ᛣᛉ
Весна шла своим ходом и, к удивлению небольшой компании друзей, принесла умиротворение. То ли гибель местного упыря, что чуть не погубил несколько школьников, поспособствовала спокойствию, то ли это было лишь затишьем перед бурей. Март, именуемый у ведьмагов протальником, пришел к своей власти согласно календарю, но тепло все никак не наступало. Старшие ведьмаги не вмешивались, чтобы искусственно помочь растаять высоким сугробам. Верхушки их стали слегка чернеть под ярким, согревающим солнцем, и только во второй половине месяца запели первые капели. Они радовали душу, за ночь превращаясь в длинные сосульки. По заданию Ягишны Виевны, юные ведьмаги выбегали из Подгорья к Пуще с кружками или другими чеплашками, когда солнце находилось в зените, и собирали по капле волшебную воду, стекающую с веток деревьев и крыш построек фермы. Потом эта вода, заряженная весенним солнцем, использовалась в приготовлении снадобий и отваров. Природа жила по своим законам и правилам, заставляя людей, даже если у них и были какие-то магические способности, просто терпеливо ждать. Несмотря на то, что снег еще лежал почти метровым, но уже рыхлым слоем на промерзлой после злой зимы земле, дикие птицы и животные уже вовсю чувствовали приближение долгожданного тепла. В Заколдованной Пуще громко пели перезимовавшие птицы, каждая из них запевала мелодию на свой лад; где-то на полянах виднелись частые следы зайцев и даже проснувшихся от спячки медведицы с медвежатами. А на ферме к концу месяца на улицу в солнечные дни стали выпускать куриц, гусей и уток, а также крупный скот с молодым поколением, чтобы те понемногу закалялись и втаптывали на пастбище семена трав поглубже в почву. Буран и Дуняша благодаря обряду опахивания смогли оправиться от коровьей смерти. И вот теперь молодой окрепший теленок резво скакал по притоптанным большими коровами сугробам в просторном открытом загоне, не отбегая далеко от мамки. Яриловцы, да и не только они, а почти все, кто проводил обряды на Малые Велесовы святки на ферме, уже несколько раз бегали их проведать. Хотя слухи о том, кем на самом деле оказался Никифор, несколько вселили страх у младших школьников перед посещением коровников. Сейчас же там всем заведовал совсем юный парень, общительный и розовощекий. Женька Тихомиров вскоре нарвался на очередную отработку и заодно пообщался с новым зверомагом (так официально назывались те, кто занимался кормлением, содержанием, разведением и изучением животных с помощью магии), да разузнал некоторые подробности. Юрий Рублев — так звали молодого фермера, учащегося на старших курсах Ведограда и углубленно изучавшего Зверомагию. Это был тот самый знакомый Астры, что частенько здоровался с ней в коридорах школы. Обычная практика — когда старшекурсники изучали какую-либо область знаний, готовясь сделать ее своей профессией. Помимо тонкостей ухода за живностью, местные зверомаги изучали особенности этих животных, а также умели чувствовать их настроение и состояние, могли влиять на него с помощью своего колдовства. Но делалось это строго по регламенту Ведограда, над местными животными эксперименты проводились редко и только для исследовательских целей, не предполагающих предоставления каких-то либо неудобств для скота. За каждым коровником, свинарником или птичником закреплялся свой зверомаг, полностью посвящавший себя труду и науке одновременно. Яромир, когда узнал, кто именно стал новым зверомагом — неприкрыто удивился. Он был немного знаком с этим парнем, хотя и пересекался с ним всего раз или два вне школы, так как и младший Полоцкий редко появлялся на светских раутах среди высшего ведьмаговского общества. В Подгорье же они едва кивали друг другу при встрече. Но Яромир, как и многие другие, был прекрасно наслышан о том, что семья Рублева занимается добычей драгоценных металлов, из которых и делались магические перстни. А то, что наследник такого дела взялся изучать Зверомагию — было странным. Неужели его родители так легко позволили наследнику уйти в другую отрасль? Дни шли своим чередом, сменяя один другого, продолжалось магическое обучение юных ведьмагов, являющихся надеждой большого государства — Магической народной империи. Шла масленичная неделя, конец которой пришелся почти на день весеннего равноденствия. В первые дни Масленицы, которую еще кличут Комоедицей, в столовой скатерти-самобранки стали угощать подопечных свежеиспеченными блинами с маслом, вареньем и разной более сытной начинкой. Этот день считался первыми закличками весны: приходит Ярила — Весеннее Солнце, да приводит с собой Лелю – Весну. Первые солнечные блины, появившиеся на тарелках, школьники складывали в салфетки, а потом относили к Пуще в качестве треб Медведю, олицетворению Велеса. Они раскладывали угощения на лесных пеньках. Онисим в эти дни был несказанно счастлив и сыт. Чуть позже проводились также весенние обряды, называемые вторыми закличками и посвященные дню Жаворонков: ведьмаги провожали зиму, пекли сдобных "жаворонков", которыми угощали у Пущи птиц, раздавали угощения первым встречным в коридорах школы, запевали песенки-веснянки. В блоках проводилась генеральная уборка, все помещения окуривались вереском и можжевельником, зажигая травы на сковороде. Следом выбрасывался весь скопившийся за зиму хлам (его у юных ведьмагов оказалось немало), а дальше все шли жечь обрядовые костры, в которых сжигали ненужное старье и очищали себя от ненужного груза. Многие, кто хотел сохранить здоровье или избавиться от болезней, прыгали через высокий огонь в костре. В этот день Онисим уже переживал за то, чтобы неразумные школьники не спалили к чертям его лес. Масленичная неделя подходила к концу, и пока снег растаял не до конца, был липким и податливым, наступили и третьи заклички. Школьники, большой и веселой толпой высыпавшие к Заколдованной Пуще, где на большой поляне был расчищен снег, водили хороводы и пели веснянки:Ой, весна моя,
Ты, весняночка!
Из-за темных лесов,
Из-за синих морей приходи!
Солнцем, светом озари!
Жаворонки, перепелушки,
Птички ласточки!
Прилетите к нам!
Весну ясную, весну красную
Принесите нам!
В тот же день проводилась игра-зимобор — взятие снежной крепости. Юные ведьмаги, забыв о том, что носили форму разных цветов и учились на разных курсах, поделились на две команды. С помощью простых заклинаний и заговоров, которые знали старшие, большой толпой построили огромную крепость. Мирослава, в команду которой попал Женька Тихомиров и его друзья Костик и Рома, заняли оборонительные позиции на самой высшей точке снежной крепости. Их команда должна была защищать, а вторая — свергнуть их временную власть. По обычаю, если у последней получится это сделать быстро — значит, весна совсем скоро на полных правах опустится на землю. — Ну, Морозыч, не потеряй свои перстни, когда будешь обкидывать нас снежками! — сказал ей Никита, снявший тулуп и натягивающий повыше перчатки, оставаясь лишь в рубахе и меховой безрукавке. — Не переживай, ради того, чтобы попасть тебе в лоб, — она быстро хлопнула его ладошкой поверх шапки-ушанки в районе лба, — не жалко и потерять! — Какие мы смелые! — хохотнул Вершинин. Он стал даже подпрыгивать в нетерпении. Их команда уже заготовила сотни снежков для первой атаки. — Давайте только без братоубийства, — фыркнул Яромир, который тоже был взбудоражен. Кажется, ему все это приходилось по вкусу, хотя по внешнему виду так сказать было сложно. Но его черные глаза будто блестели на мартовском солнце, переливаясь перламутровыми капелями. — Нет, ну это как пойдет! — весело воскликнула Мирослава и подмигнула другу. — Я серьезно! Она, не ответив, развернулась и побежала к снежной крепости, где ее ждал Женька, также разминавший плечи. Для парней это явно была не просто игра. Они готовились к настоящему бою! Прозвенел удар колокола и то, что стало происходить дальше — Мирослава помнила плохо. Преподаватели даже не пытались угомонить учеников, которые за зиму засиделись в школе и накопили слишком много «плохой» энергии. Приходила весна, приносившая все больше тепла и солнца, являющегося сильным магическим источником, поэтому юные ведьмаги избавлялись от старой и застоявшейся энергии, напитываясь новой, молодой и горячей. Наверное, это было даже согласовано и одобрено медзнахарями, раз те позволили всем выйти на улицу, где температура еще не поднялась выше нуля. Здесь ничего не делалось просто так. Не успел еще затухнуть звон колокола, как снежки полетели в обе стороны. Те, кто находился на крепости, бросились в прямую лобовую атаку с теми, кто пытался взобраться наверх. Они кубарем неслись вниз, бороздя снег. Вокруг слышались крики и смех, кто-то выкрикивал команды, пытаясь контролировать тот хаос, в котором уже сложно было различит где