Божья воля

      В голове Федора шумела его способность, а мысли все крутились на одном слове: «Черт!» Он шагал, обдумывая все за последние месяцы, пытался хоть как-то выпутаться из ситуации, которая скоро произойдет. Его не было на работе уже чуть больше недели. Но Федор не думал об этом, больше недели он скитался по городу, так и не возвращаясь в квартиру.       Ведь скоро случится нечто ужасное, он здесь. Но почему? На кой черт он прилетел в Японию? Пока он ещё вряд ли в Йокогаме, но за пределами родной страны уж точно.       Достоевский остановился и сильно стукнул по стене кулаком, так, что даже кровь пошла. Зашипев от боли, не хуже кота под рукой, Дост прислонил свою руку к телу. Ударил он сильно, да и оказалось в стене гвоздь торчал. Вот оно — везение в чистом виде. Ещё и в больницу ехать, гвоздь то ржавый. «Хозяин, я не советую оставлять свою кровь где попало…» — тихо заговорило Преступление. — «А то вдруг вампиры облизнут и все, умрут». — Что? Хочешь сказать моя кровь ядовитая? «О, да… Самый смертельный яд, никакого противоядия, здесь даже твой дорогой неполноценный дружок не поможет! Ха-ха, вот она сила…» — Никто же не буде… — он оборвался на полуслове, когда взгляд уловил силуэт уже мертвого кота. — Дьявол… «Первое убийство! Поздравляю, хозяин! — рассмеялось преступление ещё звоньше. — Ой, поправочка: не первое убийство. Ещё те похитители, те люди на улице…» — Заткнись. — Достоевский оглянулся, никто не обращал на него внимания, просто не замечали. — Так... где здесь ближайшее метро…       Искал он недолго, все же кое-какие привычки, работая «секретарем» у детективов, он все же перенял. Допрос людей не давал ничего стоящего, ведь от него бегали как от адских псов. Бегали обычные люди, но не эсперы. Федор заметил: обычные клиенты, приходя в агенство, сажались подальше от Достоевского, не смотрели на него, --боялись. Словно инстинктивно чувствовали, что в нем сидит опасность.       Но эсперов таким не поймёшь, они не боялись его, нет, никто из агентства. За исключением Рампо, вот он тщательно скрывал свой ужас. К счастью, со временем привык, да и избегать перестал. Вот и ему сейчас попалась девочка, лет 14, которая спокойно объяснила и даже сопроводила до ближайшего метро. — Примерного благодарен за то, что сопроводила, Инуэ. — Не за что, Федор-сан, — девочка поправила свою маску, глаза уже были видны более чётче. — Вы мне помогли.       Федор насторожился, ведь имени своего он не называл. Достоевский пытался делать вид, что пропустил это мимо ушей, что не заметил; но страх медленно и верно охватывал его, что прекрасно отображалось на лице. Что       В голове уже возник вопрос: «какого ху.?» Минуту назад он стоял у метро, где тут и там шли люди, а сейчас перед ним только девочка. Возле Инуэ исчез едва заметный силуэт, а взглянув на часы, он понял, что разница между его часами и часами в метро составляет час и 13 минут. «Дерьмо». — Не бойтесь меня, Федор-сан, — девочка вмиг потеряла свою солнечную улыбку (он думал, что улыбка однозначно есть, ведь на девочке была маска, оставляющая открытым лишь глаза), а глаза приобрели цвет замёрзшей реки. — Я не убийца. — Не убийца. В мафии есть и такие? Прости меня за такие убеждения, довольно стереотипные, но всё же думаю, лукавишь ты, Инуэ. — вмиг маска страха сползла с лица Федора, глаза помутнели. — Дай угадаю… Вы решили использовать меня в качестве заложника, дабы выпытать у меня информацию? О, нет. Заставить агентство сказать все, что надо мафии. Но на кой черт шишкам мафии до простого детективного бюро? — Достоевский усмехнулся, все не