Испытательный срок

Дио Брандо вполне заслуживал того, чтобы влюбиться в него с первого взгляда — красивый, высокий блондин с глазами, проникающими в самую душу, первоклассный спортсмен, капитан университетской команды по регби и потрясающий студент, регулярно получавший самые высокие отметки. Практически идеал во плоти — ну как перед таким устоять? Поэтому не было ничего удивительного в том, что за ним носились толпы поклонников и поклонниц. Дио принимал такое отношение как неизбежное зло, и с холодной методичностью отшивал каждого, кто пытался хоть как-то с ним сблизиться. Он был выше этого, по крайней мере, так считал. Разум всегда был для него выше эмоций, поэтому он с презрением смотрел на всех, кто отчаянно пытался добиться его расположения. У него не было времени на весь этот сентиментальный бред. Ни к кому из своих обожателей он не испытывал каких-либо ответных чувств, поэтому отвергал одного за другим, не заботясь о грубости своих отказов. — Я слишком занят, чтобы тратить своё время на таких жалких созданий, как ты, — без зазрения совести заявлял Брандо очередной девушке, жаждавшей его внимания. При этом на его губах играла издевательская ухмылка. Ему явно доставляло удовольствие говорить людям о том, что они полные ничтожества и не заслуживают даже секунды его драгоценного времени. Впрочем, он лишь изредка бывал так откровенно жесток. Он понимал, что может испортить себе репутацию, если продолжит говорить людям в лицо подобные вещи, поэтому в большинстве случае старался ограничиться простым отказом без оскорблений. Он говорил что-то вроде: «Извини, но я совершенно в тебе не заинтересован, — или, допустим, — прости, но мне не нужны отношения», — но и эти вполне безобидные фразы произносились так холодно и отстранённо, что человек чувствовал себя униженным дальше некуда. В общем, так и проходила жизнь Дио Брандо. Им восхищались — он принимал это как должное; с ним искали дружбы — он снисходил до того, чтобы общаться с другими людьми; ему признавались в любви — и он решительно отвергал даже попытки построить с собой отношения. Раз за разом всё складывалось именно так. А потом из ниоткуда появился Джонатан, мать его, Джостар, и сломал эту систему к чертям. Джонатан Джостар или, как его частенько называли, Джоджо, был практически так же хорош, как и Дио. Он тоже был отличным игроком в регби и тоже неплохо учился. К тому же был здоровенным шкафом под два метра ростом и не уступал в силе даже самым натренированным университетским спортсменам. Брандо обратил на него внимание во время первой же тренировки и оценил его умения по достоинству. «Такой игрок будет полезен для нашей команды», — сразу подумал он. Однако этим его благожелательное отношение к Джоджо и ограничилось. В остальном этот парень вызывал у него только лишь неприязнь. Одного того, что Джонатан был избалованным мальчиком из богатой семьи, было более чем достаточно. «Этот тупой ублюдок попал сюда только благодаря стараниям своего папаши, а я кое-как пробился с самого дна», — Дио постоянно заедала эта мысль, она душила его всякий раз, когда он видел Джостара, и распаляла в его душе пламя ненависти. Джоджо, разумеется, не был в университете единственным сыном состоятельных родителей, однако именно его Брандо невзлюбил особенно сильно. Джонатан был по натуре слишком наивным, слишком идеалистом, слишком эмоциональным, а этого было достаточно, чтобы ввести Дио в состояние крайнего раздражения. «Бесполезный кусок дерьма, который даже свои порывы контролировать не в силах», — мелькало у него в голове каждый раз, когда Джоджо в его присутствии раскатисто смеялся или с выражением радостного возбуждения принимался что-то рассказывать. Но это всё было ещё более или менее терпимо. Настоящий хаос начался, когда Джонатан начал проявлять по отношению к Дио какой-то подозрительный интерес. Он всё пытался его разговорить, растормошить, заставить его посмеяться какой-нибудь шутке, и это бесило Брандо так сильно, что он совсем превращался в ледышку — просто назло этому идиоту Джоджо, который считает, что заслуживает того, чтобы на его глупые выходки хоть как-то реагировали. Но чем больше Дио уходил в отказ, чем сильнее давал понять Джонатану, что в гробу видал его, а также все его попытки растопить лёд между ними, — тем больше усилий начинал прилагать Джостар, буквально доводя Брандо до белого каления. Он перешёл от шуток и попыток разговорить к терпеливой деликатности и даже своего рода заботе. — Дио, здесь холодно, может, возьмёшь мою куртку? — Дио, я в буфет, тебе что-нибудь захватить? — Эй, Дио, у тебя ручка плохо пишет, возьми мою. Дио тошнило от этого так, будто он наелся помоев, но большинство попыток избегать ДжоДжо оборачивались для него неудачей — тот словно мог унюхать, где он находится и что делает. И, что самое обидное, никакие слова на этого придурка не действовали. — Отвали уже, дерьма кусок, достал. Мешаешь сосредоточиться на учёбе, — говорил Дио таким тоном, будто действительно разговаривал с навозной кучей, однако Джонатан, не обронив даже вздоха сожаления, отвечал что-то вроде «Ладно-ладно, не отвлекаю», и даже не отодвинувшись, начинал молча пялиться на Брандо, который едва