свой, а где чужой. Лишь светящиеся ленты белого и зеленого цвета на плечах помогали это понять. Игра длилась долго. Ни одна из сторон не хотела сдаваться, из последних сил борясь за свое место. И хоть те, кто оборонялся, знали, что они должны уступить место весне, игра захватила их настолько, что в азарте не хотелось сдавать позиции и проигрывать. — Мира, пригнись! — крикнул ей Женька, который поверх ее головы бросил большой снежный ком, от которого с трудом увернулся Никита. — Врешь, не возьмешь! — кричал во все горло яриловец и, вонзая пальцы в снег, карабкался выше. — Еще снарядов! — крикнул Тихомиров, и Рома с Костиком стали быстро налепливать и магией отправлять снежки к своему "предводителю". Тот, умело распределяя запасы, уже магией отправлял снаряды вниз. Он выглядел ошеломляюще в глазах Мирославы: плетя пальцами заклинания, стоял ровно и даже закрывал глаза, а снежки поднимались в воздух, кружа вокруг него так быстро, что казалось: парень будто становится снежной бурей. Никита, видя это представление, взмахнул одной рукой, очерчивая полукруг. — Скутум! — выкрикнул он недавно выученное заклинание щита, что мог отразить небольшую физическую атаку. Сдержать колдовство он не помогал. И да, несколько снежков, врезавшись в магическую преграду, лишь покачнули яриловца, но оборону не прорвали. Мирослава наблюдала за парнями, забывая осматриваться по сторонам. Везде, на каждом фланге их обороны шли "бои" за место под солнцем. Но тут она поняла, что давно не видела Яромира, который еще до этого так же, как и Никита, безуспешно пытался прорвать оборону спереди. Она вскочила на ноги, до этого почти лежа на животе и опираясь локтями в снег. — На Ратной магии ты бы долго не продержалась! (Примечание — Ратная магия — предмет в школе, обучающий ведьмагов сражаться с помощью подручного оружия, своей магии и при взаимодействии с силами природы) — Как ты... — Мирослава, застигнутая врасплох, как и все другие, кто не заметил взобравшегося Полоцкого, охнула. — Сдавайся, зима! — крикнул Яромир, привлекая всеобщее внимание и вскидывая вверх руки. — Как вы его проморгали?! — отвлекся от своей задачи Женька, но Мирослава в этот момент кинулась к одногруппнику, будто собиралась обнять. Но это не было ее целью! Не устояв, они вдвоем покатились вниз, чувствуя, как снег попадает за воротник, на оголившуюся поясницу и в уже промокшие валенки. — Ядрена вошь! — только и успел выдавить из себя Полоцкий, крепко прижимая к себе подругу, чтобы в случае чего контролировать ситуацию. Уже через несколько секунд падения они остановились. Еще не отдышавшись, парень еле приподнялся на локтях и нечитаемым взглядом посмотрел на Мирославу, которая лежала на спине, крепко зажмурив глаза, на которые низко сползла шапка, загораживая весеннее солнце. — Весна-матушка, скорей, Землю стылую согрей! На ветках листья распусти! Пускай бегут в лесах ручьи! Эта закличка, выкрикнутая Никитой, дала понять, что он все-таки как-то смог завладеть вышкой снежной крепости. На этом игра была окончена, прозвенел колокол. — Сумасшедшая! — буркнул Яромир, поднимаясь на ноги и протягивая руку в мокрых перчатках подруге. Та, широко улыбаясь, отмахнулась от нее, встав самостоятельно. — А ты думал меня так просто побороть?ᛣᛉ
— Ребят! — в тот же день, когда игра была закончена, Яромир шел к друзьям, протискиваясь между столами в столовой. Было время ужина. Он, отодвинув свой стул, сел на него, держа в руках перстневик. Похожий был и у Мирославы, но ей редко приходилось им пользоваться. Бабуля, судя по всему, так и не научилась им пользоваться, а папа по жизни был не особо разговорчив. — Ну и что поведаешь? — нехотя жуя фаршированные мясом блины, спросил Никита. Его волосы после бани были еще влажными. Масленица заканчивалась, и всех уже начинало подташнивать от одного только вида традиционных угощений. — Сейчас... — Полоцкий схватил один пузатый блинчик, засунул целиком его в рот и запил компотом, осушив стакан до дна. — О-о-о, княже, плохо мы, простое отребье, на тебя влияем, — стебал обычно степенного друга Вершинин. — Нет времени разглагольствовать! — осадил его Яромир, открывая перстневик. Он что-то там листал, пока все, спокойно поедая блинчики, ждали продолжения. — Мой брат Ярослав только вчера вспомнил, что у меня еще несколько недель назад должен быть день рождения. Видите ли, члены моей семьи настолько привыкли, что он у меня отмечается раз в четыре года, поэтому вообще о нем забывают. Девочки неловко переглянулись, а Полоцкий, заметив эти сочувственные взгляды, просто отмахнулся. Ему не хотелось вообще на этом акцентировать чье-то внимание. — Неважно. В общем, он обмолвился, что скоро в Санкт-Петербурге будет какое-то важное Весеннее собрание, на которое должна прибыть и Алена Васильевна. — Скоро — это когда? — спросил Никита. — Не знаю, дату должны указать предсказатели. У Ярослава такую информацию спрашивать я не стал, да и вряд ли он мне бы сказал. — И как мы ее тогда узнаем? — уточнила Астра, припомнившая, что старший сын Полоцких работал в отделе "Гром", разведка. — Для этого у меня есть еще один брат, — криво улыбнулся Яромир. — Он пообещал сказать. — Так уж прям и пообещал? — недоверчиво спросила Мирослава, повернувшись к другу. После того, как опахивание чуть подзабывалось, им от Владимира досталось прилично. Ратиборец, не стыдясь в выражениях, ярко высказал все, что думал о их поведении. Яромир посмотрел на нее каким-то хитрым взглядом. — Его на это собрание не приглашали, но начальник Ратибора обещал дать долгожданный выходной. И об этом он точно поделится. Для ратиборца выходной — чудо. — То есть, Хозяйки именно в этот день не будет в школе? — оживилась Мирослава, только об этом и думавшая уже несколько недель. — Да! — кивнул черноволосый яриловец, хватая с тарелки еще один блинчик. — Тогда нам нужен какой-то план... — заволновалась Иванна, инстинктивно наклонившись над столом. Астра схватила волосы подруги, удержав их над тарелкой. — Ой! Спасибо... Вытащив из сумки мраморную китайскую палочку, девочка заколола ей пучок на голове. — Рационально ли будет идти всей толпой? И кто нас вообще отпустит? — задала вопрос Астра, откинувшись на спинку стула. — Вам вообще идти не обязательно, зачем вы будете лишний раз рисковать... — неуверенно произнесла Мирослава, вылавливая ложкой в компоте плавающую курагу. — Ага, размечталась! Опять хотите все приключения себе присвоить? — фыркнул Никита, чуть не выронив вилку из руки, когда взмахнул ею сильнее, чем хотел. — Идем вместе! А дальше будем действовать по обстоятельствам! — Вообще-то, перед походом на погост я тебя пытался разбудить, но ты дрых без задних ног! — запротестовал Полоцкий, а Вершинин негодующе выпучил глаза. — Нормально, емае! А раньше можно было предупредить, чтобы я не засыпал?! — Будто это бы помогло, — еле слышно пробурчал черноволосый яриловец, но тут же решил прекратить все споры. — Хорошо, тогда решили! Идем вместе, как только Владимир объявит о своем выходном.ᛣᛉ
Апрель, месяц березозол, вошел на свой пост ровно в срок, прогнав последние мартовские холода. Снежный покров таял медленно, постепенно наполняя землю влагой, а с крутых пригорков даже полились звонкие ручьи. И хоть с утра лужи были покрыты тонкой коркой льда, небо с каждым днем становилось все голубее и выше. Солнце, все еще обманчивое, но такое теплое, ласково согревало каждого, кто подставлял ему лицо. В Заколдованную Пущу каким-то немыслимым образом возвращались птицы с юга, зимовавшие в теплых краях. Лес наполнялся суетой и шумом: строились новые гнезда, старательно латались старые. Птицы пели гимны своей малой родине только на им понятном языке. Скворцы, грачи, дрозды и малиновки и многие другие осваивали удобные ветки, выплясывая на них веселые танцы и отдыхая после долгого возвращения. В первый день апреля чтили домовых, шутили друг над дружкой шутки, прятали вещи, как любил это делать сам домовой, и ставили на каждом подоконнике ему угощения. В этот день прям с утра у Мирославы пропала домашняя работа по Славянской мифологии. Девочка обыскала всю спальню, даже спускалась в библиотеку, находившуюся в их хребте, вывернула наизнанку свои школьные сумки — но все было без толку. Тогда же Константин Петрович Афанасьев выставлял оценки за эту работу, и яриловка, что было ожидаемо — получила «неуд». Под горячую руку попали все — начиная от хохочущего Вершинина, хмурого Яромира и даже соседок по комнате. Но вот вечером, когда Мирослава расправляла свою постель, мечтая быстрее закончить этот дурной день — из гамака Персея выпали пергаментные листы. После этого ворон не ночевал в спальне девочек больше недели, так как боялся повторения гнева юной ведьмы, которая кричала так, что на крик сбежались