Ева не хотела, чтобы этот день начинался. Не хотела отпускать их двоих, не зная, где они будут, в какой опасности, смогут ли вернуться, и сколько это займёт времени? Ева слушает, как Вилланель кашляет, и хочет надавить на то, что ей нужно лечиться, а не переносить это на ногах. Всё утро она с замиранием сердца рассматривает её, то, как она лежит на спине, а одеяло зажато между ног, оно закрывает лишь одну сторону её тела, которое Ева находит чертовски привлекательным. Этому времени суждено было закончиться, Вилланель натягивает на себя одеяло, распахнув глаза.
— Доброе утро, эй, как ты? — ладонь Ева легла на её лоб.
— Доброе, я в порядке, и температуры нет. Сделаешь завтрак? Хочется начать утро спокойно, и сытно, — её тон покровительственный, но в то же время немного очаровательный и притворно бодрый.
— Ого, вопрос, а не приказ? Сделаю.
— Расчешешь мне волосы?
— Да, могу.
— Соберешь нам еду в дорогу?
— Куда вы пойдете?
— Там черри завянут, нужно собрать и полить.
— Звучит безопасно, для меня.
— Нет, для тебя всё опасно.
— Знаю, ты хочешь защитить меня, — Ева привстала, приготовив несколько слов в пользу того, что её можно взять с собой.
— Не начинай, — остановила Вилланель, перекатываясь и спрыгивая с кровати, — Оливер, наверное, давно встал, надо поторапливаться.
Пока они завтракали, Ева расчёсывала золотистые волосы Вилланель, такое она делала впервые и чувствовала, что в этом есть что-то большее. Она была нежна и аккуратна, Оливер с улыбкой поглядывал на это, уминая омлет.
Ева знала, что не может взять с них обещание вернуться целыми и невредимыми, но что-то в этом утре было не так, слишком идеальное? Спокойное, будто перед бурей? Она помолилась, чтобы там был дождь, но когда Оливер открыл дверь, в бункер попал свет.
— Не скучай и не бойся, здесь только стены. Захочешь, чтобы они заговорили – выпей Абсента, хочешь поговорить с собой, как с драматургом – выпей Виски, захочешь танцевать – пей Джин. Но лучше дождись меня.
— Дождусь.
Ева с надеждой посмотрела на Вилланель, когда Оливер поторопил, и та чмокнула в щёку.
Предстоящие три часа в пути Вилланель предпочла молчать, ей не хотелось говорить с Оливером, злость по отношению к нему нарастала. Ева и Оливер вели себя утром так, будто ничего не произошло, а Вилланель даже представить не могла, что Ева, её Ева! Способна на измену, на такой дерзкий шаг. Вилланель думает о том, что если бы она согласилась употреблять слово «отношения», то Ева бы так не поступила. В её силах сейчас просто держать Оливера подальше от Евы. Может, ей стоит посмотреть, где он обитает, и насколько это безопасно в случае чего? Дорога была долгой и утомительной, кашель не переставал донимать, и слабость, о которой Вилланель смолчала, была при ней. Оранжерея с виду не изменилась, осмотревшись вокруг, Оливер зашёл внутрь, и первый делом подошёл к кустам.
— Чёрт! Всё собранно!
— Что? Какого хрена, мы зря сюда шли? — Вилланель не поверила и подошла к кустам, никаких черри на них не висело.
— Кто-то нас опередил. Ладно, всё равно польём, и придём в следующий раз.
— Нет, я больше не пойду так далеко ради этого. Всё ещё можно побродить по окрестностям, и у нас есть тот фургон!
— Да, но те люди с фабрики тоже всё обшаривают. Будь тут, я за водой.
Оливер вышел, Вилланель осмотрелась и увидела одну спелую черри на земле, наклонившись за ней, она услышала какой-то шорох вдалеке. Вынув «Глок», она выставила его перед собой и обошла несколько высоких вазонов. Предчувствие подсказывало, что-то не так, заглянув за угол, Вилланель увидела женщину. Та была напугана не меньше, чем Вилланель, она даже не успела ничего сказать. Произошёл момент, как в замедленной съёмке, рука, тянущаяся к сумке, Вилланель сделала серию выстрелов. Женщину откинуло назад, одежду пропитала кровь. На выстрел прибежал Оливер, но его ружьё тут же опустилось, он мельком посмотрел, не ранена ли Вилланель и прошёл вперёд.
— Она потянулась за пушкой, не было выбора, — пожала плечами Вилланель, скидывая с плеч рюкзак.
Вытирая со лба испарину, Вилланель буквально ощущала подскочивший адреналин, всё тело покалывало, ей был приятен этот момент. Убить человека несложно, вполне рутина для неё, но не так резко. Оливер проверяет пульс, будто без этого не понятно, что она мертва. Смотрит вбок, его рука дёргает сумку, у него странная реакция, он будто ошарашен увиденным. Руки судорожно расстёгивают сумку до конца.
— Вилланель, это не пушка, она потянулась к ребёнку.
Серьёзная оплошность, но это могла быть пушка, и тогда убитой лежала бы она. Оливер хватается за лоб, проводит рукой по волосам и садится на корточки, хватаясь за голову. Его рука тянется к лицу женщины, чтобы закрыть ей глаза.