сдерживался, чтобы не съездить ему по физиономии прямо посреди университетской аудитории. Короче говоря, как Дио ни старался отвадить от себя Джонатана, ничего у него не получалось. Тот всегда был до неприличия терпеливым, даже каким-то раболепным, но Брандо это только раздражало. Он не терпел, когда кто-то относился к нему, как к несмышлёному ребёнку, которому нужно помочь, а Джоджо именно так себя и вёл. К тому же с каждым разом щенячья преданность в его глазах была заметна всё сильнее, и Дио почему-то совсем не удивился, когда Джонатан по пьяни признался ему в нежных чувствах, которые по отношению к нему питает. Это произошло на университетской вечеринке в честь победы их команды по регби над особенно серьёзным противником, и Джостар явно перебрал. Выслушав его неловкие, как у шестнадцатилетнего школьника признания, Дио не знал, чего ему хочется больше — то ли блевануть, то ли врезать этому идиоту со всей силы. В итоге он проделал и то, и другое, потому что тоже изрядно накидался в тот вечер. Обычно он никогда не напивался вусмерть, но теперь почему-то напился и на следующее утро люто ненавидел себя за это. Впрочем, оправдание было найдено быстро — это Джонатан окончательно его довёл — вот и всё. Никаких сил терпеть этого парня больше не было. Признание стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Дио, и он понял, что пора предпринимать нечто более существенное, чем просто попытки заставить Джонатана отвязаться. Правда, поначалу Брандо питал слабую надежду на то, что Джоджо будет крайне неловко после того, как он открыл свои чувства, и их общение само сойдёт на нет. Однако этого не произошло — и отнюдь не потому, что Джостар не помнил о том, что сделал. Напротив, он помнил и это, и даже то, как Дио врезал ему по лицу. Однако сдаваться не собирался. — Я понимаю, что для тебя было очень неожиданно услышать от меня подобное, — немного смущаясь, говорил Джонатан, — но это правда. Я понимаю, что скорее всего, совсем тебя не интересую, но даже если и так, я всё равно останусь твоим другом, что бы ни случилось. «В каком, мать твою, месте мы друзья?» — хотел заорать Дио, но по невинной улыбке Джоджо понял: неважно, что он сейчас скажет — Джостар продолжит доставать его и дальше. И не ошибся. «Сколько это, чёрт возьми, будет продолжаться? — обречённо думал он. — У этого Джоджо шило в заднице или что? Что я, в конце концов, должен сделать, чтобы этот придурок от меня отцепился?» И тут его голову посетила довольно неожиданная мысль. «Чем дальше я пытаюсь убежать от Джонатана, тем быстрее он за мной гонится. В таком случае… что если не убегать, а подпустить его к себе максимально близко, как он того и хочет, а потом изо всех сил нанести ему удар?» Это казалось вполне себе разумной идеей. Действительно — если ответить на ухаживания Джоджо, дать ему надежду, а затем, предварительно как следует поиздевавшись, разбить ему сердце, он наверняка отвяжется. И Дио приступил к осуществлению своего изощрённого плана по удалению Джонатана Джостара из своей жизни. В конце концов, даже если и не сработает, он получит шанс как следует помучить человека, который до смерти ему надоел, а это того стоило. Дио был прекрасным манипулятором, и ему ничего не стоило бы убедить Джонатана, что он питает к нему ответный интерес. Но на такого как Джоджо вообще не было смысла тратить актёрский талант. Было очевидно, что он поверит ему с полуслова и так. — Слушай сюда, — «идиота кусок» хотел добавить Дио, но передумал, так как знал, что никакая грубость не пробьёт доспехи Джостара, — если действительно хочешь, чтобы я ответил тебе взаимностью, тогда докажи, что достоин меня. С этого дня ты будешь делать то, что я тебе говорю, исполнять любой мой каприз, понял? В понимании Дио, нормальный человек после подобного заявления немедленно развернулся бы на сто восемьдесят градусов и стремительно сделал бы ноги, но Джостар никогда к числу нормальных, судя по всему, не относился. Он, кажется, воспринял слова Дио, как благословение свыше, а сам Дио тем временем уже знал, как именно превратит жизнь Джонатана в настоящий ад. — Эй, Джостар, купи мне поесть, — приказывал Брандо, решив для начала превратить Джоджо в мальчика на побегушках, — и давай побыстрее, не забывай, что ты всё-таки на испытательном сроке. — Уже лечу. — Джостар, какого чёрта вода газированная, если я просил без газа? — возмущался Дио, хотя точно знал, что посылал Джонатана за газированной водой. — Сейчас всё исправлю. Брандо запретил Джоджо разговаривать в своём присутствии, чтобы, по крайней мере, избавиться от необходимости слушать его трёп. Однако даже так Дио ощущал его присутствие рядом с собой, и это присутствие, пусть и молчаливое, раздражало ничуть не меньше, чем обычно раздражала болтовня, поэтому он продолжал придумывать задания для своего надоедливого поклонника и придирался к их выполнению с утроенными усилиями. Впрочем, сколько бы Дио ни пытался довести Джонатана до ручки, ему это никак не удавалось. Джостар обладал на удивление крепкими нервами, и пронять его чем-то подобным, как оказалось, было нельзя. И к тому же Дио скоро наскучило гонять Джоджо туда-сюда, как посыльного. «Не похоже, чтобы Джостар страдал