Аддиктивный синдром

Я провалился в сон и проснулся спустя несколько часов от того, что Клаус поднялся из дивана. Он закрыл окно и улыбнулся, но так ничего и не сказал. Я выдавил из себя благодарность и шмыгнул носом. Ужасно замерз. Запах травки выветрился, а вот я по ощущениям отморозил себе все конечности. Больше спать мы не легли. В клубе было тихо. К восьми часам утра все разошлись, остался лишь некоторый персонал, убираясь после вечеринки. Клауса позвал кто-то из официантов и он попросил посидеть меня за чистым столиком, пока он разбирается, в чем дело. Я сидел и наблюдал за ним. За тем, как он молча слушает подчиненного и коротко отвечает, кивая головой. Как он грациозно жестикулирует, отдавая неведомые мне приказы. Внезапно Клаус развернулся и мы встретились взглядами. Усмехнувшись, он направился прямо в мою сторону. После совместного сна, гонок, танцев и раскуренной на двоих травки стало чертовски неловко. Я все еще не отошел от сна, поэтому не совсем осознавал, где я и почему, но Клауса рядом ощущал четко. За это я ухватился. На него я пялился совсем бесцеремонно. — Пора вернуть золушку обратно. Туфельки на месте? — Я ничего не забыл, — неловко улыбнулся я и подвинулся, чтобы Клаусу было место, куда сесть. — Мистер Каттерфельд наверняка заметит мое отсутствие ночью. — Не переживай, я что-то придумаю, — отмахнулся мужчина и замолчал. Его лицо в одно мгновение приняло задумчивый вид и я успел испугаться, сможет ли он придумать отмазку или нет. Однако, как оказалось, бояться не стоило. — А вообще, у меня сегодня свободный график до обеда. Если хочешь, можем еще куда-то съездить. — Ночь уже закончилась, — напомнил я, что с утром его обещание о ночи безудержного веселья испарилось. — И начался следующий день развлечений, крольчонок, — парировал мужчина, опершись локтями на колени. — Босс никуда не собирается сегодня, поэтому мое присутствие не требуется. Вернем тебя к обеду. Как тебе идея? Честно, я был только за. Куда-угодно и сколько-угодно лишь бы не встречаться с Каттерфельдом. Не представляю, как посмотрю ему в глаза. Не думаю, что сумею одеть прежнюю улыбку, чтобы поприветствовать его. Тот поцелуй… — И куда мы пойдем? — спросил я, отгоняя норовящие залезть внутрь и разъесть мой разум изнутри мысли. — Сначала нужно набить твой урчащий живот, так что первым в списке — завтрак. После можем пройтись где-то. Поверь, я смогу придумать нам развлечение. — Звучит, как свидание, — пошутил я. — Если крольчонок хочет, будем считать, что так оно и есть. — Да ты тот еще дамский угодник! — Я украл не одно сердце, но в списке не было еще ни одной женщины, — довольно хмыкнул тот, намекая на свою ориентацию. Уверен, он похищал женские, и не одно, просто это не было в его интересах. Клаус подпихнул меня плечом и пропустил смешок. Викинга хватит инфаркт, когда он узнает, но к черту! Скандинав побежал к моему отцу по первому зову, оставив меня на Эйзенманна. Он знал о его непредсказуемости, но все равно отпустил меня с ним. Так пусть не удивляется, когда ему доложат, что всю ночь и следующий день я тусовался с Клаусом. Да, это опасно, но точно не для меня. Я нравлюсь Клаусу. Нравлюсь, как человек, поэтому он и таскается со мной, хотя не должен. Опасно станет на следующей недели, когда из категории «друг» меня запишут во «враги». Я отогнал эту мысль и поднялся. Веселье продолжается. Клаус подарит мне не только ночь, но и прекрасный день, воспоминания о котором я буду вспоминать, как о лучшем времени в Мюнхене. Нельзя омрачать их грустью и неуверенностью в будущем. Плевать, что будет. Нужно жить сегодняшним днем. Как Клаус. Натянув обратно кожанку мужчины, я шагнул за порог клуба. Ранним утром на улице холодно и безлюдно. Мы неспешно двигались к площадке, где оставили машину, попутно обсуждаю, куда пойти. Я, честно, почти нигде не