Призраки

30 июня 2014 год Она разглаживала нежную блестящую ткань платья на животе, поворачиваясь боком перед резным напольным зеркалом. Придирчивый взгляд скользил по бёдрам и немного выпирающему мягкому животу. Наряд выбирался за пару месяцев до свадьбы, в процессе подготовки к которой она перепробовала классический, шифоновый, миндальный, женуаз и остальные тринадцать видов бисквита с самыми причудливыми и оригинальными кремами, существующими для тортов. Тоненькие бретельки спускались по плечам к полной груди, обхваченой нежной тонкой тканью, платье облегало талию и плотно обтягивало бёдра. Белый с перламутровым отливом шёлк, струящийся книзу, собирался в крупные, плавные складки у ног молодой невесты. Девушка растерянным взглядом скользила по фигуре, будто не видела себя в этом образе несколько раз на примерках. До ее выхода к алтарю оставались считанные минуты. Внешне все казалось полностью готовым к предстоящему бракосочетанию: убранные назад волосы, собранные сзади в небрежную, но изящную прическу, легкий светящийся макияж, придающий недостающую после бессонной ночи в сомнениях свежесть. Носки белых новых туфель выглядывали из-под подола. На изящном кованом столике дожидался букет из белых калл, перехваченных светлой лентой. Но девушка продолжала задумчиво смотреть на себя, сминая под пальцами ткань на бёдрах и поджимая губы. Раздался стук. Дверь медленно отплыла вбок, являя за собой мужчину с проседью в каштановых волосах. Его серые глаза с длинными темными ресницами и паутинкой морщинок в уголках были как отражение глаз девушки, так и не отрывающейся от зеркала. — Думаю, нам пора, — тихо сказал отец. Его сердце под новым смокингом сжималось в тоске. Искусные шпильки в виде веточек, усеянных фианитами, поддерживали прическу, острые лопатки выглядывали из-под жемчужного платья, лоснящегося на прокравшемся в комнату закатном солнце, нервно сжимались пальцы, на одном из которых красовалось кольцо с крупным бриллиантом — его дочь, эта некогда маленькая мечтательная девчушка стоит теперь в белом перед зеркалом, расправляет плечи и наконец поворачивается к нему, заправляя выбившуюся тонкую прядь за ухо. Неужели он дожил до этого момента? И почему он наступил так быстро? Рваный тихий вдох. Пара секунд. Выдох. — Я готова. Задний двор большого загородного дома был заполнен людьми. Одни сновали между столов с фуршетом, другие обсуждали будущих молодоженов, а третьи потихоньку стекались к месту регистрации, чтобы занять свои места. Стулья были выставлены по обеим сторонам в пять рядов, дорожка к алтарю обрамлялась пышной зеленью в россыпи живых светлых цветов, чьи мелкие лепестки иногда осыпались на землю. Весь простор двора был украшен растительностью: повсюду свисали гроздья белых японских глициний, торчали лапы декоративного папоротника, ветки белой сирени были вплетены везде, где представлялось возможным. Столы декорированы подсвечниками и корзинками с раскидистыми веточками и мелкими белыми цветами на тонких длинных стебельках со множеством листочков. У алтаря уже стояли подружки невесты в лиловых атласных платьях. Широкая арка позади украшена белыми лютиками и густым насыщенно-зелёным рукусом. Девушки восхищенно оглядывались и перешептывались друг с другом, и лишь две подружки с волнением смотрели на дом, откуда вот-вот должна была выйти невеста. Родственники и друзья расселись по местам, священник встал позади выпрямившегося жениха. Молодой мужчина в идеально сидящем смокинге перекатывался на пятках, сжимая кулаки. Из чёрных зализанных волос на высокий лоб спадала прядка, и этот изъян необъяснимо гармонично выглядел в образе жениха. Красивая линия челюсти, очерченные губы, прямой нос — если бы не эта прядка, он выглядел бы как статуя греческого бога, выточенного из камня талантливым скульптором, не допускающим никаких помарок в своём творении. Из-за разгоняющего пульс предвкушения жених не обращал внимания на щекочущую лоб челку, а только ждал, когда увидит ее. Солнце садилось за свадебной аркой, и на смену ему во дворе уже зажигались фонарики и гирлянды. Запели скрипки. Гости поднялись. Девушка вцепилась в предплечье