалось ей кощунством в этой ситуации. — А потом как-то не до этого было, — Марси повела плечом, отбрасывая посторонние мысли. Телевизор вдруг потух, обрывая музыку. Марси оглянулась назад, и Джеймс заметил, как досадливо поджались ее губы, и он позволил себе думать, что она тоже не хотела его отпускать. Сердце зашлось в запредельном ритме, грозя проломить рёбра и вырваться из груди. Марси посмотрела на Баки, и в ее глазах разочарование смешалось испугом, но тонкие пальцы призывно сжали его плечо сильнее, давая понять, что боится она не его, не возникшей вдруг тишины — ей было страшно, что он вдруг уберёт руку с ее талии и шагнёт куда-то вглубь комнаты, поблагодарив за танец, и тогда она почувствует себя как никогда глупо. Джеймс видел, как вздымалась грудь под синей блузкой. Смотрел на потемневшие глаза, радужку которой заполнил чёрный зрачок, на вдруг распахнувшиеся губы. Желание прижаться к ним сводило низ живота, он стискивал зубы, из последних сил держа себя в руках только потому, что не был уверен, что она не оттолкнёт его, залепив хлесткую пощёчину. Волнение разбушевалось в нем с такой силой, что оставаться на месте было трудно: он должен либо сделать шаг, либо отступить назад. Стоять напротив, видеть потемневший взгляд, такой притягательный, что ему и не снилось, было невыносимо. Сгустившаяся тишина сбросила покров наваждения, окутавшего Марси. Ее рука сползла с плеча Джеймса, вспотевшие пальцы выскользнули из его руки, девушка отошла назад, продолжая смотреть на чёрный экран отсутствующим взглядом. Что-то лопнуло в этот момент. Дурман, затуманивший рассудок, усыпивший совесть, рассеялся из-за ворвавшегося в комнату ветра, всколыхнувшего светлые занавески на окне. Музыка сменилась приглушённым гулом машин, торшер замерцал, словно протестуя против резкой смены атмосферы вокруг. — Уже поздно, Джеймс, — Марси вдруг так захотелось убраться отсюда: его запах душил, призрачное ощущение его рук на себе разъедало кожу, и ей казалось, что она растворится под ядовитыми парами, которые источал мужчина напротив. — Я пойду, — она отступила назад, задевая бедром край маленького обеденного стола. — Я провож… — Нет, — отрезала она, махнув рукой и направляясь к вешалке. — Я… Я собираюсь болтать по телефону, — тараторила она, суетливо обуваясь. — Личный разговор. Со мной все будет в порядке, — она накинула пальто, и Баки не успел опомниться, как щелкнул замок на двери. — Спасибо за вечер, Джеймс. Баки потерянно замер на месте, смотря на дверь, за которой стремительно скрылась девушка. Он хотел кинуться за ней, схватить и, пусть это будет насильно, вернуть обратно — в кольцо своих рук, но умом он понимал, что это бесполезно. Даже вредно. Она захотела уйти. Она поступила правильно, гораздо умнее, рациональнее, чем он. Неужели он мог подумать, что она останется? Что она позволит? Фантазер. Как только дверь захлопнулась, Марси прикрыла глаза, трясущимися пальцами зачесывая волосы назад. Какая же она дура. Запах сигарет и ветра впитался в ворот блузки, шлейф медовухи осел на губах, его дыхание будто до сих пор гуляло по коже. Девушка летела вниз по ступеням, прочь от квартиры. Ноги цеплялись одна за другую, и только перила, за которые она суматошно хваталась, не давали кубарем скатиться вниз. Дура! Дура! Дура! Ветер бросал волосы в лицо, и Марси чувствовала, что ее локоны насквозь пропахли Баки. В рот хлынула горечь. Лицо девушки исказилось, дрожащей рукой она оперлась о капот чужой машины. В ногах — рябь и вата. В голове — сумбур. Ядовитый, токсичный запах, исходивший от волос и рубашки, душил ее, заставлял горло болезненно сжиматься. Марси резко села на корточки, и в следующую секунду ее стошнило. Она долго сидела над лужей собственной рвоты, пытаясь выровнять дыхание. Ночной мартовский мороз лип к вспотевшей коже, сбивая жар. Марси прикрыла глаза, делая глубокий вдох. Спокойно. Все в порядке. Все хорошо. Под закрытыми веками мерещились лица, осуждающе уставившиеся на нее. Марси поднялась, чувствуя дрожь в теле. Огляделась. Никого. Девушка зашагала вперед, и следом, из темной ниши подъезда, за ней двинулась тень.