о свободе

Он не хотел будить Ависа утром, пока собирался на пробежку, но тот все равно услышал — сел в кровати и сонными глазами рассматривал, как Вейн одевается. Волосы его были взлохмачены, он сидел среди смятых одеял, потирая лицо, в футболке Вейна: она свободно висела на нем, повторяя острые углы плеч. Вейн поцеловал его перед уходом и, бросив последний взгляд уже из прихожей, застал момент, как Авис обратно падает на подушки с закрытыми глазами. Днем снова была тренировка, тренер Рекс сказал, что тренер сборной перезвонил ему, разговор был коротким, но Рекс пересказывал его все два часа тренировки: «Он был впечатлен! Уже поднял всех у себя в клубе, уже готов взять некоторых! Но я сказал, что придется ждать, он готов! Он готов ждать!». Одним из условий родителей Вейна была завершенная учеба в Акромионе и получение диплома квалифицированного специалиста, и хоть Вейн никогда не видел себя переводчиком или учителем иностранного языка, на эти условия пошел. Родители всегда хотели, чтобы он был успешным во всех сферах, куда они его поместили. Если это спорт, то: будь добр, приноси только золото, хоть из их уст это скорее звучало: сынок, мы знаем, что ты можешь лучше, знаем это, правда. Постарайся еще. А если эта учеба, то: нужно обязательно получить диплом, это твоя страховка, в приличном обществе нет людей без образования. Или: Вейнни, спорт никогда не мешает учебе, нужно иметь диплом, нужно всегда стремиться к образованию, ведь в семье Кантвелл нет никого, кто бы не получил его. Нужно соответствовать фамилии, ты же понимаешь. «Нужно лучше работать с Агатой, такие сильные эмоции не должны тебя губить, ты человек высокого общества». «Нужно больше общаться с сверстниками, ты должен быть приятным человеком». «Жить нужно отдельно, в общежитиях много отвлекающих от учебы факторов». «Нужно ходить в церковь, вера в Бога помогает». Из-за этого Вейн не мог поступить как, к примеру, Артур — уйти после основной программы Акромиона в другой колледж и начать играть за сборную. Он сначала должен был получить тут диплом, а уже потом выиграть все золото мира. Он должен был. Единственное, что его родители приняли и не оспорили своим «нужно», была ориентация Вейна. Отец сказал тогда: « Ну, ты не старший сын, не наследник фамилии, думаю, мы с матерью переживем отсутствие внуков от тебя. Хотя, конечно, это было бы идеально. Мне немного жаль». А маме Реми тогда даже понравился, хоть они и виделись раз в жизни, она назвала его «очаровательным парнишой» и сильно впечаталась, узнав его историю из детства. Слова тренера английской сборной (сэра Эрнарти) его вдохновили, словно все эти трудности реально приводят его к результату. Если в случае с учебой он трудился только для родителей, то играть в профессиональный волейбол он мечтал всегда. Вейн вернулся к таблеткам, которые выписывала Агата. Потрясение последних дней осело в нем, и он сильно боялся, что эмоции затмят разум. Вернувшись домой, Вейн застал Ависа, стоящего над кухонной плитой. В квартире сильно воняло жареным — это был бекон, который он сжег. -Я отошел на пару минут, покурить. А он… собака… точнее, не собака, а… На этом моменте оба начали сильно смеяться, Вейн открыл окно. -Давай тогда сходим куда-нибудь. -Да, и никакого бекона, меня тошнит от запаха уже.

