ID работы: 13064566

Протеже

Джен
Перевод
PG-13
В процессе
74
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 209 страниц, 12 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
74 Нравится 32 Отзывы 25 В сборник Скачать

Глава 12. Все оступаются.

Настройки текста
      Сабе действительно вышла через запасной выход, чтобы прогуляться по саду и успокоиться. Когда она вернулась, Люк не стал рассказывать ей о своём разговоре с Вейдером. Ему не хотелось ещё сильнее её тревожить, особенно пока она безуспешно пыталась уложить ему волосы.       — Надо мне что-то из своего достать, — сказала она. — Ты слишком давно не стригся, в принципе, я могу…       Люк поймал её за запястье:       — Знаешь, я думаю, мне так больше нравится.       — Лохматым ходить нравится?       — Ага.       Даже покачав головой, Сабе всё равно не удержалась от улыбки:       — Тебе идёт. Но я не уверена, что на мероприятии такая причёска будет уместной.       — Можем попробовать чуть-чуть освежить образ, — Люк коснулся пальцами макушки. — Заплетём тут косичку, потуже?       Сабе окинула его придирчивым взглядом:       — А остальные волосы оставим распущенными?       — Например.       Потратив ещё несколько секунд на изучение его волос, Сабе кивнула и принялась за работу. На Татуине он, бывало, обрастал по шею и ходил так, но на Набу народ предпочитал либо отращивать длину, чтобы заплетать косы, либо наоборот поддерживал короткую изящную стрижку. Лишь по слепой удаче Люк задержался с очередным визитом в парикмахерскую.       Сейчас волосы отрасли достаточно, чтобы из них получились две косички, уходившие от висков к затылку, где Сабе сплела их в одну, обернув её вокруг макушки.       — Ты так раньше никогда не ходил, — задумалась Сабе вслух. — Люди подумают, ты берёшь пример с Леи.       Но Лея заплетала волосы совсем иначе. Люк вспомнил тётю Беру и те редкие голограммы, снятые, когда она была в его возрасте. Она тоже убирала волосы с лица в светлую косу, пока они не поседели и не истончились спустя десятилетия, прожитые в жаркой пустыне.       — Пускай, — сказал он.

***

      Вечерний приём давали в Большом Зале дворца. Расположенный на самом краю дворца, он скорее напоминал элегантный просторный бельведер под открытым звёздным небом. Он располагался лишь парой этажей выше тронного зала и начинался сразу от последней ступени центральной лестницы, выходя другим краем на открытый балкон, с которого открывался вид на не утихающие уличные празднования. Лишь случайные синеватые блики выдавали щиты, окружавшие балкон.       Прислуга ходила среди гостей, предлагая напитки или закуски. Вместо холодного искусственного света зал освещали аккуратные стеклянные лампы, развешанные на стенах и горевшие приятным бело-золотым светом, словно светлячки в творениях стеклодува. Свет производили локапы — растения, которые, насколько Люку было известно, использовали гунганы, чтобы собирать и стабилизировать плазму из недр планеты. Эта технология была одним из множества изобретений, которые появились на свет благодаря глубочайшему сотрудничеству между учёными-набуанцами и их коллегами из народа гунганов.       Люк вошёл в зал один, никем не сопровождаемый, и быстро слился с толпой. За счёт предзакатного освещения, создаваемого локапами, даже обычно яркие цвета выглядели приглушёнными, и политики казались неуловимыми тенями под звёздным светом. Несмотря на то, что наступила ночь, воздух был тёплый. Люк принял от одного из слуг бокал вина, судя по всему, привезённого с Карлинуса — значит, ещё до того, как Далрана взошла на престол, — и неторопливо двинулся вперёд.       Вейдер тоже был здесь, его присутствие ощущалось, словно тень. Люк почувствовал на себе его взгляд, но даже не обернулся. Ещё он заметил группу сторонников Императрицы, столпившуюся вокруг правительницы, — саму Амидалу видно не было, но окружавшую её толпу трудно было проглядеть. Как и Пуджу, которая пыталась пробиться сквозь этот плотный людской поток вокруг своей госпожи, чтобы и его отвести под надёжное императорское крыло. Сестра по-прежнему была одета во всё фиолетовое, но на этот раз сверху на ней был замысловато расшитый серебристый корсет, а снизу наряд дополняли длинные фиолетовые юбки. Волосы она собрала в пучок, который перевязала фиолетовой лентой.       