*****
Последние несколько дней были довольно напряженными. Стоило только взять трубку, как Йона закричала, что на треке, на котором гоняли Минхо и Хан, случились взрывы, и Джин тут же принялась набирать Чану снова и снова и включила новости, принявшись «любоваться» на черный дым и напуганных людей, слушая гудки. К счастью, всё обошлось и парни не пострадали, но пережитого страха хватило на несколько месяцев вперед. Самостоятельно позвонив Йоне и рассказав ей обо всем, включая то, что Хан спас гонщика, Чан, уже следующим вечером, приехал и окончательно успокоил Джин, точнее, отвлек ее помощью на кухне. В остальном же Джин только и делала, что работала да обставляла собственную квартиру. Постепенно, помимо основных вещей на полках и стенах, появились предметы для декора, одежда наконец-то полностью переместилась из сумок в шкаф и комод, новое постельное белье окутало кровать, на кухне появились красивые чашки, кружки и тарелки, для некоторых цветов были куплены новые горшки. Теперь, когда в квартире поселился уют, можно было сказать, что в ней появилась и душа. И всё шло отлично, Йона даже приходила ночевать, помогла разобрать некоторые вещи и красиво расставить предметы декора, да вот только постоянно названивающие мать и Виён, словно специально выбирающие дни, когда Джин устала после работы больше обычного, отравляли кровь. — Ты хоть не голодаешь там? — спросила госпожа Мун, пока Джин загружала белье в стиральную машину, держа телефон между ухом и плечом. — А то приходи после работы, буду из дома что-то давать. Господин Бан поди там постоянно голодным приезжает, а тебе и покормить его нечем. — Вот если нечем, я встаю и готовлю или мы готовим вместе, — нажав на нужные кнопки и наконец нормально взяв телефон в руку, ответила Джин и, крехтя, направилась в спальню. — Мам, я не маленькая, со всем справляюсь. Мне здесь нравится, Чану — тоже, может быть, как-нибудь пригласим вас в гости. — Я и так собиралась к тебе на этих выходных, — ультимативно произнесла госпожа Мун. Она отошла после той ссоры, но у Джин складывалось ощущение, что мать просто стала злее и безжалостнее. Или, возможно, эта быстро приобретенная привычка жить в комфорте так сильно сказывалась, что нападки родственников чувствовались еще острее. — Мы с Виён и Дэвидом заедем, но отец… он очень обижен, Джин. Ты ведь даже не попрощалась с ним, когда решила переехать. Лучше тебе самой прийти и извиниться. Джин тяжело вздохнула. Что ей говорить? Что если бы отец интересовался жизнью дочери чуть больше, чем нисколько, то он бы знал о переезде? Что всё случилось внезапно? Что они сами виноваты, раз дочь бежит от них, как от огня? Решив не нарываться на скандал и выслушав еще тонну упреков, Джин наконец попрощалась с матерью и сбросила трубку. Не успела она издать хотя бы один облегченный вздох, пришло уведомление о сообщении. Донхён. Спустя столько дней объявился, наивно думая, что о его промахах все забыли, поняли его и простили. Наивный. Джин могла сколько угодно позволять ему обзывать себя, но не парней, которые и так излишне ее берегли от общества Донхёна и ясно дали понять, что не дадут свою «нуну», как говорит Чонин, в обиду. А Джин чувствовала, что не должна позволять оскорблять их, даже если они не слышат. Как и ожидалось, Донхён выбрал для их «свидания» романтическую комедию, причем не какую-то, а повествующую о том, как настойчивый поклонник добивался своей коллеги, пока та, отрицая свои чувства, не разглядела в нем что-то эдакое, во что можно влюбиться. Аннотация настолько прозрачно изложила всё, что произойдет в самом фильме, что и смотреть не стоило, но Джин уже было глубоко всё равно, какими путями Донхён пытается ее завоевать. Сегодня вечером она должна сказать ему свое ясное «нет», а если не послушает и продолжит приставать, то пусть разбирается Чан, даже если Джин очень не хотелось доводить до этого и тем более — подставляться с риском, что Йона обо всем догадается. Та тоже молчала, явно скрывая что-то по поводу своего отца, но тут же веселела, стоило заговорить о Хане. Правда вот, об их поцелуях Джин узнала не от подруги, а от Хёнджина, позвонившего и решившего спросить совета по поводу длины волос. Потом разговор затянулся больше, чем на час, но никто не мог на это пожаловаться, а Чан был только рад тому, что его друзья и его любимая девушка нашли общий язык. И с Донхёном всё могло быть всё так же просто, если бы он сам себя не дискредитировал… И всё же сейчас Джин больше думала не о нем, и так было понятно, что он просто обыкновенный долбоносик с огромным самомнением. Все мысли занимала Йона, постоянно что-то напевающая себе под нос с мечтательностью в глазах и то и дело берущая в руки скетчбук, чтобы в очередной раз нарисовать Хана: в профиль, с улыбкой, с надутыми щечками, в полный рост, стоящего на террасе и смотрящего вдаль. Этот альманах невиданной доселе влюбленности Джин увидела случайно, когда Йона ночевала у нее в квартире и убежала в душ, и не могла не улыбнуться, четко отличая мимолетные увлечения подруги от искренней влюбленности. Но радость тут же сникала, стоило вспомнить, что господин Чхон эти отношения вряд ли одобрит, потому что хочет, чтобы Йона сошлась с Чаном… С Чаном, который на самом деле принадлежит Джин. С того самого ужина в особняке семьи Чхон, посвященного приезду Рэйчел и