отрывая взгляда от девочки. После он тихо рассмеялся, при этот постоянно цокая. — Ошибочка вышла… Это ваше личное дело. Конечно. — Не чеши языком, Федор. — рядом раздался голос Акутагавы. — А вот и наш мстительный и ревнивый мачо. Я так понимаю порчу на меня Неполноценный навел? — в руке Федора уже был нож. Он не так давно почуял присутствие Акутагавы. — Живым я вам не дамся, чертовы псы. — К твоему счастью, ты нам нужен живым. *** — Да куда он вечно пропадает? ― от постоянных хождений по кругу, у Ацуши уже болела голова. Но он не останавливался, продолжая наматывать круги ещё с большим радиусом. ― Завтра, суббота. Он может.! — Ацуши-кун, не рычи. — ленива потягиваясь, пропел Дадзай. — Да найдется твой друг. — Вы неделю назад играли с ним в шахматы, а после Федя пропал, разве не в ваших интересах найти его? — В моих. Соперник он что надо. — Осаму хитро улыбнулся. — Да ладно тебе, Ацуши-кун. Не беги вперёд паровоза. Найдётся он, может даже завтра. — А не труп ли мы найдем? — мрачно прошептал Танидзаки рядом. — Смотря с какой стороны смотреть… — тихо, почти неслышно прошептал Ацуши.       Мысленно закатив глаза, Дадзай начал дырявить ближайшую стену. Было ли правильным, подкладывать в карманы Федора сочный кусок мяса, если за ним гонится один бешеный пес? Осаму знал, что Достоевского так просто не убить, точнее, надеялся. Да и псу пока не нужна человечина, все что он хочет сделать — так это выманить нужных людей из норы. Думается ему, что скоро и кот агентства учует кровь Достоевского.       А пока Рампо уходит за занавес, дабы не мешать плану, Куникида давно в командировке в соседнем городе. Танидзаки и Ацуши — вот кто вновь будут мишенями.       Тяжело выдохнув, Дадзай помассировал виски уже приготавливая несколько планов на следующий день. И сдаётся ему, что тот подрывной план с поездом не осуществился лишь потому, что его перенесли на другой день. И будет он намного красочней.

***

      Следующий день для Ацуши не наступил. У него вся неделя была как один сплошной день. Рыская в каждом закоулке, в каждой щели города, он так и не отыскал Федора. Да кто говорил, что это будет легко? Но Накадзима надеялся. Надеялся на то, что ему хватит недели чтоб уловить запах друга, но безуспешно.       Он уловил запах, но за 9 дней. Ему понадобилось 9 дней, дабы уловить запах друга. За эти дни с ним могло случиться что угодно, а Ацуши с ужасом заметил, что этот липкий запах, характерен для…крови. — Он в крови! — примерно с такими словами залетел в агентство Ацу, так, что даже Дадзай подскочил от испуга. — Я знаю где. ***       Открыть глаза было не самой лучшей идеей, но через стоны боли он всё-таки смог приоткрыть один глаз. Второй хоть и был открыт, но залит полностью кровью, лишь красное пятно перед правым глазом. Федор закрыл этот глаз и начал изучать местность с одним левым глазом.       Ничего утешительного ему это не дало. Над ним потолок, сбоку потолок, снизу потолок, везде потолок. Одна сплошная стена. Минут через 15 он уже начинал различать мелкие детали, и что он понял точно: не бывает четыре потолка. Сам привязанный к этому потолку, а перед глазом — пол. Федор хотел хоть рукой пошевелить, но что-то угрожающе зазвенело. — Прис, что там. — для большей удобности, Федор дал своим (способностям или способности, он четко не знал), более короткие имена. Преступление — Прис, Наказание — Нак. «Жить будешь, наверное, — Федя отметил, что голос Приса еле заметно дрожит. — Не уверен в тех кто под тобой будут ведь вся ядовитая кровь по поезду растеклась. Избили знатно. По ощущениям, почти знакомые… О, нет. Бомба». «Сломано