отца, сминая ткань пиджака. Если бы не его поддержка, она от расползающегося под солнечным сплетением холодного волнения упала наземь. Сердце заходилось в запредельном ритме, она — оголенный нерв. Долгожданный день подкрался под покровом свадебной суматохи: ее мысли были заняты организацией, подбором скатертей, рассадкой гостей и тем, что лучше подать на горячее, совсем отвлекая ее от осознания, что это важный этап, влияющий на, как она надеялась, десятки лет ее жизни. Это осознание обрушилось на неё ночью, когда она от нетерпения не могла уснуть и прокручивала в голове все события, случившиеся и ещё нет. Увидев себя в свадебном платье в одной из комнат их будущего дома, в нескольких метрах от места, где она соединит себя узами брака с любимым человеком, девушка впала в странную оцепеняющую задумчивость. Отец, почувствовав состояние дочери, похлопал ее по руке: — Не переживай, все будет хорошо. Они вышли на финишную прямую, встречая десятки устремившихся на них глаз. Две подружки невесты переглянулись и радостно сжали друг другу пальцы. Жених восторженно вдохнул, завидев будущую жену. В идеальном белом платье, обволакивающим любимый силуэт, в окружении прекрасных цветов и волнующей атмосферы свадебного таинства — она была безупречна, несмотря на пугающую бледность лица с робкой улыбкой, адресованной лишь ему. Он приложил ладони к брюкам, надеясь чуть обтереть испарину, выступившую от трепетного ожидания невесты. К ней обращены множество лиц, но она видит только высокую фигуру у алтаря. Ей вдруг стало совершенно неважно, что будет дальше и как пройдёт празднество, значение имел лишь он один, ловящий ее взгляд и отвечающий с тем же искренним чувством. Бутон лютика в кармашке смокинга, искрящиеся нежностью и нетерпением глаза, непослушная прядь волос — она жадно стремилась запечатлеть каждую деталь его образа, запомнить эту лёгкую улыбку на притягательных губах, высечь в памяти каждую складку на его костюме. Вот он, у свадебной арки, где наступит логичное продолжение их истории, начавшейся, казалось бы, не так давно. Рука на отцовском предплечье расслабилась. Отец напоследок трепетно погладил тыльную сторону холодной ладони, вкладывая в этот жест всю любовь, копившуюся в его сердце с рождения дочери. Он посмотрел в глаза взволнованного жениха и, ободряюще дёрнув уголками губ, вложил руку дочери в его тёплую распахнутую ладонь. Солнце село. Освещённый мерцанием двор замер в ожидании. Даже дети на задних рядах перестали болтать ногами и притихли, с любопытством наблюдая за происходящим. Подружки невесты и друзья жениха с лукаво-веселыми улыбками поглядывали на будущих новобрачных. На передних рядах прослезились родственники обоих сторон, особенно усердно промакивала глаза мама жениха, у которой они с самого утра были на мокром месте. Отец невесты держал за сухую руку пожилую женщину, свою мать, и с немного грустным выражением слушал речь священника. — Лайонелл Джеймс Гарди, — начал священник, строго взирая на жениха, — согласен ли ты взять Марси Энн Льюис в жены, хранить ей верность и в горе, и в радости, в болезни и здравии, любить и уважать ее, пока смерть не разлучит вас? Грудь в свадебном лифе то и дело вздымалась. Лёгкий ветерок пошевелил прядки, спадающие на девичье лицо, кровь прильнула к бледным щекам, окрашивая их в нежный розовый оттенок. Они стояли напротив друг друга, Марси поймала родной взгляд, и их руки сжались крепче. — Согласен, — он приподнял уголки губ, потирая ледяные женские ладони. — Согласна ли ты, Марси Энн Льюис, взять в мужья Лайонелла Джеймса Гарди, хранить ему верность в горе и в радости, в болезни и здравии, любить и уважать его, пока смерть… Свист. Алые капли брызнули на белоснежные лютики. Бордовые ошмётки отлетели на жемчужный лиф подвенечного платья. Сколько прошло перед тем, как раздались крики и гости бросились прочь? Мужчины кинулись уводить жен с детьми и стариков, пытаясь прикрыть их своими телами от неизвестного стрелка. Молодые люди в испуге хлопали глазами, хватая за руки остолбеневших девушек, или же девушки, трясясь, тянули застывших в ужасе парней за собой. А Лайонелл ещё не успел упасть замертво. Его