***

Когда уже возвращались домой — они были без машин — зашли в книжный, где оба стояли у полок сначала с классикой, потом с книгами на иностранных языках. -Ты читал Иллиаду? -Мне не понравилось, — скривился Вейн. -Не понравилось?! Ты просто не создан для высокого, — посмеялся Авис. -Ты читал Ремарка в оригинале? -Нет, только Булгакова на русском. В кафе Авис вырвал счет и оплатил еду за двоих, поэтому в книжном Вейн забрал его книги, которые он выбрал: диалоги Платона на латыни (-вспомнить детские годы в академии), Достоевского, но в этот раз на английском, и роман-детектив одной современной писательницы (-Сцилла читала, сказала, что там много интересного, хотя как детектив, в котором сразу известен убийца, может быть интересным?), и пошел на кассу оплачивать. Когда гуляешь по Йорку, невозможно не придти в итоге к Йоркскому собору. Погода все еще оставалась пасмурной, словно специально создавала нужное освещение для собора. По пути Авис наступил в каждую лужу, либо случайно, за разговором, не замечая их, либо прыгая в них специально, чтобы намочить Вейна. Они несколько раз останавливались, чтобы покурить за углом кирпичных домов, но Авис выкурил за вечер намного больше, так как делал это даже на ходу. Пока они шли уже по парку рядом с домом, Авис, засунув книги под локоть, взял свободной рукой ладонь Вейна. Тот в этот момент размышлял над чем-то, — они снова спорили, — подыскивая слова для формулировки ответа. -Что такое? -Ничего, просто мы сейчас уже пройдем парк, так и не посмотрев на деревья. Листья на них уже желтели, из-за мелкого дождя все вокруг было мокрым, Вейн потянулся к темно-серой ветровке Ависа, чтобы повыше застегнуть ее. -Поцелуй меня, Вейн. Он улыбнулся, не отводя взгляда от молнии его ветровки. Положил руки на его плечи и приблизился. Где-то вдалеке счастливый пес игрался с хозяином, машины гудели на ближайшей дороге — был час-пик, все они ехали с работы домой, тучи на небе предвещали ночной ливень. Они стояли в парке, целуясь и улыбаясь одновременно. Этой же ночью они лежали на постели, одеяла смяты и выброшены, валяются рядом с одеждой, окно открыто — по железному карнизу с другой стороны шлепают капли очень буйного ливня. Авис водил руками по татуировке Вейна, он разглядывал ее, изучал словно археолог — древнюю вазу. Он вертел руку Вейна, чтобы увидеть все элементы, как если бы ему позволили рассмотреть в музее очень ценный экспонат, а Вейн спокойно позволял ему это. От запястья до самой ключицы, через всю руку, словно змея или виноградная лоза, тянулись черные линии, иногда они становились толще, иногда рассыпались на несколько тонких. -Это нити жизни, — пояснял Вейн, когда Авис посмотрел на него. Он говорил тихо, хриплым голосом, словно хруст снега под ногами, — они указывают людям путь, но в тоже время, они черные — как бездна или пропасть, как сам космос, куда можно упасть, сойдя с этого пути. На ладонной части локтя было огромное ветвистое дерево, его Авис видел еще и издалека, гадая, что оно могло значить. Дерево было сухим, без листьев, ствол был расположен так, как если бы ладонь Вейна была землей, и рос вверх, ветви тянулись до локтя, заходили на тыльную сторону, среди них были очертания птиц, с одной стороны между ветвей дерева была луна, с другой — солнце. -Семейное древо, — ответил Вейн, — солнце и луна как факт того, что семья — это основа всего, как смена дня и ночи, она темнота и свет одновременно, радость и грусть. -Ты же не на ходу это придумываешь? -Нет. Вообще очень мало кто знает значение этого всего. Человека, может, два. Ты третий. Авис держал руку, рассматривая дерево, в воздухе. Черные линии, опоясывающие всю руку, соединялись с этим деревом. Он повернулся к Вейну лицом, тот уже смотрел на него. -Почему? -Никто не смотрел на нее так, как ты. Много кто говорил, что татуировка сделана качественно, что она очень эффектная, но ты смотришь на нее, как на… -… картину. -Да. Авис повернулся обратно и перевернул руку тыльной стороной. Тут было больше абстракции, больше линий, уходящих в никуда на первый взгляд, было больше загадки. Только сейчас, разглядывая руку вблизи, буквально