Вместо того, чтобы пойти к ней, Люк нашёл взглядом Лею. Она сияла среди собравшихся подобно звезде, одетая в белое с серебряным платье. Её длинные волосы были собраны на макушке в несколько высоких кос, увитых жемчугом. В Сенате она носила простые белые одежды, но её нынешнее платье имело чуть более затейливый дизайн — больше серебряных акцентов, едва уловимый блеск на ткани. Когда она поднесла ко рту бокал, Люк заметил, что ткань на внутренней стороне её расклешённых рукавов была глубокого синего цвета. Её покрывали узоры в виде алых цветов.       Снова миллацветы? Они ему теперь повсюду виделись, но в случае Леи это точно был её осознанный выбор, а не его паранойя.       Лея заметила его задолго до того, как он до неё добрался, и подняла бокал в знак приветствия.       — Мне нравится твой наряд, — заметила она. — Ты словно весь из золота.       Люк опустил взгляд. Его жёлто-коричневый сюртук действительно казался золотым в мягком естественном освещении.       — Спасибо, — ответил он. — Не ожидал от тебя такой изысканности, — он указал на её платье. — Мне казалось, ты всегда придерживаешься одного и того же стиля, с минимальными отклонениями от него.       — А разве это исключение? Всё то же самое. Чем чаще я буду надевать один и тот же наряд, особенно столь яркий, да ещё и белый, тем быстрее меня будут узнавать. Ты же видел, как Амидала разговаривает со мной в Сенате, — на мгновение в её голос просочилось недовольство, но затем Лея снова заговорила с лёгким весельем: — Если я не буду из кожи вон лезть, то буду всё равно что невидимой. У меня нет той репутационной роскоши, которой пользовался мой отец.       Люк понимающе кивнул:       — Наши королевы тоже носят крупные и замысловато отделанные наряды — ровно по этой же причине, — он сделал паузу. — Ну, и ещё потому, что никто не ждёт от них простых нарядов — так легче остаться незамеченным.       — Не собиралась это признавать, но, ты прав, в этом есть и такая польза, — печально признала Лея. Она посмотрела на его сюртук. — Тебе тоже нравятся яркие цвета?       — Люблю мозолить людям глаза, — пожал плечами Люк.       — И резать слух.       — И всячески задевать другие органы чувств, да.       Засмеявшись, Лея чокнулась с ним бокалами:       — За Фестиваль Света. И за свободную галактику.       — И за сотрудничество, — повторил Люк. Он затылком чувствовал, что Пуджа за ним следит.       — Ты знаешь альдеранский? — спросила Лея. — Я слышала, что язык — важная деталь любого сотрудничества.       С виду совершенно не связанная с их разговором тема, значит, она на что-то намекает. Люк предложил ей локоть и повёл их на великолепный балкон.       — Нет, — ответил он. — Мне, увы, пока не довелось побывать на Альдеране, и, тем более, освоить его язык.       — Значит, мне придётся оказать тебе ответную услугу и ответить на твоё приглашение своим, — пошутила Лея. Они остановились у самого края балкона, оставив напитки на широкой балюстраде. Лея окинула взглядом расстилавшийся под ними Тид, горящий фестивальными огнями и пестрящий самыми разными цветами световых шоу, отбрасывавших проекции на статуи, здания и прочие достопримечательности. — Мне повезло, что я уже владею общегалактическим. Но предположу, что ты, в отличие от меня, знаешь ещё и язык гунганов?       Люк улыбнулся. Теперь он понял, к чему она клонит.       — Да. Он входит в обязательную образовательную программу в набуанских школах. Я говорю на общем, гунганском, джавском и на хаттском — это мой родной язык.       — Правда? — спросила Лея, легко перейдя на хаттский. Неудивительно, что она его знала — это был популярный торговый язык, лингва франка всего Внешнего Кольца. Скорее всего, он был в ходу и среди повстанцев. — Я бы никогда не догадалась.       — Я стараюсь об этом не распространяться, — ответил ей Люк, тоже заговорив на родном языке. — У тебя очень хорошая речь.       Лея огляделась, но вокруг никого не было — кроме нескольких дипломатов, которые уж точно не знали хаттского.       — Это очень полезный язык, — сказала она.       — Особенно когда никто вокруг его не знает, — согласился Люк. — Ты ведь поэтому на него перешла?       Лея кивнула с безмятежной улыбкой — в конце концов, они просто вели непринуждённую дружескую беседу.       — Наша задача — задержать Императрицу здесь до полуночи. Это ещё пять часов, поэтому не расслабляемся. Думаю, она и сама тут задержится, но мы должны этому всячески поспособствовать.       — Договорились, — ответил Люк. — Хотя мне придётся ненадолго отлучиться ровно в полночь.       — Что? Зачем?       Он почти было рассказал Лее о предстоящем ему разговоре, но затем передумал. Пусть он сердцем чувствовал, что Лее можно доверять, пусть он уже ей доверял, ему не хотелось посвящать ещё больше людей в свои секреты.       — У меня встреча, — объяснил он. — Не могу сказать, с кем, но… — он помолчал. — Я думаю, они связаны с Ашлой.       Лея нахмурилась.       — Ашлой? — произнесла она одними губами — в хаттском такого слова не было, и произнести его вслух Лея бы не рискнула. — Хорошо. Надеюсь, это важно.       — Да. Но до полуночи я во всём придерживаюсь плана. Я везде могу поддержать любую беседу.       — После твоей речи я бы сказала, что ты везде можешь завести себе врагов, — сказала Лея. И затем перешла на общегалактический: — Кстати, получилось просто замечательно.       — Чистая импровизация. Теперь и Сабе, и моя сестра хотят меня убить — пусть и по разным причинам.       — Мои домашние встретили её аплодисментами. Ты поступил очень храбро. — Лея огляделась. — Ты бросил вызов им обеим.       Люк улыбнулся, вскинув бровь, но Лея продолжила смотреть куда-то ему за спину.       — Моя сестра, я полагаю? — спросил он.       — Мисс Наберрие, — с улыбкой поздоровалась Лея. — Вы очаровательно выглядите.       — Благодарю вас, принцесса Лея, — ответила Пуджа. Она осмотрела Лею с ног до головы и её ответное: — Взаимно, — прозвучало даже с какой-то долей искренности.       — Это то же самое платье, которое на тебе было раньше, или другое? — спросил Люк.       Сестра уставилась на него так, будто у него выросла вторая голова.       — Естественно, другое, — фыркнула она.       — Прости. Ты тогда была в плаще.       — Где это слыхано, чтобы набуанка позволила себе надеть одно и то же платье на два разных мероприятия? Наряд должен быть уникальным, не притворяйся, что не знаешь.       Люку это правило и правда было хорошо знакомо. Не только сенаторы тратили значительную часть бюджета на свой гардероб. Любые мероприятия требовали уникального, индивидуального подхода. Прежде, чем надеть платье во второй раз, его нужно было изменить или чем-то дополнить, и зачастую это делали своими руками. Практически в каждом набуанском доме была своя швейная машинка.       — Не думал, что для Императрицы это будет важно, — сказал Люк. — Приношу свои извинения.       Пуджа сердито уставилась на него — то ли из-за этого укола, то ли она всё ещё злилась на него из-за речи.       — К слову, — сказала она. — Её Величество хотела бы с тобой поговорить! Особенно после твоего чудесного представления.       Да, однозначно. Она всё ещё злилась на него из-за речи.       — Почтём за честь, — ответил Люк, взглянув на Лею. Пуджа чудом удержалась от гримасы, но поскольку она никак не могла отказать Лее в приглашении, не оскорбив её при этом, ей пришлось смириться с её компанией. Она схватила Люка за рукав и не то повела, не то потащила его обратно в зал.       Люку не хотелось уходить с балкона — Пуджа даже бокал ему забрать не разрешила. Усмехнувшись, Лея взяла оба напитка, наблюдая издалека, как Пуджа тащит брата глубже в толпу.       