Оливии, всё в жизни перевернулось с ног на голову. Увидев Чана впервые, Джин и помыслить не могла, что найдет в этом человеке свою тихую гавань и самого любимого человека в одном флаконе. Казалось, что этот ужин случился так давно, с тех пор столько всего успело произойти, что и перечислить было сложно. Тогда Джин думала только о том, как ей сдать английский и в очередной раз не опоздать на пары, а теперь — о том, как сказать Йоне о том, что счастлива. И о том, что на самом деле скрывает Чан и почему настолько сильно оберегает Джин от этого знания. Она условилась с самой собой дать ему время для того, чтобы набраться смелости, но порой тревожные мысли мучили ее перед сном, потому что неизвестность пугала больше всего. И всё же Джин верила Чану и знала, что именно с ним хочет не просто встречаться, а стать неотъемлемой частью его жизни, какой он сам стал для нее. Будильник, сообщающий, что пора собираться, прозвенел весьма неожиданно, пока Джин развешивала белье. Закончив с домашними делами, она выбрала серую облегающую водолазку с высоким горлом, обычные темно-серые джинсы и кроссовки, накинув сверху бомбер. Краситься не стала из принципа, заплела волосы в высокий хвост и, взяв сумку, отправилась к станции метро. По дороге Джин слушала все песни парней, которые они ей скинули, и улыбалась, не обращая внимания на косые взгляды встречных зевак. Композиции сменяли одна другу, послышались странные вздохи, а потом — голос Чана. Взглянув на название песни, Джин прочитала «Red lights» и слегка нахмурилась, вслушиваясь в текст. Ее всё больше углубляющиеся знания в английском помогли, так что картинка сложилась полностью. «Я уже потерял контроль», «ты знаешь, что я не оставлю тебя в покое», «почувствуй мою любовь в ночи, покрытой темнотой», «эта бессонная ночь вновь повторяется»… Джин вылупила глаза, включила композицию заново и прослушала еще раз. А потом еще и еще, пока окончательно не осознала, что именно этот текст Чан не так давно писал в своей тетради и ездил записывать с Хёнджином на студию. Теперь-то пазл сложился… Джин сидела в немом шоке, скрестив пальцы на коленях, и слушала текст, теперь уже с окончательным понимаем, что Чан писал его о ней и для нее. Приложив руку ко рту, Джин вздохнула и пыталась объяснить собственную, еще не до конца понятную ей реакцию. Но это точно не были злость или обида, скорее наоборот, Чану так ловко удалось обличить страсть, возникшую между ними, в слова и дополнить их музыкой, что оставалось только восхищаться. «Red lihgts» стала для Джин очередным доказательством и своеобразным признанием в любви, вот как только теперь сказать Чану о том, что она слышала этот текст и что он ей понравился? Песни ведь сбросил ей Хан. Надо будет что-нибудь придумать эдакое покреативнее и поинтереснее, чтобы Чан потерял голову точно так же, как потеряла ее Джин в эту минуту. С сожалением сняв наушники и сложив их в кейс, Джин подошла ко входу в торговый центр и принялась ждать, то и дело поглядывая на время. Донхён опаздывал, что ему весьма несвойственно. Обычно прибегал, стоило свистнуть, а тут либо решил проучить саму Джин, либо действительно задерживался по каким-то веским причинам. Правда, когда он явился с огромным букетом алых роз и пакетом в руках, всё встало на свои места. — Это тебе, красавица, — проговорил Донхён с приторной улыбкой, вручая огромный букет цветов. Девушки, проходящие мимо, вдруг захихикали и проговорили что-то о том, как такой невзрачной девице повезло с таким замечательным парнем. Повезло? Да если бы Чан подарил обычную кухонную лопатку, было бы в сто раз приятнее, чем держать в руках этот чертовски красивый, но всё же веник. — Думал сегодня прийти в смокинге и рубашке, но решил, что это будет лишним. — Да, особенно учитывая то, как я одета, — кивнула Джин и мимолетно заглянула в пакет. Какая-то коробочка с непонятным содержимым. — А куда я дену этот букет, пока мы будем сидеть в зале? — этот вопрос волновал ее больше всего. — Об этом я как-то не подумал… — Донхён неловко почесал затылок и, войдя в торговый центр, не обращая внимания на любопытные взгляды, попросил позвать администратора, чтобы им ненадолго выделили вазу и не дали завянуть прекрасному букету. — Ну вот и всё, проблема решена, — явно гордясь собой, сказал Донхён, пока Джин с любопытством открывала коробочку. В ней оказались духи, о дороговизне которых разобраться без Хёнджина было сложно, но от них слегка пахло карамелью с привкусом сирени, кажется… — Тебе нравится? Я долго выбирал и понял, что ты ассоциируешься у меня с чем-то сладеньким. — Необычно… не совсем мое, но… Спасибо. Джин с ужасом поняла, что в ней снова проснулось треклятое чувство вины. Донхён так старается, делает подарки, приглашает на свидания, а она его буквально ненавидит. Но нет, нельзя позволить снова обмануть себя, придет время, и Донхён покажет свое истинное лицо, как это случалось раньше. Больше нельзя покупаться на его улыбку и смазливую мордашку, пусть ими восхищается кто-то другой. Понять, что ее мысли недалеки от истины, было несложно. Это случилось сразу же, как только Донхён положил руку на спину Джин чуть выше поясницы и подтолкнул в нужном направлении, а потом предложил свой локоть. Пришлось согласиться и сложить на него ладонь, хотя на парочку они вряд ли походили. Молчание углубляло пропасть