от моего обращения, — думал он, — кажется, пора менять тактику. Вот только одного никак в толк не возьму: этот идиот совсем что ли не понимает, что я просто над ним издеваюсь? Не похож он на круглого дурака, чтобы этого не замечать. А если предположить, что он всё понимает, то почему тогда не уходит?» От этих размышлений у Брандо начинала болеть голова. Поведение Джоджо ломало ему мозг и противоречило всякой логике. «Да ну его к чёрту. Какой смысл вообще искать логику в его действиях? Он же конченный придурок и к тому же влюблён в меня по уши, о какой логике тут вообще может идти речь?» Да уж, поведение Джонатана действительно можно было объяснить не иначе как большой и пылкой любовью, которую он испытывал к Дио. Тут даже сам Брандо был вынужден признать, что никто ему ещё так не докучал своими чувствами, как Джостар. «И что он такого во мне нашёл?» — спрашивал себя Дио. Раньше он никогда не задался бы подобным вопросом, потому что для него и так были очевидны все достоинства, которыми он обладал и из-за которых мог быть привлекательным для окружающих. Однако никто никогда не преследовал его, даже несмотря на всю его безупречность, так, как это делал теперь Джонатан, не отлипая от него ни на минуту. «Все люди, как люди, говоришь им идти в закат, и они молча и интеллигентно уходят. А этот носится за мной везде, как собака. Ненавижу собак». Начался новый этап проверки Джоджо на прочность. На этот раз оружием Дио должны были стать ревность и предательство. Как-то раз он специально замешкался в аудитории после занятий, дождавшись, пока уйдут все кроме него и Джонатана, который сопровождал его теперь повсюду. Джостар стоял совсем рядом, буквально в нескольких шагах. Дио почувствовал лёгкое волнение от предвкушения, как он осуществит задуманное. Он ощущал себя хирургом, которому нужно провести сложную операцию, ювелиром, трудящимся над удивительно тонкой работой. «Я растопчу ногами твоё сердце, Джонатан Джостар, я оплюю твои чувства», — почти с наслаждением подумал Брандо, настраиваясь на нужный лад. Он знал, что Джоджо стоит совсем рядом за его спиной, он кожей чувствовал расстояние между ними, положение их тел, он знал, по какой траектории должен сейчас двигаться, чтобы всё получилось ровно так, как задумано. Наконец, повинуясь внутреннему чутью, которое говорило ему, что уже пора, что вот именно сейчас нужно действовать, Брандо резко повернулся к Джоджо, стремительным движением схватил его за ворот рубашки, притянул к себе и поцеловал со всей страстью, которую только мог изобразить. Джонатан так опешил, что поначалу даже не отвечал на уверенные движения губ своего возлюбленного, однако, видимо, предпочитая не раздумывать, что именно заставило Дио пойти на такой решительный шаг, полностью отдался происходящему, целуя Брандо в ответ. Чувствуя, как губы Джонатана уверенно скользят по его губам, Дио почувствовал, как всё его тело напряглось, мышцы налились твёрдостью, а в паху стало невероятно жарко. «Вот чёрт, а он неплох, если я сумел завестись с пол-оборота», — подумал он, вместе с тем понимая, что всё это представление пора заканчивать. Он резко отстранился он Джонатана, шумно выдохнув в его раскрасневшиеся, искусанные губы, после чего, не говоря ни слова, быстрым шагом вышел из аудитории, оставляя недоумевающего Джостара наедине со своими мыслями. На губах Дио ещё долго играла коварная улыбка. «Отлично, пока всё идёт по плану. Меня не волнует, что придётся сделать. Если поцелуй — то, что нужно, пусть будет так. Однако самое интересное ещё впереди». И действительно, сам поцелуй был только началом. Это была наживка, которую Джоджо, все всяких сомнений, должен был проглотить. Теперь его чувства к Дио Брандо станут ещё сильнее. А чем сильнее кого-то любишь, тем больнее в нём разочаровываться. «Теперь Джостар, должно быть, чувствует себя в раю. Вот только рай находится чертовки высоко, и падать оттуда будет ну очень неприятно». Дио уже давно распланировал сценарий спектакля, который собирался разыграть перед Джонатаном. Поцелуй был всего лишь открывающей сценой, интригующей завязкой грандиозной драмы, которая, как искренне надеялся Брандо, должна была превратиться для Джоджо в самую настоящую трагедию. Вот уже несколько недель Дио тщательно обрабатывал их однокурсницу Эрину Пендлтон. Он планировал завести с ней интрижку прямо на виду у обнадёженного поцелуем Джостара, причиняя ему тем самым неимоверную боль. Эрина была симпатичной девушкой с длинными белокурыми волосами. Всем своим видом она напоминала невинную овечку, и может быть, поэтому Дио выбрал для своих экспериментов именно её — он был уверен в том, что вскружить ей голову не составит большого труда. Она до ужаса бесила его своим постоянным смущением и неловкостью, а он изо всех сил разыгрывал перед ней джентльмена. Ему так часто приходилось перед ней улыбаться, что у него уже болело лицо. «На какие жертвы мне приходится идти из-за этого идиота Джостара, — думал Брандо, чувствуя, как сводит челюсти от очередной широкой улыбки, — эта глупая девка бесит меня даже сильнее, чем он. Но чего только не сделаешь, чтобы насолить ближнему своему». Собственно, когда ему удалось сблизиться с Эриной достаточно, чтобы