nothing else matters

      — Да пошёл ты на хуй, Вегас! — не сдерживается, пожалуй, впервые за долгие месяцы Пит. Он не кричит, а источает чистейшую, неконтролируемую ярость: выплёвывает проклятия и едва ли вещами не кидается — благо, под рукой не оказывается ничего, кроме дорогого сердцу саксофона и тонких нотных листов. Первое жалко, второе — бесполезно, потому что урон минимальный, удар музыкальными фразами только сильнее раздразнит Вегаса и разозлит самого Пита.        — Если только на твой, детка, — парирует Вегас насмешливо. На его лице ни капли раскаяния, лишь глаза затопило первородным пламенем. Ему нравится видеть Пита таким — слепо бьющимся в эмоциях, как бабочка, трепещущая под стеклом стакана.       Пит суетится, размахивает руками и стучит ногами от злости.       Вегас стоит на месте и даже не шевелится. Стоит и смотрит, как Пита захлёстывает чистейшая ярость, а после — хватают под локти, призывая успокоиться. Кинн держит крепко — он крупнее и сильнее Пита, — и тот на удивление легко сдаётся, замолкает.       — Ну ты и придурок, — констатирует уже давно всем понятную истину Порш и проходит мимо Вегаса. Не задевает плечом, как в дурацких драматичных фильмах, но его напряжённая спина отчего-то выглядит настолько осуждающе, что Вегас не сдерживается и всё-таки закатывает глаза. Мысленно тихо матерится, но всё равно возвращается за барабанную установку. Расслабленно, с напускным пафосом победившего в битве хищника. Как будто это не из-за него только что разгорелся скандал, как будто это не из-за него всегда тихий и дружелюбный Пит вспыхнул, как облитая бензином спичка. Вегас собой явно доволен, и это бесит Пита ещё сильнее.       Пит почти цепляется за плечи Порша — тот подходит, чтобы убаюкать его в успокаивающих объятиях и прошептать на ухо одну общую, всем давно известную истину — Вегас придурок. Однако Пит, стоящий аккурат лицом к барабанной установке, откуда хорошо заметна эта дерзкая ухмылка, не выдерживает давления и уворачивается. Неловко хлопает Порша по спине и, подхватив свои вещи, выходит из репетиционной.       Громкий хлопок дверью почти заглушает меланхоличный, всегда тихий голос Кима.       — Браво, придурок.       Трижды за десять минут названный придурком только шире улыбается и, как ни в чём не бывало, продолжает отбивать ритм с того места, на котором остановились.       О продолжении репетиции не может быть и речи, но выбор у них на самом деле невелик: впереди пробное выступление на радио, потенциальный контракт с крупной компанией, работающей на продвижение молодых артистов, и, если повезёт, концертный тур с первым полноценным альбомом, который они запишут, если… Если эти двое не перестанут собачиться и позволят группе работать.       Первым эту мысль озвучивает Порш. Разумеется, ведь он больше всех переживает не только за их общий успех, но и за своего лучшего друга.       — Так чего же ты здесь, Порш? Иди и верни его, — небрежно, почти безразлично бросает Вегас и смотрит на Порша с вызовом. Знает, что его взгляду — надменному и жгучему — могут противостоять единицы. Но Порш, увы, в их число входит, правда, видимо, не в этот раз.       — Ты… — У Порша впервые не находится слов, чтобы выразить всю степень своего негодования. Он, разумеется, пошёл бы за Питом, как делал это всегда, вот только он понимает, что дело на самом деле не в нём, дело в Вегасе. Пит знает, что для них всех значит группа, он готов работать на их совместное будущее, а вот Вегас… Этот циничный, эгоистичный ублюдок даже не пытается делать вид, что его волнует что-то, кроме его собственной дерзкой, самодовольной задницы. И, пожалуй, единственное, что до сих пор заставляет группу терпеть присутствие Вегаса в их жизни — его недюжинный талант и значительные связи, которые во многом и помогают им пробиваться в люди.       — Какая же ты сволочь, Вегас, — констатирует Порш и уже собирается уйти, чтобы догнать Пита, потому что он понимает, что никто, ровным счётом никто, кроме него, не пойдёт за саксофонистом. Не потому, что безразлично, как Вегасу или Киму, а потому что Пит никого не послушает. Он на всё имеет своё собственное мнение, а у прямолинейного Кинна или скромного тихони Бига не хватит ораторского мастерства, чтобы убедить его.       — Давайте уясним раз и навсегда, — вдруг подаёт голос Вегас, когда Порш уже хватается за ручку двери.       Порш замирает на месте, так и не открыв дверь, но к Вегасу лицом не поворачивается. Порш готов выслушать, но отчего-то интуиция подсказывает ему, что ничего нового он от Вегаса не услышит. Это же Вегас. Всё тот же блядский Вегас со своим раздутым самомнением. Но да, Порш даёт ему маленький шанс. И не то чтобы Вегас его не оправдывает.       — Пит ушёл сейчас и уходит каждый раз не потому, что я плохой, а потому что он считает нужным так реагировать на мои слова. Вы все выставляете меня каким-то монстром, но разве вам, взрослым, блядь, мужика невдомёк, что у меня тоже может быть своя позиция? И тот факт, что она диаметрально противоположна вашей, не делает меня плохим человеком.       — Когда пять человек из шести говорят, что видели на горе тигра, и только один из них утверждает обратное, кому в конце концов поверит толпа? — Порш не выдерживает. Выплёвывает переиначенный на свой лад где-то когда-то услышанный китайский афоризм, чтобы донести до Вегаса простую истину — он неправ.       — Здесь нет толпы, Порш, — спокойно реагирует Вегас на его выпад. — Это дело касается только нас. Другим незачем знать, что происходит внутри группы. Если хочешь знать, толпу легко обмануть. Нам не обязательно быть друзьями, чтобы создавать хорошую музыку. Но нам до́лжно быть профессионалами. Пит не профессионал, он истеричный, импульсивный…       Вегас не успевает закончить: Порш подрывается с места и, преодолевая расстояние между ними в два широких прыжка, бьёт Вегаса по лицу. Правда, у змея хорошая реакция, он успевает уклониться, так что кулак едва проскальзывает по губе. Но всё-таки разбивает самый её уголок. Вегас шипит от саднящей боли.       Их разнимают сразу же. Порша под руки хватает Кинн, Вегаса — тут же выскочивший из-за синтезатора Биг. Один Ким, казалось, остаётся безучастным ко всему происходящему. Его равнодушное выражение лица говорит само за себя: «Да хоть поубивайте друг друга, мне похуй, я эмо».       — Что и требовалось доказать, — усмехается Вегас, слизывая кровь юрким языком. Резким рывком вырывается из хватки Бига и встаёт напротив всё ещё полыхающего, удерживаемого Кинном Порша. Смотрит в его глаза с вызовом, дерзкой усмешкой. — Кинн, держи своего зверёныша на поводке, иначе к батарее его привяжу уже я.       — Вегас, блядь, думай, кому и что ты говоришь, — предупреждает его Кинн, но Вегас на угрозы не реагирует. Подхватывает свой рюкзак и направляется к выходу, потому что происходящее ему уже поперёк горла.       — Как же вы все меня заебали, — на прощание говорит он и уходит из репетиционной, оставляя за собой право последнего слова.