между ними, они просто не знали, о чем говорить, и Джин невольно вспомнился тот самый день, когда они с Чаном ходили в кино. Тогда их рты просто не затыкались, неся разнообразный бред. Вдвоем они съели весь попкорн, вдоволь нахохотались после просмотра боевика, поплакали, подержались за руки… Всё было совсем не так, как сейчас, и неужели Донхён не чувствует эту ледяную стену? Но его, улыбающегося, кажется, всё более чем устраивало. — Позволь мне сегодня проводить тебя домой. Я вроде как выгляжу достаточно представительно, чтобы показаться твоим родителям, — Донхён покрутился вокруг своей оси, проводя руками вдоль тела. — Дело в том, что я недавно переехала на съемную квартиру и больше с ними не живу, — Джин поджала губы и чуть покачала корпусом из стороны в сторону. — Сейчас живу недалеко от нашего универа, работаю, пытаюсь учиться самостоятельности, — Джин была очень рада, что Донхён занялся покупкой билетов на сеанс и не спросил о том, откуда у нее деньги на квартиру практически в центре города. Или же он просто об этом не подумал. — Тогда я тем более тебя провожу! — с энтузиазмом воскликнул он. — Можно? — Я не думаю, что… — Из-за того, что я припозднился, мы едва успеваем на сеанс. Бежим быстрее! — Донхён всучил ей напитки, взял за руку и потянул в сторону нужного зала. Они заняли свои места, случайно просыпав часть попкорна и наступив кому-то на ногу, и попали на рекламу, которая обычно проигрывается перед фильмом. Джин даже есть не хотелось, настолько ее оскорбило, что Донхён перебивает ее и совсем не слушает, когда она что-то рассказывает. Так было и раньше, так осталось сейчас, никакого понимания от этого человека не дождешься, и никакие подарки и красивые букеты не заменят настоящего желания быть рядом и дарить улыбку. А также слышать и слушать. Этот фильм с размазанными по экрану розовыми соплями стал для Джин настоящей пыткой. Каждая минута идиотских разговоров между главными героями, их томными взглядами и глупыми причинами для ревности стала вечностью. В зале кто-то вздыхал и ахал, женщина на соседнем сидении плакала, Донхён без отрыва смотрел на экран, парочка, сидящая на пару рядов выше, начала целоваться синхронно с главными героями, а Джин почувствовала себя единственной здоровой в психлечебнице. Ну или же единственной больной, здесь как посмотреть. — Парень классно играет, да? — Донхён тыкнул локтем Джин под ребра и, получив в ответ вялый кивок, снова повернулся к экрану. Весь попкорн уже закончился, напитки — тоже, и Джин совсем не знала, чем себя занять, конца фильма даже видно не было. Подперев голову кулаком и оставив вторую руку на коленке, она ощутила, как Донхён пытается скрестить их пальцы, но сделала вид, что зевает, и потянулась. Заодно и косточки в позвоночнике заставила хрустнуть, чем не радость? Однако попытки быть ближе друг к другу не прекращались. На плечо легла голова Донхёна, он, видимо, надеялся, что его волосы вот-вот начнут нежно перебирать между пальцами, но Джин, начиная всё больше раздражаться, выхватила из сумки бутылку воды и успокоительные, а потом вернулась в исходное положение, надеясь, что Донхён не будет настаивать на своих ласках, но спустя время, когда главные герои наконец поцеловались, он вдруг чмокнул Джин в щеку. От кого: Джин. Пожалуйста, забери меня отсюда… Это всё, что Джин написала Чану, пытаясь не заплакать от злости. Пришлось утихомирить свой порыв просто взять и уйти, но не хотелось мешать другим людям наслаждаться просмотром, да и скандалить — тем более. Пусть Йона потом думает что хочет о них с Чаном, сейчас Джин нуждалась в нем, поняв, что даже если она прокричит Донхёну «нет» на весь мир, его это не остановит. Он вбил себе в голову, что они будут вместе, и не собирался останавливаться. Джин как никогда ясно ощутила себя призом, который хотят добиться во что бы то ни стало.*****
Стоило переступить порог детдома, как Хан начинал забывать обо всем. Сегодня обошлось без подарков и сладостей, он пришел налегке, но меньше радости от этого в глазах детей не стало. А малютка Юна больше остальных была счастлива снова видеть своего ангела. Мальчишки решили продемонстрировать свои навыки в футболе, девчонки прилипли, как пиявки, но Хана это совсем не беспокоило. Он делал комплименты наперебой каждой и искренне считал всех их по-своему красивыми, а им было важно это знать. Тен Джису в очередной раз делала замечания, но скорее из-за привычки, чем злости или негодования. Счастливы дети — счастлива она. — Мы поделились на две постоянные команды и играем каждый день, — похвастал один из мальчишек, крутя в руках черно-белый мяч. — Давай с нами? — Боюсь, я только помешаю. Лучше посижу здесь и побуду судьей, — улыбнулся Хан, и всех это решение удовлетворило. Юна забралась на коленки, хлопая в ладоши каждый раз, когда кто-то из мальчишек, и неважно кто, забивал гол. Правда, игра не обошлась без одной из старших девчонок, носящейся по полю с глазами, полными огня. — Э, это нечестно, Ёнхи! — прокричал Хан, когда Ёнхи поставил товарищу подножку. — Быстро извинись! Конфликт удалось разрешить быстро, и после игры в футбол Хан отправился в актовый зал вместе со всеми, чтобы посмотреть мультфильм. Они разбросали по полу подушки, включили проектор, приглушили свет и уставились на экран. Полтора часа пробежали незаметно, время подходило к