Сны, которые он видит

      Зеркальная гладь горного озера блестела на солнце, словно начищенная монета. Впервые за долгое время в Мулсантире выдался ясный жаркий день; пекло нещадно. Прежний Ганн, конечно, предпочёл бы скоротать такую погоду в «Вуали» в компании пинты холодного пива; Ганн же нынешний, кротко сложив ребро ладони козырьком, прикрывая глаза от слепящего света, со вздохом смахнул пот со лба, закинул стопу на камень выше по склону для опоры и обернулся. Шедший позади него Савир расфокусированно вертел головой, словно что-то невзначай выискивая в угловатой серизне курумника — тень?, не преминул усмехнуться про себя шаман. Шёлковая рубашка налипла ему на грудь и живот, выводя очертания подтянутого тела на свою поверхность.       Отчего-то в воображении ведьмака колдуны, волшебники и иже с ними поголовно являли собой сборище заучек, в чьих хилых паучьих пальцах магия сплеталась одним лишь чудом. Но Савир выбивался из такого представления. Несмотря на оставшийся за спиной подъём, он шёл пружинисто и легко; плечи его были расслаблены, грудь вздымалась лишь немногим чаще обычного. Шаману было известно, что к родословной его товарища примешана драконья кровь, поэтому было любопытно вскользь обкатать мысль о том, врождённая ли это крепость тела или всё же приобретённая дюжесть. Ганн чуть сощурился, сглотнул — ком сухо процарапал вниз по горлу — и усилием воли отвёл взгляд от места, где намокшая от пота рубашка заправлялась в брюки.       — Дошли, — выдохнул он. — Дальше дороги нет. Да и те заросли, сквозь которые мы пробирались сюда, дорогой назвать язык не повернётся. Мне ещё долго придётся выковыривать занозы из колен — моли своих богов, как бы это не сказалось на моей боеспособности. И даже сейчас не возьму в толк, на кой чёрт надо было переться сюда в такую жарень. О существовании этого озера, наверное, помнил только наш громогласный дедушка-медведь. И на что он тебя надоумил?       Савир был непрошибаем.       — Ну, во-первых, мой ворчливый друг, если тебя способны вывести из строя простые кусты, то твоя боевая ценность в принципе под большим вопросом. Во-вторых, лицезреть это священное место, десятилетиями умудрявшееся избегать посетителей — награда сама по себе. А в-третьих, — он вскинул палец во вспышке нравоучительного экстаза, — представь, какое удовольствие мы получим, когда нырнём в воду через несколько минут.       Профссиональный сноходец хотел было возразить, что ему изначально не симпатизировало тащиться сюда ради купания в озере, память о котором смертными предана забвению, но колдун улыбнулся совершенно обезоруживающе, подставил белое лицо потоку солнечных лучей и чуть встряхнул головой. Его длинные волосы колыхнулись алой волной, провоцируя ведьмака на дичайший приступ любования, но шаман сдержался.       — Я сомневаюсь, что мы испытали бы меньшее удовольствие, если бы просто провалялись в таверне, играя на инструментах или выбирая тебе ткань для новой мантии из лучших коллекций уотердипских ткачей.       Савир, как выходец из бедной деревеньки на краю Топей и как приключенец, вынужденный долгие дни кочевать без особых удобств, был во многом терпелив, кое-где даже довольно неприхотлив — и всё же не лишён мирских слабостей. Как раз в качестве одной из них внезапно — с момента, как геройское ремесло стало приносить какой-никакой доход — проклюнулась неконтролируемая тяга к дорогим и приятным к телу тканям. Единожды обнаружив их преимущества, Савир уже не смог более отказывать себе в удовольствии, смиренно кивая на эпитеты вроде «малодушный», «выпендрёжный», «позёрский», но более к плохо выделанной коже или грубому льну не возвращаясь. Зоркий Ганн еще с первой встречи отметил искусно и явно на заказ выполненную кашемировую робу, украшенную вышивкой из золотой нити, вслух, конечно же, озвучив лишь то, что Савир будет одним из немногих в Мулсантире, кого в подворотне предпочтут раздеть без продолжения банкета. Тогда колдун раздражённо сморщил нос в ответ. В этот раз на подкол о гиперфиксации на тканях он лишь рассыпался мягким смехом, и, о великие духи, лучше бы он скривил гримасу.       — Такими темпами ты вынудишь меня подарить тебе хороший удобный поддоспешник.       — Ну нет уж, спасибо, — Ганн упредительно вскинул руки. — В твоих пижонских наклонностях я не сомневаюсь. Не хотелось бы однажды проснуться и обнаружить себя в шёлковом пеньюаре.       Савир театрально закатил глаза.       — На самом деле всё, чего мне бы хотелось сейчас — это провести день вне любопытных глаз рашеми и вездесущих щупалец хатран. И, кстати, говоря о пеньюарах, — он одним плавным движением стянул с тела рубашку. — Пошли уже плавать. Я весь чертовски липкий.       Ганнаев не нашёл, что возразить.