как снятую со стены картину, в тусклом свете лампы из соседней комнаты, Авис увидел очертания рун, да, точно, это руны, запечатанные в круг, от круга отходили несколько лучей. Авис сел, отодвинув руку чуть назад, потом снова присмотревшись, наклонив голову, он понял: издалека выглядит так, словно это элемент рыцарского доспеха, а вблизи — руны и круги. -Круглый стол, — Вейн улыбался, смотря на старания Ависа, — как в преданиях о короле Артуре. -А если смотреть так, — Авис снова отодвинул руку от себя, — словно железные рыцарские платы. Короче, не бубни больше, ты подписал себе пожизненные шутки на тему рыцаря. -Хорошо, — кротко посмеялся Вейн. С внешней стороны плеча все было чуть проще, вокруг дельтовидной мышцы плеча кольцо, и если знать, на что смотреть, то сразу понятен силуэт змея, пожирающего собственный хвост, внутри — шар, показывающий планету. -Я знаю, — сказал Авис, — это никакое не лох-несское чудовище, а этот… сейчас… я смотрел тот фильм… -Йорм… -НЕТ! Я сам, — вскрикнул он, что рассмешило Вейна. — Йормунганд, огромный змей из скандинавских мифов. Опоясывал землю и ел свой хвост, словно глупый пес, гоняющийся по кругу, — он хихикнул. -В день, когда Йормунганд, мировой змей, восстанет из воды, начнется Рагнарёк — день битвы богов, последний день мира. — Не смотря на смех Ависа, Вейн говорил серьезно, тихо и вдумчиво. От тела змея, словно капельки воды, спускались нити, превращаясь в образ трех волков — один огромный и в цепях, дикий оскал, ярость, и двое поменьше, рядом с ним, словно готовые слушать команду вожака. -В Рагнарёк Фенрир, огромный волк, наконец сорвется с цепи, — продолжал Вейн, — и его дети: Сколь и Хати, вечно бегающие за луной и солнцем, наконец достигнут их. Вейн сам повернул руку, чтобы показать вторую сторону руки, что обычно прижата к ребрам. -А тут корабль Нагальфар, который выплывет из Хельхейма, мира мертвых, с армией ётунов, высокие фигуры рядом — Хель, царица мертвых, Локи, бог лжи и обмана, и огненный великан Сурт. Фигуры выглядели как искаженные в воде отражения, тени, словно скрывающиеся в волнах корабля. -Все они идут на битву с богами Асгарда, битва приведет к тому, что начнут погибать все: Тор убьет Мирового Змея, но сам падет от его яда, Фенрир убьет Одина, но самого волка убьет его сын, Видар. В итоге великан Сурт соберет в себе всю мощь и сожжет землю, останавливая битву. Авис завороженно слушал его, пока Вейн тихо и неспешно это рассказывал, рисунки в глазах Ависа оживали, и это не было очередным наркотическим приступом. Это было страшнее и неожиданнее — Авис вдруг почувствовал то, что уже давным давно успел позабыть, то, без чего раньше жить не мог, а с недавних пор терпеть не может, но вдруг, вдруг он подумал, а может быть и… вдохновение. Авис находился сейчас в трех мирах одновременно: тут с Вейном, держал его за руку, слушал его терпкий, тихий голос, он был там, на равнине Вигрид, где идет битва в день Рагнарёк, где умирают боги и великаны, и еще Авис был в собственном вдохновение, он видел, впервые за очень долгое время, картину, которую хочет написать. Его напугало это, словно забившиеся у мертвеца сердце. -Но, Вейн, — голос даже задрожал, — зачем? Зачем ты вбил себе в кожу конец света, Рагнарёк, когда умрут все? -Чтобы помнить, — ответил Вейн. — Рагнарёк и правда закончится смертью всех богов. Но конец одного мира принесет начало другому, некоторые все-таки выживут, а среди них — два человека, без божественных примесей, которые и дадут начало следующему роду людей. Конец света закончиться началом нового мира. Авис долго сидел молча продолжая водить пальцами по руке Вейна. Он не говорил и не хотел больше говорить, а Вейн и не собирался. Авис больше не смотрел на татуировку, а смотрел в окно, на дождь, на огни проезжающих машин, и Вейн понимал, что сейчас он очень далеко от нашего земного мира. Через какое-то время Авис отвел взгляд от окна — рука Вейна лежала на его коленях, а сам парень уснул. Не осознавая до конца, сколько времени прошло и что именно его мозг так нагрузило, Авис лег рядом, обнял Вейна, уткнулся носом ему в грудь и сразу же провалился в сон.

