Соседки

«Разгорайся, гори ясно! Так, чтобы не погасло!» Эти слова были на моей работе, посвящённой Масленице: высокое, полного телосложения соломенное чучело, одетое в сто одёжек, на фоне заискивающих языков пламни. Я всегда любила Масленицу, хоть и не особо фанат массовых мероприятий, каждый раз я видела что-то особое в этой неделе, в блинах и прочих изделий народной кухни под сгущёнку и варенье. Неделя должна будет выдаться насыщенной, тем паче когда четыре выходных не неделе. В квартиру вошла подруга: —Здравствуй, Рейчел, с Масленицей! —Здравствуй, Джина, и тебя. — Будем как-то по-особому недельку встречать или блинчиками обойдёмся? — А давай куклу сделаем. Будет у нас своё чучело. — Здорово! А у тебя есть материалы? — Видела я тут в одной тумбочке, только пока ты ещё не разделась, сбегай, пожалуйста за сучком. **Пару минут спустя** — Вот держи. — протягивает сучок. — Агась, теперь иди поешь перед работой, а я соберу всё необходимое. Что я нашла: белая ткань на тело и рубашку, красная пойдёт на сарафан, пара ниток для перетягивания и всё: — На держи вот, — на стол приземляется пачка ваты. — О точно! — достаю несколько влажных салфеток и кладу рядом. — Что? А салфетки зачем? — спрашивает, присаживаясь рядом. — Я тут вспомнила как в 5 классе по Изо делала такую же куклу, используя вату и привязывала её салфетками. — И сейчас мы сделаем также, только ещё с животиком как у меня — хлопает она по своему брюху. — Можно в принципе не прям большой делать, всё равно из-за грудей сарафан будет выпирать вперёд как на тебе. — Ну раз можем, то сделаем на все сто. — Сначала обвернём сук белой тканью и затянем на нём три раза нитку, — завернули — А сейчас ватой будем делать ей формы. — подхватила Джина — Да. Давай ты будешь верх делать, а я низ, — сначала я брала вату и клала её так, чтобы стало похоже на объёмные формы, затем беру салфетки и заворачиваю как ноги портянками. А с животом я решила так: ваты по туловищу между грудями и полупопиями налепить, у низа потолще и также завернуть. Джина сразу поняла что к чему: налепила шарика на конец, и также как я сделала ягодицы, она сделала груди. — Ещё не одели, а такая прелесть получается, да, Рейчел? — Да-да, выходит уне той что я в школе делала. — А, кстати, тебе что-то говорили про неё? — Ну, папа сказал отвести её к лягушке. — К какой лягушке? — Ну той из анекдота. — Из какого? — недоумевает она. — Значит слушай анекдот категории D: Было у мужика достоинство полметра длиной, жить с таким вообще неудобно и он пошёл к хирургу, мол: «Док, помоги, а то задолбало конкретно», — а док говорит, что медицина бессильна в этом вопросе и пускай мужик идёт к знахарке. Пришёл на отшиб города к знахарке, а та ему: «Прости, милок, но тут тоже ничем помочь не могу, но на соседнем болоте живёт лягушка, ты к ней приди и спроси: «Лягушка, лягушка, ты меня любишь?» она ответ: «Нет» и у тебя на дециметр уменьшится». Пришёл мужик на то болото, видит лягушку на камне и спрашивает: —Лягушка, лягушка, ты меня любишь? — Нет! — говорит лягушка. — Мужик смотрит в штаны: и вправду хер его стал сорок сантиметров и давай снова: — Лягушка! Ты меня любишь? — Не-ет... — говорит лягушка, — мужик видит, что стал теперь тридцать сантиметров и думает: «Ещё разок и высший сорт будет»: — Лягушка! Любишь меня? Лягушка: — Как же ты, мужик, заколебал! Нет, нет и еще раз нет! *Тупой девичий смех* — Да, теперь кладём куклу головой по диагоналям на середину квадрата, перегибаем и у шеи перевязываем, — перевязали. — Теперь каждая со своей стороны перевязывает