Хрустальные мотыльки

      Высветленная, чуть волнистая прядь вьётся на тонком пальце, цепляется о кольцо с мелкими камнями, спадает на лоб и снова мешает. Хонджун сдувает её и продолжает читать, иногда оставляя пометки и отвлекаясь на очередной небольшой глоток остывшего кофе. Тёплый уют ощущается на кончиках пальцев буквально одно мгновение, после чего растворяется в звуке ударяющихся о стекло капель дождя.       Тучи затянули небо так быстро, что Джун и заметить не успел, как персиковые лучики утонули в грузном гранитовом сером покрывале с клочками синевы, нависшим над высотками города. Неровные дорожки на осевшей пыли смываются потоком резко хлынувшего дождя, накрывшего улицы Сеула едва ли не сплошной стеной. Хон вздрагивает и пытается высмотреть среди ливня Юнхо, который, как не привычно для него, решил опоздать именно в такую погоду.       - Извини, я немного задержался. - Юнхо оставляет зонт в подставке у двери и стряхивает с волос дождливую свежесть, морщась от весенней прохлады. Стягивает куртку и замирает, разглядывая спадающие на лицо волнистые волосы светло-золотистого цвета. Искреннее удивление и взявшаяся из ниоткуда детская наивная радость захлёстывают писателя с головой, а выдать кроме как "ого", он ничего и не может.       - Выглядит нелепо, да? - Неловко спрашивает Джун, тут же цепляя пару прядей и неловко смахивая их с лица. - Знаю, в моём возрасте таким уже не страдают, и...       - В твоём возрасте? Откуда это взялось у тебя? Разве не ты всегда говорил, что возраст это не приговор? - Юнхо торопливо тянется через стол, чтобы дотронуться до кудряшки, но сталкивается с поднятой в защиту рукой. Неосознанно, но испуганно. Как же больно видеть, что сделал этот брак с Ходжуном. В какого запуганного зверька превратила его чистая и искренняя любовь и детская наивность и безропотное доверие. - Прости, я не хотел напугать. - Он всё ещё пытается привыкнуть к тому, что его внезапные порывы в сторону Хона кончаются именно такими преградами. Хо аккуратно дотрагивается до пряди волос и нежно поправляет, любуясь и пытаясь унять восхищённую дрожь в теле - Джун так близко, так нежно и особенно уютно, словно между ними в один момент рухнули все стены. Как бы не так. - Так красиво...       Ким теряется, бегает глазами по листам на столе, пытается найти, что ответить, но за то время, пока мозг пытается выдать что-то адекватное, Юнхо продолжает разговор:       - Так что, тебе дали ещё одну книгу помимо моей?       - Джуни, солнышко... - Хон неосознанно всхлипывает, обнимая самого близкого человека и придумывая оправдания самому себе, почему не явился в родительский дом ни разу за семь лет. И ни одного весомого повода не находит. - Я так соскучился, мам. - Выдавливает сквозь слёзы, чувствует себя маленьким ребёнком, впервые за столько лет ощущая тепло такого родного места. - Прости, прости пожалуйста. - Ты же совсем исхудал, ты посмотри на себя, ты же... Поток слов теряется в болезненных материнских слезах, выдавая все переживания за столько лет. Она ведь плакала не одну ночь, ожидая хотя бы одного звонка, радуясь редким сообщениям в пару слов, говоря отцу, что всё хорошо, уверяя саму себя в этом, но в глубине души сотрясаясь от страха за своего ребёнка, который так резко отдалился. - Почему ты один? Где... Ён Су? - Мы... Мы расстались. - Ты ведь расскажешь? - Расскажу. Но не сейчас. Женщина согласно кивает и снова сжимает трясущимися руками в объятиях ребёнка, который так вырос, так изменился, так исхудал и побледнел. И материнское сердце в который раз сжимается от боли, потому что всё, что переживал её Джуни настолько ранило его, что он не рассказал ей и не расскажет сейчас, да и потом, возможно, не осмелится. Её солнышко, который впервые за целую вечность стоит перед ней - это так важно, что все дела можно отложить на потом. Только позвонить отцу, обрадовать, впервые не солгать о том, что всё хорошо. И сегодня за ужином наконец-то спросить обо всём.       ...- А ещё я, вроде как, присмотрел квартиру. Уютная, да и с видом на парк. Думаю, скоро перееду. - Неловкие отрывки одного цельного предложения виснут в воздухе, лишь через время достигая цели и заставляя нервно съежиться. Колко.       - Ты хочешь съехать? - Голос Юнхо предательски дрогнул, а чашка звякнула по блюдцу слишком громко. Всё ведь только начало налаживаться, он даже привык к постоянному шороху утром, к ужину не в одиночестве, к обеду, который Джун умудряется складывать ему с собой, когда сам опаздывает.       - Не могу ведь я вечно тебя стеснять. Мне ведь и правда неловко, что напросился к тебе, а ты с меня ещё и денег не взял. Я ведь не маленький мальчик, всё прекрасно понимаю, и знаю, что уже пора искать квартиру.       - Не понимаю, что ты себе придумал, но я сам предложил пожить у меня, и никогда не выгонял тебя.       - У тебя из-за меня даже личной жизни нет, ты...       - Да к чёрту эту личную жизнь. - Срывается Хо, тут же поджимая губы и опуская потерянный взгляд в стол. Он ведь только начал надеяться, что хотя бы одна из стен между ними рухнет, а Хонджун тут же возводит ещё одну, видимо, так и не собираясь впускать его в свою жизнь. И за это его винить не будешь - ему сполна хватило потрясений, ему нужна свобода, та, которую захочет он, а не которую эгоистично навяжет Юнхо, лишь бы удержать рядом. Так нельзя. Не с тем, кого любишь.       - Не злись, пожалуйста.       Джуна почти трясёт, он нервно сжимает карандаш и царапает его ноготками, и ноющее предчувствие кричит Чону, что ещё немного, и с карандаша он перейдёт на только-только зажившие руки. Хочется защитить от всего, но получается ещё больше напугать, хочется обнять, а получается оттолкнуть.       - Джун, - Юнхо нежно обхватывает холодные пальцы и чуть поглаживает, пытаясь успокоить, хотя самого от таких действий пробирает невыносимая дрожь, и плевать на то, что их могут увидеть, на то, как это смотрится, главное, что Хон это позволяет, не отдёргивает руки, только виновато смотрит, - я не злюсь. И если тебе нужно будет что-то ещё - только скажи. Я обязательно помогу. А сейчас мне пора. Увидимся дома вечером. - Бросает напоследок, не зная, будет ли это "дома вечером", или он всё ещё продолжает строить иллюзии.       Юнхо надевает куртку и забирает зонт, выбегая в холодный дождь, позволяя ногам нести его подальше отсюда, позволяя себе кусать губы до боли, чтобы стерпеть чёртовы непозволительные слёзы. Хонджун ведь и правда не маленький мальчик, и, похоже, уже давно пора отпустить его и всё прошлое, в котором так комфортно жить, в котором он всё ещё чувствует себя счастливым, в котором с ним всё так же остаётся синеволосый мальчишка с яркой улыбкой. Этот мальчишка сейчас сам бежит от него, не желая больше путаться в нелепых и ни одному из них непонятных чувствах, для которых он слишком устал.       Может, и самому уже нужно сдвинуться с мёртвой точки, вычеркнуть из романов один-единственный образ, бросить курить и наконец-то взять отпуск, съездить к морю и хорошенько всё обдумать. Если не он сам, то кто вытянет его из чёртового океана, состоящего из жалости к себе и своей трусости, и боли, пронзающей сердце всякий раз, как улыбка Джуна направлена на него? Ведь ни он, ни его чувства, которые он зачем-то с таким трепетом хранил всё это время, никому не нужны, в конце-концов, и он снова и снова будет оставаться один, если не поможет себе сам. Только вот сил на спасение совсем нет. Покидают тело с каждым новым потоком слёз, с детской обидой, с не прожитыми эмоциями, с каждым спотыканием о собственные ноги и волочащийся рядом зонт.       На пешеходном загорается зелёный, люди торопливо перебегают дорогу, толкая мешающего и не обращая внимания друг на друга. Дождь сдавливает город в крепких объятиях, капли бьют по лицу с остервенелым желанием забраться под кожу, выморозить все чувства и мысли, чтобы внутри ничего не осталось кроме холода. Юнхо стоит словно потерянный в этом огромном городе, словно маленький ребёнок, потерявший ведущего его взрослого, без которого дорогу дальше ему не найти, и спросить не у кого - боится.       Писк светофора звенит в ушах. Загорается красный.       Кто-нибудь споткнётся о зонт, оставленный на краю тротуара, заметит сорвавшегося вперёд парнишку, услышит пронзительный сигнал машин почти в унисон и скрип тормозов. И снова загорится зелёный.       - Можно поцеловать тебя? - Можно. - Юнхо выдыхает на трепетной ноте, замирает в ожидании, словно вот-вот должно случиться чудо, будто именно сейчас мотыльки в животе станцуют, рассыпая искорки влюблённости или хотя бы симпатии. Но тёплые влажные губы касаются его и внутри всё вянет от чего-то настолько чужого, что хочется тут же оттолкнуть. Но он позволяет продолжить и даже сжимает талию парнишки сильнее, тянет на себя и что-то бормочет, что-то, что ему было бы нужно услышать. Это ведь снова кончится очень быстро. Всего одна ночь. И снова поиски похожего на Джуна. Поцелуи неискренне жадные, причиняющие боль, пускающие кровь, оставляющие такие ненавистные метки на телах и разрывающие ноющую душу на клочки, которые снова и снова собирать одному воедино. Хочется любви, такой, в которой не жалко потеряться от нежности и забыться, растворяясь в другом человеке, касаясь того сокровенного, что не позволено никому. - Ты ведь не просто трахнешь меня, да? - Нет конечно. - И снова то, что парнишка хочет услышать, и снова такая гадкая ложь, что самому не верится, что он стал таким. Тот, который всегда хотел искренности. Чёртов эгоист. - Нет конечно... - Остаётся где-то в темноте, рассыпаясь в колкие и притворные стоны.