ноги подкосились, тело завалилось вперёд, на невесту в белоснежном платье. Она пыталась его удержать, обхватила плечи руками, но он стал такой тяжелый, что Марси просто резко осела с ним, стараясь не давать упасть окровавленной голове с зияющей дырой в черепе. Марси бережно уложила голову жениха на колени, провела трясущимися пальцами по слипшимся волосам. Кольцо на безымянном испачкалось в крови, белоснежный букет оказался в темно-рубиновой набежавшей луже, подол заливался вязкой жидкостью. Она бездумно размазывала ее по лицу Лайонелла, не переставая звать его и трясти, обхватив ладонями побледневшие щеки. — Ма-арси! Ма-арси-и! — она слышала голос отца, он тянул ее с одной стороны, а с другой чьи-то дрожащие пальцы легли на плечи. Руки оцепеневшей миссис Гарди потряхивало, она толком не понимала, что происходит, только ошалело смотрела на лютик, торчавший из кармана сына. Язык, лицо, руки, ноги — все онемело. Она больше не чувствовала ничего. — Лайл… Лайл… — невеста зажимала дыру в голове и в отчаянии сгребала кровь и отслоившуюся кожу обратно к ране, рвано хватая ртом воздух. — Отстаньте! Я должна… должна остановить кровь… Отец подхватил ее под мышки и резко потянул ее обмякшее тело на себя. Некогда белоснежный подол был в бордовых разводах. Белые каллы стали красными, совсем как в «Алисе в стране чудес», когда Чёрная Королева велела вдруг перекрасить белые розы в алые. Марси невидящим взглядом уперлась в раскинувшееся у алтаря тело, истекающее кровью. Почему ее так много? — Скорую… скорую, — шептала она, ошарашено смотря перед собой, и вдруг согнулась и надрывно закричала: — Вызовите скорую! Ким, единственная не убежавшая из подружек невесты, повернула ее лицо на себя, смазывая в единое пятно темно-красные брызги. Она встретилась с диким, нечитаемым взглядом подруги, и ее сердце, бившиеся неестественно громко и быстро, вдруг рухнуло вниз, прихватив все органы. — Тш-ш, — она крепко охватила белое как полотно лицо с распахнутыми покрасневшими глазами. — М-мы обязательно вызовем скорую, но… но надо уйти сейчас. — Нет! Папа… Папа, пожалуйста… Я… — Ее глаза бегали по неподвижному Лайонеллу. Белый лютик в кармашке. Улыбка. Блестящий взгляд. Спадающая смоляная прядь. Образ, так тщательно впитываемый ей минутами ранее, погряз в крови. Кровь везде. Она смотрит на липкие, мокрые руки, платье, окидывает взглядом арку с бело-кровавыми бутонами лютиков. Тело прошибла новая волна дрожи. Ужасающий вопль так и не сорвался с искривившегося рта, безмолвный крик замер на губах, испачканных чужой кровью. Девушка начала оседать, но отец вовремя подхватил дочь на руки, унося прочь от бездыханного трупа с изуродованной головой. Ким, дрожа и стараясь не смотреть в сторону тела, обняла за плечи затихшую миссис Гарди, все ещё находящуюся в жутком, пугающем ступоре, и повела ее следом за Уиллом Льюисом и Марси, которая так и навсегда останется просто Марси Энн Льюис. Лучший друг жениха, Уэйн, тем временем уже выбежал за пределы участка, надеясь заметить и уничтожить на месте стрелка. В доме было темно. Никто из гостей не решился включить свет, окна зашторили, к ним никто не подходил. Лишь в комнате наверху, куда отвели детей с подростками, сопровождаемых парой женщин, тускло горела напольная лампа. Большая гостиная, где ещё позавчера Лайонелл и Марси смотрели сериал, тонула во тьме. На диванах мрачно сидели родственники и гости. Кто-то тревожно дергался от каждого шороха, кто-то ушёл в себя, пустыми глазами смотря в пол, кто-то рыдал, хватаясь за ближнего. Миссис Льюис, бабушка невесты, вместе с одной из подруг Марси, Мэй, дрожали рядом друг с другом, поглядывая на дверь. Она распахнулась. Все в гостиной уставились на вошедших. Нервные всхлипы Марси, вцепившейся руками в пиджак отца, вывели многих из оцепенения. Мэй и миссис Льюис подскочили к Марси, которую отец уже поставил на ноги. Тихое «о господи» послышалось с дивана. Бабушка потянулась к Марси, но она резко отпрянула, выставив красные руки: — Нет… не трогай… оставьте, — она оглянулась на окруживших ее людей и тихо прошептала: — Оставьте меня в покое… Марси нетвёрдо двинулась в сторону