концы. — А сарафан ей целиком мы будем делать? — Нет, юбку мы ей сейчас подвяжем. А платок сделаем так: ваты сверху на голову положим и прикроем и завяжем на подбородке… И для красоты давай через тело две ленты протянем. — Вау! такая жёнка у нас вышла, жалко будет такую сжигать, да и что мы хозяйке скажем насчёт пропавшей ткани? — Ничего не скажем, новую купим. А куклу надо сжечь, масленица как-никак, но на память сфотаем её. Теперь мы принялись за блины. Ингредиентов у нас было предостаточно с этим мы две в чём-то умелые быстро справились. Начинок мы сделали для них много: с творогом, с вареньем, с салом, салатиком набитые, конечно же со сгущёнкой и с рисом мы тоже сделали. — Это тебе аперитив на сегодня, ну и мне чуток, а самый шик мы на Лакомку и на вечëрки сделаем, тогда мы вместе объедимся, а так будем твой желудок подготавливать, — Джина быстро облизнулась и улыбнулась. Раз масленицу мы встречаем, то начали есть блины. Хоть и родственников из Юго-Восточной Азии у меня нет, но те что с начинкой из риса были замечательнишимий. Джина, видя мои причмокивания тоже съела с рисом: — Прям манной небесной я бы не назвала. — Ага, и поэтому ты их всех съела. — Ну, да, деликатес с этим рисом вышел у нас — хочу ещё. — Потом за рисом сходим. — Слушай, а у меня одежда мала стала… — Это ты кстати вспомнила, чтобы мы сейчас попёрлись за всем. — Да, — ехидно улыбнулась подруга. По пути мы конечно не забыли сделать ещё одну масленичную традицию: «отдать первый блин бедному из местных»; отдали бродячей собаке. Сначала пошли за новой одеждой. Мы понимали, что чуть-чуть побольше нет смысла брать, раз за эту неделю от блинов Джину разнесёт сильно, и взяли значительно больше по размерам и так, чтобы до лета ей хватило. Раскошелились мы ничё так, но и пусть мне с рисунков неплохо так пришло, так что не страшно. Теперь дорога дальняя до продуктового. Там взяли всё необходимое, даже с избытком, хотя блины с другими начинками хотелось обеим попробовать. Джина шла домой энергичнее меня, хотя пакетов несла больше. Дома я спросила: — Джина, это как так выходит? Ты такая большая несла больше чем я, а я устала, а ты нет. Как так? — А ты не видела? Я же не забила на физическую активность, а когда у тебя есть такие запасы, — обводит руками по брюху, — то каждый день — день ног. — Ну да, наверное, стоит с утра разминаться. — Но сейчас, — показывает на кухню. После небольших приготовлении мы стали печь изделия в честь Хорса, да и оладушек приготовили, таких которые делала моя бабушка: не такие пышные к которые мы обычно представляем, а тоненькие, и поверьте мне такие всегда были вкуснее — Ну насколько вкуснее — это мы посмотрим, — возразила подруга. — Можно подумать, что ты прям специалист по оладьям. Не гнушайся, бабуля у меня была хорошим поваром и по ней это было видно. — А по тебе нет, — такая же ехидная улыбка — Да, тьфу ты, Джина. — Да, расслабься, Масленица же, потом друг другу всё простим. — А, ну да, в принципе. Тогда… Джина, — А? — У тебя полупопий оголились. — Что, правда? — стала оборачиваться. — Шучу. Да, не очень. Пошутили и хватит, а нас Масленица ждёт. У Джины был замечательный настрой: съела не поперхнувшись, до блеска вычистив тарелку. Думаю: на Лакомку она будет готова тележку слопать: — Слушай, Джина, я тут подумала: на Лакомку тебе стоит разогрев, где-нибудь. — Чтобы дома блинов хватило мне. Лишний раз не откажусь. — А в шараге не хотели отмечать? — В столовке что-то организовать хотели. — На этом и порешали. Во вторник мы просто погуляли. Дома кипела у нас двоих