даже старосты курсов. Через пару дней, когда на реке Росинке стал ломаться, с шумом трескаться лед, хотя температура редко поднималась выше нуля, было ясно, что проснулся водяной: злой, голодный и суровый, что обычно нравом крут, но глубоко уважаем магическим сообществом. В этот день, именуемый Водополом, в реку опускали кашу, хлеб и масло. Это было важно, иначе водяной не разрешит проводить важные обряды вплоть до первых заморозков осенью, затопит всю округу, разрешит своим детям мавкам и русалкам топить людей, заманивать в темную речную пучину. В Чистый четверг, что шел перед первыми Русалиями и днем поминовения предков, все ходили в баню мыться и стирать вещи. На Русальей неделе девушки, облаченные в длинные белые рубахи, с наступлением сумерек выходили к Росинке, водя хороводы вокруг наряженной яркими лентами березки, запевая песни и проводя обряды. Закрывал русалью неделю Лельник, день богини весны, любви и верности. Парни к этим обрядам не допускались. Следующий день, день Ярилы Вешнего, с первой утренней зарей начинался с мужских обрядов. Парни и мужчины забирались на самый высокий пригорок, называемый Ярилиной горкой, сидели на сырой земле, с которой еще не до конца сошел снег, приветствуя весеннее солнце. Они обращались к Яриле с искренними просьбами, давали зароки своей магии, богам, самим себе. В отличие от Лельника, в Ярилин день парням необходимо было провести этот день в работе. С самого утра до позднего вечера они распахивали землю на школьной ферме для последующего засева зерном. Вечером же, когда солнце уходило на покой, топились бани и накрывался богатый стол: у общины яриловцев начиналось большое празднование их покровителя. На улице уже значительно потеплело, поэтому столы выставлялись на небольшой поляне, что находилась недалеко от вспаханного поля. Зажигались высокие костры, дарящие тепло и свет, полыхающий ярче самого солнца, продлевающие день. Вокруг них в пляс под веселую игру гармони пускались юные ведьмаги, не отставали от них и учителя, сопровождающие подопечных на каждом обряде. К концу апреля обряды для младших курсов были сокращены, так как стала падать успеваемость, которой не способствовали ночные гадания и пляски вокруг деревьев. Единственным исключением стали Деды — дни поминовения предков. В память ушедшим предкам на столах выставлялись дополнительные столовые приборы, и в тарелки накладывалась еда. День рождения Астры, пришедшийся на двадцать восьмое апреля, друзья праздновали на ферме, а точнее в конюшне. К ним присоединились Женька Тихомиров и Ваня Третьяков, а также Юрий Рублев, проходящий на ферме практику. Последний со знанием дела помог им выбрать каждому по лошади, да и сам присоединился к компании, которая верхом выехала прогулять лошадей за поля. Никита искоса посматривал на старшекурсника, который был больше молчалив, но все же принимал участие в разговоре, когда Астра заводила речь о конюшнях у себя в Южноморье. Парень, как оказалось, был знаком с ее дедом, Евлампием Кузнецовым, известным заводчиком волшебных лошадей, и даже читал его рукопись о магическом уходе и содержании некоторых пород. — Будешь летом в Южноморье — заходи к нам на экскурсию, дед очень любит, когда молодежь считается с его мнением! — хохотнула Астра, ведя под уздцы своего высокого коня с рыжей мордой. — О! Не обещаю этим летом, но ведь приглашение не имеет срока давности? — спросил порозовевший Юра, шедший со своей лошадью неподалеку. Девочка в ответ улыбнулась. Потом Мирослава и Иванна долго смеялись в разговорах с Астрой, которая совершенно не заметила особых знаков внимания в свою сторону от Рублева, она даже решительно отрицала это. Подруги же пришли к выводу — парень ее явно не заинтересовал, раз та совершенно спокойно и не смущаясь, общалась с ним. — Бедный Юра, — улыбнулась как-то Иванна, наблюдая за тем, как тот старательно помогал затянуть седло коня Астры, хотя та явно давала понять, что разбирается в этом и сама. Мирослава на это только пожала плечами. Ее больше интересовала реакция Вершинина — того кидало в разные стороны: он то полностью и искренне игнорировал бывшую подружку, то пристально наблюдал, вставляя колкие замечания.ᛣᛉ
В мае-травене, что слыл кануном лета, были сыграны последние в этом году игры в «шабаш», в результате которых команда "Аркуда" первого курса общины ярилы смогла вырвать две победы, одно поражение и одну ничью, поэтому в следующем году имела право и дальше принимать участие в соревнованиях. Тепло, опустившееся на землю Подгорья, и распустившиеся, наряженные цветениями сады, одурманивали пряными сладкими запахами юных ведьмагов, мешая сосредоточению на подведении итогов. Писались важные и сложные годовые контрольные, закреплялись практикой обряды, перетирались свежесобранные и высушенные в мае первые травы, докипали последние зелья в котлах. Делалось все это впопыхах, будто ни у кого не оставалось на это сил. Хотя родная магия, пробудившаяся после долгой зимы весной, наполняла энергией своих юных подопечных до краев. На Зеленых святках, именуемыми Русальей неделей, громко запели соловьи. Когда подвелись все итоги, проверены контрольные и выставлены оценки в ярилины дневники и велесовы журналы, Рогнеда Юлиевна собрала своих подопечных на пригорке у реки. С наступлением долгожданного тепла, многие учителя проводили занятия в Заколдованной Пуще. Кто-то уходил за засеянные пшеницей поля, кто-то оставался на полянах у леса, рассаживаясь на пеньках, кто-то спускался на берег Росинки, а кто-то и вовсе уводил подопечных далеко в Пущу на практику. Яриловцы, сняв школьные сапоги и закатав повыше брюки, расселись на песчаном берегу под ярким, почти летним солнцем, чувствуя, как прохладная вода ласкает ступни. Где-то там, вдалеке на вире, была слышна только ими различимая, и такая чужая речь: мереки и мавки, морянки и русалки во главе с водяным запевали свои песни. Кто осмеливался вечерами выходить к Пуще, потом рассказывали, что видели, как некие длинноволосые нагие девы, качавшиеся на тонких ветвях берез, заводят длинные и слабо различимые песни. Елисей Войнович и Влас Кочубей, как-то раз вернувшиеся в школу мокрые до ниток, клялись, что одна русалка своими дурманящими тайноведными песнями заманила их в омут. Обоих разом! То, как они выбрались — никому не было известно, а мальчишки только загадочно улыбались. Врали или же и правда с ними поиграла какая-то нерасторопная нежить — оставалось неизвестно. — Сегодня вечером, на закате, состоится Соловьиный бал! — объявила Рогнеда Юлиевна, стоя на высоком камне, лежащем в метре от берега и омываемом прозрачными волнами. — Мы тоже идем? — всполошился Никита, бросавший в воду камушки. Он щурился на солнце, смешно морща нос. Их маленькая компания сидела рядом. Все сняли пиджаки, закатали рукава школьных рубашек, пряча на манжетах синюю вышивку их общины. — Это традиционное и очень красивое мероприятие! Конечно, вы тоже на него приглашены! — ответила ему Пень-Колода, ухмыльнувшись на правую сторону лица. — Просто мы думали, что раз в мае нас уже не допускали до всех обрядов...— сказала Лиза Полесько, плетя себе и подруге Насте Русак по венку из мать-и-мачехи. — То и бал нам не светит! — закончил за нее Емеля Остроумов, наблюдающий за тем, как одногруппница ловко сплетала стебли цветков между собой. — А можно и мне такой? — О! И мне! — всполошился Лешка Сорока, лежавший прям в рубашке спиной на песке. Паша Державин лежал рядом, и, кажется, крепко спал, пригретый солнышком. — Я вам что, пряха что ли?! — фыркнула Лиза, но все же протянула готовый венок Емеле, на что Настя недовольно цокнула языком. Емеля же водрузил желтое сплетение цветов на свои рыжеватые волосы. — Ладно, давайте и правда все сплетем венки? — предложила идею Вика Сечко, откидывая за спину темную косу и поднимаясь, чтобы нарвать цветов. За собой она повела Олю Измайлову. — Можем в них на бал пойти, лето ведь на подходе! — подхватила ее идею Астра, таща за собой всех остальных девчонок, в числе которых были Мирослава и Иванна. — Ну уж нет! — Влас Кочубей недовольно скривился. — Дурацкая идея, а, Лис? — обратился он к Елисею Войновичу, но того за собой уже потащила Ксюша Вуколова, обладающая крепкой хваткой, а Лиля Ковтун прошла мимо Власа, не решившись повторить действия подруги на нем. Девчонки рассыпались по бережку, бережно отламывая стебельки мать-травы. — Отличная идея! — похвалила затею девчонок Рогнеда Юлиевна, вдруг присоединяясь к общей суматохе. — А пока будем плести, повторяем слова:Мать-земля мне цветов дала,
Мать-траву по концове мая,
Я из нее венок сплела,
Силу воды, ветра, огня,
Силу земли в него вплетая.
Да защитит венок мою магию,
Мою мощь, данную предками.
Да сбудутся все желания,
Что мною богам воспетые!