ванной, сопровождаемая, как и на пути к алтарю, дюжиной пар глаз. За ней тянулась цепочка кровавых следов. Мистер Льюис уже ринулся за ней, но Ким ухватила его за плечо: — Уилл, останьтесь. Я и Мэй сходим. Позаботьтесь о бабушке Кэт и миссис Гарди. Тут… — она рвано вздохнула, еле сдерживая только подступившую панику и слёзы. — Тут всем нужна помощь. А Марси… Ей сейчас даже не знаю, чем можно помочь. Мы постараемся ее переодеть, а то… У Ким перехватило дыхание. Она замолчала, стараясь взять себя в руки, ведь сейчас она так нужна Марси. Мэй подошла к девушке и, приобняв, повела в сторону ванной: — Мы все сделаем, мистер Льюис, — она сначала посмотрела на отца подруги, а потом на бабушку Кэт, уводящую в сторону столовой беззвучно плачущую миссис Гарди. — Вы нужны им. Несколько близких родственников Лайонелла пошли в столовую, они сами не знали зачем, ведь там не найти ответы, а их присутствие мало чем сможет унять обрушившуюся на миссис Гарди боль. Они просто сели рядом за длинный стол по обеим сторонам от безутешной матери и надеялись. Надеялись, что тот, кто стрелял, не явится в дом; что миссис Гарди сможет пережить этот вечер; что, может быть, это просто чудовищный сон, подкравшийся после замечательной свадьбы Лайонелла. Как только дверь ванной захлопнулась, Марси села на крышку унитаза и опустила голову на запачканные руки. Слёзы струились по щекам, соединяясь с алыми брызгами. Соленые ручейки окрашивались в бледно-розовый — она будто плакала кровью. В голове не было мыслей. Все существо Марси было затянуто отчаянием и тупой болью, охватившей каждую клетку тела. У девушки онемели руки, ноги словно набили ватой. Она тихо скулила, когда раздался неуверенный стук. Мэй и Ким, собрав все самообладание и мужество, зашли в ванную. На светлой плитке отпечатались красные следы некогда белых лодочек Марси, которая в этот момент сгорбившись сидела на унитазе. Она не подала никакой реакции на вошедших. Девушки молча сели по обе стороны на пол, не представляя, что делать и что говорить. И не потому, что они старались действовать аккуратно и подбирать слова, а потому что у всех в этом доме после выстрела мысли в испуге разлетелись — остались только животный страх, горе и ужас. Скорая и полиция примчались за считанные минуты. Звук сирен успокоил большую часть гостей. Только родственники не видели в нем спасения. Какой прок теперь от полиции, от скорой, ведь у алтаря уже лежит труп, меньше часа назад бывший сыном, другом и возлюбленным — приедь они хоть завтра, ничего бы не изменилось. А эти сирены служили лишь подтверждением, что все это на самом деле было. Это наяву. Марси подняла голову, закусив губы и часто моргая. Дыхание ещё было рваным, но она постаралась выровнять его, задержав в ноющей груди воздух. Девушка пыталась выстроить непрошибаемую стену отрицания, абстрагироваться — она боялась принять чудовищную реальность и сойти с ума. Она не сможет принять то, что случилось. Нет. Это невозможно принять. Невозможно смириться. Невозможно жить дальше с этим. Жить после этого просто невыносимо. — Надо умыться, — бесцветный голос осел и дрожал. — Тебе помочь? — острожного спросила Мэй. — Нет. Я в порядке. Все сама. Она подошла к раковине, еле держась на обмякших ногах и стараясь не смотреть в зеркало. Вода омывала трясущиеся руки, но кровь въелась в пальцы: затекла под ногти, кутикулу и никак не хотела смываться. Марси мылила их снова и снова, со страшным усердием вычищала ногти, повреждая тонкую кожу. Кольцо же на пальце удивительно быстро отмылось. Неаккуратно смочив лицо водой, девушка намылила и его простым мылом. Глаза щипало, она упорно терла лицо и шею. Мэй и Ким в растерянности наблюдали за подругой. «Что с ней? И что с ней будет?» — каждая думала об одном и том же. Ее поведение беспокоило обеих, они не знали, как люди ведут себя после подобного и как обращаться с ними. Вытерев лицо первым попавшимся полотенцем, Марси решилась посмотреть в зеркало. Кровь смылась, только разводы от туши чернели под покрасневшими глазами, но ее мало это волновало. Оглядев платье, она прикрыла глаза. «Тише. Спокойно. Держи себя в руках». — Мэй? — она повернулась