Он обернулся через плечо, когда понял, что Леи рядом нет, и затормозил. Пуджа даже выругалась, но Люку было всё равно. На фоне Набу Лея сияла — бокалы переливались золотом в её руках, её белоснежное платье горело на фоне мягкого уличного освещения далеко внизу. Луч светового шоу, долетевший до балкона, сменил несколько цветов подряд — розовый, пурпурный и алый… Люк моргнул.       Всего на мгновение тёмно-красный цвет лёг всполохом краски на белую ткань платья Леи и охватил алым круглые жемчужины в её волосах — и на её месте словно возник совсем другой человек.       Он отвернулся, охваченный неожиданным холодом. Пуджа покосилась на него — почти встревоженно — но Люк лишь растерянно потряс головой. Он дал завести себя в круг собеседников Амидалы, в самое пекло беседы. Один из членов совета — Рона, ярый проимперский политик, с которой Люк часто спорил, — всё перебивала представителя Карлании, пытаясь заполучить внимание Императрицы.       — Люк, — обратилась к нему Амидала. — Рада тебя видеть. Это была просто замечательная речь.       Люк присмотрелся к её платью — длинному, с широкой юбкой в пол. Даже сквозь золотистое освещение было видно, что бархатная ткань была глубокого тёмно-синего цвета. Лиф был перехвачен у пояса брошью в виде лунного серпа — символ Ширайи, богини лун. Но сильнее всего прочего его внимание привлёк плащ. Сотканный из прозрачной серебристой ткани и расшитый звёздами, он струился по её плечам и словно стекал по спине. В отличие от их прошлой встречи в вестибюле тронного зала, Люк и без объяснений понял, что это были за созвездия.       Императрица галактики, слуга Набу, подумал он, всё как по тексту речи.       Он перевёл взгляд на её лицо.       — Я польщён. Вынужден признать, это всё было чистой импровизацией.       — Я знаю, — она широко улыбалась. Люку было мерзко на неё смотреть. — Что делает её лишь ещё более впечатляющей.       — И всё же, сенатор Наберрие, — вклинилась Рона, — вы позволили себе грубость. Выдвигать Императрице — нашей гостье — какие-то требования? Мы должны быть радушными хозяевами, а ваша миссия — достойно представлять нас в Сенате.       — Именно это я и делаю, — ответил Люк. — Я уже сказал сегодня, что постараюсь сделать как можно больше хорошего, пока занимаю эту должность. Нам, набуанцам, не к лицу жаловаться — и я не собираюсь принимать наше удачное положение как данность. Все власть имущие должны всегда стремиться работать ещё больше и лучше.       — Разве можно быть лучше Императрицы? — спросил посол Карлинии.       — Нет, Люк прав, — вмешалась Амидала. — Все мы можем стать лучшей версией себя самих, и я не исключение. С его видением этих улучшений я не согласна, но среди нас, действительно, никто не безупречен, — она взглянула на Люка с весёлым блеском в глазах, — даже сам сенатор Наберрие.       Люку стало не по себе. На угрозу это не похоже — кроме того, Амидала ни разу не показала желания его запугать, хотя поводов он ей дал достаточно. А уж её мужу и подавно.       — Я не считаю себя безупречным, — ответил он.       — По поведению не скажешь, — пробормотала Пуджа.       — Мне хорошо известно, что все рано или поздно оступаются, — сказал Люк. — И я постараюсь сделать как можно больше добра, пока этот момент не наступил и в моей жизни.       — Достойное намерение, — согласилась Амидала. — Но ведь не значит же это, что процесс этого падения нужно непременно ускорять?       Наконец-то подошла Лея, избавив Люка от необходимости отвечать. Представитель Рона с трудом удержала лицо, неохотно подвинувшись, чтобы впустить Лею в их небольшой круг.       — Я не могу контролировать мысли и поступки других людей, Ваше Величество. И не собираюсь контролировать мнение общественности, как и манипулировать им, — бросив ей это завуалированное обвинение, Люк перевёл взгляд на Лею. — Просто правды будет достаточно, если народ действительно хочет перемен. — Лея посмотрела на него с недоумением.       — Я повторюсь, — ответила Амидала. — Достойное намерение.       Люк поднял взгляд к локаповой лампе на стене над ей головой — а затем опустил его на чудовище в тени Императрицы. Его плащ сливался с тёмной стеной, но Люк его увидел.       А Вейдер несомненно увидел его.