бывал в Мюнхене, если говорить о приличных заведениях. Лишь в кафешках студенческого городка и то предпочитал перекусить в клубе Стефана, где он всегда накармливал меня до отвала. Поэтому Клаус взял выбор места на себя, заявив, что я останусь в восторге, и потащив меня быстрее к машине. Запихнув меня на переднее сидение и пристегнув, Клаус залетел в машину и, ведомый внезапно возникшей идеей, погнал по городским трассам. Ехали мы долго из-за пробок на дороге. Люди спешили на работу, пока мы — гулять. В этот момент я вспомнил о работе, но Клаус лишь рассмеялся, сообщив, что на второй день после ежегодных вечеринок в честь благотворительного фонда директорский состав в офисе пуст. Так что, если я не приду, мне простят. В конце концов, все знают, что я сын Бена Керна, одного из спонсоров фонда, а также любовник Каттерфельда со слухов. Ох, уверен, после случившегося вчера мне будут долго перемывать косточки… Я включил магнитолу и листал плейлист Клауса, пока не нашел знакомую музыку. Эйзенманн изрядно удивился, узнав, что я тоже такое слушаю, а я не решился рассказать, что мои вкусы пополнились новыми песнями благодаря ему. Так мы и ехали к месту назначения. С громкой, тяжелой музыкой, подпевая припевам. С ветром из открытого верхнего окна. С улыбками на лицах. Когда мы проезжали мимо Олимпийского стадиона, я удивился. Клаус сообщил, что мы близко к месту назначения, и припарковался на одной из полупустых парковок Олимпийского парка. К удивлению, на улице было тепло и непривычно ясно. За столько дождливых дней, наконец, распогодилось, поэтому я оставил кожанку в машине. Клаус засунул руку в карман и повел меня сквозь парк прямо к высокому зданию, которое я не раз видел издали — славноизвестная мюнхенская Олимпийская башня. Насколько я знаю, Олимпиатурм является телебашней. Я даже не догадывался, что на его верхушке может быть вполне себе приличный из слов Клауса ресторан. Откуда Эйзенманну известно об этом месте, тоже оставалось загадкой. Судя по тем местам, по которым мы лазили всю ночь, Клаус не из тех, кто любит приличие и тишину. Что ж, я ошибся. К счастью, в башне был лифт, потому что я не знаю, как бы я поднимался на ступеньках сколько метров! Ехали наверх меньше минуты. Я разочаровался, что нельзя было рассмотреть ничего, так как стены башни и лифта не имели ни одного окна, но, стоило переступить порог лифта, и я лишился дара речи. Из верхушки башни открывался неописуемый человеческими словами вид. Столики располагались у панорамных окон и каждый гость мог наблюдать бесподобный вид на Мюнхен. Сразу же захотелось побывать здесь ночью. Какой же будет вид на ночной город?! На входе нас встретила девушка-хостес. Клаус попросил столик на двоих. Она провела нас к одному, незарезервированному, и любезно предложила меню. Я долго ломал голову, что не помогало пустому желудку, поэтому Клаус смиловался и заказал на нас двоих несколько видов салата, две порции какого-то мяса, гарнира и еще несколько блюд, о которых я не слышал. — Мы лопнем, — констатировал я, когда начали приносить первые тарелки. Несмотря на то, что блюд было много, все они оказались небольшими. Акцент был сделан на красивой подаче и украшениях. И все же, несмотря на небольшой размер, Клаус заказал слишком много. Даже для нас двоих. — Мы наедимся, крольчонок. В отличие от тебя, я люблю плотно поесть. — Я тоже люблю! — мгновенно возразил я. — Просто дома кормят не очень, а в другие места я не хожу. Есть то, что тебе не нравится, не очень-то хочется. Я пожал плечами, умолчав о том, что зачастую меня кормит Викинг. Утром и вечером он приносит мне поднос, забитый едой, и если я не доедаю хотя бы кусочек хлеба, он манипуляциями запихивает его в меня. Когда Викинг занят и не может уследить за моей трапезой, он также не дает мне расслабиться. Посылает какого-то