работа по угощениям. Разумеется какая-то часть блинчиков и остального отошла на сегодняшний день. Джине понравились ватрушки, хоть я не помню в точности рецепт бабушки. А завтра будет испытание желудка, которое мы обе предвкушаем. В среду мы сидели в столовке, где было много и почти даром блинов. Мы понабрали себе пару тарелок. Блины также брали те кому просто почти нахаляву, а вот доченьки богатеньких спесиво наблюдали. Так на нас смотрели и думали: «Что стало с красоткой Джиной! Наверное эта тихоня Рейчел виновата.» Взгляды в мою сторону я ловила, осуждали меня, хотя может смотрели как на бомжей, которые готовы подавиться блинами из столовки. Вот зря они брезговали, вроде неплохие блины у поварих получились, не прям как у нас или у моей родни, но Джине на аперитив пойдет. — Эй, Джина, тихонько передвинь свой взгляд на них, — как только Джина посмотрела в их сторону они отвернулись. — Эти-то, богатенькие, свысока смотрят. — А на меня они смотрят со злостью. … — Хочешь их прогнать, — огонëк в глазах, — да так, чтобы запомнили. — Не, ну. Я… — Вижу, что хочешь. Она подсела к ним и молча стала смаковать блины перед всей компашкой, тщательно пережëвывала, чтобы все видели, как хорошо поесть блинов со сгущëнкой. У голодных от такого бы кишки ещë сильнее скрутило. Таким образом съела перед ними несколько штук и ушла, вслед улыбаясь. — Ну, как я их? — взгляды барынь перемещались между Джиной и мной. Они были в прострации, глядя на неë, и со злобой на меня, а некоторые не выдержали и ретировались. — Они только больше забеспеспокоились насчëт тебя и думают, что я корень твоих бед. — Ну и ладно. Мне-то замечательно на душе, тем паче в Масленицу и какие-то сплетницы мне его не сломают. А то, что про тебя они думают — забей, нам хорошо вместе. Да, и пусть мы будем очеса мозолить, чего они тебе сделали? — молчу в ответ. — Ничего, вот именно, так что незачем колебаться о их взглядах. — Да, тут ты права. Осуждают меня по поводу твоих объëмов, ну и пусть. Ты, ведь сама захотела, а нам то хорошо, — мы улыбнулись. — Но ты ведь тоже хотела видеть меня такой. — В своих фантазиях, но чтобы так всë повернулось, я не ожидала. — А я не ожидала встретить такую как ты. — Спасибо, — выступило небольшое смущение. — Будешь ещë продолжать аперитив или дома продолжим? — Давай ещë чуть-чуть. Посмотрели на этот заснеженный натюрморт. Всë же красиво в сочетании с ясным небом без облачка. Было прекрасное ощущение от мороза, пробирающего лëгкие. Морозная свежесть скоро сменилась запахом масленичных угощений из яток, которых было кучи на площади и на всех ближайших улицах. Походили меж них, а их поставили много, городок чтит традиции как-никак, в отличии от наших сокурсников. Хотя, чего это я? Может мы просто не видели всех и всë. Поглядели на ледяные статуи, смотрели на замёрзшую реку, а река у нас красивая. Просто давно по ней суда не ходят. Вот в веке девятнадцатом, когда река была больше, вдоль и поперëк пароходы ходили. Остановились у одной милой бабули. Решили взять по блину, но по одному не получилось, получилось по три. Дома Джину ждала куча, вчера заготовленных, блинов. Вчера мы постарались, очень устали и уверены, что хватит. Джине здесь долго раздумывать не надо. Она принялась поедать эту гору. Оторвать взгляд от еë приëма пищи таких количеств мне сложно. Я не могла в такой день просто наблюдать и за компанию поела. Как говорится: «Счастливые часов не наблюдают». Среда для нас прошла быстро, но и как-то мерно за этими блинами. К концу растянутой на весь вечер трапезы живот