вечернему, вот-вот должна была состояться долгожданная встреча с Йоной, с которой они почти не общались все эти дни, а тут вдруг она позвонила после заезда на треке с рыданиями в голосе и долго расспрашивала, всё ли в порядке и не пострадал ли Хан. Он не знал, что внутри него перевернул этот момент, раньше о нем так беспокоились только бабушка и парни, а теперь… А теперь появилась Йона, которая отчего-то его оберегала и беспокоилась, оставалось только выяснить, что могло случиться такого страшного, что она сказала Хану сидеть на месте и не соваться к ней домой. Всё и так было очевидно, но настолько сильно не хотелось верить, что родители Йоны такие же, как родители Хёнджина… от этого осознания было невыносимо больно. — Не знаю, когда приду снова, но очень постараюсь поскорее, — сказал Хан, попрощавшись со всеми детьми по очереди и выйдя на улицу вместе с Тен Джису. — Вам точно пока что ничего не нужно? — Нет, нет, правда, у нас всё есть, — отмахнулась Тен Джису. Врать ей не приходилось, у детей всего было в достатке, кроме родительской любви. — Только вот, у меня будет к вам одна просьба, господин Хан. Недавно приходила одна молодая семья, которая хочет удочерить Юну, но она плачет и говорит, что не хочет уезжать и что ей хорошо здесь, с друзьями и с «ангелом». Вы не могли бы приехать на следующей неделе и поговорить с ней? Малышке нужны родители, ей необходимо донести, что так будет лучше. Хан, вздохнув, кивнул. С одной стороны прекрасно, что у Юны будет хорошая и любящая семья, а с другой — он чувствовал, будто у него отрывают частичку души. Не верилось, что он будет приезжать в детдом, а малышки Юны, называющей его ангелом, здесь уже не окажется. Смахнув все грустные мысли, как пыль, Хан решил думать о хорошем и, идя по улице, услышал звонок. Голос бабушки был слабым и грустным, однако она тоже старалась улыбаться и делать вид, что всё в порядке, но когда разговор дошел до сути, Хан почувствовал, как к горлу подступает ком. — Я обязательно что-нибудь придумаю, слышишь меня? — сказал Хан, опуская голову на ладонь и устало потирая глаза. — Только не отчаивайся, всё будет хорошо. — Джисони, может, ну его, это лечение? Только деньги тратим, — сказала госпожа Хан с той стороны «провода». — Я уже стара, тебе самому деньги нужны. Ты главное приезжай ко мне, ладно? — Я приеду, но лечение мы не забросим, — сглатывая ком в горле, произнес Хан и постарался выдавить из голоса надежду и радость. — Всё будет хорошо, дай мне пару дней, и я что-нибудь придумаю. Обещаю, скоро мы с тобой увидимся. Они говорили еще несколько минут, прежде чем госпожа Хан, сославшись на усталость, попрощалась с внуком. Им обоим не хотелось слышать слезы друг друга и пытаться подобрать утешительные слова, всё было понятно и без них. Наконец дав эмоциям волю, Хан закинул ноги на скамейку и обнял себя за колени, сложив на них щеку. Несколько слезинок прокатились по носу и упали на джинсы, оставив на них влажный след. Срочно нужна была неподъемная на данный момент сумма, Таинственный заказчик еще не заплатил им за успешное продвижение в расследовании, а деньги позарез нужны здесь и сейчас. Конечно, можно было занять у парней, но Хан знал, что они тоже и так слишком сильно потратились на эти гонки и на собственное проживание, так что к их помощи можно было прибегнуть только в крайнем случае. — Джисони? — Хан узнал руку Йоны, легшую ему на волосы, прежде чем узнал голос. Подняв на нее свои заплаканные глаза, он кивнул в знак приветствия и стер слезы рукавом. — У тебя что-то случилось? Я могу как-то помочь? — Йона села рядом и положила ладонь на плечо. — Тут помочь могу только я, — покачал головой Хан и тяжко вздохнул, пытаясь успокоиться. С благодарностью принял из рук Йоны бутылку с водой и сделал неловкую попытку улыбнуться. — Всё в порядке, я просто… рад, что ты пришла. Но не хотел, чтобы ты видела меня слабым. — Я вовсе не считаю тебя слабым, — покачала головой Йона, — нужно мужество, чтобы показать свои слезы и рассказать кому-то о наболевшем. И если тебя что-то беспокоит, то ты можешь мне выговориться. Не помогу, так выслушаю, — поняв, что Хан снова собирается отмахиваться, Йона положила подбородок на его колено, расположившееся на уровне носа, и состроила просящую плачущую рожицу. Вздохнув, Хан сдался. Ему и правда нужно было выговориться. — Бабушка… я говорил тебе, что сирота, но не рассказывал о ней. Она живет в Йоджу, уже давно, хотела меня забрать, но ей не отдали меня из-за ее возраста. Сейчас она тяжело болеет, и на лечение нужно много денег, которых сейчас у меня нет… мне не покрыть счета на лекарства и операцию самому, у парней самих пока что не так много, а я… — он запнулся, стараясь унять дрожь в голосе. — Я очень не хочу ее терять. Медлить нельзя, нужно продолжать интенсивное лечение, а я не могу помочь. И не знаю, что мне делать. Выслушав, Йона подняла голову и, надув щеки, выдохнула. Не зная, что сказать, она встала со скамейки, достала телефон и задала только один вопрос: — Сколько тебе нужно? — Йона, прекрати! — излишне грубо сказал Хан, но лицо Йоны оставалось невозмутимым. — Пожалуйста, не надо, это правда неподъемная сумма, но я справлюсь. Что-нибудь придумаю. — Уйми свою гордость и позволь мне помочь, — Йона зашла в приложение банка и посмотрела, сколько денег на ее тайном счету, о котором не