молоденького паренька из своих людей, угрожая ему, что если я не доем, то он лишит его зарплаты на этот месяц. Викинг, как руководитель, вообще страшный тип, как оказалось. Тот паренек трясся, как осиновый лист при виде меня — подопечного его непосредственного босса. Однако вся проблема заключалась в том, что Викинг брал еду с кухни поместья, где готовили просто отвратительно. У меня есть подозрения, что они специально делали еду безвкусной, слишком соленой или острой, чтобы в который раз показать, что меня ни во что не ставят в этом доме. Может, по приказу отца. Может, из-за матери, которую, как и меня, работники поместья не ставили ни во что. Кто знает, почему эти слуги взъелись на меня с самого детства? Не то, чтобы я не пытался пожаловаться Викингу. Пытался, и иногда это работало. После того, как скандинав сходил на кухню, первых несколько дней еда становилась сносной, а после… После все возвращалось на круги своя. Викинг еще несколько раз сходил и присел им на уши, и, как обычно, я смог нормально поесть всего парочку дней, а после все по новой. В какой-то момент скандинав начал брать еду на вынос с какого-то ресторана по пути домой, но пока он приезжал она остывала, застывала и становилась безвкусной. Вот так я жил. Вот почему, как бы не пытался откормить меня Викинг, я набрал всего несколько незаметных килограмм. — Я не часто ем вне дома из-за работы, — признался мужчина, постучав пальцами по столе. Кажется, он уловил, как быстро рухнуло мое настроение. — Жизнь научила готовить самому, а с годами привычка осталась… Я это к тому, что если научишься готовить, то сможешь делать то, что тебе нравится. — Для этого нужно съехать с родительского дома. Для начала. — Как будто Керн не купит тебе квартиру в центре. Ты уже не маленький. Думаю, можешь съехать от папочки. — Если бы все было так просто, я бы давным-давно переехал, — пожал я плечами и отвернулся к окну, намекая, что не горю желанием развивать тему с переездом. Да и любую, связанную с отцом. Бен Керн ясно дал понять, что не отпустит меня никогда. Я нужен ему для продолжения рода. Для рождения ребенка, из которого он воспитает идеального наследника. Ему не требуюсь я, как сын. Он и не видит во мне своего ребенка!.. Лишь генетический материал не лучшего, но единственного сорта. Клаусу это не понять, ведь он не может встать на мое место. Да ему и не нужно, ведь уже через неделю я и правда съеду из отцовского дома. Не знаю, как далеко занесет меня жизнью, но было бы неплохо обрести личное жилье. Небольшую квартирку только для меня и Викинга, где кухней будет заведовать скандинав. Приготовленный им бутерброды — верх кулинарного искусства по моему скромного гастрономическому опыту. Если он согласится сбежать со мной. Мы начали трапезничать. Я уплетал вкусную еду за две щеки, пока Клаус лишь тихо посмеивался, аккуратно разрезая стейк. Вот я хорошо помню, как он утверждал, что ненавидит всю эту аристократическую чопорность, но смотря на него сейчас, я не мог не отметить, как элегантны его движения. Мускулистые руки легко разрезают ножом мясо, придерживая вилкой. Спина ровная, но в то же время поза исключительно расслабленная. Пусть говорит что угодно о людях с голубой кровью, но он образец одного из таких. Как не характером, так безупречными манерами уж точно. Не уверен, происходит ли семья Эйзенманн из нашего круга или Клаус добился столь высокого положения собственными усилиями, но что-то в нем есть от всех нас. За небрежной улыбкой и нахальным поведением прячется джентльмен. Был ли он так воспитан или набрался в окружении Каттерфельда, остается лишь гадать, потому что лично я никогда не спрошу. Мы не в тех отношениях, чтобы проникать друг другу под кожу. И никогда в них не будем. С каждым блюдом, мое настроение поднималось, а когда Клаус предложил десерт, оно воспряло к