использовать её в своих целях, он и поцеловал Джонатана, а уже на следующий день начал рушить надежды Джоджо одну за другой. Прежде всего, он усадил Эрину рядом с собой, так что Джостар немало растерялся, когда зашёл в просторный амфитеатр аудитории. Место рядом с Дио с некоторых пор негласно принадлежало ему, однако теперь оно было занято. Это был первый серьёзный удар, который обрушил на него Брандо. Теперь ему было до жути интересно, как Джоджо отреагирует. Первые несколько секунд тот явно пребывал в замешательстве, однако затем вполне решительно приблизился к Эрине и сел рядом с ней — по другу сторону от Дио ряд сидений заканчивался, так как он сидел с краю, поэтому других вариантов не было. «Так и знал, что он сядет туда. Ну что ж, тем хуже для него». Брандо сделал вид, что даже не заметил появления Джонатана, продолжая увлечённо беседовать с Эриной, однако девушка сразу же его поприветствовала. Дио нахмурился. «Вот ведь тварь, даже незнакома с ним толком, а поздоровалась так, будто сто лет знает», — рассердился Брандо. Он рассчитывал на то, что Эрина не обратит на Джоджо никакого внимания, и они будут вместе игнорировать его до тех пор, пока Дио сам не посчитает нужным снизойти до своего поклонника, однако всё пошло не по плану, и молодому человеку невольно пришлось кинуть небрежное «привет». «Впрочем, может быть, так даже лучше, — подумал он, — в конце концов, мой план заключается не в полном игноре, а лишь в том, чтобы показать Джостару, что тот поцелуй ничего для меня не значит. Однако полностью менять своё отношение к нему не стоит. А то решит ещё, что я просто бегу от ответственности». Пока он продолжал болтать с Эриной, Джонатан пытался пару раз вклиниться в их разговор, однако Дио раз за разом не давал ему это сделать, так что в конце концов Джостар сдался и совсем затих. «Почувствуй привкус отчаяния и попытайся привыкнуть к нему, — злорадствовал Брандо, время от времени бросая на Джонатана косые взгляды, — потому что в скором времени тебе придётся ещё немало его испробовать. Ты будешь хлестать его пивными кружками, пока жизнь не покажется тебе настолько отвратительной, что ты захочешь сдохнуть». В перерыве между занятиями Эрина сказала, что с удовольствием выпила бы кофе. Она даже уже поднялась с насиженного места, чтобы отправиться в буфет, но Дио её остановил. — Не стоит себя утруждать, — сказал он, сжимая её руку, — эй, Джостар, сгоняй-ка в буфет и принеси нам два кофе. — Но Дио… — смутилась девушка. — Не переживай, для Джоджо только в радость мне угодить. Он всегда с удовольствием исполняет мои мелкие просьбы. Не правда ли, Джонатан? Джоджо некоторое время угрюмо молчал, но затем всё-таки поднялся: — Я всё равно собирался воды себе купить, — ответил он, и вскоре скрылся за дверью аудитории. Как только он пропал из виду, Эрина набросилась на Брандо. — Как тебе не стыдно, Дио? — распекала она его. — Это просто неприлично — заставлять друга исполнять приказы, будто он твой слуга! Как ты можешь? У Брандо чуть не начал дёргаться глаз на нервной почве. «Как же я сильно просчитался, когда выбрал её на эту роль, — подумал он, — да как у неё наглости хватает выносить мне мозг из-за такой ерунды? Вот ведь дура». В очередной раз убедившись, что он скорее согласился бы выносить рядом с собой двух Джостаров, чем её одну, Дио сделал глубокий вдох, чтобы немного успокоиться. — Мы уже давно общаемся с Джоджо, и для нас такое в порядке вещей. Да и ты ведь сама слышала, что он тоже собирался в буфет. — Да, но правильнее было бы пойти вместе с ним. «Как её только саму не тошнит от своей правильности?» — Может, ты и права, — безразлично согласился он, чтобы скорее окончить этот действующий на нервы разговор. Вскоре вернулся Джонатан с кофе. — Большое спасибо тебе, Джоджо, — тепло улыбнувшись, поблагодарила Эрина, — ничего ведь, если я тоже буду тебя называть? — Да, конечно, — улыбаясь в ответ, отозвался Джостар. Между этими двумя в мгновение ока возникла доброжелательная атмосфера, и они вдруг начали болтать словно давние друзья. Наблюдая за всем этим, Дио почувствовал, что глаз у него всё-таки задёргался. «Какого хрена? — спросил он сам себя. — Какого хрена тут происходит? Присутствие Эрины должно было уничтожить его, а не развеселить. Как я только мог выбрать эту девушку для того, чтобы разбить сердце Джостару? Да эта идиотина и словосочетание «разбить сердце» вообще не могут находиться в одном предложении». Теперь уже Брандо молчал, не принимая участие в разговоре. По правде говоря, он чувствовал себя оплёванным. «Вот уж действительно — чем грандиознее планы, составляемые человеком, тем проще неопределённые факторы, мешающие им», — не так давно он вычитал нечто подобное в очередной книге, и эта фраза просто идеально подошла для описания сложившейся ситуации. Однако сдаваться на полпути было не в привычке Дио Брандо. Он твёрдо намеревался доиграть спектакль до конца, даже несмотря на расхождения со сценарием. Внезапные повороты событий раздражали, но не пугали его, так как он обладал потрясающим умением извлекать выгоду из происходящего. Джоджо и Эрина стали близки всего за несколько дней? Эрина стала неотъемлемой частью их компании? Да, это