— Что ты будешь делать, Вилланель?
— Уйду, а что ещё? Ей не следовало двигаться.
— Уйти? Ладно, тратить силы на выкапывание ямы действительно глупо, а ребёнок?
— Мне не нужен ребёнок, пошли отсюда.
— Вот так просто? Ты в своём уме?
— Чего ты хочешь от меня, Оливер!
— Ты выходишь куражиться? Убивать? Для тебя тут все мешки с говном? Может, и детей начнёшь убивать?
— Ты знаешь, что я не специально!
— Я вижу твою реакцию, тебе плевать, ты ко всему равнодушна.
— Раз так, я и тебя могу прибить. За то, что ты залез на Еву! Я пустила тебя на свою территорию, и ты тронул то, что принадлежит мне! Она моя! Думаешь, мне она теперь нужна после тебя, думаешь, этот сопливый ребёнок нужен, или ты?
— Ты сумасшедшая, я ухожу!
— Куда ты собрался? Забери это!
— Не я лишил ребёнка матери, ты в ответе за него.
— Вот и отлично! Проваливай, попользовался нами и бросаешь, чего ещё можно было ждать от тебя!
— Не зря Ева боится тебя, ты спасла её, чтобы играться, ты не знаешь её боль, ты только подкидываешь новую!
— А ты у нас герой! Всех понимаешь, всем помогаешь. Если бы ты был на моём месте, тоже выстрелил бы! Это реакция, оценка ситуации!
— Я не обвиняю тебя в том, что ты защищалась, но твоё отношение… Это твоя ответственность.
— А ты просто сбегаешь, как трус!
— Не хочу видеть, как ты бросишь ребёнка здесь.
— Вот и проваливай! — крикнула Вилланель вдогонку.
Из сумки раздался плач, Вилланель обшарила карманы женщины и проверила её рюкзак. Один нож, всё остальное, вещи для ребёнка, никакой еды, они бы долго не протянули. Так она себя успокоила, направляясь к выходу, бросив взгляд на кусты, она моментально вспылила, ведь всё из-за них, они пришли сюда ради этого! От злости Вилланель выдирает один за другим, она хочет спалить это место, ему следовало сгореть вместе с домами! Уничтожив всё, Вилланель моет руки, но они продолжают вонять. Ребенок кричит, его следует выставить на улицу, так его быстрее найдут люди или заражённые. Вилланель подходит к сумке, потёртой, чёрного цвета, а в ней просто взрыв розового. Одеяло, в которое закутан ребёнок, вязаная шапка, кофта. Это девочка, с большими, светлыми глазами, они уставились на неё, в ожидании рук? Вилланель схватила сумку за ручки и вынесла на улицу. Присев на траву, она хотела ещё раз всё обдумать, ребёнок вновь начал плакать. Это мешало, раздражало и откровенно бесило!
— Заткнись! Или нас сожрут!
Ребёнок замолк, будто понял, что им грозит опасность, Вилланель заглянула в сумку.
— О тебе знает только он, мы поссорились и вряд ли он появится, чтобы узнать о тебе. Я могу оставить тебя. Даже если он придёт, я могу сказать, что отдала тебя людям. Блядь, может, у тебя есть отец? Кто-то будет тебя искать? Я подожду. За тобой могут прийти.
Вилланель упряма, и есть надежда на такую теорию, она ждёт, периодически выслушивая концерты, она относит её в оранжерею и бродит вокруг, никто не пришёл, сэндвичи были вкусные, вода выпита, возвращаться назад три часа, и если идти сейчас, до темноты она успеет. Интересно, Еве нужен ребёнок?
Это было ужасной идеей, тащить ребёнка с собой. Вилланель заранее ненавидела этот плач в стенах бункера, и внимание Евы ни к ней, а к этому орущему комку. Может, она действительно подбросит ребёнка тем людям? Может, если Оливер придёт, отдаст ему? Вилланель не рассматривала себя в роли родителя. Ребёнок затих, его укачало от того, как Вилланель раскачивала сумку в руке. В рюкзаке лежало всё, что она забрала у женщины, там была бутылочка и порошки, никакой соски, к сожалению.
Ева провела день в напряжении, она боялась повторения, что ей придётся провести сутки или больше одной. Она приготовила ужин, дочитала книгу, и крутилась у входа, тренируя ногу, она ещё побаливает, но куда меньше, хорошо, что всё обошлось только этим.
Вилланель спустилась грузно, поставила сумку на лестницу и обняла Еву.
— Это был кошмарный день, ничего съедобного, но в сумке кое-что для тебя, осторожнее с содержимым. Ужин готов?
— Да. Всё горячее. А Оливер?
— Он не придёт. Мы поругались.
— Что произошло?
— Это не твоё дело, Ева.
— Из-за меня?
— Мне кажется, вся херня в моей жизни теперь из-за тебя.
Вилланель оставила Еву, по пути скидывая рюкзак и направляясь в душ. Ева подошла к сумке и увидела, как в ней что-то шевельнулось. Она отчётливо видела движение и напугалась, а затем резко посмотрела и увидела ребёнка.
— Эмм, Вилланель!
