Лето

Black Sabbath — Solitude https://youtu.be/lejk2BmBbvk -Фиолетовая принцесса! — крикнул я, настигнув Ленусю на площади. Любимая обернулась резко — слёзки ярко блестели на солнцепёке. Леночка что-то неразборчивое сказала со словом «рыцарь» и, рыдая, влетела мне навстречу, уткнувшись мордашкой в мой торс, намертво, будто готовая ноготочками прорезать рубашку, стиснула мёртвой хваткой объятий, стихнув и стеклянным взором изумруда не моргая. Я обнял в ответ, начал гладить-тискать и зацеловывать мою хрупкую нежную девочку, мою ласковую любимую, хрупкую как хрусталь, который вдребезги разбили родные родители, приговаривая в бальзаме умиления и яром желании оторвать частичку себя, как пледом укрыть её, укутать в оболочку обезболивания: -Иди ко мне, пташка. Иди сюда. Крылышки тебе твои поранили, сердечко поранили, иди ко мне, залечу любовью, вылечу, нежная моя, разве можно… Я взял свою молчаливую раненую крошку на руки — она жадно засыпала моё лицо поцелуями, горячими слёзками и стиснув шею намертво, устроившись подбородочком на плече, тихо сказала: -Тебе нельзя… Тяжести… -Вчера последний день был. Подальше от этого праздника жизни, где мы с тобой чужие, м? -Д-да… Мой рыцарь… Унеси меня туда, где будем только ты и я, только вдвоём, только вместе, только… Мы… И отпусти… Я послушно поставил принцессу на ноги. Та, хлюпнув носиком, подняла на меня изумрудные раненные и пылающие болью, океаны глаз, сказав: -Сегодня… К Виоле вечером… Только тогда скажет, можно или пока нельзя тебе тяжести… — затем взор на мгновение стал умилённым и Леночка с теплом нежной искренней благодарности в изумрудных океанах, подошла ближе, встала на цыпочки, обвила шею и поцеловала, на что я несколько раз ответил взаимностью, лобзая горячее и мокрое от слёз, личико. Мы шли, взявшись за руки и переплетясь пальцами, рядом-рядом, нога-в-ногу (я подстраивался под крохотные шажки Лены). Отовсюду доносились радостные вскрики: -Мама! Папа! Звонкий смех. Радостные взрослые голоса: -Ты моя доченька, моя умница! Молодец! Какая ты у меня молодец! А Леночка, опустив веки, тихо плакала, личиком уперевшись в мою руку, по которой стекали её слёзы, сначала беспорядочно режа моё сердце на рванные лоскуты и в открытую рану заливая всё новый и новый напалм, поверх чего, всё это сдобрилось ядовитым газом. …Не помню как, но сквозь хрустально-блестящее сияющее солнце, безоблачное голубое небо, радость и счастье безгрешных деток и их звонкий смех, сквозь всё это, трепещущее нежностью, для нас — сыплющее соль на раны, мы оказались внутри дебаркадера. -Закрой дверь… — всхлипнула она Я послушно запер нас. Окна вскоре были занавешены и не абы чем — брезентом. Почти в полнейшей кромешной тьме, мы отыскали тепло рук друг-друга и Лена обняла меня крепче, чем когда-либо прежде. Затряслась и… Подобно раненному зверю, подобно самому разбитому сердцу, протяжно и мучительно заревела во всё горло. Я лишь прижимал её — мою пташку. Мёртвая хватка объятий не позволяла толком затискать-залыбзать. Да и сам я был ошарашен льдом по самое сердце. Лишь прижимал, гладил по голове и шептал успокаивающие слова. Здесь нам было спокойно. Здесь были только мы, одни. За дверью остался мир, ликующий в момент нашего чернейшего траура. За дверью остался обманчивый иллюзорный свет. Истинное же тепло и любовь наша, сейчас билась сердцами в объятиях, а я зарывался в океан фиолетовых волос. «Время ушло с загаженной сцены, его заменил вселенский покой» В объятиях и поцелуях, в нежностях на ушко, кое-как, потеряв