Виталик Пожарский с Матвеем Оболенским, представляя из себя странный дуэт друзей: шило в одном месте и отшельник, достали из сумок обрядовые ножи и серпы и стали срезать дикую ромашку, луговой розовый клевер, ярко-синий василек, пушистый кипрей, даже дикий лук и овсяницу, в общем, все, что могло подойти для удобного плетения. — Эй, головорезы! — воскликнул Никита, со знанием дела склонился над поляной ромашек с тонким клинком в руках. Его рыже-песочные волосы на солнце отливали медом. В последние недели, выходя на улицу, да и когда ходил по школе, Вершинин надевал на голову кепку “восьмиклинку”, что в совокупности со строгой школьной формой смотрелось нелепо. Да и кепка такая была в моде столько десятков лет назад, что страшно было представить. Но внешность яриловца была до того теплой, что эта кепка только притягивала задерживающийся на нем самом взгляд, будто бы в миг нашедший солнце среди грозового неба. — Аккуратнее надо, дикари! Яромир сидел на поваленном в недавнюю бурю стволе сосны, низко склонившейся над водой. Он, глядя на гладкую водную поверхность реки, что казалась зеркалом, также заметил и маленькую лягушку, гревшуюся на солнце и растянувшуюся на кувшинке. Была вторая половина лунного цикла, и Полоцкий чувствовал себя живым и здоровым. Но хотелось просто сидеть и чувствовать, как легкий майский ветерок резко веселится в его волнистых волосах. Вскоре Никита, голося громче всех, вернулся к сидящему в дали от всех другу. — Не то, что мните вы, природа: Не слепок, не бездушный лик; В ней есть душа, в ней свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык. — Ну, Вершинин, не перестаешь удивлять своей поэтичностью! — улыбнулась Рогнеда Юлиевна, кинув прищуренный взгляд на ученика. Тот только пожал плечами, улыбаясь. Мирослава принесла нарванные цветы, застыв на бережку у воды. — А меня выдержит? — она неуверенно посмотрела на дерево. — А ты плавать умеешь? — спросил у нее Никита, стоявший рядом. — Да! — Мирослава кивнула, а потом пихнула его в бок. — Я тебя первая спихну! — Кто бы сомневался! — хмыкнул Вершинин, помогая ей запрыгнуть на широкий ствол многовековой сосны. Мирослава, все еще держа охапку цветов, загораживающих ей обзор, чувствовала под ступнями шершавую поверхность дерева, как его кора впивается в нежную кожу, а где-то к ней липла вязкая смола. Аккуратно присев на широкий ствол, положила цветы на разлегшегося на сосне Яромира. Он, худой и гибкий, удобно заложил руки под голову, одну ногу опустив в воду. Когда длинная осока защекотала его щеку, приоткрыл глаз, щурясь, и только ухмыльнулся. — Всегда пожалуйста, раз тебе так удобно! — Повозмущайся мне еще, волчара, — фыркнула девочка, улыбаясь. Ей не верилось, что учебный год подходил к концу, и скоро она отправится домой, к родителям, которые обещали вернуться летом домой, и бабушке. Та понемногу осваивала перстневик, поэтому общаться стало проще — Персею, который сейчас, кстати, улетел к Онисиму, больше не приходилось летать тысячи километры ради писем. Но все же писала та короткие фразы, порой путаясь в том, как отправить послание. Поэтому разговор о том, откуда у нее, Мирославы, вдруг оказалось два перстня — откладывался до лета. Заговори она об этом сейчас — и Серафима Николаевна мгновенно подняла бы панику из-за того, что на самом деле происходило с внучкой в школе. Спасибо Владимиру, который помог не выйти этой информации дальше Подгорья. А то гляди, бабуля и вовсе могла бы забрать подопечную домой, не считая нужным объяснять внучке-подростку свои взрослые поступки! Поэтому надо было пока затаиться, спокойно доучиться в этом году и вернуться на каникулы. Да, решение было именно таким. Рядом с Мирославой сел Никита, державший в руках еще и цветы Астры и Иванны, которые, громко хохоча, пытались не свалиться в реку, пока пробирались к друзьям. Ствол векового дерева, чей обхват доходил до трех метров, даже не прогнулся под весом пяти подростков. Каким образом ветру и буре вообще удалось свалить крепкую сосну — оставалось местной тайной. — Что наденем на Соловьиный бал? — спросила Астра, примостившись на стволе и сложив ноги лотосом. Иванна забрала у Никиты цветы и травы, сложив их между собой и подругой. Они тут же принялись плести венки, ловко перебирая пальцами. — А надо во что-то наряжаться? — спросила Мирослава, которая уже сплела часть своего венка, в котором преобладали ромашки, чьи сердцевины были, словно летнее жаркое солнце в утреннем небе. — Это праздник весны, поэтому приветствуются легкие платья, венки, длинные серьги и яркие бусы, — ответила ей Иванна, не отрывая взгляда от своего венка. — А еще это праздник любви! — сказала Астра, откидывая с лица угольно-черные волосы, которые были заплетены в мелкие косички с бусинами, что блестели на ярком солнце. — Ой, ну вот началось! — закатил глаза Вершинин, резко поднявшись и пытаясь аккуратно перешагнуть Мирославу, а также и лежавшего неподвижно Яромира, чтобы оказаться ото всех подальше. — Какие мы все обидчивые! — фыркнула Астра, которая, кажется, стала относиться к Вершинину более-менее прохладно и вела себя в его присутствии спокойно. — Любви? — тихо переспросила Мирослава, перегнувшись через Иванну, чтобы посмотреть на Астру. Та, щурясь, кивнула. — Соловьи поют песни любви, сегодня для старших курсов шанс станцевать первые вальсы с сужеными! — Сужеными?! — Ну да, сейчас заключаются первые помолвки для тех, кому исполнилось шестнадцать… — А мы-то тут тогда причем?! — спросила Мирослава, доплетая свой венок. Она завертела головой, думая, чем можно его завязать. — Есть одна красивая традиция — дарить небольших бумажных соловушек, а потом, если тебе подарили — пускать их по течению реки. Чем дольше не утонет — тем сильнее чувства того, кто тебе его подарил. — И правда красиво! — согласила Иванна, вздыхая. — Дарить надо на самом празднике? — Не обязательно, — пожала плечами Астра, — можно подарить тайно! Отправить соловушку магией на балу, или оставить под дверью комнаты, но тогда надо его подписать, чтобы получатель точно знал, что это ему. В этот миг справа от Мирославы послышалась какая-то возня, а потом громкий всплеск воды. Обернувшись, она не увидела на месте Яромира. Тот уже был в воде, всплыв в нескольких метрах от дерева. — Айда купаться! — крикнул Никита, сняв кепку и положив ее на ствол сосны. Затем прыгнул следом, даже не снимая рубашку и брюки. Яромир, тряхнув головой, смахнул длинную челку, налипшую на глаза. — Что это там происходит?! — послышался недовольный крик Рогнеды Юлиевны, но яриловцев было уже не остановить. Подростки, кто скидывая одежду, а кто забегая в воду в чем есть, громко визжали, обливаясь холодной водой, что еще не успела прогреться. Несмелая радуга проглядывала в этих брызгах, что поднимались ввысь и снова падали в речку. — Ну-ка, все выходите!!! — Ты уснул что ли? — спросила Мирослава подплывшего Яромира. Тот, ухватившись за крепкую ветку сосны, все еще не собирался выплывать. — А-а-а-а!!! — раздалось сбоку. Это Елисей Войнович и Влас Кочубей спихнули вниз Астру, ныряя за неей следом. Иванна каким-то чудом осталась сидеть на месте, заплетая своей венок ниткой макраме, что были по обыкновению вплетены в ее волосы. Мирослава, точно также завязав и свое плетение, нацепила его на голову. Яркие ромашки обрамили светлые волосы, что шли сильной волной до самых лопаток. — Ты вылазить будешь? — спросила она у друга, а тот криво улыбнулся. — Поможешь? — он протянул ей руку с серебряным перстнем, и девочка, выгнув бровь, без раздумий протянула ему свою, на которой красовался камень лабрадорит в платиновой оправе. Уже в следующий миг она ушла под воду, скинутая хитрым Полоцким с ее места на стволе сосны. Вода, сначала показавшаяся ледяной, уже через несколько секунд ласкала прохладой разогретую на солнце кожу. Мирослава вынырнула, чувствуя, как с ромашкового венка на лицо сбегают струи воды, перекрывая ей обзор. — Ну, волчара, беги! — Я же в воде, как я побегу! — хохотнул Яромир, снова смахнув челку с глаз. — Тогда плыви! Я буду мстить! — она кинула венок, что теперь повис на коротком сучке сосны, и нырнула под воду, как и все игнорируя Рогнеду Юлиевну, взывающую к совести и прилежному поведению своих учеников.ᛣᛉ