Джины был забит до отказа. Старая серая футболка, которая доживала последние килограммы, видимо пережила их и была натянута как барабан, и настроена философский: «Если лопну, то так и быть». Тело требовало покоя и ласки чтобы всë переварить и отложить куда надо. Довольные и сытые легли спать, предвкушая завтрашний Разгуляй. Утро пошло наперекосяк. Видимо, вчерашней сухомятки ей пришлось уединиться в санузле. Такой себе у неё настрой. Надо бы как-то мне разжечь огонёк этот, а как? Дала ей выпить минералочки и с неохотой и охами Джина уговорилась погулять. Прошли по дворам. Увидела горку, полной ребятни: — Джина, а как насчëт прокатиться? — Эм-м… Они не смущают? — чего мне бояться кучки младшеклассников, они-то чего могут подумать? Ну: «Две тëти захотели покататься и попросили одолжить ватрушку, почему бы и не дать». — Да ладно, что им до нас, да и у кого мы ещë одолжим ватрушку? Так оно и произошло, хорошой малышня оказалась. Ватрушка была большая и мы немного потеснившись поехали. На съезде мы полетели на небольшом ухабе и плюхнулись на сугроб: — Ну как? — спросила я. Она глубоко вздохнула и ответила: — Давай ещё раз. Со свистом прокатились, детишкам спасибо сказали и ушли. Идём дальше и не можем найти темы для разговора: той горки не хватило на пробуждения огонька Джины. Вот мы зашли в чащу на окраине, в ту чащу в которую меня она свела тогда. Что ж, теперь моя очередь: — Красивое сегодня небо, не так-ли. — Да, ни облачка. — А еще лучше будет вот так. — делаю подножку и вместе валимся в мягкий сугроб. Я стала закидывать подругу снегом. От громкого девичьего хохота все окрëстные птицы разлетелись прочь. Наше дыхание участилось, мы смотрели друг другу в глаза, наши носы соприкасались, лица горели, а улыбки сами стали растягиваться. Джину это очень хорошо взбудоражило, в зрачках появились еë искорки: — А теперь… Лови! — в меня полетел снежок. — Ай! Ах ты. На получай! — Ха! Мимо. Так у нас закрутилась небольшая снежная баталия после которой мы конкретно выдохлись. — Что же мы как дети балованные? — Так надо, было ведь просто замечательно. И спасибо, Рейчел. — Пожалуйста, — а у самой такое смущение, что только слепой не заметит. — А кто это у нас красная такая? — Просто это генерал Мороз наколдовал. — Да, да мороз это, я верю, — и улыбается По пути домой, после заката, мы наткнулись праздничный хоровод. Мы переглянулись, нам обеим под заключения моциона захотелось поводить хоровод. Закружились, завертелись песни, а костëр вас сильнее своим горением разжигал ещë сильнее хоровод. Пришли домой воодушевлëнные, с пустыми желудками и облегчёнными кишечниками, только блинов оставалось мало, а сил их делать тоже. На спасение у нас в морозилке валялись котлеты, так что голодными не остались. Когда легли спать Джина повернулась и прошептала: — Спасибо, Дорогуша, за такой день, — она нежно погладила. — Молодец, —и приобняла меня. Я немного не готова была к такому. Словно в капкан попала, а выбираться не хочу. Капкан удался. Так и заснули. На Тëщины вечëрки мы ничего особенного не планировали. Это просто — разгрузочный день. Сегодня хочеться расслабиться. Немного напекли, чтобы Джине хватило вечерком. Сейчас смакую кружку какао, наблюдая за заснеженных деревьями под окном. В ум ничего не приходило, да и не особо хотелось думать в такой момент. Джина, видимо тоже не задумывалась. Заканчивая пить, я решила нарушить тишину: — Что делать? — Ну-с можем ещë раз погулять. — От двух дней подряд не устанешь? — Нет. Забыла с кем разговариваешь? — То есть сегодня мы нагуляемся, чтобы