тому максимуму, который только возможен. Я активно закивал и Эйзенманн заказал мне клубничный милкшейк и тирамису. Честно, он продолжал воспринимать меня ребенком, несмотря на все, что мы делали вчера!.. Признайся, Отто, тебе это нравится. Нравится любое внимание. Ты зависим от него. Зависим так же, как от наркотиков. — Мне кажется или башня вращается? — спросил я, отгоняя накаляющиеся мысли. — Только заметил? — приподнял уголок губ Клаус, закидывая в рот последний кусочек говядины. — Медленно, но вращается. Через полчаса сможешь увидеть то, что не видишь сейчас. Полный оборот где-то за час. Значит, не померещилось. Наш столик стоял у самого окна, поэтому я невольно заметил, что панорама немного сместилась за время, пока мы ели первые блюда. Воистину удивительное место с вкусной едой. Хотелось бы вернуться сюда еще раз. Вот только через неделю я навсегда покину этот проклятый город. — Эй-эй, крольчонок. А ну-ка улыбнись. Ты с утра как-то приуныл. Не выспался? — Нет, Клаус, честно, все прекрасно! — постарался заверить мужчину, размахивая вилкой. — Я никогда не был в таких местах и я, правда, безумно благодарен за этот завтра. Да и за вчерашнюю ночь. Я почти и не думал о… О Каттерфельде. Почти забылся. Не съедал себя мыслями целую ночь, лежа в постели, чтобы выглядеть на утро, как оживший труп. Все благодаря Клаусу. — Давай договоримся, что пока мы наедине, мы не вспоминаем о боссе, — предложил Клаус по-детски протягивая мизинчик для клятвы. — И моего отца. Не хочу о нем говорить. — Я могила. Я пожал мизинчиком палец мужчины и не смог не рассмеяться. Клаус довольно ухмыльнулся и пододвинул ко мне только что принесенный официантом десерт. А вот милкшейк он бесстыдно украл у меня из-под носа. Сделал несколько глотков и позабавился моей негодующей реакцией. Воришка! Отомстил мне за тот кофе, которое я украл у него на заправке! Но он сам виноват, что заказал чертовски острый хот-дог! — Один один, — произнес мужчина и щелкнул меня по носу. Нет! Честно! Он невыносим! Я злобно ел свой тирамису, отодвинув тот на край стола, чтобы Эйзенманн не позарился еще и на десерт. Мужчина лишь усмехался, потягивая мой милкшейк. В итоге после сладкого мне ужасно захотелось пить. Клаус заставил меня умолять и, лишь удовлетворившись моими мольбами, вернул наполовину пустой стакан. Вот так и закончился наш завтрак. Для мужчины прекрасным настроением, а для меня — за шаг, чтобы не придушить его. Мы еще немного посидели в ресторане, пока тот не сделал полный оборот, и решили пройтись. Утрясти наеденное, как сказал он. Как и обещал, Клаус придумал нам развлечение. Недолгое, чтобы успеть до того, как Эйзенманну нужно будет ехать по делам. У нас оставался час, чтобы прогуляться. Мы решили, что этого времени, как раз хватит, чтобы пройтись вокруг озера и вернуться на парковку. Так мы и начали неспешно шагать вдоль набережной, осматривая местность. Парк был пуст. В утреннее время буднего дня здесь не было никого, однако магазинчики работали. Мы заглянули в несколько сувенирных, словно не прожили здесь всю жизнь, не забывая пошутить и об этом. Продавцы, стоило завидеть Клауса, инстинктивно шугались, что изрядно доставляло ему. Огромный мужчина со шрамом на лице пугал любого прохожего, но не меня. Мне это даже нравилось. Такое чувство, словно выгуливаешь большого злого пса без привязи и намордника. Верный нашей клятве, мужчина не упоминал Каттерфельда и моего отца. Он рассказывал об Олимпийском парке, в котором бывал не единожды. Зачастую он водил сюда своих пассий, но всем им было не интересны прогулки, что не включали секс и ужины в дорогих ресторанах. Поэтому Клаус отметил, что со мной легко. Я не вешаюсь на него из-за денег и не выдавливаю из себя притворное удовольствие от прогулки. — Значит, тебе нравится гулять на свежем воздухе? — спросил