не согласовывалось с первоначальным планом, но всё же нисколько не мешало осуществить задуманное. «Так даже лучше, — рассуждал Брандо, — лучше предательства любимого человека может быть только одновременное предательство новоиспечённого друга». Дио чувствовал себя полководцем, просчитывающим стратегию полной и безоговорочной победы в военной кампании. Он даже назначил точную дату атаки, которая должна была сокрушить чувства Джонатана и разрушить его надежды, как карточный домик. При этом Брандо совсем не смущала та преувеличенная серьёзность, с которой он относился к происходящему. Ему чрезвычайно нравилась игра, которую он вёл, и он даже не осознавал, как сильно ей увлечён. Казалось, каждую свободную минуту он мысленно возвращался к подробностям своей роли, бесконечное количество раз прокручивая в голове, как он поступит и какое при этом у Джонатана будет лицо. Дио практически загорелся страстью, к этому человеку, но это была страсть со знаком «минус», страсть ненависти — бешенной и неудержимой ненависти. Он ненавидел и жаждал ответной ненависти так же, как люди обычно жаждут взаимной любви. Эрина, казалось, по-прежнему была чиста и невинна, как ребёнок, и до последнего не понимала, какая ей уготована роль. Они с Джонатаном были очень похожи характерами — когда Брандо видел, как эти двое идут навстречу ему по коридору, ему казалось, что это два ангела ступают по грешной земле, блаженно ему улыбаясь. Улыбка Джонатана была при этом особенно нежна и радостна — быть может, потому что его губы несли тайну их с Дио поцелуя, о котором они так ни разу и не поговорили с тех пор — на первый взгляд, из-за постоянного присутствия Эрины, но на самом деле, потому что в планы Брандо не входило выяснение отношений по этому вопросу. «Почему бы этим двоим не сойтись?» — подумал он как-то, но тут же отринул эту мысль. Если это случится, то Джонатан тут же потеряет у нему всякий интерес, и тогда Дио лишится всякой возможности над ним издеваться, а ему этого почему-то совсем не хотелось. И к тому же одна мысль о том, что Джоджо может достаться этой простушке Пендлтон, выводила Брандо из себя. «Не видать тебе его, милочка, как своих ушей, — думал он всякий раз, когда Эрина бросала на Джостара очередной преданный взгляд, — ты ему в подмётки не годишься». Впрочем, девушка никогда и не предъявляла каких-либо прав на Джонатана, и считала его, очевидно, не больше, чем другом. «Жаль, что недолго осталось этой дружбе существовать», — думал Дио. В его планы входило отрезать Джоджо и от себя, и от Эрины, лишив его таким образом двух друзей и ввергнув в пучины отчаяния. Итак, Брандо долго вынашивал свой коварный план, и вот День Икс наконец-то настал. На первый взгляд этот день в университете ничем не отличался от всех прочих — Джостар, Дио и Эрина, как и обычно, сидели вместе в аудитории, готовясь к очередной лекции и о чём-то непринуждённо болтали. Как правило, разговор поддерживали в основном Джостар и Пендлтон, но Дио сегодня превзошёл самого себя — он старался казаться как можно более весёлым и непринуждённым, чтобы удар, который он собирался нанести, прочувствовался ещё сильнее. Впрочем, предчувствие скорой победы так подначивало его, что ему и впрямь было немного весело и вместе с тем волнительно. — Джонатан, не принесёшь нам чего-нибудь попить? — спросил он, одновременно удерживая Эрину за руку и делая ей знак глазами, чтобы она не собралась идти с Джостаром, чего от неё вполне можно было бы ожидать. Первый ход был сделан. — Да, конечно, — ответил Джоджо, понимаясь со своего места. Вскоре его силуэт исчез в дверном проёме аудитории. — Что такое, Дио? — непонимающе спросила девушка. — Ты хочешь сказать мне что-то наедине? — Вернее не сказать, а показать. Кое-что очень важное. Пойдём. Он поднялся с места. Пендлтон с подозрением посмотрела на молодого, но всё же встала и проследовала за ним. Вместе они вышли из аудитории и направились в сторону буфета, встречая по пути редких студентов, спешащих к началу занятия. — Куда ты меня ведёшь, Дио? — Не торопи меня. Всему своё время. Они дошли до поворота, ведущего к лестнице. Скоро, здесь должен был появиться возвращающийся из кафетерия Джонатан. Нужно было лишь подождать самую малость. — Дио, я не понимаю, что происходит. — Эрина, — как можно более успокаивающе произнёс он, кладя руки ей на плечи, — не нервничай, всё хорошо. Его сердце билось отчего-то быстрее обычного. Брандо ждал, чувствуя, как внутри у него всё трепещет. Он кажется, даже немного вспотел. «И чего это я так разнервничался? — невольно подумал он. — Господи, да когда же он уже появится здесь?» Джонатан всё не шёл, Эрина начинала терять терпение. — Дио, ты очень странно себя ведёшь. Или скажи, чего ты хочешь, или я ухожу. — Постой, — Дио коснулся ладонями её лица, не переставая наблюдать за поворотом, из-за которого вот-вот должен был появиться Джостар. Эрина продолжала что-то говорить, но он уже её не слышал. В его поле зрения наконец появился тот, кого он так ждал, с напитками в руках. «Сейчас», — мелькнуло в голове у Дио, и он, зная, что Джостар уже успел их заметить, притянул к себе Эрину и поцеловал её. Джонатан едва не налетел на них, и в недоумении