Ближе к вечеру, когда солнце уже стало крениться к закату, а яриловцы разошлись по своим блокам, высушиваясь и переодеваясь к балу, в комнату девочек постучались. — Я войду? — раздалось за дверью, и Мирослава подскочила на кровати, поправив короткий белый сарафан, в котором собиралась идти. Она также забрала с собой и свой венок, чуть ранее высушив его заклинанием, и поэтому он еще вполне годился для праздника. — Кто там еще? — крикнула Вика Сечко, спрятавшись за дверкой своего шкафа. Она не успела застегнуть замок на своем летнем платье, да так и стояла, прижимая его к груди. — Княжич! — каркнул Персей, который вальяжно качался в своем гамаке, задрав кверху лапы. Мирослава сунула ноги в белые кеды, будто бы не замечая перешептывания девчонок, и схватила расписной красными цветами с зелеными лепестками белый платок с длинной бахромой. Девочки частенько перешептывались о дружбе этих двоих, но почему-то напрямую высказаться об этом не решались. К тому же дружба с Астрой пошла Мирославе только на пользу — та не только была частью этого мира с самого рождения, но и ее бойкий характер моментально мог разогнать всех зевак с ее пути. Кузнецова попросту пресекала на корню все лишние разговоры. Так и сейчас она, держа в зубах невидимку и сидя у большого зеркала на ковре, тяжело зыркнула в сторону девчонок, и те примолкли. Непоколебимый авторитет, которому староста Иванна могла только позавидовать. Добрую и мягкую девочку по фамилии Линь слушались куда неохотнее, хотя и любили. Мирослава открыла дверь, удивившись тому, что друг стоял в неком отдалении от комнаты, а потом опустила взгляд под ноги. У двери стояло несколько десятков бумажных соловушек. Некоторые были раскрашены на разный лад, другие просто мастерски сложены из цветной бумаги, но были и просто белые, лишь мелкие буковки на них говорили о том, кому они принадлежат. — Девчонки, это, кажется, нам... — она отошла в сторону, открывая обзор, и из комнаты тут же послышался визг. Иванна, взмахнув рукой с перстнем, подняла их с пола и направила на рабочие столы, что стояли в один ряд посреди комнаты. Яромир, одетый в черные брюки и свободную белую косоворотку, что была идеально сшита прям по его фигуре, наблюдал за этой процессией издали. — Владимир написал, — сказал он негромко, и только сейчас Мирослава заметила, что друг зажимает подмышкой свой перстневик в черной кожаной обложке. — Да? — она шагнула ближе, выпучив свои пазорьи глаза. Они ждали этого с самых малых Велесовых святок, и надежды уже начинали таять. Скоро начнутся каникулы, а это значит, что они ничего не смогут узнать вплоть до начала следующего учебного года. — Ему дали выходной. — Астра! Ваня! — Мирослава, резко развернувшись, заглянула в комнату, увидев, что девчонки разбирают подаренных соловушек. Те, не расслышав за гомоном с первого раза, отозвались только с третьего, и с удивлением уставились на подругу. Они обе были одеты в легкие платья светлых тонов. Только платье Иванны было свободного кроя до колен, а у Астры подол доставал до пола. Отчего-то она любила такую длину. — Кажется, этот тебе, — Иванна протянула чисто-белого соловушку Мирославе, но увидев ее встревоженный вид, спросила, — что случилось? — Хозяйки сегодня не будет в Подгорье, — сказала она тихо, забирая своего бумажного птенца, даже толком не рассматривая. — Правда? Владимир писал? — тут же влилась в разговор Астра, закрывая за собой дверь, чтобы ненароком кто-то не подслушал. — Вершинин ждет нас у выхода, надо спешить, — Яромир согласно кивнул. Все пятеро друзей чуть позже вышли из "курятника" вместе со всеми, но только все остальные двинулись в другую сторону к Заколдованной Пуще. Яромир шел впереди всех, ведя друзей за собой к Малахитному проспекту. По пути туда к ним присоединились еще несколько ведьмагов. Взрослые с удивлением смотрели на первогодок, но те делали такой вид, будто так и надо. Нарядные, с венками на головах, почему-то сейчас направлялись вниз к главной улице Подгорья, а не на праздник. — Ребят, а вы к кому? — с интересом спросила женщина, кутавшаяся в белую тонкую шаль. Она была невысокой и тучной, все время щурилась, когда ей на глаза падали короткие кудряшки. В руках она держала сумку, забитую пергаментами из бересты. — Мы на Чеканный двор! — первым сориентировался Никита. — Иногда мой перстень барахлит! Женщина придирчиво оглядела яриловца, хмыкнув. — Может, это не перстень барахлит, а ваша магия не до конца пробудилась? Вершинин, у которого никогда не наблюдалось подобных проблем, вдруг занервничал, даже закусил изнутри щеку. — Не пробудилась? А такое возможно? В скважине, пока они спускались, все стали прислушиваться к их разговору. Девочки и Яромир ловили на себе косые, но полные интереса взгляды. — Конечно, молодой человек! Вам уже есть пятнадцать? — серьезно спросила женщина, заглядывая Вершинину в глаза. Тот инстинктивно отшатнулся. — Мне уже шестнадцать... — Да что вы! А так и не скажешь! — она взмахнула руками, из которых мигом повалилась сумка. Яромир, нагнувшись, быстро вручил ту хозяйке. — Ох, спасибо! Но если у вас в таком возрасте до сих пор проблемы с перстнем, вам и правда лучше обратиться к мастеру! Потому что слабые ведьмаги Ведограду не нужны! Пройдя по аллее, многие их спутники разбежались по рабочим местам, направляясь к административным теремам. Светило закатное солнце, освещая золотом верхушки вечно зеленым елей. — Я что, не выгляжу на шестнадцать?! — чуть позже возмущался Никита, которого крайне обескуражило неуместное замечание постороннего человека. Парень взглянул на свое отражение в окне соседнего здания и нахмурился. Веснушчатый, со старомодной кепкой на голове, с оранжевым воротом на косоворотке. Парень немного поник. — Ты выглядишь на шестнадцать лет и почти пять месяцев! — Яромир хлопнул его по плечу, встав рядом. Черноволосый друг был на пол головы выше Вершинина, но тот был шире в плечах. — Вот уж не думала, что какая-то бабка сможет разбудить в тебе комплексы! — цокнула языком Астра, а когда словила взгляд Никиты, просто отвернулась, будто ничего и не говорила. — Никто из нас не выглядит на свой возраст. Вы разве не замечали, что дети простаков выглядят порядком младше нас? — подала голос Мирослава, решив, что им нужна минутка на то, чтобы чуть отвлечься от их безумной затеи. — Думаю, что тебе не стоит на этом зацикливаться. Скорее у этой мадам какие-то свои заскоки. — Возможно, ты права! — согласно кинула Иванна, также смотря на Вершинина. — Никит, ты чего заморочился? Или ты на самом деле ощущаешь проблемы с магией? Тот неуверенно пожал плечами, но тут же повернулся ко всем лицом. — Пойдемте, время идет. Только ребята отошли от какого-то административного здания, работники которого косились на них, их взгляды уперлись на вход в Чеканный двор. — Думаю, нам все же надо сюда зайти, — проговорил Никита, ускоряя шаг. Взбежав по высокому крытому крыльцу белого здания, школьники отворили высокую деревянную дверь и прошли в пустой холл, у стен которого стояли лавки. — И что мы хотим? — спросила Астра, оглядываясь. Она чувствовала себя неуютно из-за того, что они без разрешения спустились на Малахитницу, да еще и теряют попросту время. — Вершинин, может, как раз и узнаем, слушается ли тебя перстень? — Мы здесь не по мою душу! Морозыч, какой мастер делал тебе перстень? Мирослава уставилась на веснушчатого друга во все глаза. — Болин. — Отлично, вот его мастерская. Идем! Он мгновенно преодолел холл и остановился около двери с табличкой мастера, задрав руку с кулаком. Парень оглянулся, прищурившись и решительно кивнув. Все быстро подошли ближе. Вершинин громко постучал, и за дверью послышался шум. — Да-да? Проходите? Ребята прошли в небольшое тускло освещенное помещение. На рабочем захламленном столе горела лампа. Мастер, который облизывал пальцы после того, как доел последний пирожок, удивленно уставился на вошедших. Отодвинув большую кружку чая, он привстал, смотря на школьников поверх очков. — Ого! Вот это делегация! И по какому вы вопросу? Мирослава протиснулась меж друзей, подходя ближе. — Здравствуйте, Николай Михайлович, я... — О, сударыня Морозова, у вас какие-то проблемы с вашими перстнями? — было видно, что мастер ее узнал. — Вообще-то... — она непроизвольно помахала руками, и мастер как-то неуверенно на нее посмотрел. — Видите ли, хоть один, но должен вам помочь! Такое бывает, не переживайте! Ваша магия срастется с одним из них, и скорее всего это будет... Когда девочка подняла вверх две ладони, алмаз и лабрадорит засветились, и между ними словно сплелась тонкая соединяющая нить магии. Николай Михайлович открыл рот, глядя на перстни яриловки. — Вы... Вы... — казалось, что мастер забыл все слова, пока друзья взволнованно переглядывались — Да, мы полагаем, что Мира двуперстница, — кивнул Яромир, на всякий случай встав поближе к подруге. Никита стоял с другой стороны, серьезный, как никогда. — Я полагал, что такое возможно... Ешкин кот! — мужчина сел в свое кресло, снял очки, снова нацепил их на переносицу, и задумчиво почесал гладко выбритый подбородок. — Вам присылали запрос из «Кобры»? — спросил Яромир у мастера, и тот стал нервно оглядываться по сторонам, будто в его кабинете их кто-то мог подслушать. — Что за кобра? — занервничала Мирослава, у которой что-то внутри скрутило внутренности. Друг перевел на нее взгляд и поджал губы. — Комитет, отслеживающий бесконтрольную рождаемость аномалий. Мирослава хохотнула, ничего не понимая. — Каких еще аномалий? У нас что, где-то ядерный реактор взорвался, и стали рождаться дети с тремя головами? Иванна и Астра, все это время молчавшие, тоже переглянулись, хмурясь. Похоже, они тоже не знали об этой организации. — Нет, сударыня, — заговорил Николай Михайлович, громко выдыхая воздух из легких. — Они следят за теми, у кого проблемы с их перстнями. В частности за теми, у кого их больше одного. — Но почему? — все еще не понимала девочка, поглядывая на свои собственные магические проводники. — Потому что двуперстие у нас запрещено. Повисла звенящая тишина. Лишь из соседних мастерских были слышны тихие разговоры и стук молотков. — Но... меня что, могут арестовать? — Это вряд ли, — покачал головой мастер, постукивая пальцами по столу. — Просто их законы предполагают, что такие ведьмаги, которые носят больше одного магического фокусировщика, могут представлять опасность обществу. И за ними ведется скрытый контроль. В начале этого учебного года мне пришлось написать, когда и какие именно металл и камни использовались для изготовления