я, рассматривая озеро и плывущие по нему катамараны. — У меня редко бывает свободное время, но когда такие моменты все же случаются, то да, я люблю проводить их с пользой. Да и у меня есть причина гулять по паркам. — Вот как, — протянул я, раздумывая об этой причине. — Я тоже люблю гулять. После университета зачастую ходил домой пешком. Это занимало полтора часа, но помогало освежить мысли. — Ты прав. Нужно будет свозить тебя еще куда-то. — Назначаешь второе свидание? — спросил я, выбежав вперед и развернувшись к Клаусу лицом. — Обычно до вторых свиданий у меня не доходит. Я залился краской и отвернулся, растеряв прежний пыл. Мы продолжили путь, а Клаус не прекращал дразнить меня, нащупывая границы и бессовестно переходя через них. Внезапно я заметил детский магазин в конце аллеи с сувенирными. Эйзенманн склонил голову, спрашивая, хочу ли я себе плюшевого мишку, но я резко возразил и ответил, что нам нужно туда. Сейчас же. Хотелось сгладить углы с Эберхардом. Не для того, чтобы через симпатию сына пробраться к его отцу. Нет, просто хотелось загладить вину. Этот мальчик видел воочию окончательную трещину в отношениях родителей. Тот поцелуй… Эберхард лицезрел его лично, и я заслужил больше, чем испорченный пиджак и рубашка. Поэтому я хотел подобрать подарок, чтобы извиниться. Хотя бы на капельку избавить себя от чувства вины перед ребенком, ведь это всепоглощающее чувство вины по отношению к Каттерфельду и Эвансу… Этой вины было достаточно. Больше я не выдержу. Собравшись с мыслями, я потащил Эйзенманна в магазин. Здесь было много игрушек для разных возрастов. Конечно, выбор был невелик, как для небольшого ларька в парке, но достаточен, чтобы я положил глаз на несколько плюшевых игрушек. Но внезапно меня осенило. Вряд ли такой взрослый не по возрасту ребенок обрадуется игрушке. Ему нужно что-то более весомое и интересное. Я долго ломал голову, обходя витраж за витражом, пока не додумался спросить у того, кто знал ребенка с рождения. К сожалению, Эйзенманн ничегошеньки не ведал о предпочтениях младшего господина. Сказал лишь, что игрушками босс запретил ему играться еще в трехлетнем возрасте. Выслушав это, мой взгляд зацепился за книги. Сказки, сказки и еще раз сказки. Здесь было так много выдуманных фантастических историй, что невольно и я засмотрелся на картинки, но Клаус подсунул мне под нос кое-что другое. Энциклопедию. Наверняка такие книги интереснее любопытному ребенку, чем машинки и плюшевые зайцы. Я просмотрел все энциклопедии, которые были в наличии. О животных, мире, городах Германии и мира, но мой взгляд зацепился за две самых красочных — с растениями и космосом. Не зная, что именно выбрать, в итоге я купил обе. Клаус оценил мой выбор по достоинству. — Ему понравится, — коротко кивнул тот и я воспрял духом. Книжки запаковали в подарочную коробочку с бантиком. Я прижал ее к себе, не отпуская до самой машины. Мы потратили половину свободного времени в детском магазинчике, поэтому пошли прямо к машине. Наше время вместе подошло к концу. За завтраком и прогулкой я не заметил, как время перевалило за полдень. Пора возвращаться обратно к привычному миру и привычной роли — пешке в чужой игре. Клаус вырулил машину в направлении поместья Каттерфельд и я, чтобы окончательно не приуныть, включил музыку. Больше мы не подпевали и не говорили. Тихо ехали по трассе без пробок, иногда останавливаясь на светофорах. — Черт, придется заправиться, — все, что сказал Клаус за время нашего пути, выруливая к заправке. Ближайшая заправка к поместью Каттерфельдов была той, где однажды Клаус накормил меня чертовски острым хотдогом. Наша заправка, где мы прятались от дождя. В этот солнечный день она показалась мне совершенно иной, словно из другого мира. Эйзенманн оставил меня в машине, а сам пошел расплачиваться за бензин. К обеду стало