знает отец. Вернее, карта была оформлена на имя Джин, но пользовалась ей Йона. Снимала деньги с основного счета и потихоньку клала на тайный, чтобы была возможность покупать вейпы или тратиться на то, что господин Чхон не одобрил бы. Мысли накопить на побег она давно уже отбросила в сторону. — Назови сумму, вместе всё соберем. — Я правда не могу взять у тебя деньги, — продолжал возмущаться Хан, но Йона выглядела слишком уверенной. — Пойми ты, что дело не только в гордости… — Нет, только в ней, Джисон. Но ты думай не о том, что она будет задета, а о том, что она помешает помочь человеку, которого ты любишь и который нуждается в этих деньгах. И если у меня есть возможность хоть как-то помочь, я сделаю это, хочешь ты того или нет, — она с радостью отметила, что Хан, боясь назвать сумму вслух, написал ее в заметках. Поняв, что это действительно большие деньги, Йона перевела всё, что у нее было на счету, до последней воны, и тут же пояснила, почему в уведомлении телефона всплыло имя Мун Джин. — Я отдам тебе деньги, частями, — заверил Хан, задумываясь о том, где ему взять недостающую часть суммы. Никто из парней ему не откажет, только нужно было узнать, у кого из них финансово всё наиболее стабильно. — Правда, Йона, это… спасибо. Не беспокойся, я верну тебе всё. — Успокойся и забудь об этом. Просто знай, что если у тебя что-то случилось, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, — Йона схватила не знающего, как выразить свою благодарность, Хана за руку и повела к ближайшей площадке для курения, чтобы немного попарить. Сладкий дым со вкусом манго и клубники поднимался в воздух и растворялся в нем. Йона затягивалась, глядя в пустоту, и думала о чем-то своем, и явно не о радуге и единорогах, как тот, что наклеен на ее вейп. И почему-то им обоим не хотелось нарушать тишину. Помощь Йоны была неоценима, Хан знал это, но теперь не понимал, как ему себя вести. Он смотрел на ее губы, обхватывающие вейп и выпускающие пар, и не мог не любоваться. Оглядывая ее фигуру от шеи до колен, он вспоминал о том, что ему в последнее время снится: они гуляют за руку, приходят к нему домой, целуются и начинают друг друга раздевать, ложатся на кровать и сливаются в одно целое, нежно и страстно. И, что самое главное, — шепчут имена. Раньше Хан позволял называть себя только бабушке, парням, наверное, тоже бы разрешил, но они с уважением отнеслись к его желанию и привыкли, но Йона… из ее уст имя «Джисон» звучало особенно, сладко, красиво и будоражаще. — Давай снова пойдем к тому фонтану? — предложила Йона, прибирая вейп в сумку. — Мне там так понравилось. — И сам хотел предложить. Хан наконец-то действительно искренне улыбнулся, взял Йону за руку и повел к фонтану, как ей и хотелось. Солнце садилось и слепило глаза, но зато красиво подсвечивало здания и деревья золотистым цветом, вокруг куча людей, купающихся в свете и спешивших по своим делам, гуляющие подростки, скейтеры, дети, ковыляющие старики. Так по-летнему. Вместо того, чтобы надеть солнцезащитные очки на себя, Хан нахлобучил их на нос Йоне и достал телефон, чтобы сфотографировать. Она тихо рассмеялась, улыбнулась зубами и показала указательными и средними пальцами букву «V», а потом попросила пофотографировать ее побольше. Поднявшись на мост, Йона облокотилась на перила и посмотрела в сторону, скрестив ноги у голени, потом встала, смотря вдаль и любуясь Ханган, затем обняла Хана за шею и, выхватив телефон, запечатлела их двоих на фоне реки. — Какая красивая пара! А давайте я вас сфотографирую! — воскликнула проходящая мимо женщина, и Хан, благодарно кивнув, отдал ей телефон. Получилось несколько красивых кадров. На одном они просто стояли в обнимку, на втором положили руки на щеки друг друга и улыбнулись, на третьем Йона опустила голову на плечо Хана и приподняла одну ногу, а он сжал ее талию, на четвертом он развернул ее к себе и наклонился к губам. Женщина, довольно ойкнув, принялась делать несколько снимков, запечатлев в том числе то, как Йона чуть смущенно отворачивается, но потом кладет руку на затылок Хана и, приоткрыв губы, смотрит ему в глаза. Женщина показала большой палец и вернула телефон, не забыв напомнить, какая они милая и красивая пара. Кто они такие, чтобы ее переубеждать? Помимо этих фото, получилось и несколько неудачных, как минимум то, где Хан верещит из-за подлетевшей пчелы, а Йона отгоняет ее, искривив лицо в гневе. Они вдвоем просматривали все эти снимки, и где они вместе, и где по одиночке, и не удалили ни один из них. Правда, был там экземпляр, который портил всю картину: испытывая жгучее отвращение, Йона замахала руками, и они стали похожи на крылья стрекозы, когда мимо проехал мальчик на велосипеде и облил ее грязью. — Удали! — заныла Йона, когда Хан рассмеялся во весь голос. — Да нет! Я оставлю себе, самый лучший кадр! — проговорил он и дернул рукой вверх, когда Йона попыталась отобрать у него телефон. — Это… моя… собственность! — прерываясь на смех, кричал Хан, встав на борт фонтана и крутя телефон с этим фото на экране дразнящими движениями. — А-а-а! Прекрати! Ты же сейчас нас уронишь! — продолжал сопротивляться Хан. — Какой ты!.. — Йона резко дернула его за футболку на себя и выхватила телефон, но тот, как назло, не слушался и не хотел удалять фото. Воспользовавшись тем, что она агрессивно тыкает в экран