***

      В чём-то Савир был несомненно прав. Холодная вода богом забытого горного озера ощущалась многократно ярче на контрасте с полуденной жарой. По мере погружения пятки, потом колени и бёдра нещадно кусало, но разворачиваться обратно не хотелось совершенно. Немногим впереди ведьмака весело плескался полуголый колдун. Собравшись, Ганнаев вдохнул поглубже и с чувством неясного предвкушения нырнул в озеро с головой. Сразу спёрло дыхание, перед глазами вспыхнули и тут же погасли искры, и Ганн медленно разлепил их. Зрение выхватило размытое изображение чужих барахтающихся бёдер на расстоянии вытянутой руки, а чуть выше, на уровне лопаток, колыхалось продолговатое алое пятно волос.       Сноходец одним широким движением подплыл совсем близко. Его пальцы по-воровски прокрались между локонами и, на миг замерев в нерешительности, лёгким касанием отпечатались на них. С шумным выдохом, чтобы заглушить взметнувшийся ворох плохо дифференцируемых чувств, Ганн всплыл на поверхность. Рядом в воде, словно бутон из-под земли, проклюнулась Савирья голова.       — Ну, как тебе? — хоть колдун и запыхался немного, его глаза светились таким восторгом, что Ганн испытал невесомый укол совести за предыдущее ворчание. — Вода чуть холоднее, чем я думал, но по мне это даже придаёт больше острастки происходящему.       Ганн про себя был убеждён, что острастку ситуации придаёт совершенно не температура воды. Интересно, ощутил ли Савир прикосновение к своим волосам? Даже если и ощутил, то ничем этого не выдал. Его сияющее от искреннего удовольствия лицо находилось в нескольких дюймах от Ганнаева, мокрые, тяжёлые от воды локоны облепляли плечи, словно кровь. Ганн машинально потянулся убрать их; выражение лица Савира сменилось на чуть растерянное, — почти удивленное, почудилось Ганну. Дымчатого цвета пальцы соприкоснулись с алым, присобрали и отвели назад, затем, невесомо перебирая самыми кончиками, заскользили вверх по белой, как свежевыпавший снег, шее. Чужая кожа под пальцами расходилась мурашками, как вода волнами от брошенного камня, и Ганн оторопело чувствовал, как его собственная кожа отвечает тем же.       — Ганн, — вздрогнув, неожиданно севшим голосом прошептал Савир. — Что-то коснулось...       И в следующий миг его уволокло под воду.       Ганн вскрикнул. Ныряя вослед, он думал только о том, чтобы успеть вытащить болвана, полезшего купаться в неразведанное озеро. Где-то на задворках сознания, едва оформившись, затухла мысль, что, в сущности, он и сам такой же болван. Тёмно-красная макушка стремительно уходила на глубину, оставляя за собой, как путеводную нить, цепочку из пузырей.       Ганнаев судорожно соображал, что можно сделать, как вдруг дно озера осветило яркой вспышкой, и запоздало прогремел приглушённый водной толщей взрыв. Тело Савира сначала замерло, затем начало медленно всплывать. Сноходец подплыл к нему, перехватил под грудью и загрёб к поверхности, успев различить близ самого дна оглушённо дрейфующего, а может быть, уже мёртвого утопца.       Он догадался, что колдун зачитал одно из своих заклинаний, не требующих вербального компонента, и мысленно возблагодарил Савира за все его имеющиеся магические таланты. И так же мысленно попросил того быть живым.