к подругам, все ещё сидевшим около унитаза. Мэй чуть дернула головой. — Не принесёшь… эм… что-нибудь из наш… из комнаты?! Говорить удавалось с трудом. Стена спокойствия трещала по швам. Марси сжимала и разжимала кулаки, пытаясь держать себя в руках. В гробовой тишине Марси скинула туфли и принялась снимать платье. Ким сразу забрала сброшенные вещи и предусмотрительно запихнула их в дальний угол, подальше от глаз. Ей было жутко. Ким была не из тех людей, кому легко даётся поддержка. Она предпочла бы находиться сейчас далеко отсюда, не видеть этот кошмар, не чувствовать тяжелую атмосферу этого дома и не видеть, как ее подруга балансирует на грани рассудка. Ей было тяжело находиться в центре ситуации, но она не могла, не могла бросить Марси. Оставить ее в такой момент все равно что забить крышку гроба, под которой лежит все ещё живой человек. Поэтому она сидела, прислонившись к стене, и слушала шум душа. Крови было настолько много, что она просочилась через платье и яркими разводами расползлась по молочной коже Марси. Она опустошенным взглядом смотрела на слив, куда стекала концентрированно-красная вода. Струи неприятно били по коже, но девушка и не думала сделать напор потише, а просто стояла, уткнувшись лбом в стенку душевой. Необходимо собраться. Нельзя позволять отчаянию завладеть собой, только не сейчас. Его время настанет, она обязательно с головой нырнёт в этот омут без дна и позволит себе тонуть, но не сейчас, когда вокруг катастрофа. Она нужна Лайонеллу. Она нужна его матери. Они вместе должны позаботиться о нем и том, чтобы тот, кто это сделал, заплатил и хлебнул горя сполна. * * * Менее часа назад Тяжелые берцы на тугих ремнях стучат по подъездной дороге одного из загородных домов в богатом районе пригорода Вашингтона. Пустующий несколько недель особняк был как нельзя кстати для этой миссии: дома разбросаны далеко друг от друга, удачных снайперских позиций не так много, и самое подходящее место было здесь, на крыше. Нужный участок как на ладони: с этой стороны его не загораживали деревья и редкие дома, рассыпанные на местности. Но и эта позиция была не без недостатка: Зимнего будет слепить закатное солнце, если целиться прямо сейчас, поэтому придётся дождаться захода, а это время. Терять время было недопустимым, его и так разбудили слишком поздно: агентству пришлось в спешке приводить его в форму для устранения очередной цели. Очень глупой цели, раз она понадеялась, что может так просто разорвать контакт с ГИДРОЙ и не выполнить поставленную задачу. Участок предусмотрительно обесточен — Солдат позаботился, чтобы его не зацепило видеонаблюдение по периметру. Камеры были ни к чему. Он легко забрался на крышу дома и принялся ждать. Момент был не самый удачный: вокруг цели слишком много народу, очевидный перебор свидетелей. Но для призрака свидетели не страшны, тем более гражданские, они не поймут, откуда прилетела пуля, да и если бы поняли — он был в двух километрах от дома, расстояние и паника не дали бы обнаружить стрелка. Зимний чисто сделает свою работу. Он устроился на плоской раскалённой июньским солнцем крыше. В тяжелой чёрной тактической униформе было жарко, но Солдат научен не обращать внимание на дискомфорт. Его ощущения — это пыль. Важны только задание и наиболее оптимальные способы его выполнения. Он игнорировал расползающийся по телу жар и неприятное трение плотной маски о влажную кожу на лице. Солнце садилось. Зимний сосредоточенно собирал крупнокалиберную винтовку, оценивая обстановку вокруг. Штиль. Слух улавливал глухой шум проезжающих машин и слабые отголоски скрипок, зазвучавших вдалеке. Ничего подозрительного. Солдат установил оружие на подсошник и примкнул к прицелу. Люди уже перестали мельтешить, рассевшись по стульям, выставленным в несколько рядов. Он легко поймал цель — высокого молодого мужчину в костюме. Начинать ещё рано. Солдат ждал попутного ветра. Расстояние приличное, задание требовало немедленного устранения: попасть надо точно в голову, а безветрие могло помешать пуле достигнуть центра мишени. Зимний замер и терпеливо смотрел в прицел. Цель стояла напротив девушки в белом, достаточно близко, но