Beguiling Damnation /// Очаровательное проклятие

Уильям Шекспир однажды написал: «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». На поверхностном уровне было довольно комфортно читать этот небольшой отрывок, который намекал на бессмыслицу ярлыка, навешенного на нее людьми, о которых она едва ли заботилась. Однако она не могла не подумать, что если бы Шекспир был Элеонорой Маргарет Грин-де-Вальд, он бы приберег этот оптимизм для другого раза. Истина, как и значение имени, субъективна. Но, как и все субъективные вещи, люди, как ни парадоксально, умудряются быть особенно невежественными по отношению к этому факту. Говорят, что историю пишут победители, а победителей часто называют героями. Но как насчет злодеев? Возможно, несмотря на их многочисленные проступки и преступления, было время, когда эти люди просто шли по пути, проложенному несчастьем, которое они в конечном итоге увековечили впоследствии. Можем ли мы честно сказать, что наша мораль и этика полностью обусловлены нашим хорошим характером, а не являются результатом испытаний и несчастий — или их отсутствия, — с которыми мы познакомились? Это история о злодеях, и, как вы знаете, у нее нет счастливого конца. Но, по крайней мере, это правда. Вроде того. Возможно, правда субъективна, но ложь часто не является таковой. Самая большая ложь, которую когда-либо говорили, заключалась в том, что дьявол — это страшное существо с красной кожей и рогами, которое царит в аду. Во всем этом шуме и политике слишком легко забыть, что когда-то он был ангелом и что он находится не в аду — а в нашей реальности. Том Реддл был самым обманчивым дьяволом из всех, а с кем лучше танцевать, как не с тем, кто сожжет мир дотла только ради тебя? _____ Он стоял перед ней, смотря на неё своим пронзительным взглядом, который она так хорошо знала и в котором можно было прочитать внутренний конфликт. Напряжение их дуэли излучалось сквозь них и распространяло опасную энергию, отражающуюся в воздухе, заставляя ее сердце биться немного быстрее, чем ей хотелось бы. — Ты монстр! — завыла она на него, и слеза скатилась по её щеке. — И все же тебе не все равно, — его голос был насмешливым, и как нож вонзился в ее колотящееся сердце. — Да, — тихо прошептала она, закрывая глаза, чтобы подавить набежавшие слезы. Она не могла не поддатся всем тем чувствам, которые она подавляла все это время; это была плотина, которую она построила, и наконец, она прорвалась, и как только это началось, даже он не мог остановить ее разрушение. — Почему? — спросил Том; его вымученные глаза искали ее, а его поза была неподвижной. Казалось, он умолял ее дать ответ. Чего-то, что могло бы все объяснить. Он терпеть не мог непонимания чего-то и чувствовал, как в нем пульсирует ярость. Элеонора никогда не видела его таким напряженным. Его обычная спокойная и собранная манера поведения отступила на задний план, открыв другую его сторону, полную чистого хаоса. Его глаза мерцали между любовью и ненавистью, в них горели и застывали угли, в его сознании шла тихая война, в которой мог быть только один победитель. — Потому что только монстр может любить другого, — с грустной улыбкой признала Элеонора, и ещё одна слеза скатилась по бледному шраму на ее щеке. Собравшись с силами, она приготовилась умереть. Ожидая, когда блаженная молитва «Авада Кедавра» сорвется с его мягких уст, которые стали ей так хорошо знакомы. Элеонора спокойно вздохнула, наконец-то готовая избавиться от своих невзгод. В конце концов, если кто-то и должен был покончить с ней, она была рада, что это он. Но этого так и не произошло, потому что монстр перед ней не смог сделать то, что всегда клялся сделать. В тот момент Том понял, что не может разрушить все на своем пути к порядку и власти, потому что, возможно, порядок и власть были так же важны, как и она. Она почувствовала, как холодная рука коснулась ее щеки, и ее дыхание перехватило от ощущения того, что он так близко. Она не осмелилась бы открыть глаза, если бы все это было сном. И с этим он вел войну с окружающим миром, но никогда не позволял ни царапине украсить ее кожу.