— Что? — послышалось издалека.
— Тут ребёнок! Настоящий, блять, ребёнок!
— Да, я видела, — кричит Вилланель.
— Как это понимать?
— От любви бывают дети, Ева.
Ева побежала к Вилланель, задавать кучу вопросов, та уже раздевалась и ничуть не смутилась, когда Ева ворвалась в ванную комнату.
— Откуда ты его взяла? Чей это ребёнок?
— Нашли, пожалели, она такой же щенок, как ты.
— Вилланель, это младенец! Я не знаю, как к ним прикасаться даже! Ты взяла меня, явно зная, что мне не надо менять памперсы.
— С тобой забот не меньше, но я рада, что ты приучена к горшку.
— Да что с тобой! — Ева толкнула Вилланель в плечо, и та насупила брови.
— Ничего не попутала?
— Ты ведешь себя так, словно ребёнок – моя проблема, ты его принесла!
— Её, это девочка.
— Мне плевать, унеси обратно.
— Серьёзно? Я думала, ты очень сострадательная, Ева, а ты хочешь, чтобы я отдала её заражённым?
— Её будут искать родители!
— Что если их уже нет? Ладно, я понимаю, мне тоже не нужен ребёнок, и я унесу её завтра, хорошо? Мы видели людей, они вооружены, опасны, но ребёнка не тронут, подброшу им, и это перестанет быть нашей проблемой.
— Это не какая-то вещь, Вилланель.
— Ты бросила её на лестнице. Раз не вещь, иди и возьми её.
Ева возвращается к сумке, расстегнув её, она вынимает ребёнка, совершенно не зная, как это делать. Она помнит, как ей давала подержать свою дочь подруга, как это было страшно, отвечать даже пару минут за крохотное существо.
— Привет, я Ева. Давай я отнесу тебя на диван, он куда удобнее этой сумки.
Ева тронула маленькие кулачки, и они оказались очень холодными.
— Вилланель не додумалась закутать тебя теплее, прости её, она явно не имела дел с такими крохами, как и я, так что, жду от тебя понимания.
Ева никогда не мечтала о собственном ребёнке, жизнь с Нико была похожа на большое путешествие с перерывами на то, чтобы работать и копить на эти путешествия. Возможно, они не торопились с этим, потому что оба были слегка влюблены в свободу. Этого ребёнка нужно вернуть родителям, найти их, как можно потерять такое? Уложив ребёнка на диван, Ева включила какую-то сигнализацию, громкий плач, ноги задёргались вместе с руками, и Ева тут же подняла её обратно, прижав к себе.
— Тебе просто холодно, я тебя согрею, — подтянув плед, она обернула им ребёнка и стала покачивать.
Вилланель вышла из ванной комнаты в атласном халате, и прошла мимо дивана, сразу на кухню.
— Она очень холодная, почему ты её не закутала во что-нибудь ещё?
Вилланель проигнорировала вопрос, накладывая пюре и пару сосисок. Ребёнок заплакал, и теперь, обычные покачивания на неё не действовали.
— Можешь уйти с ней в комнату?
— Чтобы тебе не мешать? Почему ты спихиваешь это на меня? Я так же как и ты не знаю, что с ней делать!
— В моём рюкзаке всё, что было при ней, там памперсы и какие-то смеси, бутылка для кормления.
— Вот и займись! Сделай ей поесть. Сколько она была с тобой?
— Весь день.
— Она голодная и замёрзшая, Боже, Вилланель…
— Ты паникуешь?
— А ты нет?
— Ребёнок зависит от тебя, и функции у него всего три: спать, есть и… Я ем, ты поняла.
— Пожалуйста, помоги мне, я даже не должна просить тебя об этом.
— Вот и не проси, я могла не брать её, но подумала, что такой человек, как ты, сможет о ней позаботиться.
— Ты ошиблась.
— Нет, смотри, ты даже качаешь её на руках. Сейчас поем и разберёмся, не паникуй.
Ева впечатлена спокойствием Вилланель, и знает, что это из-за равнодушия, ей наплевать, что маленькое существо страдает. Ева сама идёт за рюкзаком, разбирает его содержимое одной рукой, другой рукой, всё ещё пытается успокоить малышку.
— Нигде нет её имени. На вид ей месяцев пять?
— Не разбираюсь. Спасибо за ужин.
Вилланель подходит и берёт смесь, изучает инструкцию и идёт к плите.
— Бутылочку нужно помыть кипятком.
— Обязательно, Ева, прямо сейчас этим займусь.
Когда смесь готова, Вилланель капает на своё запястье, и отдаёт её Еве.
— Какие познания.
— Видела это в сериале. Давай, заставь её хоть немного помолчать.
— Я боюсь, там их как-то держать надо после еды.
— Она не настолько маленькая, срыгивать не будет.
Ева села на диван и поднесла бутылочку к маленькому, но громкому рту, нос засопел, когда она присосалась к ней. Маленькие ладошки обхватили бутылку, которую за дно придерживала Ева и внимательно наблюдала.
— Ест, Боже, какая она голодная, видишь, как убывает? — подняв взгляд, Ева встретилась с очередным равнодушием Вилланель.
— Можно потом и мне к чему-то присосаться, желательно, на твоём теле?