завтра можно было не гулять и спокойно пережить голодовку. — Давай сходим туда, где мы не были. — А куда? Городишко не очень большой, я бывала везде. А хотя, — начинаю откапывать из воспоминании что-то. — Мы можем просто послоняться по улицам. — А, вот, вспомнила. На противоположном от нас концу города есть местечко. Наметился путь не близкий, но мы его пройдëм обязательно. Шли неспешно, наслаждались каждым шагом. Пришли на место: на отшибе, столик и две скамейки на краю спуска с видом на пустырь. Смотрим такую простую картину: всë в снегу на большом просторе, всë так монотонно выглядит, а всë равно лепота. — Странные мы с тобой, Джина. — Да, мы обе странные, но одинаково странные и это хорошо. Сколько бы у меня не было подруг по интересам, ты — единственная, кто может поделить мой самый сокровенный секрет, — еë лицо приняла ласковое выражение, — и спасибо, Рейчел. — Оу… Спасибо тебе тоже, Джина. И да, кстати, давно хотела спросить: как отнеслись к изменениям в тебе твоих подруги? В тебе, ведь под семь пудов. — Вопросы были. Отвечала, что с хорошим поваром знакома. Про самого повара не хотели узнать, видимо понимали, что подобными ватрушками уйдут от него. — Хе. Только, не беспокоишься, что после того случая в столовке, те вестовщицы слухи разнесут. — От этих не отделаешься. Скажу, что богатеньким просто не понравились блины. Они-то всё равно возможно давно поняли: почему я так на угощения того повара подсела. Как бы то не было, а разделить это можешь только ты. — Да… — глубокий выдох. — Ещë тут посидим или пойдëм домой? — Давай ещë, хорошо тут. Пришли домой — заходит солнце. Сварганили маленько себе. Не знаю почему, но в сон клонит сильно, как будто неделю по пять часов спала, хотя только семь вечера. Мои мысли прервал стук тарелки об стол: — Рейчел, что-то ты устала. — Да, очень причём. — Тогда поешь, — пододвигает мне тарелку с салатом и блины, — поешь, затем в душ. — А завтра? Завтра, ведь нам надо на воскресенье сделать. — Не кологоться, мы всë завтра успеем, тебе как раз отоспаться надо, а сейчас поешь, — я начала есть, но как-то растягивала всë. Подняла голову увидела её взгляд. — Тебе тут надо помочь, — она стала совать мне блин в рот, я съела его, сил мне это не прибавило, но лëгче как-то стало. — Э-э, не надо дальше, Джина, я сама В надежде хоть как-то проснуться, я сделала себе разминку. Размяла и обмякла, грохнуться в обморок я не могла, но такую усталость я разогнать не могу. Не помню чтобы так уставала раньше. Под душем меня ещё разморило. Сейчас как с двух ног в кровать на крепкий сон. Я легла и заснула как сурок в спячку. Спала долго и крепко, даже кухонная возня Джины мне не помешала. Так, стоп. Сегодня же у неë голодовка. Сорвалась что-ли. Я прокралась на кухню, там Джина стояла ко мне спиной и варила. Я подкралась поближе: — Доброе утро, а что это мы тут делаем? — О, уже проснулась, я тебе тут завтрак готовлю. — Спасибо, а я то думала… — Если сорвалась, то лопала бы из холодильника сразу, а ты полдня проспала. Итак, нам надо сегодня: наготовить блинов и всякого на завтрашний зажор и оставшиеся время как-нибудь вместе проведëм. Мешали, варили, нарезали; было жарко, пот стекал со лбов. После несколько часового марафона выпекания на сковородах, мы устроили перерыв за гоняньем чаёв. — Ух… — выдохнула я. — Девять будет некуда, весь холодильник будет забит. — Да, зато представь как хорошо я объемся второй раз за неделю, а я и так поднабрала парочку кило. — М-м-м, да, всë ради тебя. — И ради тебя, дорогуша, тоже. Закончив чаепитие, мы