***

Авис все еще продолжал много курить, но ни разу не сказал ничего про алкоголь или наркотики. Он выходил в подъезд или на улицу, зависело от дождя, курил несколько сигарет и возвращался в квартиру. Утром, когда Вейн уходил на пробежку, он еще спал, вставал уже ближе к его возвращению и, если получалось, то готовил завтрак. Когда Вейн уходил на тренировку, Авис провожал его уже с книгой в руках, лишь однажды на неделе — в среду — он написал Вейну сообщение, которое тот прочитал после тренировки, что выйдет прогуляться по парку ненадолго, но когда Вейн вернулся, Авис спал на диване в гостиной с книгой на груди. Вечера они всегда проводили вместе — либо выходили гулять, но к концу недели погода стала до жути влажной, а ливень шел постоянно, либо просто лежали вместе на кровати, разговаривая, они постоянно разговаривали на самые разные темы, которые возникали из ничего — они так мало знали друг о друге, что говорить хотелось обо всем. Авис сразу обозначил, что его любимые фильмы — ужасы. -Да, да, я обожаю смотреть их ночью в темноте, самые страшные из них, китайские считаются самыми жестокими или японские? Я столько их пересмотрел, что уже не помню сюжетов — все слились в один. Обожаю, когда дух захватывает прям, когда дрожишь, когда каждый шорох или движение тени от дерева пугают до усрачки. Правда люблю это состояние тревоги. Сам Вейн фильмы редко смотрел, если только исторические в качестве исключения и все части Гарри Поттера, потому что в семье Кантвел первую часть про философский камень вручают в руки каждому ребенку в момент, когда он только научился вообще что-либо держать. В семейной коллекции есть подписанный Роулинг сборник из всех семи книг, который по ценности и значимости стоит рядом с древней вазой, на которой есть гравировка семейного герба, оставшейся от супер-пра-бабки. Был вечер воскресенья, завтра нужно будет ехать в аэропорт — встречать Сциллу. Вейн бесцельно листал новости в телефоне, Авис лежал у него на животе, напевая под нос какую-то песню, похожую больше на колыбельную. Вейна прошиб холодный пот, скорее от неожиданности, когда он увидел сообщение от Реми. Они не общались неделю, последний раз — в день, когда Ависа выписали. Привет за приветом, как дела — все хорошо, у тебя? Тоже, ты еще не в академии? «Приезжаю на тренировки днем» «Тогда понятно, я работаю в это время, но я слышал, что сюда приезжал какой-то супер тренер» «Да, из сборной. Подсматривал себе новых игроков» «На тебя смотрел?» «Еще как. Но никакой сборной до окончания учебы» «Помню. Сам хочешь?» «Очень» Реми набирал текст, а руки Ависа поползли по животу Вейна. Он продолжал напевать, но Вейн не понимал слов: «Не хочешь встретиться? На центральной улице открылось новое кафе, туда ходили Мартин с Хлоей, сказали отличное». Они с Ависом уже были в этом кафе три дня назад. Авис поднимался ближе к его лицу. «Сейчас нет времени на кафе, давай загляну к тебе после тренировки, завтра работаешь?» Его нос был уже рядом с носом Вейна, Авис не смотрел в его телефон, все внимание его глаз занимал Вейн. «Освобожусь раньше. Заходи» Авис поцеловал его, Вейн выключил телефон и отбросил его в сторону. Еще неделю назад запах Ависа был больничным — от него пахло капельницей, лекарствами и спиртом. За неделю в квартире он словно снова стал человеком, а не вымытой до скрипа тарелкой, от него пахло табаком, кофе и дождем. Сейчас он целовался медленно, больше играя. Словно хитрый лис, дразнил Вейна, постоянно отстраняясь, пока рука не легла на его шею и не прижала ближе. Вейн чуть сжал пальцы, от чего Авис выдохнул и засмеялся хриплым, тихим смехом, предназначенным только для Вейна. -Нет, нет, нет, — сказал он, — я хотел сначала