Покой

Бэй Доу красивая — широкие плечи, сильные мышцы, острые, пусть и грубоватые черты лица, длинные каштановые волосы, загорелая кожа и горящий жаждой жизни ало-фиолетовый глаз привлекают янтарный взор неумолимо, и Сяо смотрит с носа корабля на её шаги — чуть раскачивающиеся, по-моряцки широкие, следит за каждым движением, склонив голову набок по-птичьи, даром что сейчас в человеческом облике. Бэй Доу замечает пристальное внимание к себе, но он и не пытался делать это скрытно, а потому на весёлый свист отвечает прищуром — совсем не хищным — и приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке. Бэй Доу красивая — и ему искренне нравится в ней до смешного абсолютно всё. У него свои понятия о красивом, и то, что смертные сочтут уродством, он воспримет проявлением силы духа. Например, повязку, скрывающую пустую глазницу. Сяо понимает, почему Бэй Доу это прячет — с людьми так проще, они не стыдятся смотреть в лицо с тайным отвращением, или, того хуже, жалостью. Ни того, ни другого она не заслуживает, по мнению Сяо. Эта потеря — проявление несломленного духа, борьбы за жизнь — и за свободу в морях. Бэй Доу не просто так заработала титул Владычицы Морей; это — цена, которую пришлось заплатить. Сяо думает о том, что она заслуживает уважения. Но у него свои взгляды, отличающиеся от взглядов смертных — и мерить их по Адептам глупо, как и Адептов — судить по смертным. Они не люди, и законы у них свои. Бэй Доу красивая — Сяо снова не сводит с неё глаз, подмечая каждую деталь — блеск серёжки в ухе, скользнувшую в вырез платья капельку пота, струящиеся по спине и рассыпавшиеся по плечам густые волосы. Ему хочется зарыться в них пальцами, чтобы Бэй Доу, уложив ему на колени голову, зажмурила в удовольствии глаз, доверившись снова и расслабившись рядом. Он смотрит внимательно, не моргая, пронизывая взглядом, и не сразу понимает, что Бэй Доу стоит совсем рядом, присвистывая, чтобы вывести его из подобия транса. Сяо отвечает клёкотом — а потом дёргается от неожиданности и чуть не переваливается за борт — удерживает крепкая рука. — Ты чего, пташка? — Бэй Доу смотрит ему в глаза, и Сяо отводит взгляд, краснея: и надо было ему, как мальчишке, снова попасться на подглядывании. — Сяо, — зовёт она терпеливо, гладит по щеке, шее, спине — он льнёт к шершавой ладони, думая, что это почти незаметно, — ну же, птенчик мой драгоценный, что такое? — Ничего, — наконец смущённо бормочет он, не поднимая глаз, — просто ты красивая. Я засмотрелся. Бэй Доу хмыкает, сгребая его в крепкие объятия — и Сяо жмётся к ней, обвивая мощную шею руками и обхватывая за пояс ногами; чувствует, как перекатываются крепкие литые мускулы, с восхищением прижимается губами к солоноватой от морского ветра коже — это красиво. Настолько, что у него дыхание перехватывает, и пока его несут в каюту, подхватив под бёдра, Сяо успевает оставить несколько робких поцелуев на загорелой шее под раскатистый смех и шумные вздохи широкой груди. В каюте же — осторожно нащупать узел повязки в волосах, потянуть, чтобы грубая ткань скользнула в ладонь, а потом отбросить в сторону, на стол — чтобы не мешалась. И поцеловать край шрама под смешливое: «Птенчик, неужели тебе так нравится... это?». Сяо отрывается только для того, чтобы сверкнуть янтарём птичьих глаз, обжечь горящим в них желанием и фыркнуть: «Всегда нравилось. Ты красива, и с этим тоже». Сяо смущает нежность в его адрес, но он щедр на нежность в чужой; на восхищение — тоже. Потому не жалеет слов, хотя обычно молчалив и суров. Но всё же предпочитает действия пустым разговорам, и сам подставляет шею под жаркие поцелуи, позволяя говорить реакциям тела больше, чем он может сказать вслух. Бэй Доу красивая — Сяо не скрывает, что считает так и, лёжа рядом, рассматривает каждый шрам, бережно ведя по ним пальцами. Даже те, которые уже почти скрылись, оставшись едва заметными линиями, не скрываются от его взгляда. Каждый шрам — своя история, и Сяо хочет их услышать — если с ним захотят поделиться. А пока он лишь скользит губами по одному из них, тому, что на плече, невесомо проходится кончиками пальцев по татуировкам на рёбрах, и носом после притирается к шее, пока тяжёлая ладонь ложится на загривок, а шершавые пальцы ерошат-перебирают волосы. От этого так хорошо, что Сяо воркует нежно-нежно, ласково и тонко, забывая о том, какой яростно-хищный клёкот может издавать — он, всё-таки, охотник. Которому иногда так хочется забыть, что он — чудовище, которое уничтожает других чудовищ. С Бэй Доу ему хорошо, тепло и комфортно; Бэй Доу сильная — и Сяо хотел бы разделить свою вечность с ней, будь у него такая возможность. Но её нет, и ему остаётся лишь её срок, который, как известно всем бессмертным, недолог. Сяо это... пугает? да, пожалуй. Он — не господин, давно принявший для себя человеческую уязвимость и человеческую жизнь, пусть и сохранивший бессмертие, он — боится, что в один день всё оборвётся. Но тянется, безбожно тянется к Бэй Доу, потому что любит. Бэй Доу красивая — не только внешне, но и внутренне; любви в ней столько, что хватит на половину Ли Юэ точно, нежности и заботы, несмотря на внешнюю суровость — тоже. Она эмоциональна, честна с собой и с другими — и Сяо доверчиво подбирается всё ближе и ближе каждый раз, вылезая на внутренний свет её души, чтобы он касался и чёрно-зелёных перьев его птичьей сути. Выражаемых им эмоций слишком мало, её — достаточно для того, чтобы его переполнить при желании, но и он в ответ щедро делится тем, что есть — нежностью и осторожностью, чуткостью, и, возможно, эгоистичной для Адепта тягой к любви. Сяо отвык от свободы — хотя стремится к ней; это удивительно, с его-то умением обвешать себя долгами, с которыми он не может расплатиться и по сей день. Но с Бэй Доу ему невероятно свободно, и он сам выбрал те обязательства, которые его будут связывать по отношению к ней. Потому они совсем не ощущаются ни тяжестью кармы, ни тяжестью долга, это... наоборот, нечто совершенно иное, чему Сяо не может пока дать определения, но то, что ему искренне нравится. И Сяо... впервые за долгие века дышит полной грудью.