Not at all.

Сонный, усталый дым кружится по комнате, подхватывая мельчайшие пылинки, и затем уносит их к потолку. На столе давно уже тлеет погасшая сигарета - Валерию сегодня не до них. За окном тихо шумит пожелтевшая хвоя, окно слегка приоткрыто, поэтому следом за дымом, уходящим через окно, в комнату то и дело врывается лёгкий ночной ветерок. Валерий тихо вздыхает и прижимается щекой к большой тёплой ладони. Борис осторожно захватывает прядь рыжих волос и наматывает её на палец. Он смотрит на учёного из-под полуприкрытых век, и Валерий ловит этот серый спокойный взгляд. Его глаза не были похожи на звёзды, да Борис никак не был похож на сказочного принца. Они - океан тёмных вод, в которых Легасов готов бесконечно тонуть. Валерий никак не может поверить в происходящее. Более, - он даже не мог мечтать о таком. Ещё так недавно простая дружба с Борисом казалась ему сумасшедшей невероятностью. Борис тихо приподнимается ему навстречу и целует уголок мягких губ. Он не спешит, - знает, что Валерию нужно время. - Смелее. Большой палец легко скользит по щеке, и Валерий сдаётся. Он касается полуоткрытых губ, и у него перехватывает дыхание. Борис целуется властно, настойчиво. Горячо. Его рука скользит по спине, задевая подушечками позвоночник, и Легасов всё лучше ощущает тёплую мохнатую грудь под своей. Он даже не успевает понять, как оказался вжат плотно в белые простыни. Борис ловко скользит в сторону, и без труда подтягивает учёного под себя. Легасов чувствует, как давит сверху чужой тёплый торс, а на шею сыплются горячие поцелуи. Шумное, низкое дыхание заметает внутри Валерия дикий пожар. Это действительно был азарт. Сумасшедший азарт, - то, как он двигался. Твёрдая плоть, игриво гуляющая по бёдрам и руки Бориса, которыми он сковывал движения и не давал уйти. Тихое, гортанное урчание над самым ухом. Ещё немного, и Валерий готов был закричать. Застонать на весь отель, умолять, но было нельзя. Учёный неловко поёрзал и из последних сил потянулся назад, открывая Борису шею. Несомненно, его позыв был услышан. **** - Товарищ Легасов, Вам нужно поесть. Никто не выиграет от того, что Вы свалитесь в лазарет. Валерий медленно поднимает голову. Резкий голос так невовремя вытянул учёного из раздумий. И снова на него смотрят с выражением, будто бы он здесь — нашкодивший кот. Борис как всегда непреклонен. Если человек этот захочет — он будет хуже всякого КГБ. - Ешь. - Коротко бросил Борис, пододвигая к Валерию тарелку обратным кончиком собственного ножа. Легасов ничего не ответил, но вилку в руки взял. Столовая, освещённая тусклым предрассветним солнцем гудела, словно муравеник. За каждым столом сидели, переговариваясь между собой чиновники и обычные постояльцы. Первые старались избегать вторых, впрочем, как и наоборот, однако же редкие столики всё-таки были заняты напополам гражданскими и военным. Валерий бессмысленно поковырял вилкой котлету. Он старался держаться так холодно, как только мог, и всё же знал, как дрожат его руки каждый раз. Он знал, что за ними следят. Знал даже момент, после которого слежки стало вдвое больше. С тех самых пор, как они с Борисом начали работать преимущественно в одном кабинете и за одним, общим столом. Этого нельзя было допускать, ни в коем случае нельзя. Чем дальше шло время, тем сложнее было Валерию выбрасывать из головы ту самую дурацкую мысль. Мимолётные касания, взгляды, дурацкие шутки, похлопывания по плечу, — всё это сводило его с ума. Он чувствовал, как собственноручно ведёт собственный мозг к невозврату. Было ли это последствием облучения, шока, старых травм или начинающегося алкоголизма, - учёный не мог знать. Есть не хотелось. - Я пойду. Не дожидаясь ответа, Валерий встал из-за стола и поспешно зашагал прочь. Он закрыл глаза и практически перешёл на бег. Ему хотелось как можно скорее покинуть это помещение, покинуть общество этого человека. Учёный знал, что делает только хуже подобным образом, ведь Борис, словно радар, улавливал малейшие колебания человеческого поведения. Несомненно, он заметил это, как и все остальные странности, которые Валерий проделал за последние дни, чтобы избежать его. Выбравшись на свежий воздух, Валерий достал сигареты. Солнце едва показалось на горизонте, и внезапно мрачная весенняя Припять решила подарить людям несколько ярких, тёплых лучей. Учёный сделал затяжку и закрыл глаза, приводя мысли в порядок. Никто не должен был знать, и прежде всего, не должен был знать Борис. "Такая нелепая, потешная слабость." Легасов даже не помнил, происходило ли такое с ним в жизни вообще. В школе, может быть, или в университете? Нет. Скорее всего, нет. Валерий медленно зашагал по площадке у подножья