счёт часов, мы вышли на улицу. Уже рыжина заката блестела на глади воды, солнечными зайчиками ослепляя Ленусю, заставляя жмуриться и немножко казалось, будто она улыбается. Мы прошлись вдвоём через лагерь, через лес. Вышли к какому-то песчаному карьеру. Она была особенно прекрасна. Она была прекрасна в радости. В печали. В смехе. В тихой улыбке. Спящей. Но сейчас она была красива как никогда: её силуэт с развевающейся коротенькой чёлкой и движими ветром хвостиками, блестя слёзками в рыжем сумраке заката, с чуть реющим подолом платьишка закрывающим щиколотки на фоне обрыва… Любимая, глядя вниз, сглотнув слёзы, вся красная-зарёванная, сказала: -Моя мама… Настоящая мама… Она погибла… — всхлипнув, Леночка приняла мои объятия и, зарываясь в них, обнимая, продолжила тихо-тихо, устраиваясь поудобнее у меня на груди: -Родители разошлись… Я осталась у мамы, Алиса — у папы. Алёна была маленькой, была со мной. Родители сильно поссорились тогда. Мама даже фамилию вернула девичью и настояла, чтобы мы с Алёной от отцовской отказались… Мама любила папу. Сильно-сильно. Он писал ей стихи. Посвящал. Раньше… Все думали, что они снова сойдутся. Не верили, что… Насовсем… А потом папа нашёл… Эту… Мымру! И… Его как будто подменили… Он стал другой. Совсем другой. Он в армии не служил никогда по здоровью, не откашивал… Мама его не упрекала, но… Он влюбился в эту… Стал стихи писать, Алиса думала сначала… Это непонятно было, но… Когда мы виделись, она сказала маме, что папа снова стихи пишет и скоро помирятся… А потом… Мама успокоилась, а оказалось, что папу как будто подменили из-за другой. И стихи потом ясно стало — про другую… А она на спорте повёрнута была и… Ну… Отец с тех пор сам не свой, ради неё всё про спорт, про спорт, про спорт… Во-о-т… А мама… Мама это как узнала… Так сильно папу любила, что вернуть его захотела, без него жить не могла и… Ей по здоровью нельзя было, а она… В общем… Сь-сь-сердце… Нь-не выдержало… Она умерла… А дедушка… Он всегда, с детства за спорт был, до всей этой истории и на работе забывается, здесь в лагере, это ничего… В-вот… Леночка отстранилась и, цепко хватанув меня за плечи, с новым потоком слёз на зарёванном блестящем в закате личике, крикнула во всё горло: -ОБЕЩАЙ! ОБЕЩАЙ! ОБЕЩАЙ! ОБЕЩАЙ, ЧТО МЫ СОЗДАДИМ СЕМЬЮ, ГДЕ НЕ БУДЕМ ДЕЛАТЬ БОЛЬНО ДРУГ-ДРУГУ, ГДЕ НАШИ ДЕТКИ БУДУТ ЗАНИМАТЬСЯ ТЕМ, ЧТО ИНТЕРЕСНО ИМ, ЧТО МЫ ВСЕГДА БУДЕМ ВМЕСТЕ! И НЕ БУДЕМ ДЕЛАТЬ БОЛЬНО НАШИМ КОТЯТАМ, ЧТОБЫ ОНИ МОГЛИ НЕ ТАЯ ОБЩАТЬСЯ С НАМИ И МЫ БЫ НИКОГДА НЕ ПРИЧИНИЛИ ИМ ГОРЕ И БОЛЬ, МЫ НЕ ГОНЯЛИСЬ БЫ ЗА СВОИМ, БЫЛИ БЫ ВМЕСТЕ ВСЕГДА И ВСЁ ОТДАВАЛИ НАШИМ ДЕТКАМ И ВОСПИТЫВАЛИ В СОГЛАСИИ И НИКОГДА-НИКОГДА НЕ РАССТАЛИСЬ! -Я хочу создать с тобою такую семью, принцесса — улыбнулся я Леночка задрожала губками. Ответила: -И я хочу, с тобой, только с тобой, чтобы не случилось, всегда преданные друг-другу, всегда верные, всегда рядышком, чтобы даже повода для ревности не было, чтобы не делать больно и не отпугивать от нас, наших же деток! -Я тоже всей душой хочу того же, любимая — ответил я Мы с мгновение смотрели друг-другу в глаза. Плескались волны. Прохладный освежающий ветер подул. На зарёванном лице любимой появилась улыбка. В изумрудных океанах глаз — счастье… …я притянул её к себе, мёртвой хваткой стиснул, гладил-тискал, жадно целовал-зацеловывал всю, а веки то и дело опускались в блаженстве сплетённых губ и продолжалось это до тех самых пор, пока последняя слезинка не исчезла с лица моей невесты, будущей жены и мамы моих деток…