о свободе

-Не хочешь переспать? -Перед игрой не надо, — спокойно ответил Вейн. Реми перевернулся на живот и уставился на него. Лежа в тени дерева, Гавейн Кантвел видел, как через ворота академии вернулся Авис Волнош после очередного привода в полицию. Кажется, он пробыл в камере меньше суток, но видок у него был потрепанный — за последний месяц он похудел, и это вряд ли связанно с приближающимися итоговыми работами, каштановые волосы торчали в разные стороны, но походка оставалась развязной. Он ходил так, будто плыл, руки вечно в карманах, плечи приподняты, голова вжимается в них, словно он скрывается. И неизменный аксессуар — солнечные очки в белой оправе. Странно, подумал Вейн, что его парень, Реми, лежит рядом и предлагает переспать, а сам он думает о том нарко-хулигане. -Вейн, ты знал, что если долго не кончать, то начнется интоксикация организма? -Так подрочи, дорогой, — Вейн поднялся с травы, — мне нужно выспаться, увидимся завтра? -Я буду в первом ряду с огромным плакатом, где наклею фотку твоего лица. Или лучше члена? -Придумай что-то оригинальней, — Вейн наклонился и поцеловал Реми, затем быстро развернулся и ушел. В последнее время становилось тяжелее отказывать Реми, потому что отговорки заканчивались. Они встречались почти два года, но влюбленность Вейна прошла еще года полтора назад, тогда как влюбленность Реми переросла в что-то большее. Как долго вы сможете врать дорогому человеку? Вейн долго справлялся с этим, но в последнее время это стало делать труднее. Реми уже не сводил его с ума, но признаться в этом даже самому себе он не мог. Пока все остальные ученики Акромиона жили в общежитиях, Вейн снимал квартиру на выезде из Йорка. Он всегда был на машине, так что особых трудностей это не приносило — до академии можно было доехать за двадцать, сорок с пробками, минут. На парковке Вейна ждал черный БМВ, в который он сел. Покупка квартиры была инициативой родителей, Вейн ужился бы и в общежитии, но для них это было принципиально, а кто он такой, чтобы спорить. Финансово Вейн был свободен от родителей, но это было лишь иллюзией — на его имя был открыт банковский счет с таким количеством денег, которого хватало на образование, квартиру, содержание машины, счет был вроде его, но в тоже время отец имел к нему доступ и мог в любой момент его заморозить. Когда Вейн зашел в квартиру, то сбросил одежду и поплелся в душ. Были дни, когда Реми оставался у него, жил неделями, но в последнее время это пропало, и Вейн видел, как его отстраненность влияет на Реми, но поменять свое поведение не мог. Нет, мог, конечно, взяв волю в кулак, признаться и расстаться с ним, но это был Вейн: он будет делать больно себе и другим, будет долго ковырять больную рану, но не признается. Струя горячего душа смыла эти размышления, Вейн оперся руками на плитку и терпел этот обжигающий душ. Из домашки был перевод с немецкого и пару глав французского романа, затем Вейн сделал порядка пятидесяти отжиманий. На телефон пришло сообщение от Реми. «Спокойной ночи, на самом деле очень хочу увидеть тебя завтра, волейбольная звездочка: *» Вейн ответил без энтузиазма и сделал еще пятьдесят отжиманий. Он мало волновался перед играми, то время давно прошло, сейчас Вейн считался самым результативным игроком команды, на его плечах лежала большая ответственность. Пусть он и не был душой команды, он явно определял ее настроение — на него не смотрели как на товарища в бою, смотрели как на главнокомандующего, и Вейн знал, что если позволит себе секундную панику или страх, то посыпятся все. Бессонницу Вейн уже считал своей верной подругой. За годы жизни с ней он успел создать сразу несколько действенных способов борьбы, в которые входили ночные пробежки в ближайшем парке и курение на лавочке рядом с детской площадкой. Вейн накинул ветровку и вышел из дома в темноту ночи.

***

-Сэр Гавейн, рады видеть вас за нашим круглым столом! -Спасибо, Артур, — прыснул Вейн. У него была старая травма правого локтя, над которой иногда посмеивались: «Ты же левша, Вейн», но он получил ее во время падения на площадке — спасал «мертвый мяч». Не спас. А сустав теперь приходилось подготавливать к играм и тренировкам по-особенному. Вейн растирал его разогревающей мазью и надевал рукав. Многие парни играли в рукавах, но только Вейн играл в одном, на его левой руке была большая, во всю руку, татуировка и он не желал закрывать ее, он любил слушать установки тренеров соперников: «закрывайте меченого» или «тройной блок разрисованному», «особое внимание зеку». Играли против лондонской волейбольной академии, перед выходом на поле тренер повторил основные установки. Вейн поправил свою черно-желтую майку и встал в начало построения, он был самым высоким игроком, но в ряду стоял третьим, уступая места капитану и первому либеро. -Время поработать, рыцари, — сказал Артур. Первая половина первого сета прошла спокойно, в начале взяли отрыв, практически не допускали ошибок и растягивали атаку по всей сетке. Вейн самолично вколотит в пол пару мячей, но большую часть их связующий Кей отдавал доигровщикам, Вейна, как туз в рукаве, хранили на конец игры. Но свое слово он сказал на подаче — пять эйсов к ряду (Эйсом называют подачу такой силы и/или сложности, которую не смогли принять — защитники либо не успели среагировать на мяч, либо приняли его, но он улетел за пределы поля без возможности вернуться. — прим.) А потом судья отдал спорный мяч противникам, через несколько розыгрышей увидел заступ трехметровой линии у Вейна при ударе с задней линии. А потом остановил розыгрыш из-за касания сетки, которое их центральный явно не делал. И Вейн понял, что теряет контроль.