о свободе

Вот так просто человек, который продолжительное время составлял большую часть жизни Вейна, исчез со всех радаров, словно утерянная в океане Атлантида. Стоило ли бежать за ним в момент, когда он хлопнул дверью его квартиры? Ведь все поэты говорят, что за счастье нужно бороться, нужно, если оно твое, бороться до последнего. А еще говорят, что поэты врут, как срут. (цитата из книги «Неночь» Джея Кристоффа. — прим.) А ведь он обещал ему, что они, они вместе, будут бороться, именно Вейн утверждал, что будет рядом, что поможет. Он поворачивал лицо Ависа к своим медалям и стойко повторял, что добьется победы над его зависимостью. Теперь медали валяются на полу, а Вейн принимает поражение. Еще пару раз приходила Сцилла, разговаривала с ним, предлагала свои варианты помощи. Вейн выставил ее за дверь, ему сейчас было не до нее. Он еще пару дней сходил на учебу, посетил тренировки и первые сессии с Агатой, а потом написал всем, что дико простудился, гнойная ангина, температура выше крыши, лежит и не может встать. Психиатры, психологи, психотерапевты в один голос сказали бы, что у Вейна апатия, ранняя стадия депрессии, села социальная батарейка, что ему нужно сменить обстановку, пропить курс таблеток, не страшных, они просто приведут твое положение в норму, можно было бы еще съездить к семье, уютная атмосфера взбодрила бы его, а лучше к солнцу, в Испанию или на Кипр, получить витамины и с новыми силами вернуться в работу, а там уже втянешься, спорт и время лечат. Но Вейн плюнул в лицо всем психологам и психотерапевтам. Он купил себе дорогого джина и уселся за стол в разгромленной кухне. Чуть позже перебрался на диван в гостиную, где включил себе глупое кино и напился в одиночестве. На утро в его телефоне были сообщения от Сциллы, сокамандников, Агаты, все спрашивали о его самочувствие, мило с их стороны, если бы Вейну не было бы так плевать на них всех. Они его не поймут. Никто его не поймет. Кроме него, но где он, Вейн не знал. А Реми был прав. Авис снился ему даже в залитых алкоголем снах. Из-за того, что Вейн в своей жизни пил редко, а сейчас он еще и ничего не ел, то блевал он часто. Очень быстро вся квартира провоняла сигаретами, а бутылки стояли среди разгромленных вещей. В качестве пепельниц использовались уцелевшие тарелки, стаканы, унитаз и раковина. «Проболел» он чуть больше недели. Проснувшись утром, Вейн увидел свое лицо в зеркале. Опухшее, с щетиной, мерзкие глаза человека, опустившего руки. Заложника своих чувств и слабостей. Собрав в кулак остатки, гроши воли и воспитания, Вейн раскрыл настежь все окна в квартире, собрал в один огромный мешок весь мусор, включая разбитую вазу, часы, посуду, бутылки, вонючие пепельницы, две упаковки лапши, которую он заказывал, и которую потом выблевал, вынес на улицу. Он проспал практически сутки, пока его организм переваривал последние проценты алкоголя. Придумав новое оправдание — уехал к родителям, у них годовщина свадьбы, да, я обязательно возьму задание у преподавателей — Вейн еще неделю просидел дома. Без водки, но с сигаретами, которые он курил прямо в квартире. В трезвом уме приходилось больше думать, что отнимало много сил. Но самое темное время перед рассветом. И Вейн, пока стоял и брился в ванной, понял, что его борьба должна закончиться не так. Проиграть, выиграть ли он должен достойно. Просто сейчас от него это не зависит. Он ждет ход оппонента.