невыносимо жарко. Настолько душно, словно на улице не середина октября, а конец лета. Я вытер пот со лба и вылез из машины, решив освежиться. Легкий ветер ударил в лицо. Опершись на машину, я откинул голову, подставляясь под него. Еще одна небольшая пауза перед возвращением в кошмар. Интересно, как Каттерфельд будет вести себя после вчерашнего? Словно ничего и не было? Скорее всего. Для него я был лишь способом вызвать ревность в муже. Провальным способом. Все еще не понимаю, на что он надеялся этим представлением. Эванс не вернется к нему после увиденного той ночью и на вечеринке. Уже точно не вернется… А для меня… А я… Я должен играть свою роль до самого конца. Влюбленный мальчишка Кернов, которого легко использовать и от которого легко избавиться. Клауса не пришлось ждать долго. Он вернулся, но в машину обратно не залез. Оперся на тачку возле меня и также откинул голову, наслаждаясь последними мгновениями свободы перед работой. У нас были разные причины жаждать этой паузы от обязанностей, но оба мы желали одного — еще не одно небольшое мгновение, чтобы насладиться свободой. Мы оба молчали с минуту, а после мужчина пихнул меня в плечо. Пора. Однако в машину мы не сели. Клауса кто-то окликнул и мы устремили взгляд в сторону зовущего. К нам стремительно приближался какой-то паренек. Он был на голову выше меня, к чему я привык, будучи коротышкой, но не его рост не так удивил, как внешний вид. Выкрашенные в темно-синие волосы с редкими светлыми прядками блестели на ярком солнце. Глаза спрятаны за огромными солнцезащитными очками. Он был не худ, скорее сбитый, что было прекрасно видно в коротком топе, оголяющем талию и поясницу, а также в узких низко посаженных штанах. Я даже не догадывался, что кто-то может такое носить в наше время в повседневной жизни. — Вот так встреча! — вскрикнул парень, оказавшись в метре от нас за несколько секунд — настолько быстро тот бежал в нашу сторону. — Сам Клаус Эйзенманн! Парень снял очки и я подавил шок, прикусив губу изнутри. Незнакомец был молод — это факт, но его лицо за слоем макияжа… Косметика делала его старше на добрый десяток лет, хотя он был ненамного старше меня по виду. Ярко подведенные глаза и зализанные брови делали всю работу, а эти губы… Господи, я только сейчас обратил внимание, насколько они неестественно большие. Впервые видел парня с накаченными губами, и я мог поспорить, что и остальные части его тела настолько фальшивы, как и его внешний вид. — И тебе не хворать, Карл. — Марко, — поправил незнакомец и обворожительно улыбнулся. — Свободен ночью? Мы может пойти в твой клуб, а после… Черт возьми! Я стал свидетелем тому, как самого Клауса Эйзенманна пытаются затащить в постель! Давай, Клаус, соглашайся, этот парень явно хорош. По внешнему виду и тому, как он соблазнительно жует жвачку прямо перед тобой, он явно опытен в делах постельных. — У меня есть компания, если ослеп. Я скосил удивленный взгляд на мужчину. Серьезно, Клаус? Решил прикрыться мной, чтобы отказать? Да я и рядом не стою с таким, как этот Карл или Марко. Вряд ли парень сможет поставить меня на одну ступень с собой. Да и я бы не поставил. Куда мне до него? Я вишенка другого пошиба. И я не ошибся. Парень впервые за весь разговор покосился на меня, быстро оценил и едко усмехнулся. — Этот? Да без него без слез и не посмотришь. Худой, как треска, а лицо бледнее смерти. У тебя совсем вкус испортился, милый? Аж блевать тянет от этого приторного «милый»! Но в одном Марко был прав: я никудышный вариант. Моя внешность… Даже отец согласился с тем, что у меня есть только лицо. Лицо, над которым старательно пытался работать Викинг, но без макияжа я был обычной серой мышью. А если добавить к бледноте и анорексичной худощавости еще и шрам над бровью, то на меня без жалости и не посмотришь. Плохое ты выбрал прикрытие, Клаус. Вот