это не помеха. Даже если бы она загородила его, то ликвидировать двумя быстрыми выстрелами обоих было не сложно, хоть и нежелательно — приказали обойтись без посторонних жертв. Солдат почувствовал легкое дуновение, положил палец на спусковой крючок и без колебаний нажал на курок, не отрываясь от прицела. Несколько секунд, и задание выполнено. Он задержался взглядом на мертвой цели и девушке, пытавшейся удержать труп с изувеченной головой. Убедившись, что объект несомненно ликвидирован, Зимний оторвался от прицела и принялся собирать оружие. Надо возвращаться на родину. * * * Неделю спустя Когда комья земли падали на полированную крышку гроба, Марси почувствовала облегчение, не в привычном смысле этого слова. После случившегося она жила, переходя от одного рубежа к другому. Помыться, собраться, выйти к родственникам — раз. Поговорить с полицией, со странными людьми из ЩИТА, где работал ее муж, и не сорваться в истерике — два. Позвонить в похоронное бюро, помочь маме Лайонелла с организацией поминок и разобраться с местом погребения — три. Перенести похороны, поминки и не сойти с ума — четыре. Глухой звук падающей земли знаменовал окончание похоронной процессии, а она переносила ее с трудом. Чувствовать на спине жалостливые взгляды коллег и университетских друзей Лайонелла, по большей части равнодушных к происходящему, было невыносимо. Она цеплялась глазами за гроб впереди себя, который несли близкие друзья Лайонелла, три дня назад стоявшие позади него у алтаря. Марси не могла принять, что человек, с кем держались за руки, целовались по утрам и долго бродили по супермаркету в поисках ужина, лежит под крышкой, которая и на прощании в церкви оставалась закрытой. Она все похороны крутила на пальце помолвочное кольцо. Ее обручальное лежало в шкатулке дома, а кольцо Лайонелла решили положить с ним в гроб, хотя по сути они не успели ими обменяться. Не успели расписаться. В тот день она должна была стать новобрачной Марси Энн Гарди, а теперь на кладбище стояла недо-вдова Марси Энн Льюис. Девушка тихо вздохнула, положив огромный букет розовых лютиков на свежую могилу. Очередной этап пройден. Она пока не сошла с ума. Дни летели как в тумане. Девушка сутками спала в гостиничном номере, принимая сильнодействующие седативные. Ей поначалу ничего не снилось, вина ли то препаратов или ее мозг был настолько истощён, что был не в силах генерировать сновидения. В бессознательном состоянии было проще. С ней никто не говорил, никто не утешал, никто не донимал, даже она сама не могла себя достать угнетающими мыслями. Во сне было спокойно, во сне ее как будто не было. Через неделю Марси с отцом, бабушкой и двумя подругами готовилась к перелету в Нью-Йорк, в родной город. Ее переезд был вызван сугубо отношениями с Лайонеллом, которого перевели сюда на работу чуть больше года назад, да и его родня была отсюда. Она не могла расстаться с возлюбленным, поэтому после окончания второго курса перевелась из Нью-Йорского Колумбийского в университет Джорджа Вашингтона. Девушка оставила все: семью, подруг, любимый город. А теперь вынуждена возвращаться. Столица США стала ей ненавистна, теперь тут не было ничего, что могло удержать ее. Стены дома, где они провели полтора года, стали безмолвными свидетелями убийства ее жениха неизвестным стрелком, они впитали в себя этот кошмар — оставаться там было сродни добровольному лишению рассудка. Она не решилась забрать оттуда свои вещи, не говоря о том, чтобы продолжать жить в нем. Даже Ким и Мэй, складывая ее одежду, не могли отделаться от ощущения, что находятся в склепе. Они через окна поглядывали на сад, на то самое место, где, распластавшись в луже собственной крови, лежал Лайонелл. На лужайке уже не было огромного бордового пятна — о случившимся напоминали лишь одинокие лепестки свадебных цветов, которые ещё не успел унести ветер. Марси сидела перед зеркалом в гостиничном номере, не решаясь взять в руки спонж. Ее кожа посерела, под глазами из-за стресса залегли синяки, губы потрескались — выглядела она паршиво. Но попытки скрыть следы пережитого ужаса казались ей мелочными и ничтожными. Какая разница, как она