перстней. Представитель «Кобры» связывался со мной в сентябре. Но я убедил его, что рабочий у вас только один фокусировщик! Потому что и сам так думал… — Вы можете об этом пока никуда не сообщать? — спросил Яромир, выйдя вперед. Николай Михайлович, прищурившись, пристально вгляделся в его лицо, будто пытался понять, где ранее видел этого парня. — Конечно, это не в моих интересах! — почему-то сказал Болин. Он что, не видел в двуперстии ничего страшного? Дальше разговор не пошел. Школьники, обескураженные такими известиями, попрощавшись с мастером, выбежали на опустевшую улицу. Поскольку рабочий день подошел к концу, улицы были почти пустынными. — Опасная?! Я опасная?! — усмехнулась Мирослава, резко повернувшись к друзьям и всплеснув руками. Сейчас в ее зрачках плескались изумрудно-фиолетовые переливы от обиды и гнева. Ей не было понятно, как можно было причислять ее, почти шестнадцатилетнюю девчонку в категорию личностей, которые могут представлять угрозу обществу. Такие обвинения прошлись по ее самообладанию жестким хлыстом, пригибающим колени к земле. — Мир, это нормально, что они боятся тебя, — тихо заговорил Яромир, беря подругу под локоть и уводя всех с главной улицы в тихий и мрачный проулок, куда не могла достать даже тень от громадных фонарей, освещающих весь административный этаж. — Я не понимаю, что не так! — прошептала девочка, мотая головой из стороны в сторону. Слез не было. Она вообще не была плаксой, поэтому сейчас просто стояла столбом, пытаясь осознать услышанное. — Люди всегда боятся того, о чем не ведают! — Предлагаю узнать что-то еще, явно ведь мастер не рассказал нам всех подробностей. Взрослые что-то знают, это точно. — Никита выглянул из-за торца здания, за которым они прятались. — Пошлите, все помнят цель нашего путешествия на нижние ярусы? — Я не представляю, как мы попадем в кабинет Хозяйки Горы! — прошептала Иванна, когда они уже подходили к высокому стройному терему, где жила и работала Алена Васильевна Малиновская. — Есть у меня одна теория... — ответил Яромир, смотря при этом на друга. Никита согласно кивнул. Они будто думали об одном и том же, только пока не собирались раньше времени говорить о своих планах остальным. Главная дверь Хозяйского дома поддалась легко, видимо, здесь вообще не имели привычку запирать двери на замок. Внутри огромного здания был зал собраний, актовый и бальный зал, двухэтажная библиотека, хозяйские покои и кабинет директора школы. — На каком этаже ее кабинет? — шепотом спросила Астра, оглядываясь, когда они миновали бальный зал, откуда доносились звуки фортепиано. — На третьем, — ответила ей Мирослава. Они с Яромиром были там уже два раза и помнили, как туда пройти. Девочка чувствовала, как у нее потеют ладошки из-за неприятных ассоциаций: каждое посещение кабинета Хозяйки было по неприятной причине. Первый раз Яромира подозревали в убийстве Третьякова из-за Мирославы, а второй раз они же с Яромиром чуть не погибли от рук упыря на погосте у Заколдованной Пущи. — Ну и как мы сюда войдем? — Подойди ближе! — попросил Никита, уже присевший около закругленной каменной двери с резными орнаментами. Он внимательно изучал ручку, прошептав: — Лукс! С его топаза в медной оправе сорвался шар света, озарив резную железную ручку. — Так, дай сюда руку с перстнем! — скомандовал Вершинин, протянув свою. Мирослава изумленно на него уставилась, сделав шаг назад. — Зачем это? — непонимающе переспросила девочка, но, закатив глаза, все же уточнила. — Правую или левую? — О, княже, и правда, какую? — сидя на корточках, спросил у друга Никита, смотря на него снизу вверх. — Левую, — чуть подумав и посмотрев на подругу, сказал Яромир. Она, глядя на него исподлобья, подала руку с перстнем из железа и алмаза. Никита, аккуратно схватив ее за тонкое запястье, чуть выгнул вниз пальцы яриловки. Он подставил камень к выемке в железной ручке. — Быть может, твой единственный алмаз простым стеклом окажется на глаз… — пробурчал парень себе под нос. Все притихли, прислушиваясь. Алмаз, коснувшись дверной ручки, блеснул рассыпчатым светом маленьких бриллиантов, а затем щелкнул дверной магический замок. — Получилось? — спросила Иванна, нервно поправляя рукав платья. — Похоже, что да... — ответил Полоцкий, подойдя ближе к Мирославе. — Толкни дверь. Девочка, которая все еще держала алмаз в пазе, обхватила ладонью холодную ручку, надавив чуть вниз. Дверь открылась. — Вы ничего не хотите мне рассказать?! — она гневно зашептала, повернувшись к двум парням. Никита поднял вверх руки и прошмыгнул мимо нее внутрь. Девочки прошли следом. — Почему я всегда остаюсь крайним? — закатил черные глаза к потолку Яромир. — Давай не прикидывайся! — подруга схватила его за предплечье и затащила внутрь кабинета, закрывая за ними дверь. — Обалдеть! Это же настоящие сокровища! — охнула Астра, разглядывающая артефакты на полках в кабинете Хозяйки. Она, задерживая дыхание, почти касалась носом клинков мечей, статуэток и многочисленных украшений в виде диадем, перстней и ожерелий, не решаясь притронуться руками. — Полоцкий! — Мирослава склонила в бок голову. Она стянула с плеч платок, будто хотела при первом удобном случае хлестануть им по другу. В другой руке все еще держала своего бумажного соловушку. — Мы подумали, что если ты родственница одного из братьев, то магия рода должна впускать тебя в любые двери школы, — негромко ответил черноволосый яриловец. — Какая в этом связь? — нахмурилась девочка, наблюдая, как Вершинин магией открывал все доступные ящики. — Возможно, ты удивишься, но Чернобог был директором школы до тех событий. Мирослава замерла на месте, хотя уже занесла одну ногу на ковер около кресел, образовывавших полукруг около круглого журнального столика из дерева. — Да, девочки мне уже говорили об этом… — Помнишь, как ты смогла преодолеть барьер во дворце на экскурсии? — Помню... — Так вот, я немного поизучал этот вопрос. Раньше, когда два брата — Чернобог и Белобог правили Навью и Правью, они, как великие правители, обладали некими привилегиями не только в своих владениях. В Яви, как мы знаем, живут люди, мелкие духи, нежить, там же расположены ведогорода, хоть и магически охраняемые и для людей недоступные. Боги и высшие существа — в Прави. Школа же находится под землей, а это уже Навь. Но Чернобог поклялся не допускать в школу злых духов. Ведьмагами руководит император, он имеет власть над всеми тремя мирами, с помощью обрядов мог спускаться в Навь, подниматься в Правь. У Белобога, который в свое время ратовал за то, чтобы отменить двуперстие и сделать кучу реформ, имел меньше всех привилегий. У него не было школы, не было такой власти, как у императора. Понимаешь? Стык трех сильных правителей! — Причем здесь я? — она все же не могла соединить концы с концами, что были словно запутанный клубок ниток, с которым поигрался кот. — И как они вообще перемещались? — Благодаря своим перстням! Раньше у всех правителей был алмаз! Только вот моего деда выбрал гиацинт... — Яромир запнулся, когда Мирослава его перебила. — Гиацинт? Погоди, это камень... Кажется, подходит для мастеров превращений? Яриловец улыбнулся и кивнул. — Да, моя семья... — он вдруг замялся, осознав, что никогда об этом не рассказывал. — Они берендеи. Каждый мужчина в роду обладал этим даром почти с рождения. — Берендеи?! — воскликнули почти хором все присутствующие в кабинете Хозяйки. — Я думал, это слухи или легенда! Обалдеть! — произнес Никита, одновременно с этим подходя к рабочему столу Алены Васильевны. — Нет, не слухи и не легенды, — пожал плечами Яромир, слегка прокашлявшись. — Именно тогда, когда мой дед только начал править, Белобог и Чернобог вдруг стали недовольны тем, что они не могут иметь полный доступ на территории друг друга, поэтому заколдовали все три перстня, чтобы перемещаться по всей империи. Но им и этого оказалось мало. Потому что будучи сильнейшими ведьмагами, которые могли сдерживать Навь, сохранять в безопасности Правь, они были ниже по статусу императора. Отсюда и попытка революции! — А что бы было, если бы я оказалась не их родственницей? — решив не развивать эту тему, Мирослава вернулась к прежней. — Наверное, заорали бы какие-нибудь сигнальные чары или что-то типа тех, что наложены на хребты, — просто ответил Никита, сдунув отросшую светлую челку с глаз. Он сидел на корточках около стола Хозяйки, но ящики не поддавались. Затем парень, оглянувшись, прищурился, наблюдая за Иванной. Та, водила пальцем по высокому гобелену, висевшему на одной из стен. На нем была изображена структура горы со всеми коридорами. Казалось удивительным, как рисунок мог быть таким четким и достоверным. Создавалось ощущение, что встань вплотную к гобелену и окажешься в том месте, на которое ты смотришь. Яромир подошел туда же, вглядываясь, но не в рисунок, а на саму тяжелую и плотную ткань. Потянув носом воздух, парень оглядел гобелен до самого высокого потолка, а затем опустился на колено, коснувшись пальцами каменного пола. — Сквозняк. Никита подскочил ближе, с интересом уставившись за движениями пальцев друга. — Это значит?.. — непонимающие уточнила Астра, сложил руки на груди. — Там проход? — спросила Мирослава, оглядывая друзей, которые столпились у одной стены. — Сейчас узнаем, — сказал Яромир, и поддел пальцем край гобелена, задирая его. Вершинин подхватил ткань с другой стороны, через пару секунд