посмотреть ужастик. Вейн промычал в ответ и открыл глаза, Авис был в том немного задорном настроение, что появлялось, когда он полностью расслаблен и доволен, лицо — словно довольная морда кота, который съел хозяйскую колбасу и улегся на диване. В тоже время были хитрые глаза, вызывающие на спор или бросающие вызов, словно ожидающие сопротивление Вейна и возможность посмеяться. -А ты его скачал, да? — подыграл Вейн. -Ага, — протянул Авис, сползая с него. Он достал свой ноутбук и поставил его на кровать. — Если будет уже слишком страшно, — сказал Авис, когда началась заставка фильма, — не стесняйся, говори, — он положил голову ему на плечо и на ухо прошептал: — я выключу и мы будем спать при свете. -Только лишь спать? — улыбнулся Вейн. Авис прикусил мочку его уха и устремил все внимание на фильм. Фильм был жутким, с большим количество неожиданных моментов, когда Вейну приходилось вздрагивать. Авис поджал колени к груди, держал двумя руками руку Вейна и смеялся всякий раз, когда в фильма начинался напряженный момент. В самые страшные эпизоды, он начинал стучать ногами по кровати, закидывать голову назад и снова смеяться: «Ой, ой, ой, ой, черт, до коликов под сердцем!». Он иногда дрожал и вжимался спиной в подушку, затихал, начинал водить пальцами по локтю Вейна, а потом снова смеялся, словно от хорошей шутки. -Нет, фу, это отвратительно, — сказал Вейн практически на последних минутах фильма и отвернул голову. Авис взял его лицо в ладони, соединил их щеки и заставил смотреть в экран. Его самого снова трясло, он стучал ногами, закусывал губы, но продолжал смотреть. Последней сценой фильма стало распотрошенное тело девушки, висящей на дереве, камера медленно удалялась, а девушка так висела и висела, пока не начались титры. Авис уткнулся носом в висок Вейна, одновременно они произвели звуки рвотных позывов и рассмеялись. Авис обнял Вейна за плечи и шею, укладывая голову на грудь. -В целом, было не плохо, — сказал он. -Было мерзко и… тебя реально заводит это? -Да, — уверенно ответил Авис и взглянул на него. Руки уже спускаются к поясу, глаза снова светятся маленьким лучиком хитрости. Вейн обхватил его за талию, перевернулся так, чтобы голова Ависа упала на подушки. Казалось, что он может целовать Ависа до бесконечности, пока взаправду не наступит Рагнарёк, или пока метеорит не обрушиться на их дом. И каждый раз это было словно впервые. Словно они снова стоят под дождем на улице, их одежда и тела сырые, они сами — готовы или сжечь этот мир, или сгореть в огне своих эмоций. За семь дней, проведенных вместе, они только и делали, что ели, разговаривали или занимались сексом, исключением было только три-четыре часа в сутках, когда Вейн был на тренировках. На кровати, на диване, пару раз в душе, они могли начать целоваться на кухне, одежду сбросить в прихожей, провалиться в бездну и беспамятство, а очнуться на кровати. Вейн мог просто проходить мимо Ависа в коридоре из ванной в прихожую, случайно задев его локтем, — в следующую минуту он уже вжимает его в стену, целуя. Авис обычно налетал на него, когда Вейн только захлопывал входную дверь. И им было мало. И всегда это сопровождалось громкими стонами, криками, сменяющими имена, укусами, жадными поцелуями, быстрыми толчками, звоном пружин матраса, руками, сжимающими кожу до покраснения, потом, смазкой, слюнями, грязными словами. Но в этот раз, в их седьмую ночь, словно завершающую некий начальный этап, ведь завтра вернется Сцилла, произойдет встреча с Реми, совсем скоро начнется учеба, усложнятся тренировки, в эту ночь их бури внутри стихли, являя друг другу тихие и плавные морские волны, нежные и ласковые, обволакивающие теплотой, почти любовью, оберегающие.