— О чём ты думаешь, — укоризненно, цокнула Ева.
— О тебе. Давай займёмся сексом? Попробуем быть на равных, достанется и тебе, и мне. Если с Оливером у нас получилось, почему мы не можем друг с другом? Только, не убегай. Если для тебя что-то слишком, ты можешь сказать.
— Я не хочу заниматься с тобой сексом, извини, Вилланель.
— А любовью?
Ева опустила взгляд и увидела, как ребёнок медленно моргает, будто, вот-вот заснёт.
— Смотри, она уже сыта и так устала от плача, что засыпает.
— Ещё бы, она весь день кричала.
— Ей нужна мама.
Вилланель стиснула зубы и поднялась, ей нравилось наблюдать за тем, как Ева держит ребёнка на своих руках, но лучше бы на месте ребёнка была она. Сходив за мазью, она показывает её Еве.
— Я помылась, и неплохо было бы нанести её заново.
Ева игнорирует, ей важнее позаботиться о ребёнке.
— Куда мы её положим? Она будет просыпаться ещё или проспит всю ночь?
— Я не знаю. Оставь её тут и пошли в спальню.
— Тут? Одну? Ей нужно место с бортиками, чтобы не упала, и здесь прохладно ночами.
— Может, положим её в комнату, где спишь ты, а ты будешь со мной?
— Слушай, наверное, её нужно помыть! И кричала она из-за подгузника!
— Давай ещё громче, чтобы вновь послушать.
— Я положу её и проверю, а ты держи бутылочку.
Через пару минут они чуть не эвакуировались из бункера.
— Фу, Боже! И это с ними несколько раз на дню происходит? — воскликнула Вилланель, — Я включу воду, неси её в душ.
Через полчаса ребёнок был сытым и чистым, бутылочку заменил палец. Ева принесла её в свою спальню и положила на центр кровати. Скатав два валика из полотенец, она уложила их по бокам и накрыла ребёнка одеялом.
— Такой ангел.
— Да, когда превратила весь твой день в ад, идём ко мне.
Вилланель садится на край кровати, халат сползает с плеч и застревает на сгибах локтей. Ева садится позади неё, и втирает мазь в спину. На их губах горькое безмолвие, лучше оно, чем всё испортить словами, как это умеет Вилланель. Ева выдавила ещё мазь, и тронула плечо Вилланель, чтобы она отклонилась чуть назад, она могла и не смотреть на грудь, втирая мазь.
— Боишься встать передо мной?
— Здесь ты сама вполне можешь справиться, так что, либо так, либо не проси меня.
Вилланель обернулась и забралась на кровать с ногами, надвигаясь на Еву с хищным взглядом.
— Ложись, не бойся.
— Хорошо, — кивнула Ева, откладывая мазь, Вилланель выделила ей пару салфеток для рук, и пока Ева была этим занята, забралась под её кофту.
— Ты мне понравилась в роли мамочки, такая милая, внимательная, я знала, что ты очень мягкая.
— Приятные слова не заставят меня захотеть секса с тобой, серьёзно, убери руки.
— Зачем ты носишь здесь лифчик?
— Мне так удобнее.
— Ложь. Это дополнительный барьер между нами.
— Вилланель, — предостерегающе, произнесла Ева, приподнимаясь на локти, чтобы отодвинуться.
— Я тебя чем-то обидела? — Вилланель впервые спрашивает о таком, задрав кофту, она оставляет нежный поцелуй на животе, от которого у Евы всё сжимается внутри.
— Твоё отношение, ко всему, к ребёнку. Ты несерьезна, кажется, ты не понимаешь, что оказывается в твоих руках. Жизни! Решения!
— Я знаю, каким богатством располагаю, Ева.
Сказанное дышит между ними, весомо опадает в их рассудке, хочет ли Ева в этот момент Вилланель? Безгранично!
— Ви… — пискнула Ева, когда та, одним рывком поднялась выше, чтобы просунуть руку под правильным углом в её бельё.
— Ого, какая ты гладкая, для Оливера приготовилась? Он что-то сказал тебе?
— Что? Боже, Вилланель, ничего он мне не говорил!
— Для него ты захотела быть такой? Дай посмотрю.
— Прекрати, — Ева зажалась, как смогла, останавливая.
— Будем играть? Тебе же не нравится, когда я заставляю, дай сама. А лучше, попроси! Да, хочу, чтобы ты попросила. И я буду очень ласковой с тобой.
Горячая ладонь поглаживает низ живота, а Ева не может дышать. Как Вилланель всё поняла? Ей действительно было неловко вчера с Оливером, она решила быть как Вилланель, но сделала она это для своего комфорта. Из соседней комнаты послышался плач.
— Я пойду, проверю.
— Нет, Ева. Это ребёнок, поплачет и заснёт.
— Я так не могу, пусти.
— Я начинаю злиться. Оливер был так хорош, что тебе больше не нужен секс? На какое время? Неделя? Или дело во мне? Я тебе не нравлюсь?
— Мы устали, давай, потом.
— Нет. Успокой ребёнка и приходи, я жду. И не вздумай закрыться, я вас двоих оставлю без еды.
— Ты такая жестокая.