выглядит, кому вообще есть до неё дело? Она бросила косметику в сумку и, включив телевизор, пошла вытаскивать неубранные вещи из шкафа. В последнее время ей было страшно оставаться в тишине, она нуждалась в каком-то источнике звука, перебивающем волну ее разлагающих душу мыслей. В новостях не показывали ничего хорошего. Два дня назад, накануне похорон, неизвестные открыли огонь в центре Вашингтона, а вчера утром экраны пестрели репортажами об аресте Капитана Америка после перестрелки, опять-таки, с неизвестными на улицах города. Марси не вдавалась в подробности, ее в общем-то мало интересовала обстановка в США и где бы то ни было. Она лишь укрепилась во мнении, что на этой планете шанс погибнуть достиг критического максимума. Смерть может настигнуть тебя где угодно: на Манхэттене, в Вашингтоне или на собственной свадьбе. Марси апатично складывала оставшиеся вещи в чемодан, пока вещание не было прервано экстренным выпуском. Стоило девушке кинуть взгляд на экран, как толстовка выпала из рук: с вертолета вели прямую трансляцию с острова Теодора Рузвельта, над которым нависли три охваченные огнём громады, надвигающиеся друг на друга и грозившие уничтожить вокруг себя все. Марси в панике рванула из номера и побежала к юго-восточному крылу отеля, где у панорамного окна уже столпились зеваки. Люди в немом шоке наблюдали за кораблями вдалеке, сталкивающимися друг с другом. Всполохи взрывов и густой чёрный дым были лишними на лазурном небе, и эта устрашающая картина пробрала Марси до костей. Холодный страх проскользнул от лёгких до желудка, сворачивая в узел внутренности. Она сжала руки. — Матерь Божья, — пораженно прошептала подошедшая бабушка Кэт, тихонько положив ладонь на спину Марси. Девушка дёрнулась и оглянулась: сзади стояли отец и Ким с Мэй. Уилл с тревогой смотрел вперёд, поджав губы, а подруги в неверии уставились в том же направлении. «Какого черта тут происходит?» — вопрошали собравшиеся. — Как же я хочу убраться из этого проклятого города. * * * Стив не мог поверить, что за последние семьдесят лет ему, именно ему благоволила удача. Он успел. Секунда отделяла мир от непоправимого, но ему удалось вставить эту чёртову карту, пока хэликэрриеры не уничтожили миллионы невинных людей. Роджерс настроился отдать во имя их спасения жизнь, даже жизнь Баки, которого он ещё недавно не надеялся встретить. Наверное, в этот день на небе взошла счастливая звезда Стива. Он разбит, бросил щит в воду и был готов принять смерть от самого родного человека в этом чужом веке. Удар за ударом он чувствовал, как под бионикой трещал череп, но Баки не собирался останавливаться, а он не хотел сопротивляться. Единственный бой, где он был готов сдаться, ведь перед ним стоял не враг, а Джеймс. Солдат вновь занёс руку, но что-то в этом лице заставляло программу сбоить. Установки казались… казались неправильными. Глубины искалеченного сознания подсказывали, что этот Стив ему знаком, они встречались раньше. Он не понимал, что за «раньше»: его существование ведь всего лишь миссия, он создан только для выполнения задания. У него не могло быть прошлого и будущего, только момент, когда он должен исполнить приказ. Он потерянно смотрел на человека под собой, борясь с установкой прикончить его немедленно, и не понимал, зачем он вообще пытается остановить себя. Но добраться до истины Зимний не сумел. Голову пронзила боль. В его мозгах словно копались лезвием, перед глазами заплясали разноцветные вспышки. Нет. Нельзя быть слабым — нужно закончить задание. Но он не мог. Сверху рухнула огромная металлическая балка. Ни одно стекло не выдержало бы сокрушительного приземления нескольких тонн железа, и оно в миг превратилось в несчётное количество осколков. Стив, едва пришедший в себя благодаря промедлению Баки, успел ухватиться за каркас хэликерриера, но держаться было тяжело. Все тело было покрыто гематомами и истерзано ранениями, не говоря уже о сотрясении такой степени, после которой обычный человек тотчас впал бы в кому, из которой никогда не выбрался. Из последних сил он впился пальцами в железо, вися над рекой, но, увидев летящего вниз Баки, ослабил хватку. Будь что будет.