только мужчина молчал. Сложил перед собой руки и продолжал смотреть на меня испытывающим взглядом. — Ну же, крольчонок, ответь на эти предъявления. Давай, ты же можешь. Могу ли? Этот Марко такой… а я… Нет, вообще, Клаус верно говорит. Дело ведь не во внешности. Эванс вот тоже не озаряет всех красотой, но Каттерфельд почему-то влюбился в него, как последний мальчишка. Дело не в красоте. Дело в человеке. И если бы я не был таким жалким мерзавцем, наверное, нашел бы кого-то, кто принял меня таким. Я должен дать отпор этому Марко. Не ради того, чтобы доказать ему, что внешность и самоуверенность не решающие факторы. Ради себя. Поэтому я набрался смелости и прильнул к Клаусу, обвив его руку своей. — Сейчас у него со вкусом все хорошо, а вот раньше… — произнес я и так же, как и Марко ранее, просканировал парня взглядом. Скривился. — Тебе нравились разукрашенные куклы, Клаус? — Хах, для одного траха подойдут. Лицо Марко нужно было видеть. Парень поджал накаченную губу, откинул длинную челку назад и недовольно хмыкнул. Его сдуло ветром быстрее, чем он примчался в надежде заарканить Эйзенманна на ночь. Я отпрянул от мужчины и не смог сдержать смех. У меня получилось. Этот парень задохнулся от возмущения и даже не смог произнести ни слова в ответ. И ни внешность, ни завышенная самооценка не помогли. Хотя я не могу быть уверенным насчет последней. Только что она заметно упала. Эйзенманн тоже заливисто рассмеялся, развернувшись ко мне боком. — Бывший значит, — констатировал я, кивая в сторону убежавшего Марко. Ясно как день, что они знали друг друга не просто, как знакомые. «Как знакомые» — это я с Клаусом, а эти двое явно делили постель. Может, даже не единожды. Может, именно эту расфуфыренную куклу Клаус водил по тому же Олимпийскому парку. Может, именно Марко не понравились их прогулки, на что сетовал мужчина. — Ночная бабочка, прилетевшая на мой фонарик одной темной ночью. — Какая-то живучая бабочка, раз прилетела во второй раз. Клаус приподнял бровь. — Я ведь говорил тебе, что чертовски обаятельный. Все хотят оказаться у меня в постели. — Не все, — мгновенно возразил я и сложил руки перед собой, как и Клаус. — Это ты о себе? — усмехнулся мужчина, угадав мои мысли, и нагнулся ко мне. — Сейчас перед твоими глазами пестрит мой босс, но когда ты переболеешь им, я бы с радостью пригласил… Господи! Только не это! Я задел больной мозоль! Теперь он точно не уймется! — Клаус! — Ты сам говорил, что не девственник. — Да, но!.. — Но тот твой парень, очевидно, не очень блистал в постели, раз ты не горишь повторить. Я так и знал: он запомнил! Не нужно было вообще поднимать тему с сексом. Не нужно было подогревать интерес этого мужчины, который хотел знать все о всех! — Господи, Клаус, прекрати! — А я бы мог показать тебе дивный новый мир. Чувственный. Страстный… Клаус еще сократил дистанцию, произнеся последние слова прямо мне в ухо, и я отскочил, как от прокаженного. Черт возьми, этот мужчина!.. — Черт тебя дери! — выругался я и отвернулся, ударив ладонями по горевшим щекам. Еще чуть-чуть и его обаяние задело бы и меня! Эйзенманн еще громче рассмеялся, обратно откинувшись на машину. — Хах, обожаю тебя дразнить! У меня получается с каждый разом все лучше и лучше, заметил? — Как тут не заметить?! Я ненавижу, когда ты так делаешь! — Правда? А вот мне кажется, ты тащишься от этого так же, как и я. Невыносим. Просто чертовски невыносим! — Хватит там краснеть, как непорочная дева, и запрыгивай в тачку. Время тикает, крольчонок. И я сел. Залез на переднее сидение, пристегнулся и обиженно сложил перед собой руки. Так мы и поехали в поместье под мощные басы аудиосистемы. Клаус в прекрасное настроении, а я — до безумия смущенный, но… тоже в приподнятом духе, уверенный, что призраки поместья Каттерфельд не смогут меня достать. Хотя бы сегодня.