— Ты меня вынуждаешь. Иди.
Ева не чувствует уверенности в ногах, Вилланель заводила не только словами, но и действиями, внутри всё кипит, она доходит до своей кровати и берёт на руки малышку.
— Эй, что такое, тебе страшно одной? Я тут, мы вместе. Я не знаю ничего успокаивающего, не помню колыбельных. Может…
Ева перебирает в голове музыку, что успокаивала её, может, это Sting? Её любимая песня, они с Нико танцевали под неё медленный танец на свадьбе. Она помнит все слова.
He deals the cards as a meditation (Он сдаёт карты, словно медитирует)
And those he plays never suspect (А те, с кем он играет, и не подозревают)
He doesn't play for the money he wins (Что он играет не для выигрыша)
He don't play for respect (И не из-за самолюбия)
Вилланель стояла в тесном проёме двери и слушала, как Ева пыталась превратить текст песни в колыбельную, завидовала, как она держала этого ребёнка на руках, покачивая, как шептала строки песни:
And if I told you that I loved you (Если бы я сказал тебе, что люблю тебя)
You'd maybe think there's something wrong (Ты бы подумала, что что-то не так)
I'm not a man of too many faces (Я не многолик)
The mask I wear is one (Я прячусь только под одной маской)
Well, those who speak know nothing' (А тот, кто много говорит, на самом деле, ничего не знает)
And find out to their cost (И всё узнаёт по горькому опыту)
Like those who curse their luck in too many places (Как те, кто слишком часто проклинает судьбу)
And those who fear are lost (И кто боится, что все шансы упущены)
Ева укладывает ребёнка в импровизированное гнездо, она вновь заснула, сложив свои губы в маленький бантик, щеки её порозовели, маленькая, светлая прядь волос, выглядывала на лбу из шапочки. Ева вздохнула, чувствуя желание остаться с ребёнком, смотреть на неё всю ночь напролёт, беречь её сон, но угроза Вилланель заставляет её встать. Она выходит в коридор, где Вилланель поджидает и мягко прижимает её к стене.
— Если тебе больше нравятся члены, у меня есть один для тебя. Кстати, красиво поёшь.
Ева не думала сопротивляться, её тело всё ещё гудело и требовало контакта. В темноте, она обнимает Вилланель и позволяет стянуть с себя штаны с бельём. Если бы она могла целовать её… Губы Вилланель на точке пульса, пальцы между ног, проверяют, насколько Ева готова к вторжению, насколько хочет её.
— Ты течёшь, мне это нравится.
— Да, возьми меня, пожалуйста.
— Ты просишь?
— Ты же этого хотела.
— Ева, ты делаешь меня счастливее.
— Я рада. Мне правда хочется, чтобы ты взяла всё, что хочешь.
— Я хочу трахнуть тебя, и сосать твои милые сиськи до отметин, хочу оставить их по всему твоему телу, чтобы в следующий раз, если он посмеет, то увидел бы, что ты моя.
— Сделай это на моей шее.
Вилланель рычит от возбуждения, пальцы, сложенные в кольцо, направляют страпон движением бёдер. Стон так сладок, Ева тонет в тесном удовольствии, откидывая голову назад, и Вилланель присасывается к нежной коже шеи, чтобы сделать засос. Она не проникает глубоко, и двигается медленно, она хочет, чтобы Еве понравилось, чтобы в следующий раз она приползла на коленях, умоляя об этом.
— Не больно? — отпускает Вилланель, и проводит по предполагаемому засосу языком.
— Нет.
— Тебе это нравится, нравится принадлежать мне? Моё внимание, моё желание?
— Да, я всё ещё боюсь этого, но это заставляет меня сгорать снова и снова.
— Двигайся, не бойся, я подстроюсь под тебя.
Ева позволяет проникнуть в себя глубже, царапая ногтями затылок Вилланель, выдыхая горячий воздух на её грудь, движение слегка резкое, но следом медленное и покидающее её, затем вновь пронзающее. Вилланель держит одной рукой её дрожащее бедро, а другой рукой поглаживает всё тело Евы, докуда достаёт. Ева целует в шею и выше, в укромное место за ухом, от чего Вилланель резонирует, Ева лижет это место и учащённо дышит, движений так много, и все они не мешают ей сводить Вилланель с ума такой лаской. Это становится пыткой – не целовать в губы, они так близки, так увлечены. Ева стонет, откидывая голову назад, Вилланель берёт всё на себя, её мышцы горят, икры, бёдра, ягодицы, напряжение в животе, всё тело задействовано в том, чтобы доставить Еве удовольствие. Неожиданно, Вилланель останавливается и кашляет в плечо Евы, от чего страпон двигается глубже.
— Ты в порядке? — смеётся Ева.
— Да, мы не разбудим ребёнка? Пошли ко мне.
Это было ужасно, лишиться его сейчас, внутри всё пылает, Ева идёт вперёд, её бёдра покачиваются в стороны, Вилланель увидела это только в спальне, при свете. Ева полезла на кровать, но Вилланель схватила её за бёдра и нагнула. Было ощущение, будто раскалённый нож врезается в масло. Ева застонала, комкая перед собой постель, Вилланель начала поступательные толчки. Когда оргазм настигает её, тело содрогается с головы до ног, и она не чувствует больше реальность, она выпадет из неё и это безгранично приятно. Когда Ева пришла в себя, Вилланель целовала её поясницу, от чего странно ныло под крестцом.
