гтд: драбблы

Проливной питерский дождь, поздний вечер, Юра Смирнов останавливается на полпути, потому что слышит тихий писк под мусорным баком. Дело вроде бы ясное, но природное любопытство заставляет присесть, подбирая полы пальто, и заглянуть под бак. Из-под бака на него смотрят два слезящихся больных глаза. — Кис-кис-кис, — зовет Юра неуверенно, протягивая под бак руку. Это для Юры нетипично, он не из тех, кто сходит с ума по маленькому и милому, но он а) не бессердечен б) импульсивен. Мокрый и истошно царапающийся за свою жизнь комок отправляется под полу пальто. Но куда его? Юра замирает. У него есть конспиративная квартира, на которой не место ничему живому, и комната в коммуналке, которую он навещает раз в пару недель. А дитям, какими бы пушистыми они ни были, нужен дом. Лена впускает без вопросов. Подставляет полотенце, уносит его, пищащее, на кухню. Юра идёт следом, топчется неловко. — Просто не знал, куда с ним… — поясняет, пока Лена уверенной рукой медика совершает манипуляции. — Я дома неделями не бываю… Костя тоже… — Лучше бы к Косте, — отвечает Лена, подкладывая к полотенцу бутылку с горячей водой. — У нас его держать нельзя. — А что так, — расстраивается Юра, уже нафантазировавший, как смешная котёнка будет мурлыкать на коленках, когда он приходит в гости. — Так у Феди аллергия на кошек, — Лена чешет котенка между ушей указательным пальцем. — Иначе б я всех со двора перетаскала. Федя приходит минут через двадцать. Ещё из прихожей радуется: юркино пальто, что ли? Вот так здрасьте! Потом удивляется, заглянув на кухню — здрасьте еще раз, что тут за лазарет? Тоже трет малыша пальцем, только под мордочкой, умиляется — ты смотри какая кроха, Смирнов, твой, что ли? Не распознал в тебе кошатника, каюсь. Как назвал, блох гонял? Минут через пять начинает ожесточенно тереть глаза, извиняется, выходит. Юра слышит из ванны несколько громких чихов и невнятную ругань. — До завтра у нас побудет, там я его девочкам с работы передам, — говорит Лена спокойно, собирая чашки со стола. Обсохший и напоенный из пипетки котенок спит округлившимся пузом сверху. — Видишь, Юр, судьба такая. Не быть мне ни матерью, ни чокнутой котовладелицей. Юра никогда не знает, что ответить, когда Лена об этом шутит (никто из них не знает, только Федя порой бухтит «Лен, ну что ты говоришь…»). Прощается с ней и с Федькой. Ночью потом ворочается дома, думает, что ему тоже не быть котовладельцем, даже через вторые руки, а ведь уже запомнил вес котенка на ладони и громкость, с которой тарахтит накормленное существо. Вот ведь жестокая судьба, сводит вместе людей с несочетаемыми потребностями. Хорошо, конечно, что все компенсирует любовь. Но обидно, братцы, просто обидно идти на поводу у судьбы. Годовщина свадьбы у Прокопенко наступает через полгода. Отмечают скромно, чисто семейный круг, бутылочка вина (даже Игорю немного наливают, а он пьёт, чтобы быть как взрослый, хотя и морщится по-детски). Лена с Федей обмениваются подарками, потом Костя, Игорек встревает с открыткой. Юра последний, и он знает, что от него, с его вечными долгами, ничего особо и не ждут. А он между прочим старался. И с нервным предвкушением выкладывает на стол конверт. Прокопенко переглядываются. — Подсказок не будет? Ну ладно… — Федя вскрывает, достает одинокую фотокарточку и разглядывает её, держа двумя пальцами. — Это что, крысы? Гоблины? — Котята, — поправляет Лена. — А почему бритые… больные, что ли… — Это сфинксы, — говорит Юра быстро. — Порода такая. Они совершенно здоровые и заводчики скоро будут их продавать, и, гм, пока ещё можно выбрать любого из тех, на которых нет ленточек, и, и они гипоаллергенные — видите, у них даже ресниц нет… Федя молчит. Костя молчит. Все молчат, пока Лена разглядывает фото. — Депозит можно забрать, — нервно уточняет Юра. — Они, наверное, мёрзнут зимой, — бормочет Лена. — Нужно будет связать одежки. — Какие «они», — тревожно понижает голос Федя. — Лен, сказано же — одного… — Юра сказал, свободны все, кто без ленточек… — Лена! Мы даже не знаем, сколько они стоят… Юра пьян от восторга, немного в ужасе и переживает самое большое адреналиновое похмелье в своей жизни. Ему нужно покурить. Он выбирается на лестничную клетку. Следом выходит Костя, молча даёт прикурить. — Как думаешь, не слишком? — спрашивает Юра (Костя в его глазах эксперт по всему прокопенковскому и он инстинктивно ждёт от него оценки, как в школе). — Я думал принести сразу котенка, но вдруг бы им не понравилось? Не возвращать же потом, как-то не п-па-людски, да? — Костя пожимает плечами. Приоткрывается дверь, выглядывает Федя, и Юра переключается на него, разгоняясь ещё сильнее, до стука сердца в ушах: — Ну как там? Лена выбрала имена для всей корзинки? Б-брат, я вас люблю, но не хочу брать займ на покупку кошек… — Сторговались на двух: хорошенького мальчика и миленькую девочку, чтобы вязать парные свитера разных цветов, — усмехается Федя. — Н-неплохо, неплохо. Может, ещё сами разводить будете, — оживляется Юра. — Ты вообще как? Не па-против? Я знаю, Лена любит кошек, а ты… Федя цокает языком и вдруг притягивает его в крепкое, до хруста костей объятье — Юра от неожиданности взмахивает руками и роняет пепел ему за воротник, а Федя и не замечает, и когда отстраняется — улыбается от уха до уха. — Молодец, Юр. Просто молодец. — Ага, я. Да. Здорово, — Юра тоже расплывается в улыбке. Федя хлопает его по плечу ещё разок и бежит назад в квартиру, прыгая через ступеньку. — Если ты так всучишь Игорю собаку, я тебя с ней гулять заставлю, — сообщает Костя, выдыхая дым. — Я? Что? Нет, что ты! Я и собак-то не люблю! — быстро возражает Юра. Костя смотрит в ответ так, как будто Юра сказал, что ограбил его престарелую мамулю. — Что? — Костя только качает головой. — Нет, они не плохие… и если надо, я могу… мне подарить Игорю собаку?.. Костя ещё несколько секунд удерживает мрачное лицо, но потом ухмыляется и треплет Юру по волосам.