отеля. Спустя несколько минут мерных, ритмичных шагов, ему удалось утихомирить бешено скачущее сердце в груди, и тем не менее. Весь без исключения день Легасов чувствовал, как за ним наблюдают. Он мог поклясться, что Борис то и дело внимательно смотрит на него, изучая. Под этим взглядом становилось до невозможности жарко, и Валерию приходилось делать какое-то незамысловатое, резкое движение, чтобы от него отмахнуться. К счастью, сегодня им предстояла относительно самостоятельная, молчаливая работа, и переговариваться друг с другом объективно не было никакой нужды. Валерий работал над планами станции, убирая на них устаревшие, либо напротив, добавляя современные изменения. Борис работал над очередным отчётом в рамках своего комитета. Звенящая тишина, нарушаемая шорохом двух ручек о бумагу висела в дряхлом фургоне до самого вечера, как вдруг Валерию непосчастливилось уронить на пол ручку. Потянувшись за ней, он неловко ударился о стол головой а поднявшись, впервые за день лицом к лицу столкнулся с Щербиной. Неловко помявшись, учёный снова опустился в бумаги. - Что происходит, Валерий? Тихо, но твёрдо обратился к нему Борис. Валерий ничего не ответил. Он вздохнул и попробовал более сосредоточенно посмотреть на бумаги, но зампред даже не думал отступать. - Валерий. Учёный неловко потупился, а затем попытался посмотреть на коллегу. Неожиданно, Борис перегнулся через стол и склонился ниже. - Валера, ты же знаешь...Если что, ты всегда можешь обратиться ко мне. Ох уж это тихое "Валера"... Такие вещи со стороны Бориса всегда разметали в душе Легасова нешуточный взрыв. Было всего несколько исключительных моментов, когда Борис обращался к нему в таком тоне, и каждый раз, как первый, его нутро получало дикую встряску. Валерий и слегка отодвинулся от стола и отвернул голову, ощутив на губах горячее дыхание Бориса. Зампред выпрямился и удручённо посмотрел на учёного. По одному его взгляду было ясно, что он что-то да понял. Казалось, он впитал ужас в глазах Валерия гораздо раньше, чем тот в них появился, осмыслил его и сделал выводы. Постояв недолго, Борис взял со стола папки и направился к выходу. Валерий готов был взвыть от отчаяния. Как же так. Как же он смог такое допустить, снова. Не успел Валерий погрузиться в тяжкие мысли, как его окликнули: - Товарищ Легасов, Вы так и собираетесь сидеть здесь? Закрою на всю ночь и оставлю на корм голодным воякам. - Бодро отрезал Борис и вышел за дверь. *** Ещё одна бессонная ночь в попытке вразумить ЦК и дозвониться до Горбачёва. Если ничего не сделать сейчас — топливо прожжёт резервуары и уйдет в грунтовые воды. — Да как Вы не понимаете, это дело непосредственной важности... Услышав гудки, Валерий сразмаху бросил трубку на место. Чёртовы бюрократы. Учёный агрессивно затянул никотин и выпрямился. Ему тошно было от мысли, что и сейчас Борис наблюдает за ним, — а он знал, что тот наблюдает. Ладно, к чёрту Бориса. Ещё никогда Легасов не был так зол, как сегодня ночью. На кону стоит, ни много, ни мало, безопасность всей страны и даже Европы, и даже сейчас, даже в такое время он не может до них достучаться. И Щербина тоже не может. Признаться, Валерий был зол на собственное бессилие. И на его бессилие тоже. Он не имел на эту злость никакого права, — Борис делал всё, что в его силах. И всё же, всё было как есть. И сейчас, он просто тихо повесил трубку. Его пепельный задумчивый взгляд действительно был устремлён на Валерия. — Пройдёмся. — Уже поздно, я устал. — Неожиданно резко для себя отрезал Валерий. Он напористо затушил сигарету и бросил её в пепельницу. — Я сказал, мы пройдёмся. Как бы ни был зол Валерий, Борис знал инструменты. Учёный усмехнулся. Какое гадство. Какое гадство, когда тон коллеги, начальника, вызывает в теле такие реакции. — Что сделает с нашими ребятами радиация? Мужчины медленно спустились по ступеням и вышли на небольшую аллейку неподалёку от фасада отеля. Вокруг стояла уютная ночная тишина. Ветер тихо гонял по земле травинки, опавшие листья, иглы, заносил их в небольшие вихри, но даже такой благоприятный антураж не давал людям забыть, где они находились Птиц не было слышно уже давно. — С какими ребятами? — Валерий сунул руки в карманы. Холод пробирал до костей, но сейчас учёный был даже рад этому. Ему необходимо было сразмаху прыгнуть в холодную прорубь, чтобы душу перестало штормить. — Водолазы. Шахтёры, рабочие. Конечно, Валерий знал, что не одна лишь злось на госаппарат тому причиной. — Что сделает с ними радиация? — Сначала...