— Это было, — начала Ева, но слова растворились, и она прикрыла глаза, почувствовав вес Вилланель на себе, она их открыла и моргнула.
— Я обещала тебе наказание.
— Не помню, — простонала Ева, постепенно понимая, насколько безвольной стала.
— Как это? Ты хлопнула дверью, закрылась от меня, я сказала, что за это трахну тебя в задницу, припоминаешь?
— Ты же не станешь?
— Это тебя пугает?
Ева ощутила между ягодицами давление, Вилланель всё ещё не сняла пояс? Ева завозились под ней, пытаясь освободиться, но руки прижали её к кровати.
— Только попробуем, ты такая влажная, расслабленная, должно получиться.
— Мне будет больно.
— Недолго.
Ева засыпала со слезами, в своей комнате, не выключив свет, наблюдая за тем, как ребёнок тихо сопел. Её тельце будто целиком приподнималось и опускалось на кровать, успокаивая Еву. Вилланель показала, как это – чувствовать себя выше потолка, и как потом, она может швырнуть об пол, на этот раз, никаких стен.
***
Вилланель проснулась рано, не позавтракав, она выполнила весь комплекс упражнений для себя и приняла душ, кожу на затылке саднило, как и руки, что были исцарапаны до локтей. Высушив голову, она подобрала себе новые спортивные штаны и толстовку, кашель почти не вырывался из её груди. Заделав волосы в пучок, она встретила в коридоре Еву с орущим ребёнком на руках.
— Помоги помыть её.
Вилланель удрученно вздохнула, всё утро принадлежало ей, а теперь, она столкнётся вновь с вонючим памперсом? Закатав рукава, Вилланель взяла орущего ребенка, а Ева помыла её.
— Эмм, доброе утро, — выдавила Вилланель, посмотрев на Еву.
— Нет.
— Нет?
Обернув ребёнка в полотенце, Вилланель отдала её Еве, и пошла готовить смесь, та поспешила за ней с самым главным на сегодня вопросом:
— Ты уже знаешь, куда её отнесешь?
— Я не думала.
— Ты сказала вчера…
— И что? Я могу подкинуть её к тем ребятам, вооружённым до зубов. Это единственный вариант.
— Мы можем оставить её. Тоже вариант.
— Что?
— От любви бывают дети, ты сама вчера сказала.
— Ты где-то любовь почувствовала? — поинтересовалась Вилланель.
— Да, вчера, занимаясь с тобой сексом, пока ты не решила, что можешь делать всё, что захочешь.
— Болит?
— О, да пошла ты!
— Разрешу тебе её оставить, если мы продолжим такой секс.
— Не надо ставить мне условий!
— Ну, на чём-то мы должны сойтись. Я подброшу ребёнка незнакомым людям, если меня при этом не заметят и не убьют, мы вновь будем жить в тишине.
— Я смотрела на неё всё утро.
— Да, это красивый ребёнок, — признала Вилланель.
— В теории, она будет в безопасности с тобой? Если останется.
— Не думаю, но её защитишь ты.
— А что сказал Оливер?
— О чём?
— О ребёнке, вы же вместе его нашли!
— Ну, он… Он хотел, чтобы я её спасла.
— Решать тебе. Я сама здесь гость и не имею права решать.
— Тебе с ней возиться.
— Я бы не сказала, что сильно чем-то занята. И оставаться с ней мне будет не так страшно, когда ты будешь уходить.
— Ева, это ребёнок, сначала это памперсы и смеси, потом она будет носиться здесь, жить без реального света, чему ты будешь её учить?
— Это кажется масштабным. Мы можем подумать ещё день?
— Предлагаешь оставить её до завтра?
— Да.
— Ты привяжешься и уже не отдашь, решай сейчас.
— Ты хочешь её оставить?
— Я планировала всю зиму смотреть сериалы, читать книги, готовиться к весне, и развлекаться с одной брюнеткой. А ей вдруг захотелось в семью поиграть.
— В семью с тобой? Ты шутишь? И насчёт зимы тоже? Подошло время, по истечении которого ты меня хотела выставить отсюда, моя нога в порядке.
— Куда ты пойдёшь?
— К людям, к выжившим.
— Тебя убьют. Я была там, тебя убьют только потому, что у тебя нет никаких навыков по выживанию. Может, ты поживешь, если попадёшь в руки к каким-нибудь отморозкам, они с тобой позабавятся, но как только им надоест, БАМ! — Вилланель изобразила выстрел в голову Евы.
— Так, мне можно быть с тобой и жить тут?
— Да, но тебе нужно стараться быть более услужливой со мной, выполнять то, что я прошу от тебя.
— Я так и останусь твоим развлечением? Понятно.
— Постарайся, чтобы мне не надоело, — взгляд уколол, Вилланель не шутила.