остановился, поражённый увиденным. Дио крепко прижимал девушку к себе, боясь, что она вырвется, но она как будто даже и не сопротивлялась, видимо шокированная происходящим. Её губы оставались недвижимы, она никак не отвечала на поцелуи Дио, и Брандо нашёл, что целовать её просто до жути скучно. Он вспомнил тот раз, когда в первый и в последний раз поцеловал Джонатана. Как страстно и неистово он целовал его в ответ! А ведь такой тихоня с виду. Это немало тогда позабавило Дио, и он время от времени не без улыбки вспоминал детали этого поцелуя. Зная, что Джонатан всё ещё смотрит на них, Брандо поднял взгляд и посмотрел прямо в ему в глаза, продолжая целовать девушку. Это, видимо, стало последней каплей, потому что Джоджо, пребывавший до этого момента в ступоре, сорвался с места и с бешеной скоростью зашагал в сторону аудитории. Всё прошло как по маслу. Представление можно было заканчивать. Едва только Джонатан скрылся из виду, Брандо ослабил хватку. Сцена была сыграна на славу, Эрина выполнила наконец свою функцию, и Дио разжал свои железные объятия, позволяя ей отстраниться. Раскрасневшаяся девушка сразу же с возмущением оттолкнула его, а вслед за этим наградила знатной пощёчиной. — Как тебе не стыдно, Дио? Как у тебя только хватило совести?! — вскричала она. «Вот ведь зараза, — подумал Брандо, прикладывая руку к лицу, — хотя реакция предсказуемая». — Ну и чего ты так разоралась? — спросил он в довольно грубой манере; теперь, когда роль девушки была сыграна, он мог не заботиться о тоне своего голоса. — Тебя что, никогда раньше не целовали? «Впрочем, не удивлюсь, если так оно и есть», — мелькнуло у него в голове. — При чём тут это? Дело даже не в том, что ты поцеловал меня, а в том, что ты решил использовать меня в своих целях. Я ведь не такая дура, как тебе кажется. Я вижу, что происходит… «Неужели она догадалась?..» — …я же вижу, это всё это ты делаешь из-за своей любви к Джонатану! Дио, никогда ничему не удивлявшийся, никогда не позволяющий другим людям понять, что он находится в ступоре, широко раскрыл глаза от удивления. Он замер и долго стоял, как истукан, даже не зная, что можно сказать. — Да ты что, совсем что ли спятила? — выдавил он из себя наконец. — О какой ещё, к чёртовой матери, любви ты говоришь? — О самой обыкновенной, — спокойно ответила Эрина, успевшая уже немного прийти в себя, — уж не знаю, что у вас с Джонатаном произошло, но это просто мерзость с твоей стороны — мстить ему таким ужасным способом. Ты хоть подумал о его чувствах? — Лучше бы ты о своих чувствах подумала. И вообще, с чего ты взяла, что этот придурок мне нравится? Пендлтон только иронически хмыкнула. — Да только слепой не поймёт, что между вами что-то происходит! Я почти с самого начала поняла, что ты меня используешь. Когда ты со мной разговаривал, ты всё время краем глаза следил за Джонатаном, будто хотел знать, как он на это отреагирует. Ты делал вид, что он тебе совсем не интересен, но сам не позволял отойти ему от себя ни на минуту. И каждый раз, когда ты смотрел на него, у тебя было такое лицо… — Какое ещё лицо? — машинально спросил Дио. Он чувствовал себя очень странно. Ему казалось, что он должен злиться, но он не ощущал ничего кроме непонятно откуда взявшейся подавленности. — Не знаю, как это объяснить… С одной стороны, ты как будто бы гнал его прочь, а с другой, он был тебе очень нужен — вот таким было твоё выражение. — Если я скажу тебе, что ты ошиблась, ты мне, конечно же, не поверишь? — Я верю только тому, что сама видела. — Глаза могут обмануть человека. — Глаза могут. Но сердце — никогда. Не будь глупцом, Дио. Помирись с Джонатаном. Если тебе это сложно, я ему сама скажу, что это всё был просто глупый спектакль, разыгранный тобой. Он добрый, он любит тебя, он простит… — Даже не вздумай ему ничего говорить, — жёстко отрезал Брандо, — и откуда тебе известно, что он любит меня? Он тебе сам рассказал? — Он ничего не рассказывал. На его лице читалось ещё более ясно, чем на твоём. — Вот в этом я нисколько не сомневаюсь… Дио стоял, от безысходности закрыв лицо рукой. В какую же глупую ситуацию он попал. «Что, чёрт возьми, навыдумывала эта девка? — думал он, не зная, как поступать дальше. — А впрочем, неважно уже. Свою роль она выполнила. Удар должен был попасть в самую цель, даже она сама в этом уверена. Теперь главное, чтобы она придержала язык за зубами, и ничего не разболтала Джонатану. Я завершу представление сам». — Мы с Джостаром сами разберёмся. Не вздумай лезть в наши дела, поняла? И да, вне зависимости от того, что ты там себе напридумывала, в одном ты права — я действительно тебя использовал, и не жалею об этом, уж извини. По правде говоря, Дио кривил душой. На самом деле, он жалел, что выбрал для осуществления планов Пендлтон. Хотя при правильном подходе к делу её поведение не могло повлиять на конечный результат, однако всё, что она говорила, смущало Брандо и лишало его удовольствия от игры, которой он так основательно увлёкся. Она была словно десять заповедей — можно нарушать сколько угодно, но муки совести и бремя неправедной жизни не будут давать тебе покоя, лишая подлинного наслаждения от совершаемых грехов. Дио не был верующим человеком, но