удовлетворенно фыркнув. — Дверь! Морозыч, открывай! Мирослава пригнулась, протиснувшись между одногруппниками, державшими гобелен над головами. Она приложила алмаз к выемке в витой ручке и толкнула открывшуюся дверь внутрь другой комнаты. — Заходим? — спросила Мирослава неуверенно, опустившись на колени и придерживая не достающий и до середины бедра подол сарафана. Следом залезли и Астра и Иванной, затем Никита и последним втиснулся Яромир, опуская гобелен и закрывая за собой дверь. Вновь послышался щелчок замка, оповестивший о том, что никто, кроме самой Мирославы или Алены Васильевны, не войдет и не выйдет отсюда. — Кто-нибудь включит свет? — спросил Никита, и одновременно с нескольких перстней после короткого шепота вырвался шар света. — И что мы... — начала говорить Астра, но резко себя оборвала, когда все пять лучей света осветили высокую яблоню, которая уже зеленела и даже плодоносила, хотя яблоневые сады в Пуще только зацветали. На одной из веток висела пара красно-желтых яблок. — Не может быть! — Яромир шагнул ближе, задирая голову к верхушке яблони. — Зачем дерево растет в закрытой комнате? — в очередной раз непонимающе спросила Мирослава, в свою очередь, оставшись стоять на месте, пока все сделали шаг в сторону дерева. — Уже несколько десятков лет ходит легенда, что их больше не существует! — прошептал Никита, коснувшись плода на ветке. — Не трогай! — предостерег его друг. Выглядел он серьезным. — Молодильные яблоки, это, конечно, интересно, но мы здесь за другим, помним? — Молодильные яблоки?! — хором переспросили девочки, у которых буквально загорелись глаза от предвкушения. — Ну-ка, цыц! Рано вам еще! — сказал Никита, уже обыскивающий забитые стеллажи книгами в хлопковых обложках и свитками, подвязанными джутовыми веревками. Сдувая пыль с талмудов, ребята искали что-то, что могло дать ответы на растущий список вопросов. Время неумолимо быстро бежало вперед. Яриловцы, сидевшие прям на полу и аккуратно листавшие старые рукописи, пытались разобраться в старославянском, который с некоторых времен не изучали в Ведограде. Вот они — последствия старых реформ! Единственный, кто изучал древний язык, был Яромир, которого все детство только тем и развлекали, что пихали ко всем репетиторам вместо того, чтобы дать ребенку быть ребенком. — Это переводится... Имеют особую власть над жизнью, — прочитал указываемую Никитой строчку Яромир. — А это? — прошептал Вершинин, подсовывая другу другую страницу, исписанную вязью. В этот момент у Астры погас ее шар света, и девочка громко выдохнула. — Больше не могу светить. Не успел Яромир посмотреть в рукопись друга, как уперся взглядом в свой текст, что вдруг стал расплываться перед глазами. — Я нашел. Все мгновенно уставились на него выжидающе. — Что там? — спросила у него Мирослава, пытаясь хоть что-нибудь прочитать в старой книге. Но Полоцкий вздрогнул, когда его перстневик негромко завибрировал. Он пролистал в нем несколько страниц и подскочил на месте. — Нам надо уходить! Мой брат ищет меня у Пущи! Собрание закончилось! Он вырвал из древнейшей книги тот самый хлипкий листок с информацией, на что Никита громко выдохнул воздух из легких, будто ему стало больно от одного этого действия. Яромир сложил лист, воткнул под чехол в перстневик и, подхватив Мирославу под локоть, повел ее к двери. — Открывай! Они покинули покои Хозяйки без происшествий, непрестанно молясь всем богам, чтобы им никто не попался на пути до самой Пущи. Друзья почти бежали, пытаясь угнаться за другом, который, не отвечая ни на чьи вопросы, несся вперед. — Эй, княже? — позвал его Никита, когда они уже вышли в школьный корпус. Девчонки хватались за бока от бега, придерживая венки на головах. — Все потом, нас никто не должен видеть здесь! Чем скорее нас увидит мой брат — тем скорее он поверит в то, что мы просто шлялись в лесу. Через десять минут они наконец вышли в Пущу, где воздух, в отличие от школы, был теплым и сухим, пах травами и цветениями садов яблонь и сирени. На поляне у леса были развешаны гирлянды, подсвечивающие танцпол теплым желтым светом. Музыка доносилась до друзей пока негромкая, и как раз можно было услышать громкое пение соловьев. Солнце в Подгорье в мае уже не садилось за горизонт полностью, но вечерние сумерки все же окутали округу. Каким-то немыслимым образом на небольшой поляне помещалось не меньше тысячи ведьмагов, которые решили посетить бал. Вопреки ожиданиям Мирославы, которая была уверена, что все присутствующие должны будут надеть фраки и вычурные платья, как и полагалось для светских балов, все выглядели до банального просто: хлопковые легкие платья, босоножки, мятые косоворотки и брюки. По периметру поляны стояли фуршетные столы с белыми узкими скатертями, на которых можно было найти напитки и десерты. Чем ближе друзья подходили к месту празднования, тем громче разносилась музыка. Кажется, она была сдерживаема заклинаниями, чтобы не пугать птиц и животных, живущих поблизости в Пуще. — И где же Владимир? — спросила Мирослава, крутя головой и пытаясь разглядеть высокого черноволосого ратиборца среди толпы ведьмагов. Яромир открыл перстневик, аккуратно придерживая вырванные ранее листы из рукописи, и что-то написал в артефакте. Вдруг на выстроенной днем сцене появилась музыкальная группа, сменив собой местные школьные коллективы, и Астра взвизгнула, хватаясь за плечи низенькой Иванны. — Гарпии!!! — Что? — не поняла Мирослава, глядя в ту же сторону и пытаясь высмотреть женщин с крыльями. Но на сцене были только ведьмаги мужчины в кожаной одежде. — Это популярная группа, ну помнишь, мы включали в комнате их песни? Мирослава кивнула, с интересом глядя на антуражных исполнителей в кожаных черных шмотках, украшенных жемчугом и бисером. Один из них повернулся, и на его спине и правда показались небольшие крылья. Послышались одобрительные аплодисменты и визги. — Он что же... — Говорят, кто-то из рода солиста был гарпией, я думала это только слухи, но у него и правда крылья!!! — Астру разрывало от восторга. Заиграли гусли, а солист надел на плечи ремни гармонь и подошел к зачарованному микрофону. — Славяне, всем здравия и процветания! — его голос был низким и бархатным, от чего у Мирославы побежали по рукам мурашки. Она накинула на плечи платок, хотя холодно не было, и не сводила со сцены глаз. Софиты подсвечивали группу сверху прямыми лучами, затеняя все вокруг, хотя солнце только-только зашло за горизонт. — Мы рады поздравить всех с Соловьиным балом, и благодарим за возможность вернуться в родную обитель спустя столько лет в качестве музыкального сопровождения для вашего праздника! Раздались громкие, почти оглушающие аплодисменты, а народ все прибавлялся. Это стало походить на какой-то большой фестиваль, судя по атмосфере, нежели на бал. Пятерку друзей окружила толпа, не давая куда-либо отойти. Яромир снова открыл перстневик и нахмурился. Поймав взгляд подруги, закрыл артефакт обратно. — Он где-то в стороне с учителями, даже Хозяйка спустилась на праздник, — сказал парень, нагнувшись к Мирославе. Та выпучила глаза, открыв рот. — Вовремя мы сделали ноги, — улыбнулся Никита, подошедший ближе. — Что там нарыл, княже? — Потом, сейчас народа полно, — отмахнулся Полоцкий, поведя плечом. Он вдруг устремил взгляд на сцену, хотя до этого, казалось, вообще не интересовался такой музыкой. — Ну что, начинаем? — снова заговорил патлатый солист, один висок которого был выбрит под ноль. Мирослава вдруг углядела в толпе Константина Петровича, их преподавателя по Славянской мифологии. Он был, как всегда строго одет и явно не понимал, как очутился на этом мероприятии. Заиграла ритмичная музыка, сплелась мелодия гармони, электрогитары, барабанов, гуслей и волынок, побуждая тела поддаваться ее ритмам. Толпа активно задвигалась, вынуждая всех остальных непричастных двигаться ей в такт. Повязав платок на талии, Мирослава запрыгала, когда начался припев. Она улыбалась, забыв о том, что в перстневике Яромира лежала тайна. Тот, сложив руки в карманы, стоял, даже не покачиваясь, что выделяло его среди всех остальных. Он просто улыбался, наблюдая за друзьями, что танцевали словно умалишенные. Никита прыгал, раззадоривая всех остальных, кто был в радиусе его энергетики. Астра и Иванна не отставали, поднимая вверх руки, покачиваясь из стороны в сторону. Даже не вникая в смысл песни, Мирослава танцевала, наслаждаясь обществом людей, которые меньше, чем за год стали ей близкими. Астра, прямая, как струна, волевая и сильная, способная на ходу остановить коня, но внутри хрупкая, как горный хрусталь, а от того ценная и ранимая, необъятная на эмоции. Иванна, маленькая и нежная, сейчас ее волосы отливали красным по всей длине. Она была мягкой и доброй, но никогда не позволяла обидеть того, кто нуждался в защите. Никита, веселый и уморительный, полный энергии днем, но не способный нормально думать по ночам, засыпая богатырским сном. Он был кладезем знаний, ходячей библиотекой, но никогда не кичился этим, хотя даже стыдился того, что мог прочитать толстый талмуд за вечер! И Яромир, этот холодный и вечно хмурый паренек, что сейчас ухмылялся и закатывал глаза, но был донельзя верным и преданным. Он был проклятым волколаком, но несмотря на сложную судьбу, смог подпустить ее, Мирославу, к себе ближе всех остальных, открыв свою самую страшную тайну. И она была уверена, что жизнь его, с рождения