Смесь готова, Ева забирает бутылочку и идёт кормить на диван, Вилланель понимает, что завтрак придётся готовить самой, и молча сердится на это. Означает ли наличие ребёнка то, что Еве никогда не будет дело до потребностей Вилланель? Нарезая копчёное мясо, Вилланель делает омлет и варит кофе.
— Завтрак готов, сядь за стол, без неё.
— Она начинает плакать, если я её выпускаю из рук.
— Пусть привыкает.
— К одиночеству? Но она не одна.
— Ева, сядь за стол, я не буду ещё раз повторять, без ребёнка!
Ева слушается, ступает медленно, и садится за стол, она пьёт кофе и ничего не трогает, пока Вилланель не делает жест рукой, пододвигая к ней тарелку.
— Спасибо.
— Завтраки должна готовить ты. Занимайся ребёнком в свободное время.
— Ребёнок ждать не будет.
— Разве? Она даже сидеть не может, и слов не знает.
— Ей нужны руки, нужен голос рядом, забота, тепло.
— Я знаю всё про сирот, поверь, она вырастит и без этого.
— И будет как ты?
Вилланель вскинула брови и откинулась на стуле, бросив вилку на стол.
— Что же со мной не так? Ева?
— Я не хотела…
— Хотела. Ты часто указываешь на то, какая я. Не убираюсь в твои рамки, да? Мне интересна эта внутренняя борьба в тебе. Одна сторона взывает к благоразумию, отгораживает тебя от меня, предупреждает об опасности, просит исправить меня или сбежать. А другая сторона, забирается мне под кожу, узнаёт всё больше, наблюдает, даже в интимные моменты, она наносит духи на запястья, с надеждой, что я их услышу, подчиняется мне, как вижу, лиф ты не надела, я вижу твои…
— Замолчи!
— Что тебя так смущает в правде? Лучше бы ты смущалась, наблюдая за мной с Оливером, но нет, ты смотрела прямо мне в лицо и плыла от этого. Вуайеризм? Ты не такая белая овечка, Ева, как себя преподносишь. Ты с самого начала отлизала мне, без сопротивления, знаешь, о чём это говорит? Ты этого хотела.
— Не хотела!
— Тогда, попробовала бы вырваться, я бы тебя ударила, ты бы плакала, а я заставляла, но нет, всё было не так. А когда я пришла после Оливера к тебе? А когда я не остановилась вчера, ты боялась, но отдалась, больно было ведь только в начале, а затем ты стонала и царапала меня, это было страстно.
— Я имею право на любые чувства по отношению к тебе. Я могу запутаться, не понимать тебя и хотеть. Любой мой день может стать последним, если тебе что-то не понравится, с такой мыслью, я делаю то, что ты требуешь. Я хочу жить.
— А я хочу понимать, скрывается ли за всем этим желанием выжить что-то настоящее. Я не разбираюсь в чувствах, мне они не требовались до момента, как я спасла тебя.
— Не тебе говорить о сложностях. Ты то ласковая и контактная, то закрытая и жестокая. Ты сама создаешь правила и табу. Ты берёшь от меня всё, что хочешь, но не поцелуй. Это ощущается так, будто я проклята.
— Я же говорила, что поцелуй должен означать доверие и любовь, и ты явно к нему не готова.
— Зато Оливер готов! Вы с ним отменно целовались.
— Это был просто секс.
— Я тоже хочу просто секс.
— Он у тебя был. С ним!
Ребенок, до этого тихо хныкая, сейчас разошёлся, и этот плач действовал на нервы, накаляя обстановку.
— Иди, успокой её.
— Нет, ты сказала, что она может полежать одна. Мне не мешает.
— Мне мешает.
— Так, может, тебе её взять на руки?
— Ева, прекрати. Знаю, подобные разговоры дают тебе мнимое превосходство, но это не так. Тут всё решаю я. Доедай и успокой её.
Еве есть о чём подумать, всё сказанное похоже на выплеск эмоций, что накопилось у них, они всё выложили и теперь отходят друг от друга, отдаляются. Ева всё утро проводит с малышкой, и Вилланель подходит к ним лишь один раз. В одной её руке плюшевый, маленький мишка, в другой ножницы и пилка.
— Подстриги свои ногти, ты царапаешься.
— Откуда игрушка?
— Я взяла её из того дома, помнишь? Там была детская. Кстати, я видела там много банок детского питания.
— Зачем оно, если ты хочешь от неё избавиться?
— Ну да…
Если они оставят ребёнка, примерно так всё себе Ева и представляет, Вилланель не будет помогать. Ева делает несколько открытий, ребёнок всегда плачет, если не на руках, игрушка и песни её не заботят, подгузники ей малы, она успокаивается, только если Ева прижимает её к себе. Стук раздался по всему бункеру, Вилланель зашла предупредить, чтобы Ева не показывалась в коридоре и ушла открывать.
Полдень, это был Оливер, Вилланель удивлена, что он посмел заявиться, и что ему нужно? Открыв и убрав «Глок» за пазуху, Вилланель кивает в его сторону.
— Ты вчера была не права.
— Ты тоже.
— Ты забрала ребёнка?
— Как это тебя касается? Ты же не подумал её забрать.
— Вилланель, он с вами?
— Да.
— Я хочу увидеть Еву и малышку, можно?
— Зачем?