пальцем, стуча ногтями, Хан нажал на кнопку блокировки и не заметил, как оказался в фонтане. Хорошо еще, что руку, в которой находился телефон, успел поднять, чисто на уровне рефлексов. Йона тоже неведомо каким образом оказалась рядом и обиженно брызнула в Хана водой, а тот в долгу не остался, начав поливать ее волосы и лицо из ладоней. Несчастный телефон и по совместительству виновник происшествия улегся на край фонтана. Йона встала, чувствуя, как мокрая юбка облепила ее ляжки, и начала черпать воду, беспощадно забрызгивая Хана с ног до головы. Многие люди и даже малые дети смотрели на них с неодобрением, но они не замечали, поглощенные борьбой друг с другом. Хан долго смеялся, только отмахиваясь, пока руки Йоны окончательно не устали, а по ее лицу не потек макияж. — У тебя всё лицо в туши, — Хан забрался на борт фонтана вслед за Йоной и начал стирать тушь с ее щеки. Его улыбка вдруг померкла. Сначала думал, что просто показалось, но когда достал салфетку, смыл весь макияж с левой стороны лица и убрал волосы за ухо, то понял, что не ошибся. Вся щека, подбородок и чуть-чуть висок — сплошной светло-серый с фиолетовым синяк, который до этого умело был скрыт тональным кремом. Хан нежно провел тыльной стороной ладони по щеке Йоны, а она стыдливо отвернулась, не зная, что сказать. Всё было и так понятно без слов: в тот день, когда они гуляли в последний раз, господин Чхон избил ее, но так, чтобы без крови. Хан ведь знал, чувствовал, что не всё в порядке, что нужно было поехать туда, но отчего-то этого не сделал и теперь ненавидел себя за бездействие. Йона вынула из сумки салфетки, стерла остатки макияжа, быстро отвернулась, достала зеркальце и тональный крем с пудрой, чтобы немедленно замазать уже до некоторой степени прошедшие синяки. — Ты поэтому не ходила гулять со мной и не скидывала фотографии? — осторожно спросил он, не заметив, как рука сжимается в кулак. Избей ее кто угодно, Хан бы на нем живого места не оставил или вообще не позволил бы этому человеку жить, но они имели дело с господином Чхон, отцом Йоны, и в этом случае всё было далеко не так просто. — Йона, Джин знает? — Я ночевала у нее раз, но замазала всё, в том числе после душа, — ответила Йона, быстро и ловко растирая крем по всей поверхности лица. — Так что она не знает, и я не хотела, чтобы ты это видел. Я привыкла, так что всё в порядке, не нужно меня жалеть, убиваться, винить себя и всё в таком духе. Просто забудь о том, что что-то было, да и тот случай забудь. Подумай о том, что мы с тобой просто гуляем как друзья, как и раньше. — Отец избил тебя, и ты просишь меня об этом забыть?! — Хан впился в волосы пальцами. — Избил, потому что ты гуляла со мной, а я тебя не защитил? Как мне об этом забыть?! — Как бы ты меня защитил, Джисони? — отвлекаясь от рассматривания своего отражения в зеркальце и всё еще держа в руке кисточку, спросила она. — Что бы ты сделал? Попросил бы отца не бить меня? Забрал бы из дома, чтобы тебя потом нашли и убили? Заставил бы меня смотреть на то, как тебе ломают кости? Я привыкла, Джисон, и это никогда не изменится. Я не могу видеться и встречаться, с кем захочу, но и Чан ясно дал мне понять, что ничего не выйдет. Так что мне остается только смиренно принимать свою судьбу и ждать, когда до отца дойдет, что с Чаном у меня ничего так и не получилось. Тогда и наши с тобой встречи прекратятся. И в связи со всем вышеперечисленным у меня к тебе одна просьба: прежде чем всё это случится и отец запрет меня дома или, возможно, отправит жить в Африку, дай мне порадоваться и насладиться этими прогулками, чтобы я могла унести с собой хорошие воспоминания, когда тебя лишусь. Прекрати меня жалеть. Йона говорила жестко и не терпела возражений, возвращаясь к нанесению пудры. А Хан молчал, не зная, что ей ответить. Как она себе это представляет? Как он будет после каждой прогулки отпускать ее домой, зная, в какой ад она возвращается? Как справится с тем, что однажды их встреча станет последней? Как вообще сможет от себя отпустить? И как он может помочь и вытащить ее из этого кошмара? Пока что только так. — Йона, — позвал он ее и накрыл лежащей по правую руку сухой ветровкой, а потом прижал к себе, чувствуя биение ее сердца. — Ты сказала мне сегодня, что если мне понадобится помощь, то я всегда могу обратиться к тебе. Теперь я хочу сказать тебе то же самое. И не потому, что благодарен, а потому что ты очень дорога мне. Не знаю, как так вышло, но я больше не могу не видеться с тобой и не хочу мириться с мыслью, что однажды эти встречи прекратятся. — Но нам обоим придется, Джисони, — отозвалась Йона, удобно пристроив голову на его плече и положив ладонь на его шею. — Просто пойми: это неизбежно. Поэтому давай наслаждаться обществом друг друга, пока у нас есть время. Всё, чего я сейчас хочу — поцеловать тебя. Мне всё еще можно? — она снова подняла свой просящий взгляд. — Я сам хочу этого, но только не здесь. Собрав все вещи, Хан снова скрестил их пальцы, отвел к ближайшему зданию, завернул за угол и огляделся по сторонам, а потом ощутил, как Йона хватает его за ткань футболки и притягивает к себе, впиваясь в губы жадным дерзким поцелуем. Это теперь их традиция — целоваться в открытую, с такой страстью, будто они действительно пара, целоваться до потери пульса и самозабвенно, не стесняясь прикосновений и слов, обниматься, как будто их насильно приклеили друг к другу, скрещивать пальцы, зарываться друг другу в волосы, прижимать поближе. И сейчас, мокрые и пытающиеся забыть обо всем, они отдавались этому долгому поцелую сполна, не желая признавать, что между ними не только страсть, но еще и ворох порхающих бабочек.*****