два ребра, ещё и внутренние кровотечение, — добавил Нак, а голос его дрожал. И теперь русский понял, что у этих двоих голоса дрожали от гнева. — Правая бровь и нос в не лучшем состоянии, ещё вывехнуты обе ноги. Левая рука сломана. Дружок твой ревнивый постарался на славу». — Есть дополнение к очету о моем теле? — Нак и Прес молчали, а вот Достоевский висел под потолком, чувствуя себя смертельной мишенью. А ещё чувствуя у своей шеи клинок. — Вот вы сукины дети… — Тебе может язык оторвать? — зашипел Акутагава, открывая рот Достоевского Расёмоном. — Достал уже. — Кишка тонка для того, чтоб язык оторвать. — после того, как Расёмон отступил, Федор сразу заговорил. К нему постепенно начали приходить воспоминания о темном подвале, о пытках… Тело заныло в сто крат громсюче и сильнее. Федор сморщился от боли, но продолжил уверенным тонном чуть хрипя. — Не хочешь же в крови купаться, правда? А как же там «я-не-убиваю»? Всё же очень хотелось бы узнать настоящее имя той особы, интересная. — Иия её тебе знать не нужно. — Акутагава тяжело выдохнул. — Я мог и сам с тобой расправиться, убить на месте. Но босс возжелал оставить тебя в живых и просто… — Послужить прекрасной приманкой для сотрудников агентства? Хороший план, надёжен как швейцарские часы. — Я тебя убью и Тигра тоже. — лишь сказал Акутагава и ушел. Рюноскэ лгать не умел совершенно, по крайней мере, о приказе босса он точно солгал. Тогда почему Аку «оставляет Федора в живых»? — Пока я не помер, Прес, ответь на один вопрос. — уже устав думать о всякой ерунде перед смертью, Федя решил спросить то, что волновало его с того самого момента, когда он узнал о способности. «Что надобно, хозяин?» — Почему Нак сидит в изоляторе? «Я опасен, — ответил сразу Нак, — точнее опасны мы, вместе с Преступлением. Твое подсознание нас отделяет, чтобы…» — А вот и я! Неподражаемый ученый, дающий фору любым алхимикам помешанных на вечности жизни! — неизвестный рассмеялся, а голос его был таким, казалось, что динамик висит не на стене паровоза, а прямо в ушах. — Не надо оваций, офтографы раздаю не за бесплатно! Поезд… Тронется прямо сейчас… БИДИБУМ! — Что ещё за придурок. — тихо зашипел Федор, закатив при этом глаза. Его взбесило то, что этот голос не дал закончить монолог Нака. — Прис, Нак, я знаю что вы в гневе, но можно чуть потише материть мафию, голова трещит. — О-хо-хо, а вот и наша ходячая бомба с шизофренией, ой, не ходячая. Акутагава постарался на славу, ходить не сможешь долго, ха-ха! — неизвестный заводился все сильнее, а смех его становился все ярче и громче. — В твоих жилах течет сама смерть, мальчик. Какая же прекрасная подопытная крыска приползла в мою нору… — Иди к черту, учёный Франкенштейн, я тебе не крыса. Захлопни свою пасть пока… — Пока что? — ученый засмеялся ещё звоньше. — Поезд уже давно в пути, вагоны набиты людьми, а ты — самая настоящая бомба, даже без тех игрушках на ногах. Твоя кровь уже расползлась по всему паровозу: стоит сделать хоть шаг и всё, человек падает намертво. Так уже несколько десятков откинулось. Ха-ха! «Не верь ему, он лжёт. — быстро заговорил Нак, чувствуя как ужас наполняет душу Федора. — Для того чтоб кровь смогла убить ей нужно попасть внутрь человека. Да, она может просочиться и на голую кожу, но это вызовет лишь клиническую смерть, недолгую: минут на 30. Чтобы сработало как надо, человек должен выпить этот яд». — Лжешь, гадёныш. — Не фальшивка все же, а Акутагава знает свое дело! — Что ты заладил про этого завистливого мачо, влюбился что ли? — фыркнул Достоевский. — Выкладывай, горе учёный, кто ты. — Я — Мотонджиро Канджи. Гениальный ученый-испытатель, люблю лимоны и эксперименты! А знаешь какой эксперимент будет сегодня? Твоя кровь в бомбах! — лицо Федора приняла очертания исполинского ужаса. — Крови так много, чудо, что не помер от потери крови. Но твой организм, вырабатывает настолько сильный яд каждую минуту, клетки крови мутируют, а костный мозг вырабатывает новые клетки раз в 10 быстрее, чем у обычного человека. Ох, Федор, ты удивителен! Но сейчас не об этом… — казалось, Канджи читал это с какой-то бумажки, а голос немного изменился. — Твоя кровь, пройдя некоторые анализы, дала просто удивительные результаты. Но при всем этом, Федор-кун, иммунитет твой очень слаб. Нет лекарства, которое могло спасти тебя от этой напасти, но с таким иммунитетом, просто божье чудо, что ты ещё можешь ходить как ни в чем не бывало. — Ты уже не Канджи. — Я не сомневался в твоей проницательности. Как дела? Нравится новое место работы, Божье создание? Думаю, тебе очень нравится писать за других отчеты, исподтишка давая подсказки в расследовании некоторых дел. А прямо заявить о своем участии в рейдах — кишка тонка. Разве я так тебя воспитал? — Иди ты в задницу, черт мохнатый. — Ну что тебе усы сделали? С детства их не выносил. Кошмар. — в голосе слышались ноты обиды, но это было не так. Собеседник получал удовольствие от этого разговора. — За свободу слова я разделался с твоим другом, посмотрим как выстоишь ты. — С божьей помощью, кретин.       Ещё долго стояла тишина, в атмосфере висел липкий запах крови Федора. В динамика уже звучал обрывистый звон — оборвал связь и сейчас точно подчищает все следы своего взлома и присутствия. Достоевский тяжело выдохнул, но из горла вышел лишь комок крови и слюны, он откашлился. Кровь все капала, а звон динамика затих. Теперь уже звенели и сияли бомбы на его ногах и руках. — Прекрасная смерть, прям мечтал о таком конце. — Федор не отказывал себе в язвительности даже за разговорами с самим собой. — Федя! Федя, ты тут? Скажи скорее, мы вытащим тебя, где ты? — Ацу? Ацу! — Достоевский облегченно выдохнул, но в голове играли совсем другие мысли, а сердце уже схватил страх. Он понимал, что нельзя говорить где он, тянуть с этой болтовней, если на ногах и руках бомбы. — Я тебя слышу. Где ты, Федя. Я чую твой запах, но кровь везде, не пойму в каком вагоне… ― Ацу, ты не можешь спасти каждого… ― тихо начал Достоевский, чувствуя, как сентиментальный монолог перед смертью каждого героя любой книги подступает к горлу. ― Беги. И оставь в этом вагоне лишь ме…       Достоевский падает прямо в руки Ацу. Тот стоит и смотрит на него с блестящими от слёз глазами, что-то быстро говорит, но сути Федор не улавливат, ведь в мыслях была лишь бомба. Что делать? Как посупить? К нему приходит рисковое решение.       Со сломанными костями он пытается вырваться из хватки Ацу, тот понимает его и просто кладёт на сиденье. Федор думает какими конечностями он ещё может двигать, но в этот момент в вагоне сделал огромную дыру Акутагава и, улыбнувшись, схватил Федора лентами.       Кричать не было сил, отбиваться тоже. Единственное, что он мог сделать: это бразнуть своей кровью на лицо Акутагавы и таким образом погрузить его в сон часов на три. Расёмон, почувствовав недееспособность хозяина создал купол, всё так же не отпуская Федора, да и они вместе свалились…       Ацу, отличавшиеся тигринной скоростью и ловкостью не успел сделать даже шаг, как Рюноскэ вместе с Федей рухнули вниз. Не прошло и минуты, как крик Ацу смешался с оглушающим взрывом.       Никто так и не услышал как воздух разрезал звонкий детский голос.