— Просто знать, что всё хорошо, я буду спокоен.
Вилланель думает, и всё же, пропускает его. Уже внизу он скидывает рюкзак с плеч, оставляет оружие и поворачивается к Вилланель, когда она дёргает его за капюшон.
— Посмотришь на них, и всё. Ребёнку нужен отдых.
— Вот как, ты рассказала Еве, что произошло?
— А что произошло? Мы нашли ребёнка, я спасла его и принесла сюда.
— Спасла? — усмехнулся Оливер.
— Придерживайся моей версии, они в гостиной.
Вилланель следует за Оливером, ощущая напряжение, она готова убить его, если он скажет лишнего, их встреча приторно сладкая. Обменявшись поцелуями, Оливер спросил разрешения взять ребёнка. Ева доверяет Оливеру, и не может скрыть слёз, зная, что он мог в скором времени тоже стать отцом. Этот ребёнок, вероятно, задевает все надорванные струны его души. Он смотрит на малышку с теплом, покачивая, она молчит, рассматривая его.
— Какой большой дядя, он нам нравится? — спрашивает Ева, трогая Оливера за плечо.
Вилланель стояла всё это время в стороне, она не хотела оставлять их наедине, чтобы они смогли о чём-то заговорить. Оливер увидел след на шее Евы, и его брови нахмурились, а Ева тут же посмотрела в сторону Вилланель.
— Что у тебя на шее?
— Ничего, мы просто, заигрались, — смутилась Ева, потирая ладони.
— Она обидела тебя?
Ева чувствует себя как на полиграфе, словно обмануть она не может, но ведь этот след не означает, что Вилланель её обидела, другое дело то, что было потом. В любом случае, Ева мотает головой, когда Вилланель приближается.
— У нас был горячий секс, Оливер, тебе показать мою спину?
— Я тебя не спрашивал.
— Отдай ребёнка Еве, тебе пора.
— Что между вами произошло? — вмешалась Ева.
— У нас всё отлично, — не дала ответить Вилланель.
— Что решили с ребёнком?
— Мы думаем, Вилланель сказала, что может отнести её к людям.
— К тем людям? Ты в своём уме, они же вооружены и опасны!
— И что они сделают ребёнку? У них, вероятно, есть женщины в лагере, о ней позаботятся.
— Я против. Ты не знаешь этих людей.
— Ну, забери её себе в таком случае.
— Я могу забрать их к себе. Ева, если ты хочешь, я могу предложить тебе безопасное место, и человеческие отношения.
— Оливер, я…
— Она не согласна.
— Я у неё спрашиваю.
— Знаешь, для начала, мы можем позаботиться о ней все вместе, верно? Давай мы с тобой дойдем до того дома, возьмём детское питание и одежду, я видела там целую детскую комнату со всем необходимым. А Ева посидит с ней, в безопасности. Да, Ева?
— Я могу пойти с вами.
— И малышкой? Нет, это опасно, это не обсуждается.
— Да, ты права, тогда, я посижу с ней.
— Вот и отлично! Пошли, Оливер, нам пора.
Ева видела, как Вилланель хочет как можно быстрее выгнать отсюда Оливера, она явно не знала, что он предложит подобное, её это точно разозлило. Ева видела злую Вилланель, эти стиснутые желваки и убивающий взгляд. От неё мурашки по коже. Оливер возвращает ребёнка и прощается.
Вилланель быстро собирается, сегодня холоднее, у неё есть тёплые штаны и куртка, кепка и капюшон, перчатки без пальцев, она берёт больше оружия, и закидывает за спину пустой рюкзак. Евы выходит в коридор проводить, и Вилланель подходит к ним, её жест рукой нежен, она проводит пальцами по щеке Евы, затем по щеке малышки.
— Вы в безопасности, не бойтесь, я потороплюсь.
Поцелуй в висок тёплый и нежный, Вилланель сделала всё, чтобы Ева выкинула из головы мысли о другом доме, а Оливер поверил в то, как им здесь хорошо. На улице, поправив замаскированный люк, Вилланель предлагает Оливеру идти вперёд. Он начал разговор уже через полмили:
— Знаю, ты зла на то, что я ей предложил. Но раз тебя так раздражает ребёнок, а Ева не пляшет под твою дудку, отпусти их ко мне.
— Оливер?
Он тут же остановился, услышав звук затвора.
— Мне поднять руки и повернуться?
— Попробуй.
Вилланель не готова была убить в спину, и он обернулся.
— Ты зло.
— Знаю, ничего нового… Я хочу, чтобы ты понимал, к кому ты лезешь. В любой момент, я могу тебя убить. Не переходи мне дорогу, не лезь к нам. Ева – она моя, я позабочусь о ней и ребёнке, если он ей нужен.
— Я просто хотел как лучше. Предлагая ей другие условия, выбор. Ты же не знаешь, хорошо ей с тобой или нет.
— Хорошо. Она сыта, одета, занята делом, у неё есть всё для жизни.
— Ты давишь на неё.
— Оливер, ты не семейный психолог!
— Я видел её взгляд, испуганный и смущённый, когда я спросил об отметине на шее.
— Она просто вспомнила, как о ней попросила.
— Ты будешь стрелять?
