Не завидуйте.

…Долго пир длился, уж вечерело. Сильно захмелевшие бояре начали кричать «танцоров сюда! Певцов! Веселья охота!» Царёвы музыканты тут же играть начали мелодию весёлую, и танцоры из дверей выбежали, в основном молодые парни –в чёрных одеждах, и девушки – в алых платьях. Бояре засмеялись, свистеть стали, некоторые тоже с мест своих повскакивали. Иван долго ждал этого момента - сейчас выйдет ОН. Танцоры хором затянули: - Как по горкам, по горам, белый лебедь летал! – на этих словах из дверей выбежал Басманов, легко запрыгнул на стол (для удобства три стола было – на двух боковых ели, а средний пустой стоял и теперь все поняли, для чего), и давай перед царём прыгать, и так, и сяк двигаться, кружиться. А как красив он был! Платье белое развевается, волосы тёмные подлетают вместе с движениями головы; бусы, браслеты, серьги – всё нацепил на себя Фёдор, и вся эта красота звенела да блестела отменно! А на голове – царь умилился – венок из цветов. Да из каких цветов! Васильков синих, полевых, под цвет глаз Фединых. Бояре тогда посмотрели, мол, кто это такой, что на стол сразу, с первых секунд взобрался. И, скажу я вам, немногие узнали в ЭТОМ Федю Басманова, лишь единицы. Первая же мысль была у многих: «Что это за девушка такая? На стол ещё взобралась, смелая чтоль, слишком? Наверно, царя новая полюбовница…». Даже отец родной его сперва за девку принял. Да только потом молва пошла, что это Федька, сын Алексея… И тогда, те, кто потрезвее был, шептаться начали, мол, чего это он в бабьем летнике пляшет? А песня всё продолжалась: - Белый лебедь летал, лебёдушку выкликал! Белый лебедь летал, лебёдушку выкликал, лебёдушка выходила, со лебедем говорила! – на этих словах по бокам от стола девушки в платьях кружиться начали. - Лебёдушка выходила, со лебедем говорила, невестушка услыхала, отцу, матери сказала! Как отец, то и мать пошли лебедя гонять! – Фёдор босиком стал от одного края стола к другому перебегать, попутно тело изгибая, да кружась. И хоть танцем он был увлечён, всё вокруг себя примечал – и лица бояр мерзкие, и взгляд царя жаркий, и… Никиту Серебряного. Стоял он смирненько у стеночки, особо не отсвечивал и на Федю смотрел внимательно, жадно… Как понял потом опричник, незваным гостем Никита был… Иван Васильевич тоже глаз от опричника молодого оторвать не мог. Как легки его движения, как сам он лёгок! Очень понравились стопы, на которые раньше внимания не обращал – такие изящные и подвижные. Царь буквально пожирал его глазами. - Как наш лебедь собрался, оперился, поднялся, полетел наш лебедин вдоль по улице один! Глянул, глянул молодец на высок, новый крылец! – тут Басманов стал легко и высоко подпрыгивать, точно подлетая, юбка водопадом струиться, рукава, точно крылья разлетаются. И вдруг Федя сам запел, один, да красиво как, громко: - Неспесивая сударушка в гости идёт, а под правою полою кувшин мёду волокёт! Затем девушки за ним подхватили: - А я мёду не пью, виноград не беру! А я свою сударыню вином, чаем напою! А после и бояре, распалённые весельем, подключились: - Напою, накормлю, на весь народ объявлю!.. – Фёдор вытанцовывал прямо перед царём и смотрел тому в лицо с широкой улыбкой. И Иван тоже запел, громко, так, что Федя услышал: - На весь народ объявлю, что хорошего люблю!¹ Федя рассмеялся от восторга и переполнявших его чувств и опять принялся, подпрыгивая, притопывая, да прихлопывая, пуще прежнего плясать, ноги поочерёдно поднимал. Да высоко как, они ему почти до плеч доставали! А в платье в этом, ох, как срамно это смотрелось… Царь еле сдерживался, что бы прямо сейчас не прижать крепко Федю к себе за талию, не впиться в эти губы алые, да не утащить в палаты в сию же секунду. От нетерпения опрокинул сразу два кубка с мёдом хмельным. А Фёдор продолжил подпевать: - Как по горкам, по горам, белый лебедь летал, белый лебедь летал, лебёдушку выкликал! Белый лебедь летал, лебёдушку выкликал, лебёдушка выходила, со лебедем говорила! – и при этом кружиться быстрее прежнего, как юла, и перемещаться по всему столу. Музыка на мгновение смолкла, и Федя замер. Дышал часто, но при этом улыбался широко, и взгляд был такой счастливый!.. Но бояре разом захлопали в ладоши в такт музыке, и музыканты продолжили мелодию, а танцоры песню: - Как по горкам, по горам, белый лебедь летал, белый лебедь летал, лебёдушку выкликал! Белый лебедь летал, лебёдушку выкликал, лебёдушка выходила, со лебедем говорила! – конец песни. Басманов исполнил последние прыжки, топнул ногами и замер опять прямо перед царём. Заглянул ему прямо в глаза и испугался: взгляд Ивана потемнел, похоть так и исходила от него. Понял Фёдор, что ночью ему нехорошо придётся… Или наоборот, очень хорошо?.. Бояре, всё ещё смеясь и пританцовывая стали к столам подходить – подкрепиться, да выпить, да опять плясать отправиться. Басманов тогда подлетел почти без сил к царскому столу и пролепетал с одышкой и хитрой улыбкой: - Царь-Иван!.. Дайте испить!.. Умаялся, государь!.. А Иван им загляделся: щёки раскраснелись, волосы растрепались, грудь часто вздымается, венок на бок съехал. Потом протянул ему свою чашу с мёдом, а пока Фёдор пил, всё ещё глядя в глаза государю, проговорил с улыбкой: - Хорош, Федька! Бесëнок, ну держись у меня! Фёдор допил, шумно кубок на стол поставил, улыбнулся ещё более хитро и протянул: - Спасибо, надёжа-государь! - кокетливо повернулся и удалился. Много раз ещё в этот вечер Фёдор перед царём плясал, а царь с него глаз не сводил. Вечером вернулся опричник в палаты, так Иван практически с порога на него и набросился. И ночь у них долгая была... Грозному еле терпения хватило Федю подготовить, а дальше драл Иван юношу в своё удовольствие, как хотел, вертел по-разному, словно девку распутную. После третьего раза удалось страсть окончательно унять. Вконец вымотал царь Феденьку бедного, поэтому как только они закончил, тут же и уснул. А царь довольный прижал его к себе крепко, да тоже засыпать стал…