Моя семья и Крис Редфилд

      Я научилась правильно держать нож раньше, чем читать и писать. Папа подарил мне первый раскладной перочинный ножик на третий день рождения. Он казался мне настоящим мечом. Помню реакцию мамы, которая удивлённо посмотрела на папу и пыталась его убедить, что мне ещё рано. Мне еще не давали в руки игрушки с пометкой 6+, но зато я абсолютно гордая и счастливая стояла в гостиной с новым ножом в вытянутой руке и слушала спор родителей. Папа всегда нервничал и повышал голос в делах, касающихся моей безопасности, и никакие аргументы мамы не могли его переубедить, если он что-то для себя решил. Я не знаю, было ли это правильно, но мне нравилось.       Поначалу мне было сложно даже раскрыть его двумя руками, это хороший жесткий нож с фиксирующимся лезвием. Пусть маленький короткий — какой можно было носить при себе без специального разрешения в любом возрасте. Он до сих пор всегда со мной. На нем есть гравировка с розой на одной стороне рукоятки и моим именем с другой. Мало что помню из раннего детства, но эти бесконечные тренировки не забыть. Часы отработки движения доставания ножа из кармана и быстрого раскрытия его одной рукой с последующим перехватом в правильную позицию. А сколько слёз пролито от случайных порезов, которые провоцировали скандалы родителей и отбирание мамой ножа. Но я всегда его находила и упорно продолжала. Никто меня не заставлял. Разве что иногда.       — Враг не должен успеть понять, что ты ему угрожаешь. Это его разозлит и спровоцирует. Всегда носи нож в одном месте, чтобы достать быстро. Это твоё оружие, ты должна знать его, как себя. Двигать им, как своим телом.       — Господи, Итан, она же ещё малышка, — в который раз начала мама, наблюдающая за нами с качели.       — Жизнь научила быть готовым ко всему.       — Только, пожалуйста, осторожно.       — Никогда не угрожай противнику, если ситуация вынудила достать нож — нападай. Раскрываешь уже быстрее, молодец. Теперь перехват. Лезвием вниз, остриём от себя.       Сколько раз я роняла нож в траву, прежде чем освоила этот перехват. Папа терпеливо наблюдал за мной, повторяя мои движения то одной, то другой рукой. Отсутствие двух пальцев ему не мешало, он тренировал обе руки. Мне хоть бы справиться с одной в три года. Я смотрела мультики, стоя посреди комнаты, и уже почти бездумно доставала из кармана нож, на ходу раскрывая, и перехватывала рукоять. За год тренировок нож мне смертельно надоел, но мы с ним действительно сроднились и поняли друг друга. На четвертый день рождения папа привел меня в подсобку и познакомил с Врагом. Он смастерил для меня тренировочное чучело довольно жуткого вида.       — Главное нанести первый болевой шок, чтобы враг понял, что ты будешь сражаться, а не сдаваться. Бей в ногу выше колена. Погоди, нет. Ты же не хочешь его убить или покалечить, верно? Это самооборона. Не укол, а взмах в сторону. Ты должна только порезать его. Главное не бойся и не тормози, делай всё быстро, как только достала нож. Он не будет ждать, пока ты решишься.       — Но он ждет, — заметила я, указав на уныло стоящего в ожидании своей участи Врага.       — Этот ждёт. Потому что он для тренировки. Настоящий не станет. Давай, попробуй.       Но Враг быстро наскучил и скоро портился. Тогда мы перешли к реальным подвижным тренировкам. Папа раздобыл где-то кевларовую защиту, и мы носились по двору. Я впервые узнала боевой запал в четыре года. Но папа учил всегда оставлять голову холодной и в первую очередь мыслить, думать над каждым движением. Это было сложно, я тормозила, мы начинали сначала. Но ужасно интересно и захватывающе. Такие были у нас игры.       — Ты не должна бояться ранить врага. Это твоя цель. Сейчас я твой враг. Не бойся, атакуй. Ты не причинишь мне вреда. Смотри, куда я уклоняюсь. Смотри на всего меня, а не туда, куда бьешь. Я могу закрыться руками. Я могу попытаться схватить тебя.       