непростая, закалит, сделает еще сильнее, и она всегда сможет спрятаться за его пока не слишком широкую спину. Но все же он был для нее загадкой. И она не знала, сможет ли когда-либо до конца понять, почему он иногда поступал именно так, а не иначе. Вдруг из толпы вынырнул Женька, вливаясь в общую суматоху танцев. Он, как всегда лохматый, прыгал в безудержном ритме, похожий на большого медведя. Мирослава хваталась за его плечо, громко хохоча под слова Никиты, который что-то им всем говорил, но никто не слышал ни слова, поэтому все просто от бессилия покатывались со смеху. По лицам прыгали разноцветные огни стробоскопов, словно яркие радужные зайчики, танцующие собственные танцы. Через полчаса, что прошел незаметно, музыка сменилась, потекла плавно, охлаждая и останавливая то броуновское движение, что происходило на танцполе. На лицах выступил пот, и те, кто оделся теплее обычного — завидовали тем, на ком был минимум одежды. Стали разбиваться парочки для медленных танцев, танцпол стал пустеть. Полоцкий двинулся к Мирославе, и в ее глазах почти запылала искра. Ей было интересно: как же танцует ее друг? — Я пойду к брату ненадолго, надо отметиться, — сказал Яромир подруге, и тут же ушел в другую сторону. — Ладно, — сама себе ответила девочка, одиноко глядя ему вслед. — Потанцуем? — спросил Женька, пытаясь отдышаться и протягивая ей руку. Мирослава заметила, что Третьяков пригласил Астру, Иванна танцевала с Виталиком, а Никита уже кружил в танце Рогнеду Юлиевну, которая отчего-то хохотала. Она была на голову выше, от того они смотрелись комично. Но Вершинин умел превратить недостатки в достоинства, поэтому кружил их классрука, что была одета в длинное шифоновое белое платье, сам же делал такие пируэты, что это еще надо было так суметь! — Пойдем, — ответила Мирослава, позволяя другу отвести себя в центр кружащихся там пар. Все танцевали, как умели. Кто-то топтался на месте, кто-то кружился в вальсе, а кто-то, как Вершинин, толкал других, кружа свою партнершу. Женя положил руки ей на талию, и девочке пришлось закинуть руки ему на плечи. — Вот жизнь! Вместо того, чтобы бегать по кукурузному полю, что мы делаем? — прошептал ей Тихомиров, смеясь. — Да, но еще впереди все лето, успеем, — она слегка пожала плечами, чувствуя себя отчего-то неловко. У нее путались ноги, хотя они были среди тех, кто немного покачивался из стороны в сторону и не сдвигался с места. Парень промолчал, смотря куда-то в сторону. Вдруг рядом оказался Третьяков, хлопнув несколько раз в ладоши, и Тихомиров, окинув его нечитаемым взглядом, отступил. Его место занял Ваня. Мирослава с удивлением посмотрела на колядника, что сейчас ее повел в активном танце. — Я чего-то не знаю, да? — Такая традиция, можно меняться партнерами, а для этого требуется лишь хлопнуть в ладоши, — ответил ей Ваня, у которого его каштановые волосы были уложены на идеальный пробор. Он вообще танцевал? Или только пришел? И точно. Теперь Вершинин танцевал с Иванной, Виталик с Рогнедой Юлиевной, а Астру затягивал в танцы Юрий Рублев. Видимо, он просто вошел в круг и пригласил девочку, заставив поменяться и остальных. — Ты же знаешь, кто я, да? — вдруг спросил Ваня. После тех февральских событий они продолжали общаться, но ни разу не затрагивали тему его воскрешения. — Да, — кивнула Мирослава, решив, что скрывать не имеет смысла. — Полоцкий сказал? — А это играет роль? — Да в принципе нет, — пожал плечами Ваня, улыбнувшись. — Просто я хотел раскрыть все карты, если вдруг ты не была бы в курсе. — И почему же? Парень поднял руку, позволив Мирославе покружиться вокруг своей оси и снова положить ладони ему на плечи. — Да просто не хотелось заканчивать год с недосказанностями. Из-за того, что я пренебрег правилами безопасности и валялся в палатах, вам одним пришлось вытаскивать Софию. — Но все же закончилось хорошо, и ты не виноват в этом! Он поджал губы, но сдержался от того, чтобы замотать головой. — И я знаю, что впредь ты будешь вести себя хорошо и вовремя пополнять запасы крови, — шепнула она ему, чтобы никто не услышал. Ваня хмыкнул, но тут сбоку раздался чей-то хлопок. Это был Елисей Войнович. Он широко улыбался, замыленный в танцах, но нагло отодвинул Третьякова и потащил Мирославу в сторону. За одну лишь песню, которая длилась наверняка дольше обычного, она успела перетанцевать почти со всеми своими одногруппниками. В конце они образовали небольшой хоровод, танцуя что-то вроде канкана, воображая из себя невесть кого и смеясь. — Нам надо отойти, — Яромир будто вырос из-под земли как раз тогда, когда Астра, Мирослава и Иванна отошли к столику, выпить сбитня. Застыв с кружкой в руке, Мирослава, которая ждала появления Полоцкого на протяжении всего медленного танца, который длился, не прекращаясь, минут двадцать. — Поговорил с братом? Кивок. Молчание затягивалось. Иванна оттащила Астру подальше, понимая, что лучше бы им не попадать под горячую руку. — Ты хочешь узнать, что написано в тех листах или как? — он нетерпеливо склонился над ней, говоря это так тихо, чтобы услышала только она. — Хочу, — равнодушно кивнула девочка, делая большой глоток напитка, что держала в руках. Очень хотелось пить и отдохнуть. От танцев колол бок, а лоб под венком вспотел. Там же был прицеплен и соловушка, чтобы не потерялся. — Хорошо, подождем, — парень опер бок о край дубового стола, глядя на разведенные то там, то тут высокие костры. Все еще шла Русалья неделя, и где-то на ветви берез уже, наверное, взобрались русалки. Допив сбитень и облизав губы, Мирослава сложила руки на груди, слегка вскинув бровь. — И куда пойдем? Оттолкнувшись от стола, Полоцкий пошел к реке. Мирослава плелась следом. На поляне был изготовлен деревянный настил, а сейчас ее белые кеды утопали в траве. Она сняла обувь с одной ноги, а потом ухватилась за предложенную руку Яромира, чтобы снять со второй. Дальше они шли молча, слушаясь лишь стрекот кузнечиков и сверчков, далекое пение соловьев в Пуще, и сливающееся с ним, и одновременно резонирующее пение русалок. Но ряд берез, что рос на берегу, был в другой стороне у вира, а они шли к поваленной над рекой сосне. Молодая луна светилась на светлом небе, украшенным россыпью неярких звезд, проглядывающих на землю даже сквозь закатное солнце, что уже не садилось полностью — начинались белые ночи, и это было удивительно прекрасно. Яромир, остановившись на берегу, достал из-за пояса перстневик, вытаскивая из него сложенный листок. Он аккуратно распрямил его длинными пальцами "пианиста". — Я боюсь ошибиться, — сказал он тихо, глядя на подругу, чье слегка загорело лицо сейчас было взволнованным. — Что там? — нетерпеливо спросила Мирослава, беря у него из рук листок. Поднеся его почти к самым глазам, поняла, что не разобрала бы текст, если бы на улицу и не легли сумерки. Написано было на старославянском, еще и завихрастой вязью. — Наверное, я поторопился, не вырвав еще одну страницу. Но помнишь, мы обсуждали, что возможно, кто-то из братьев приходится тебе дедом? Мирослава кивнула. — На этом листке написана информация об одном из братьев. Вот тут, видишь, я оторвал неровно, — он показал на край листка, где девочка различила только окончание "бог". — А точнее, тут написано о том... — парень прокашлялся, — что его душа с нами. Эта рукопись явно зачарована, имя светится красным. А вот тут, смотри, — Яромир снова ткнул пальцем на тусклую серую надпись. — Читай, Мстислав Виславович Полоцкий, это мой дед. Он умер еще до моего рождения. Серый — значит, его нет в мире живых. — Что... что это значит? — она подошла ближе, будто это бы помогло на лице друга увидеть ответ. — Что кто-то из братьев не погибал в той битве. Один из них точно жив, хоть, возможно, не в понятном нам смысле. Белобог с Чернобогом были ведьмагами такого уровня, что и моему деду не снилось! И, возможно, есть шанс найти способ вытащить одного из них из состояния небытия. Душа! Именно о ней говорил Никифор! И раз ее нет в тебе, значит, она может быть где-то в другом месте или... человеке. Мы можем ее найти! Мирослава ненадолго потеряла дар речи, протянув руку к стволу сосны, и простояв так несколько минут. Речной ветер шевелил ее волосы, освежал кожу, трепал тонкий сарафан, но она ничего этого не замечала. — А что, если я найду не того? — прошептала она негромко. — Они ведь враждовали... — Они были братьями, в любом случае оба получаются тебе прародителями, — ответил ей Яромир, встав рядом и внимательно наблюдая за девочкой, что глубоко дышала. — А что, если я вообще не их родственница? — Это вряд ли... Но... не проверишь — не узнаешь. А рассказать такие тайны, как ты уже поняла, рукописи нам не могут, мы и так сегодня подвергли себя опасности, почти ограбив Хозяйку, — он держал двумя пальцами ветхий листок. — Но смогут прямые участники тех событий. Подняв голову, Мирослава посмотрела на друга, и ему в одно мгновение показалось, что в ее глазах полыхнул зелено-фиолетовый огонь. Решительность. — Хорошо. Если представиться случай, я спасу деда, где бы он ни затаился! И, вытащив из венка соловушку, отправителя которого она так и не определила, Мирослава, присев и опустив руку в прохладную воду, подсадила его на небольшой гребень волны. Бумажная птичка, поймав волну, отправилась в дальнее плавание. Ее белое "тельце" долго качалось на волнах реки Росинки, на которую стал опускаться молочный туман.Продолжение следует...