***

      Савир очнулся на берегу после пары крепких хлопков меж лопаток. Ганн с болезненным упоением вслушивался в то, как откашливался и со свистом вдыхал воздух колдун, мгновение назад висевший тяжёлой мокрой куклой на его бедре, и тщательно отмахивался от мысли о том, что тот едва не умер сейчас.       — Взрывной выдался заплыв, да? — съязвил он, но беззлобно, больше, чтобы разрядить обстановку.       — Девятью кругами, — прохрипел в ответ Савир. — Попридержи коней, у меня в голове слегка звенит.       Ганн помог ему присесть. Немного отдышавшись, колдун ошалело пролепетал:       — Ты спас меня. Ганн, ты только что спас мне жизнь, — в его расширенных зрачках читались одновременно испуг и облегчение, и ведьмак запоздало ощутил, как проваливается — его сердце проваливается в пустоту, и сам он весь проваливается в тенистую зелень глаз напротив.       — Как будто бы ты поступил иначе.       — Нет, конечно, я… просто испугался. Сплёл заклинание и уже потом подумал: а вдруг тебя заденет? Знал, что ты бросишься за мной. Вот дурак.       Ведьмак думал было уточнить, кого именно из них колдун назвал дураком, но тут Савир устало навалился плечом к плечу Ганнаева. Его учащённый ритмичный пульс шумно отдавал в висках шамана, единясь с собственным, и мысли Ганна разлетелись, как вспугнутые куропатки.       Одновременно с этим откуда-то накатило странное, как внезапный сквозняк, неясное чувство, будто бы реальность обманчиво двоилась в его голове; но он при всем желании сейчас не смог бы сфокусироваться ни на чем, кроме биения чужого сердца.       Оно дурманило. Мешало думать.       Пальцы сноходца вновь украдкой взвились к мокрым волосам, разлившимся винными прядями по колдуньей коже, заплясали на них успокаивающе, быстро опьянели, впутались ближе к затылку, потянули требовательно. Савир открыл рот, высвобождая тихий стон, который тут же перехватил губами и вернул обратно Ганн. Его кожа, ещё мгновение назад чуть прохладная после озера, моментально вспыхнула плавящим жаром, съедая воздух вокруг — по крайней мере, это бы объяснило, почему задыхались оба. Ведьмак вдохнул сквозь плотно сжатые зубы, порывисто вжался в Савира сверху, с яростной жадностью оседлал его бёдра и накинулся на податливый, открывающийся навстречу горячий рот, позволяя своим и чужим пальцам скользить там, где им заблагорассудится. Руки красноволосого колдуна крепко обхватили его шею, язык нащупал сладкую ямку под углом нижней челюсти и надавил, спровоцировав более чем неприличный звук откуда-то из глубин Ганнового горла. Мутным, совершенно поплывшим взглядом Савир вперился шаману в переносицу и пролепетал:       —Проснись, Ганн.

***

      — Проснись, Ганн.       Чьи-то тёплые руки бережно ощупывали его лицо. Ганн разомкнул веки, не без сожаления ощутив, как нить сновидения выскальзывает из ладоней, и обнаружил нависающее сверху бледное обеспокоенное лицо Савира. Складка между его схмуренных бровей разгладилась, только когда Ганн подал голос:       — Я здесь.       Шаман с некоторой тревогой обозначил про себя, что вынужденный краткосрочный сон не принёс колдуну особой пользы; напротив, он словно выглядел еще более измождённым, на худом лице будто прибавилось морщин, синева под глазами расплылась ещё ярче. Обманчивое ощущение во сне наконец нашло объяснение. Он приподнялся на локтях, и Савир (чуть помедлив, померещилось Ганну) убрал ладони с его лица.       — Снилось что-то? Я еле тебя добудился.       — Ага, — Ганн зябко поёжился. — Снился здоровый ты.       Брови Савира дёрнулись вверх.       — И как оно?       — Довольно обаятельно, — признался Ганн.       Савир добродушно хмыкнул.       — Надеюсь, реальность не слишком тебя разочаровала. Впереди нас ждёт ещё кое-что довольно обаятельное: Сафи почти закончила готовить завтрак, — он ободряюще хлопнул ведьмака по плечу и чуть приподнял уголки обескровленных губ. Ганн ощутил, как тонкая острая булавка вонзилась в сердце и накрепко пришпилила его к усталой улыбке Савира.       — Раз так, то не будем заставлять её ждать.