Выйдя из кинозала, Джин потянулась и поняла, как сильно у нее затекли ноги. Под конец фильма она едва не уснула, да и наверняка сделала бы это, если бы не просыпавший на нее попкорн мальчик. В глазах зарябило от яркого света, мусор улетел в бак, приветливая контролерша улыбнулась и попросила прийти еще раз, но черта с два Джин еще раз зайдет в этот кинозал, который будет напоминать ей об этой ужасной романтической комедии, где от комедии одно название, и о Донхёне, распускающим руки. — Я давно так не смеялся, — сказал он, пытаясь взять Джин за руку. — Тебе понравилось? — Если я скажу как есть, ты сильно обидишься? — она хрустнула затекшими коленками и выразительно посмотрела на Донхёна, но тот только плечами пожал. — Давай сядем, и я скажу тебе кое-что важное, — предложила Джин, выискала глазами выход и направилась к нему, потом заметила скамейку и села на нее, а Донхён опустился рядом, собираясь внимательно слушать, но улыбаясь во все тридцать два зуба. — В общем, я давно собиралась сказать тебе, но очень боялась, потому что не хотела тебя обижать. Но потом, когда ты начал показывать себя с совсем другой стороны, я решила, что пора бы быть откровенной. Я сейчас рубану с плеча, но пойми одну важную вещь: ты мне не интересен. Совсем. И ни одна из наших встреч этого не исправила, напротив, только усугубила ситуацию. Донхён глубоко вздохнул и отвернулся на несколько секунд. Покачав ногой, он сглотнул слюну. — Я делал многое ради тебя, — теперь от нежных и ласковых нот в его голосе не осталось и следа. — Дарил подарки, пытался проявить внимание, узнавал, что тебе нравится, поддерживал, проводил время и надеялся, что однажды ты увидишь что-то под слоем простого спортсмена с не самыми лучшими манерами. Я влюблен, Джин, — Донхён криво усмехнулся, — вообще не представлял, что когда-нибудь такое может случиться, но я влюбился по уши. Я очень хотел быть достойным тебя. — Да пойми же ты, что дело не в том, достоин ли ты меня! — возразила Джин. Все эти попытки давить на жалость вызвали у нее дикое желание надавить ему на горло, да хорошенько. — Мы разные, вот и всё! У нас нет ни общих интересов, ни схожих музыкальных вкусов, мы по-разному проводим досуг, у нас разное отношение к учебе, и никто из нас не обязан меняться ради другого. Ты вот такой, а я вот такая. Нужно с этим смириться и идти каждому своей дорогой. — А я читал, что противоположности притягиваются. — Нет, так не бывает! Людям не о чем говорить, если они разные, и нам с тобой точно не о чем. Найди себе девушку, которой будешь нравиться именно ты, таким, какой есть, а их — тьма! Выбирай любую, устраивай свидания, я даже духи эти ей отдам, — Джин встала со скамейки и подала Донхёну пакет. — Почему именно я? Почему не кто-то другой? Чем они хуже? — Тем, что они — не ты, — Донхён тоже встал, подошел к Джин вплотную и крепко сжал ее талию. — Я люблю тебя, хочу тебя, хочу ходить за ручки, как в этих романтических фильмах, есть мороженое, гулять, тайком целоваться в универе, видеть тебя на трибунах… — Прекрати! — Джин предприняла попытку выбраться, но Донхён держал ее слишком крепко. — …в первых рядах, — продолжал он, не собираясь ослаблять хватку. — Я не могу не думать о тебе, ты всё время в голове и не выходишь оттуда, и что самое обидное — ты не замечаешь моих стараний, видишься с кем угодно, но не со мной. Теперь мой вопрос: чем все твои дружки лучше меня? — Тем, что они — не ты! — вскрикнула Джин так громко, что обернулось несколько человек, и Донхён наконец-то опустил руку, сделав маленький шаг назад. — Ты не понял еще разве, что у меня есть парень? Тот друг на тачке — это мой парень, мы начали встречаться после того, как я сдала английский, — уже спокойнее проговорила Джин. — Я люблю его, а сюда пришла только потому, что хотела объясниться и перестать ранить твои чувства, но если кто-то из нас и не ценит старания другого, так это ты! Прошу тебя: уйди, давай закончим с этим. Мне надоело играть в эти игры. — Хах! Придумай что-нибудь новенькое, тот красавчик из караоке тоже назвался твоим парнем, как и этот шкет, да и Хан, с которым вы ездили за «интересными вещами». Слишком много сказок, я больше не верю в это. Хочешь прекратить мои попытки тебя завоевать — выдумай что-то поправдоподобнее. Джин стала красной от злости, рука едва было не прилетела по щеке Донхёна, губы сжались в полоску, а всё тело трясло от дикого желания что-нибудь сломать. — Думаю, зря ты не веришь, — сказал кто-то позади Донхёна. Чан подошел к Джин, крепко обнял ее, вздохнувшую с облегчением, и выразительно осмотрел несостоявшегося соперника с ног до головы. — Бан Кристофер Чан, тот самый друг на тачке и парень Джин. Наконец-то мы познакомились, — протягивать руку он не стал, вместо этого поглаживая Джин по талии и целуя ее в макушку. Донхён, стоявший, словно громом пораженный, посмотрел за спину и увидел махнувшего ему Чанбина, прокричавшего что-то вроде: «мы уже знакомы, говорили по телефону, надеюсь, помнишь!» Донхён помнил их всех, и теперь наконец-то