продолжили уже делать начинки для блинчиков. Запарились мы конкретно, но хватит ей на завтра, хватит медведице, чтобы насытиться завтра. А сейчас решаем: как провести вечер и не есть Джине. Ко мне сейчас пришло вдохновение порисовать, но мне хотелось провести время вместе, и поэтому решили так: я рисую, а Джина мне читает что-то интересное. Подруга в этот момент читала Беляевского Ихтиандра, про которого я со школы мало что помнила. В обработке Джины всегда становилось интересно слушать что угодно, даже 10-страничное описание дуба из еë уст завораживало бы. А тут, кстати, был интересный отрывок про «Стихию жира» которую еле выдерживали пуговицы, заставил нас улыбнуться. Таким вот прошëл субботний вечер. Проснулась я лицом к лицу с Джиной. Она сладко спала как медведица в спячке, а скоро спячка закончится и нужно будет наесться. Готово было всë, остаëтся разогреть. Набрала подносик блинчиков, поставила на стол. Теперь буду выводить из спячки. Разбудила Джину: — Как самочувствие? — спросила я. — Какое животное есть больше кита, а то мне его не хватит. — Ктулху сойдëт или Ëрмунганд? — Давай без гиперболы. — Это ты с китом начала, чем не гипербола. Или скажешь: «Это — образное выражение». — Ладно, ладно, дорогуша, не серчай. Сегодня такой ведь день Трапеза была обыденной и сопровождалась лишь редкими мычаниями услады. А сегодня ей предстоял весь такой день. Джина, после плотного завтрака, расслаблялась и что-то насвистывала. В этот момент мы услышали колокольчик тройки. Это везли по городу чучело Масленицы и скоро его сожгут. Мы как пожарники собрались и помчались на площадь. Подоспели вовремя, чучело ещë не успели зажечь, и мы положили свою куколку ко всему остальному. Огонь быстро распространился по всему туловищу. Люди завели хоровод, мы потянулись со всеми вместе. Пришли домой к обеду. Джина разошлась очень сильно. Свитер был не самый маленький, но задëрнулся в складку, Живот как при беременности троих крупных малых — сильно натянут с кучей растяжек. Встать у неë не получилось — вся покраснела. Я помогла ей подняться. Теперь она тяжёлыми шагами шла из кухни. — Ну что, Джина, после сытного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать. — Соглашусь, — зевнула, — в сон клонит также как и вчера тебя. Она легла на кровать навзничь и отлетела в пищевую кому. Теперь надо будет за подругой прибрать и на ужин сварю ей сгущëнки. Потом отдохну чуток. Прошло уже шесть часов. Я перемыла всю посуду, наварила сгущëнки к блинам, почитала кое-что. Подруга всë также без задних ног лежала. Спала она крепко, в обнимку с подушкой и что-то причмокивала. Это очень мило смотрелось, но надо бы разбудить этого мишку. Всевозможные призывы, шлепки и потряхивания не помогли. Тогда нужен нашатырь. После вдоха пропитанной ватки Джине сразу вернулось восприятие мира. — Ух… — оглядывается, — Рейчел, как долго я спала? — Ты, соня, проспала почти семь часов, и я тебя нашатырëм разбудила. — А-а, то-то я такая голодная. Подаём-ка на стол — Сию минуту, — я оперативно выложила блинчики с варëной сгущëнкой. — Ух, с варëнкой сделала, спасибо. Сколько раз я смотрела как Джина уплетает за обе свои пухлые щëчки? Не знаю. Я наслаждаюсь ей, как она трапезой. И даже мысли о понедельнике не волнуют. Теперь в тишине осталось сделать последнее: — Это… Джина, — встрепенулась я, облокачиваясь на еë плечо, — а ты прости меня за всë, что натворила. — Конечно, — поглаживает мою голову и переходит в объятия,— и ты меня тогда. Тепло от неë так и исходит, от такой неги зажмуриваются глаза: — Прощаю…