будут страдать мягкие ткани. Жар, кожа покрывается волдырями, чернеет. Борис медленно отрывает куски бог весть откуда взятой колбасы, и бросает собакам. Медитативный процесс. Иногда политик осторожно осматривается вокруг. — Потом непродолжительное улучшение, и в конце — болезненная смерть. Я не хочу вдаваться в подробности. И дело было даже не в злости, — Валерий действительно не хотел говорить об этом. Конечно, он прекрасно знал, и даже имел несчастье видеть, что делает с людьми радиация. Больше он не хотел. Ни говорить об этом, ни видеть. Внезапно Валерий ощутил, как его крепко взяли за локоть, и Борис резко повернул налево, а затем на одному богу видную тропинку. — Какого чёрта? — Валерий оторопело уставился на зампреда, а затем ему за спину. Аллея действительно густо поросла кустарником и высокой травой, а кроны озяблых деревьев прикрыли её плотной листвой с обоих сторон. — Что происходит? Но Борис смотрел по сторонам. Он осторожно выглянул из листвы, и тут же вернулся обратно. — У нас есть около семи минут до того, как они поймут, где мы. — Кто "они"? — Валерий непонимающе огляделся, и тогда Борис слегка подвинул рукой ветку, открывая взору двух людей на другой стороне противоположной улицы. Кажется, они были немного сбиты с толку и сейчас внимательно осматривались вокруг. — Я видел их уже...В отеле. — Да. Конечно, мы все уже видели их. Щербина отпустил ветку. Валерий медленно перевел взгляд на политика. — Рассказывай. — Что, ты о чём? — Учёный почувствовал себя окончательно дезориентированным. Конечно же. Борис никогда бы не смог оставить это всё так. И сейчас он снова стоит здесь, один на один с этим своевольным, решительным, упрямым, почти стальным человеком, и Легасов вынужден был признать — его застали врасплох. — Валерий. Опять. Снова этот тон. Борис жжёт своим холодным взглядом в десять тысяч рентген, и стоит так опасно близко, что ещё несколько сантиметров, и Валерий уткнулся бы ему в грудь. — Я не мозгоправ, но даже мне очевидно, что что-то не так. С тобой что-то не так. Легасов тяжело вздохнул и упёрся рукавами в бёдра. Он не мог найти в себе сил посмотреть Борису в глаза. — Конечно...Конечно не так. С нами со всеми в последнее время здесь "что-то" не так. — Тихо произнёс учёный. — Возможно. — Уклончиво ответил Борис. — Но это не всё. И только осознав, что сейчас взгляд Щербины обращён куда-то далеко, Валерий нашёл в себе силы посмотреть на него. Высокий. Одетый с иголочки, волосы на голове — густой белый пепел, развивающийся по ветру. Такой густой, что пойти против него невозможно — он неминуемо порежет руки и лицо. На его чёрном пальто — ни пылинки, значок КПСС на левом лацкане отливает рубином и золотом, а на лице — суровый шарм близкой старости. Тот самый период, когда на лице человека ещё можно отличить своевольный юношеский оскал от суровой старческой мудрости. — Знаешь, Валерий. В какой-то момент мне показалось, что что-то не так с нами. Безусловно, Борис был мудрым человеком. И главная его мудрость заключалась в том, что он предпочитал молчать, когда не до конца понимал суть разговора. К несчастью Валерия, сейчас-то Борис понимал всё отлично. Не успел Легасов отпустить эту мысль, как политик повернул голову и обратил свой взгляд на него. Сейчас в его глазах заметались два озорных огонька любопытства и...теплоты? — С нами...— Валерий усмехнулся и достал сигареты. Да всё с ними было не так. — Валера. Товарищ Легасов, в самом деле. Я не первый день тебя знаю, да и родился я не вчера. Если что-то есть, лучше говори об этом прямо. — Борис положил руку на плечо Валерия, и сделав шаг навстречу слегка склонил голову. Легасов тихо вздохнул. И правда, его загнали в ловушку. Не сейчас, значит позже, но так или иначе, Борис добьётся правды. Потому что Валерий никогда не умел врать, и озорные огоньки в глазах политика сейчас только досаждали. Учёный сорвал с губ сигарету и бросил её на асфальт, тут же притоптав ногой, затем сделал сделал глубокий вдох, и снял со своего плеча руку Бориса. Прикрыв глаза, Валерий мягким движением уткнулся в неё, огладил пальцем костяшки, провёл внутренними подушечками ладони по своей щеке и глубоко, полной грудью вдохнул её запах. Сейчас прохладные пальцы Бориса пахли хвоей и холодом, с ноткой подкопченного гостиничного мяса. Он не хотел видеть его лицо. Валерий знал, что ничего хорошего там не увидит. Борис резко изменился в лице и замер, когда Валерий раскрыл губы и легко прикусил его большой палец, сногсшибательно пошло заглядывая зампреду в глаза. Валерий чувствовал, как отчаяние начинает клубиться в животе и готовиться пустить холодные корни по всему организму, потому осторожно выпустил руку Бориса. Зампред убрал резко убрал её и тут же в карман, а затем, не глядя на Валерия развернулся и зашагал в сторону главной аллеи. — Пошли. — Коротко бросил политик.