картина сложилась. Восемь человек: Минхо-Лино, Хан, неизвестный голос, ныне стоявший неподалеку, красавчик из караоке Хёнджин, шкет из экономфака, вроде как Чонин, мужик, который совсем не мужик, по имени Феликс, полицейский и самое загадочное — тот самый друг на тачке, которого теперь Донхёну «посчастливилось» лицезреть воочию. Слабая надежда на то, что Джин пытается его обмануть, еще теплилась в груди, но когда Чан наклонился к ее губам, а она ответила, всё встало на свои места. — Ты можешь быть кем угодно, но унижать себя я не позволю, ясно? — прошипел Донхён и кинул пакет с духами под ноги Джин. — Только помни, что она гуляет и катается на машине со всеми твоими дружками, а не только с тобой. — Я знаю, — с легкой усмешкой ответил Чан, — и меня это ни капельки не смущает. Сложно, наверное, быть таким неуверенным в себе человеком, как ты? — Я еще раз повторяю: унижать себя я… — Донхён сжал ладонь в кулак и замахнулся, но Чан не переставал улыбаться. — Давай, попробуй, — тихо, но жестко сказал он, отошел от Джин, сделав несколько шагов вперед, и наклонил голову вбок. — Ударь, и посмотрим, что из этого выйдет. Поверь, я слишком долго терпел то, что ты вьешься вокруг моей девушки, и я без раздумий приложу твое личико к асфальту и сломаю пару ребер. Так что решайся. Донхён громко задышал от злости, мечась и переступая с ноги на ногу, как цепная собака, но глядя в непроницаемые глаза Чана, он сдался, развернулся, пнул пакет с духами и едва ли не убежал прочь. Веселый смех Чанбина было слышно за километр. Успокоившись и стерев выступившую слезу, он махнул рукой, зазывая друзей в машину. Джин села на заднее сидение и сложила руки на коленях, не понимая, что она чувствует. В какой-то момент ей стало страшно, что Донхён что-то сделает с ней, но ярость была сильнее испуга. А когда появился Чан с весьма несвойственным ему настроением… дальше всё как в тумане. Конечно, Джин надеялась, что они не подерутся, но отнюдь не потому, что переживала за Донхёна, а потому что у Чана могли быть проблемы. Кто кого переиграет, было и так очевидно. — Если он подойдет к тебе вне аудитории ближе, чем на три метра, я точно ударю его об стену головой столько раз, сколько он к тебе приставал, — Чан тоже был зол, очень зол, и Джин нежно положила руку на его колено, а голову — на плечо, когда Чанбин тронулся с места. — Нужно было мне сразу же вступиться за тебя, а не ждать столько времени. Мудак! — Успокойся, всё уже позади. И я опять оставила подаренные им цветы, — усмехнулась Джин, начав гладить Чана по волосам. — Я твоя, и это ничто не изменит, а он… так, просто одногруппник, у которого что-то не так с дурной головой. — Если не хочешь, чтобы эту дурную голову разбил Чан, то и я могу, — рассмеялся Чанбин, смотря на Чана и Джин в зеркало заднего видения и умиленно улыбаясь. — Да и Лино может, и Хани тоже, и Чонин, несмотря на свой вес, так наваляет, что мало не покажется. — Почему-то я в этом не сомневаюсь, — поддержала Джин, стараясь разрядить обстановку. — Чани, ты останешься сегодня на ночь? — Завтра — обязательно, сегодня у нас с Бинни есть дела, — Чан устало разлегся на заднем сидении, положив голову на коленки Джин и складывая скрещенные руки на груди. — Не переживай, драк не будет, просто нужно заехать в одно место и поговорить с охраной и хозяином, да и те взрывы… Пытаемся узнать у знакомого полицейского, что случилось на треке, участок, в котором работает Сынмин, этим не занимается. — Да, конечно, я понимаю, — слабо отозвалась Джин и наклонилась к Чану, поцеловав кончик его носа. Сейчас у нее было чувство, будто с нее спали оковы по имени Пак Донхён и за спиной отросли крылья. Теперь вместо злости ей хотелось налить себе бокал фруктового вина и отпраздновать, даже если в одиночестве.*****
Пак Донхён шел вперед вразвалку, наконец успокоив дыхание и злость. Он чувствовал себя преданным, униженным и растоптанным девчонкой, которая никогда в университете популярностью-то не пользовалась, в отличие от ее подружки Йоны. Бан Кристофер Чан… Как официально! А еще длиннее нельзя было? Или тихоня Джин намеренно ищет себе мужчин с тачками, мотоциклами, мудреными именами с налетом иностранщины и непомерным эго? Донхён увидел брошенный бычок и повернулся к другу, который всё это время наблюдал за ними издалека. — Я же говорил, что тебе ничего с ней не обломится, — хмыкнул друг, но не рискнул смеяться в открытую. — Я хочу с ними всеми разобраться. Так бы и отпинал… — шаркая ногой по земле, сквозь зубы проговорил Донхён. — Чувак, ты их видел?! — друг поперхнулся, тут же закашлявшись. — Да они тебе почки отобьют с двух ударов, даже если будут действовать в одиночку! Ты забыл, что мы с парнями уже пробовали порешать этого красавчика, как там его… неважно! Даже он легко с нами справился. А еще этот полицейский! Тебе не хватило того, что из-за твоих просьб у Шим Джихо могут быть проблемы? Прекрати выдумывать ерунду. — Тогда мне нужно было знать, что Джин дома и что не врет мне, — ответил Донхён, хоть и понимал, насколько безрассудно было посылать Шим Джинхо, чтобы тот взломал замки в доме и прокрался на второй этаж. Еще и следы оставил. Идиот. — Но она, похоже, была у этого Бан Кристофера Чана, — Донхён прищурил глаза, кое над чем задумавшись. — Мун Джин будет моей, хочет она того или нет, и у меня есть одна идея.