именно такое сравнение приходило ему на ум. Эта девушка не давала ему упиваться собственным триумфом, она обличала его поступки, преподнося их, к тому же в таком свете, что волосы вставали дыбом. Дио поражался тому, как ловко она вывернула наизнанку всё, что он сделал. Это ж надо было додуматься — он влюблён в Джостара! От одной только мысли об этом становилось одновременно смешно и страшно. Как легко можно неверно истолковать поступки окружающих. Впрочем, раз уж на то пошло, он сам виноват — нужно было меньше пялиться на Джонатана при каждом удобном случае. А с другой стороны, как Брандо мог на него не пялиться, если его интересовала малейшая реакция Джоджо: каждый его взгляд, каждый вздох. Когда его лицо мрачнело, становилось по-детски грустным и растерянным, Дио ощущал, как внутри у него что-то дрожит в сладостном предвкушении. Он знал, что причиной печали Джонатана был именно он, и ни с чем не сравнимое удовольствие наполняло его от макушки головы до кончиков пальцев. «Взгляни же на меня ещё раз, узри, как я отпускаю комплименты этой девушке, почувствуй себя ненужным и покинутым и страдай, страдай, страдай без конца!..» Едва ли для Дио было что-нибудь приятнее, чем видеть, как на мужественный и вместе с тем ребячески трогательный профиль молодого Джостара ложится тень грусти и нетерпения оттого, что он не может сократить расстояние между ними из-за присутствия Эрины. Он делается всё угрюмее, потому что Брандо совсем не слушает его, ибо всё его внимание сосредоточено на девушке. Он хочет дотянуться до него, но не может, он в постоянном напряжении, но не способен изменить хоть что-то, а потому его душе не остаётся ничего, кроме как метаться от безысходности и отчаяния. Как долго Дио вёл эту игру, и вот теперь, когда все герои и события были сведены в одну точку, когда кульминация — блестящий апогей всего — была достигнута, оставалось только отыграть финальную сцену, завершить этот гениальный и в то же время до боли простой спектакль развязкой. Пускай актёры порой играли не по тексту, пусть отклонения от сценария затягивали и изменяли ход пьесы, однако всё рано или поздно должно было прийти к одному. Оставался только шаг до завершения, но Брандо было даже печально оттого, что ему не суждено будет отыграть парочку сцен на бис — слишком много усилий было затрачено, слишком большое удовольствие он получал от игры. «А впрочем, довольно сантиментов, — подумал Дио, входя в аудиторию, — уж лучше насладиться в последний раз видом мучений Джонатана и навсегда вычеркнуть его из своей жизни, чтобы больше не мешал». Эрина, видимо, несколько выбитая из колеи произошедшим, решила пропустить последнее занятие. «Тем лучше. Не будет путаться под ногами. До сих пор от неё было больше проблем, чем пользы». Джонатан встретил его без обычной улыбки на лице, которая автоматически появлялась, стоило ему только увидеть предмет своих воздыханий. Он лишь мельком взглянул на него, но ничто, на первый взгляд, не выдавало его волнения, хотя вид у него был довольно подавленный. Эрины не было, никто не сидел сейчас между ними, и всё-таки Джостар не пересаживался на своё некогда законное место. Первые пару минут они не говорили друг другу ни слова, затем Джонатан всё же решился нарушить молчание. — А где Эрина? — Ей нездоровится, и она решила поехать домой. — Вот как… Почему же ты не проводил её? Дио вскинул голову и непонимающе посмотрел на Джоджо. — Знаешь, лучше бы ты не давал ей ложных надежд. Брандо опешил ещё больше. — Каких ещё надежд? — Нехорошо целовать девушку, а потом вести себя так, будто её не существует. Это может глубоко её ранить, а я очень переживаю за её чувства. Это был второй серьёзный удар, выпавший на долю Дио за сегодняшний день. «А за свои чувства ты не хочешь начать переживать, придурок? — мысленно взбесился он. — Вот уж действительно — два сапога пара. Их топчут, используют, ноги о них вытирают, а они беспокоятся только о чувствах других людей. Что за идиотский альтруизм?» На какое-то мгновение Брандо даже испугался. Неужели его отвратительный по меркам человеческой морали поступок не нанёс Джонатану того удара, на который он рассчитывал? Если это так, то, выходит, всё было напрасно. — Не твоё дело, кого я целую, — как можно более безразлично ответил Дио, изо все стараясь держать себя в руках, — я привык получать то, чего хочу, вот и всё. — Тебе нравится Эрина? — А что, если так? — Тогда, тебе следует быть к ней более внимательным. Она очень хорошая девушка, но ты должен обращаться с ней очень бережно, если хочешь, чтобы она тебе ответила взаимностью. Знаешь, думаю, тебе стоит пригласить её куда-нибудь и пообщаться с ней наедине, а то моё присутствие только мешает, да и в универе обстановка не совсем подходящая. Она говорила мне, что любит природу. Своди её в парк, погуляй с ней, думаю вас это сблизит. И вообще, раз уж на то пошло… И вот тут произошёл совершенно вопиющий случай — у Дио Брандо закончилось терпение. Закончилось без остатка. Такое случалось с ним нечасто, но в этот раз он сдержаться не мог. Он понял, что сценарий его пьесы прямо на глазах переписывается рукой Джонатана, причём переписывается уверенно и без всякой задней мысли. Дио совершенно