Однажды я всё-таки случайно ранила его, не помню, как именно это произошло, мы оба даже не сразу заметили это, но кровь потекла по папиной руке, я остановилась и испуганно посмотрела на него.       — Извини! Пап! Тебе очень больно?       — Мне не больно, малыш, потому что ты слабо бьешь. А должно быть больно. Понимаешь?       — Я так не могу.       — Ты должна. Иначе ты не будешь готова к реальному бою.       Помню, что я тогда очень страдала. От вида папиной крови весь мой боевой дух куда-то подевался. Я знала, что порезы — это очень больно. Я чувствовала на себе его боль. Мне никому не хотелось причинять страдания. Но папины страшные истории о том, что со мной может случиться, и какими злыми бывают люди вынуждали меня возвращаться к тренировкам. Параллельно с этим мама убеждала меня, что злые люди встречаются очень редко, и объясняла, что нож — это на самый крайний и, возможно, единственный в жизни случай реальной опасности и угрозы жизни. Наверное, только благодаря этому я не выросла параноиком и не бросалась на одноклассников с ножом, когда они меня обижали.       — Тебе не больно видеть своего ребёнка с оружием в руках? — услышала я однажды мамин вопрос.       — Мне будет больнее увидеть её где-нибудь в руках врагов совершенно беспомощной.       — Я боюсь, что ты воспитаешь её жестокой.       — Нет. Я… Нет, она просто сможет за себя постоять. Я должен её научить. Я никогда не перестану бояться за неё.       В детстве я не совсем понимала, что это должен быть за случай, и как понять, что твоей жизни что-то угрожает, если нападать на врага нужно на опережение, но мне и не представлялось вообще никаких случаев, поэтому всё было благополучно. О, я совсем забыла про Криса. А ведь он тоже участвовал в тренировках и лекциях по поводу того, что оружие никогда нельзя применять против людей без особой опасности с их стороны. Он тоже поначалу ссорился с папой, пытаясь убедить его, что мне ещё рано. Но с папой спорить бесполезно, особенно когда он сдвигает брови, а глаза страшно темнеют со спокойного серого цвета в угрожающий карий. Крис примирительно поднимал руки и отступал.       — Идём, я покажу тебе один классный приём.       Позже, когда я подросла, Крис познакомил меня с новым товарищем — тяжелым боевым ножом. Тут тренировки вернулись к старому доброму Врагу, который уже запал пылью. Крис вместе с папой укрепили его и нарядили в легкую армейскую броню. Мама снова ворчала. Я радовалась разнообразию, потому что беготня с «Розой» за несколько лет надоела смертельно. Теперь меня учили бить острием и колоть, применять силу. Где-то сих пор лежит конспект, написанный кривым детским почерком с не менее кривыми зарисовками, созданный под диктовку Криса, там строение ножа и его параметры, указания, рекомендации и основы ножевого боя. Не буду вдаваться в эти подробности.       Помню, как они решили продемонстрировать мне ножевой бой на практике, во дворе. Велели отойти подальше и встали друг против друга с этими большими страшными ножами. Поначалу интересного было мало, они выполняли разные приемы медленно, показывая мне по несколько раз и объясняя, что и как нужно делать. Но скоро им самим это, наверное, надоело, или они просто увлеклись, и начали бросаться друг на друга всё быстрее и быстрее без комментариев, только лезвия сверкали в руках. Я с интересом наблюдала, впервые задумавшись, кто же сильнее — папа или Крис? Наверное, всё-таки Крис, потому что он боец по профессии. Вот он уже сумел взять папу в захват и повалить на землю, но папа смог вырваться и повалить его следом, прижав сверху. Крис уклонился от удара, и нож вошел в землю по самую гарду около его головы. В ножевом бою главное — уклоняться. Большими красными буквами написано в конспекте. Крис перехватил свой нож и понес удар папе в бок, я вдруг испугалась, что он не успеет уклониться, но тут хлопнула дверь дома.       — Вы что, с ума сошли?! — крикнула мама, сбегая с крыльца. — Хватит! Итан, это что, кровь?! Чему вы учите ребёнка?!       Разумеется, моё детство состояло не только из суровых игр с оружием и тренировок. Там было много всего доброго, светлого и обыкновенного, как у всех девчонок, как у всех беспечных и любопытных детей. Самым лучшим, что там было, кроме родителей, был Крис Редфилд. Он частый гость в нашем доме и здоровское дополнение к родителям, я всегда считала его частью семьи. Крис рассказывал и показывал то, чего от мамы с папой было не добиться. Одно из первых воспоминаний, как я заваливаю его вопросами, и как впервые узнаю, что мой папа — герой, который спас меня от чего-то ужасного. А началось всё так.       — Пап, а где твои два пальчика?       — Случайная травма на работе. Был неосторожным.       — Какая травма? Расскажи.       — Ну, я… Не очень хочу об этом говорить. Неприятно, понимаешь? Больно вспоминать.       — Ладно, не надо.       Он явно говорил неправду, и хотя я тогда мало понимала, что такое враньё, но чувствовать его это не мешало. Сдаваться просто так я не собиралась, поэтому спросила у мамы. Версия была похожая, но, кажется, что-то там не совпало, и я заподозрила неладное. А память у меня хорошая с детства. Крис заходил не так уж часто, но я держала в голове все вопросы, которые хотела ему задать, и нападала, как только мы оставались наедине. Вот и тогда взобралась к нему на колени, вцепившись в шею и заставляя смотреть себе в глаза как на допросе.       — Крис, — шепотом, чтобы не услышал папа. — А ты знаешь, почему у папы двух пальчиков нет?       — Конечно, — улыбается он и обнимает меня. — Родители разве не рассказывали тебе? Когда ты была совсем малюткой, тебя украли страшные злые чудовища. А папа отправился тебя спасать. Ему было очень сложно, потому что врагов было много, и все сильные. Но он не сдавался, что бы с ним ни случилось, даже когда они откусили ему пальцы. Как бы его ни ранили, он шел спасать тебя. Он герой.       — Откусили? — я впечатленно смотрела на Криса, пытаясь понять, правда это или очередная сказка. Почувствовать Криса, как папу или маму я не могла. — Но ведь чудовищ не бывает.       — А с кем я по-твоему сражаюсь всю жизнь?       Это меня убедило. У Криса было много оружия и всего такого, чем можно сражаться с монстрами, не просто так ведь.       Ещё помню был момент, когда лет в шесть у меня созрел интересный вопрос. Толку от родителей как всегда не было, мама отправила к папе, а папа к маме. Было не очень удобно, я стеснялась, но вопрос был очень важный, знать мне нужно было позарез, и я решилась лично позвонить Крису и позвать его гулять. Вытащить его получилось не сразу, он всё-таки занят на службе, но спустя пару дней мы встретились у моего дома и пошли по заснеженной улице. Вроде бы, тогда он принес самую вкусную шоколадку, и я объясняла ему, что её нужно сосать, пока не растает шоколад, и только после этого жевать орехи, а он говорил, что сосать неправильно. Потом я долго молчала, настраиваясь на свой серьезный вопрос.       — Крис?       — Роуз?       — Откуда берутся дети?       Он поднял брови, потом опустил и посмотрел куда-то вдаль. Подумал с минуту. Потом указал на мой живот.       — Отсюда.       Я озадаченно ощупала это место.       — А как?       — Вот так, — он сделал кольцо из указательного и большого пальцев и сунул туда другой указательный палец.       Я ничего не поняла и вопросительно смотрела на него, дожидаясь продолжения.       — Не волнуйся, твой будущий муж знает, что делать.       — Я потому у тебя и спрашиваю.       — Почему?       — Потому что ты мой будущий муж.       Крис снова поднял брови.       — Я польщён, ваше высочество, но так не выйдет. Я для тебя старый.       — Вот и нет!       — Когда ты вырастешь, я уже буду седой, как этот снег.       — Тогда давай поженимся сейчас!       — Законы не разрешают.       — А мы тайно.       Крис тяжело вздохнул и достал сигареты. Я уже тогда поняла, что сейчас меня жёстко обломают.       — Прости, малышка, но я люблю другого человека.       — Сильно?       — Сильно.       — Ладно, — тут уж вздохнула я. — Люби.       — Можно?       — Да.       — Но тебя я всё равно люблю больше всех. Просто по-другому. Понимаешь? Любовь бывает разная.       Я не понимала, но верила ему. Конечно, родители его ругали, когда я мимолётом упоминала всё то, что слышала от него. Но я защищала его, как собака хозяина. Кстати, была одна история о собаке, только тогда эта роль досталась не мне. Это был день моего рождения, кажется, исполнилось десять. Конечно же, друзей у меня не было, и я сидела с кислым видом за праздничным столом с дурацкой короной на голове и смотрела, как мама накрывает на стол. Папа в третий раз вошёл в столовую и спросил, нравится ли мне эта рубашка, и понравится ли она Крису. Я ждала Криса, потому что он был моим единственным другом, не считая родителей. Но родители меня в тот день расстроили. Да, я была привередливой вреднюгой, но такое, наверное, случается у всех детей.       Не помню, что мне тогда подарили, мне всегда дарили что-то классное, но… Это была не собака! Я который год выпрашивала собаку. Хотя бы самую маленькую. А родители сопротивлялись, как могли, будто это было что-то нереальное. Я ждала Криса, чтобы пожаловаться ему на свою грустную жизнь.       Наконец-то раздался звонок в дверь, и папа бросился открывать. Обычно я тоже выбегаю встречать Криса, но в тот раз мне было, во-первых, грустно, во-вторых, я была в роли королевы, а значит мне полагалось сидеть на троне и встречать гостей там. Мама сняла фартук, поправила волосы и платье, позвала меня, но я мотнула головой и упрямо осталась сидеть.       — Эй, где же моя маленькая принцесса? — раздался из прихожей весёлый голос Криса.       — Я уже не принцесса, — заявила я, когда он показался в дверях. — Мне уже десять, я теперь королева.       — Королева Розмари, моё почтение! — он поклонился, едва не выронив три большущие коробки. Это что, всё мне?       В общем, как всегда, он задарил меня сверх меры. Мы сели за стол как обычно — мама напротив меня, папа напротив Криса. Они всегда обожали смотреть друг на друга и беспрерывно что-то обсуждали, вспоминали какие-то события, Крис рассказывал тысячу невероятных историй со службы. Мы с мамой были в роли слушателей. Но папа на самых интересных местах вечно обрывал его, бросая взгляд то на меня, то на маму. После торта начали звонить по Скайпу родственники. Выслушав поздравления тети Маргарет, я оставила её болтать с родителями и убежала к Крису, как раз можно поговорить. Влезла на диван рядом с ним, он обнял меня за плечи. От него всегда пахнет одеколоном и сигаретами. Мой любимый запах.       — Снова школа? — спросил он, наблюдая мою печаль.       — Нет. Родители.       — Что случилось? — удивился Крис.       — Собаку не подарили.       Озвучив это вслух, я была готова расплакаться, но только нахмурилась и сжала губы. Вот ещё, буду я плакать, тем более перед Крисом. Плаксу он в свой отряд не возьмёт.       — Оу, это… А ты знаешь, что за собакой очень трудно ухаживать? Это вечный ребенок, для которого нужно много всего делать и покупать. У тебя есть время и деньги? Ты готова стать мамой?       — Да. Я быстро делаю уроки. У меня есть время. А деньги есть у родителей.       — Но собака нужна тебе, а не им.       — Вырасту и всё верну.       Его это не очень убедило.       — Я просто очень хочу друга. Собаки это же верные друзья. Моя собака ведь будет меня любить, даже не смотря на мои странности?       — Тебя все будут любить, когда вырастут. Твои одноклассники просто пока глупые, и не понимают, какая ты классная.       — Но я хочу сейчас.       — Ладно. Хочешь, я буду твоей собакой?       — Как так?       — Буду делать всё, что делают нормальные собаки.       — Покажи!       Он встал на четвереньки на полу.       — Гав.       Я рассмеялась. Помню, что придумывала бедному Крису разные команды, он и лежал, и сидел, и лапу давал, и на спину перекатывался, и служил, и лаял.       — Собак надо выгуливать, — сказал он потом.       — Правильно! Идём. Ой, только нужен поводок. Сейчас.       Я побежала в свою комнату и отыскала какую-то верёвочку. Ошейника не было, пришлось просто повязать на шею. Крис послушно шел за мной на четвереньках.       — Па-ап! — крикнула я. — Мы гулять! Можно?       — Конечно!       — Крис, гулять! — скомандовала я и открыла дверь.       Надо было видеть, как Крис попытался в такой позе резво и весело выбежать во двор. Я старалась не натягивать верёвку, чтобы не мучать его, но это было такое классное ощущение — когда твоя собака тянет поводок. Мы ходили по двору, играли в ищеек, Крис брал след, бегал за палкой, лаял на птиц. Потом додумались взять оставшиеся от обеда кости, и он, как настоящий пёс, закопал их в саду.       — Собаку надо выкупать, — заявила я и потащила его в ванную.       — Гав! То есть, нет. Погоди. Собак нельзя часто купать. Шерсть портится. Лапы помыть можно.       — Ладно.       Вымыв своему любимому псу лапы от земли, я повела его в свою комнату. Мы вместе играли маленьким мячиком, что-то ещё творили, кажется, смотрели мультики. О родителях я благополучно забыла, пока папа не постучал в комнату с напоминанием, что пора спать.       — Чёрт, уже поздно, — сказал Крис.       — Нет, нет, нет, ты же сегодня моя собака! Собаки спят с хозяевами. Крис, пожалуйста, только сегодня!       — Ты представляешь, что подумают твои родители?       — Я им всё объясню!       — Нет, так не…       — Крис, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!       Он вздохнул и посмотрел на меня. Я волновалась, что он уйдет, и уже привычным движением достала из кармана нож и принялась перехватывать рукоять лезвием вверх-вниз.       — Слушай, когда ты это делаешь, мне не по себе.       — Извини. — Я убрала нож. — Ну пожалуйста.       — Ладно. Гав.       — Ура!       — Роуз, выключай, уже поздно, — сказал папа из-за двери. — Я зайду?       — Не надо, я переодеваюсь! Я уже почистила зубы и засыпаю! Доброй ночи!       — Доброй ночи, солнышко. С днём рождения.       — Спасибо, пап!       Я радостно запрыгнула в постель.       — Крис, ко мне!       — Нет уж, большие собаки спят на ковриках.       — Тебя ведь только подарили, ты ещё щенок.       — Ох, Роуз…       — Ты не должен говорить.       — Гав.       — Ко мне, ко мне!       — Гав.       Он всё-таки взобрался на мою кровать. Это действительно была очень большая собака. Скорее даже медведь. Я выключила ночник, обняла его и почти заснула, когда дверь тихо приоткрылась. У меня мелькнула мысль, что нужно спрятать Криса, чтобы родители его не выгнали. Но я уже почти что спала, и всё равно помню этот забавный момент, когда папа подошёл к моей постели.       — Крис?!       — Тише. Это не то, что ты подумал.       — Я ещё ничего не подумал… Что ты здесь делаешь? Я думал, ты ушел. Оставил телефон. Я звонил тебе на домашний и по Скайпу, а ты… здесь.       — Понимаешь, я собака…       — Что?       — Вы же не купили ей собаку. Поэтому мне пришлось… Я обещал сегодня быть её собакой. Сегодня ещё не закончилось.       — Господи, Крис, ты с ума сошел? Нельзя же так баловать ребенка.       — Можно… — пробормотала я сквозь сон и на всякий случай крепче сжала Криса, чтобы не убежал.       Когда он ушел уже не помню, всё-таки заснула. Чёрт, вспоминая это, я просто умираю со смеху. Я бы на месте Криса уже убила такого ребёнка. Почему он мне потакал? В любом случае это было весело, и я очень благодарна ему за каждую секунду, которую он мне уделяет. Интересно, а если бы я попросила сейчас, он бы встал на четвереньки?