не понимал, как так вышло, что он отошёл на второй план и почему Джостар начал играть первую скрипку. И главное, теперь Брандо совершенно не понимал, какова его роль в этом заново переписанном сценарии. Единственное, что ему было понятно, так это то, что он больше здесь ничего не решает. Проклиная Джостара и всех его предков до десятого колена, он решительно схватил его за плечо, наклонился к самому его уху так, чтобы никто больше не мог его слышать и спросил, глядя прямо в глаза Джонатана: — Эй, Джоджо, скажи-ка мне, будь добр, одну вещь. Ты ведь влюблён меня, правда же? От этого вопроса, заданного так внезапно, на лице Джостара появился румянец. Он опустил глаза. — Почему ты вдруг об этом спросил? — Просто ответь мне уже. — Нет смысла спрашивать то, что и так очевидно. — Так значит, твои чувства ко мне ничуть не изменились? — Не изменились. — Тогда какого хрена ты творишь, Джостар, мать твою?! — вспылил Дио. Джонатан смотрел на него с недоумением. — Разве нормальные люди так себя ведут? Ты должен бороться за мою любовь, а не давать мне советы о том, как склеить кого-то другого, дурья твоя башка! Произнося последнюю фразу, Дио отвесил Джонатану лёгкий шлепок по затылку, будто бы тот был провинившимся ребёнком. На его счастье, в аудитории было достаточно шумно, чтобы их не услышали. — Почему ты так странно себя ведёшь? — не унимался Брандо. — Я никак не могу тебя раскусить. Если ты меня любишь, почему пытаешься свести меня с Эриной? — Как раз потому, что люблю тебя, — прошептал Джостар, и его шёпот почти что потонул в общем шуме, но Дио услышал его, — я хочу, чтобы ты был счастлив. И если тебе нравится Эрина, то я бы хотел помочь тебе обрести это счастье с ней. — Да сдалась мне эта Эрина! Она мне сто лет как не нужна, понимаешь, нет? А ты, идиот, не должен быть таким мягкотелым. Ведёшь себя, как тряпка, честное слово. Мне не нужен парень, который не в состоянии постоять за свои чувства! В глазах Джонатана, до этого момента смущённого и подавленного, неожиданно промелькнула надежда. — П-парень? Так это… Это была проверка? — И ты её не прошёл, идиот! — возмущался Брандо, хватая Джоджо за ворот рубашки и тряся так, будто пытался вытряхнуть из него душу. При этом какая-то часть его мозга в недоумении вопрошала: «Проверка? Какая проверка? Зачем ты сказал ему, что это была проверка? Ты рехнулся?», — но Дио не обращал на это внимание. Он понимал, что Джонатан выиграл этот раунд, обставив его с невероятной лёгкостью и простотой. — Так значит, между вами с Эриной ничего нет? — спросил Джонатан. Его лицо посветлело, а губы сами по себе расплылись в улыбке. — Да я её не выношу, — ответил Дио, отпуская наконец чужой воротник и устало проводя ладонью по слегка растрёпанным волосам, — какой же ты всё-таки придурок, Джостар… — И что же теперь мой испытательный срок? Я провалился? Брандо поднял глаза и внимательно на Джонатана. «Скажу сейчас, что он провалился — и он, возможно, наконец-то отвяжется — подумал он, — и всё, может быть, закончится. А может, и не закончится, он ведь такой настырный. В любом случае, стоило бы попробовать», — но вместо этого губы Дио как будто бы сами произнесли: — Так и быть, дам тебе ещё один шанс. Во взгляде Джонатана сверкнули счастливые искорки. — Спасибо. Дио скрестил руки на груди и откинулся назад, чувствуя, что вымотан до предела. — Ведёшь себя, как тряпка, честное слово, — потом он поднялся резким движением и начал шарить по карманам, — я покурить. — Я пойду с тобой… — Просто сиди уже здесь и не нервируй меня, — раздражённо произнёс Брандо и выскользнул из аудитории, провожаемый счастливой улыбкой Джонатана. «Придурок», — подумал Дио, делая затяжку и прикрывая глаза. Он обычно не курил, но иногда в этом возникала потребность, чтобы успокоиться и прийти в себя, как, например, сейчас. Он так тщательно всё подготавливал, так долго продумывал детали своего демарша, и что в итоге? Джоджо уничтожил его своей чистотой и непосредственностью, а он проиграл. Он был разбит в пух и прах, да еще и пошёл Джонатану навстречу. Почему он так поступил? Джонатан Джостар… Дио был зол, и в то же время тронут его самоотверженностью. «Идиот, — размышлял он, поднимая глаза к хмурому небу, — у него, видать, совсем крыша поехала, если он реально готов был пожертвовать своими интересами ради меня. На кой чёрт вообще эта любовь нужна, если из-за неё добровольно отказываешься от желаемого?» Весь оставшийся день Дио Брандо бесконечно костерил Джонатана и угрожал ему тем, что если он продолжит быть такой размазнёй, то ничего у них не выйдет. Впрочем, он делал это скорее из природной вредности, нежели оттого, что действительно был раздражён. Джонатан, как и всегда, мягко, почти снисходительно улыбался в ответ на все его колкости. Джоджо будто чувствовал, что вышел победителем из какой-то серьёзной схватки. «И не надейся, Джонатан, — внутренне усмехаясь, думал Брандо, — мне просто слишком нравится тебя мучить, и это единственная причина, по которой я позволил тебе остаться радом со мной. Но если ты думаешь, что и впрямь смог меня зацепить, то ты очень сильно ошибаешься». Так думал Дио, наивно полагая, что сможет отвязаться от Джонатана, как только захочет.