***

      Отвлекать Амидалу ему удавалось на ура. С Пуджей ситуация была сложнее.       Весь вечер Люк с Леей поочередно спорили с Императрицей, не давая ей передышки. Это был кошмар. Выматывали даже не политические разногласия — с этим они сталкивались каждый день — а тот снисходительный тон, которым мастерски владели Императрица и её старшие служанки. Каждое их требование списывали на молодость. Каждое провокационное заявление сопровождалось смехом.       Казалось, она была чересчур самоуверенна. Если бы Люк был более мстительным человеком, он был бы счастлив от одной мысли, что иллюзия всевластия, которой окружила себя Амидала, разобьётся вдребезги после сегодняшнего нападения Миллацветов.       Но чем ближе подступала полночь, тем сильнее он нервничал. Несколько раз он украдкой покидал зал, чтобы проверить, что это можно провернуть, не привлекая внимания, и каждый раз придумывал абсолютно естественные оправдания: выходил за напитками, отлучался в освежитель или хотел подышать воздухом. И каждый раз Пуджа не отходила от него ни на шаг. Нет, конечно, ему нравилось проводить время с сестрой. Но ему совсем не нравилась эта слежка.       Однако Пуджа никогда не была полуночником. Люк в какой-то момент сдался и выпил столько кафа, что до сих пор не испытывал сонливости и держался бодро. Но и тогда сестра от него не отставала. И, в конце концов, ему пришлось прибегнуть к другому методу.       На Татуине — по крайней мере, в больших городах — никто не следил, кому продаёт выпивку. Конечно, если бы Биггс и Люк, в возрасте четырнадцати и десяти лет соответственно, решили бы отправиться в Анкорхед, чтобы выпить в кантине, их бы с позором отправили домой, предварительно надрав уши. Повзрослев на десять лет, Люк был сам готов признать, что это была ужасная идея. Но в каждой их детской игре, где вместо пенальти нужно было выпить, он отчаянно хотел впечатлить Фиксера и Кэми — лучше мотивации не придумаешь. Поэтому Люк всегда выигрывал.       Казалось, он словно чувствовал в своём организме алкоголь и мог просто… растворять его. Просто смешно: сколько бы он ни пил, он оставался в здравом уме, в то время как Биггс на одной из таких игр так сильно грохнулся, что им пришлось притвориться, будто они разбились на спидере, чтобы хоть как-то объяснить его распухший нос его родителям.       Пудже пьянеть было необязательно. Да он и не хотел её спаивать. Но он знал, что после определённого порога Пуджа… начинала чуть-чуть подтормаживать. Она сохраняла ясность ума, могла защищаться, но от её обычной прозорливости не оставалось и следа. Ровно это ему и было нужно.       Пуджа доверяла ему. Она смеялась вместе с ним, попивая коктейль и начисто забыв про свою злость на его речь.       В какой-то момент Люк оставил её на балконе и выскользнул из зала через боковую дверь. Его сюртук бросался в глаза, но он хотя бы сливался с полосами света, которые отбрасывали лампы.       Успешно сбежав с приёма, он поспешил в свои покои, чтобы переодеться. На встречу он решил пойти в пижаме — если его поймают, он сможет прикрыться тем, что хотел лечь спать пораньше, но долго не мог уснуть и решил немного прогуляться — ночные прогулки всегда помогали. Особенно хорошо они помогали государственным изменникам.       Поверх пижамы он накинул серый плащ, а ноги сунул в тапочки. Всё переодевание занял у него меньше минуты. Шагая по пустому дворцу глубокой ночью, он почувствовал себя свободным. Люк пересёк сад, затем скользнул в те же ворота, через которые скрылся Бен ещё только этим утром, и вышел на Палас Плаза. Прятаться на площади было бесполезной затеей, кроме того, он всё равно был не один. Группка подвыпивших гуляк распевала «Соллеу впадает в дыру», одну из наиболее весёлых и любимых школьниками песен, которые они разучивали и по-своему перепевали, добавляя туда совсем другие, типичные для подростков смыслы. Люк прошёл мимо волонтёра службы безопасности, наблюдавшего за этим выступлением, — они встретились взглядами и обменялись улыбками.       — Не спится? — спросил волонтёр. — Отличная пижама.       Плащ, видимо, не до конца скрывал его наряд, но Люк не возражал. Ему она тоже нравилась: весёлая, с вышивкой в виде мультяшных уточек и гусей.       — Спасибо, — он, наверное, ещё и окончательно разлохматился, что тоже может придать его легенде лишней достоверности. — Куда мне лучше не соваться?       Волонтёр помрачнел:       — Пока везде всё чисто, — сказал он, однако затем потише добавил: — Но если что-то заметите, немедленно возвращайтесь во дворец.       — Думаете, будут ещё беспорядки? — страх в его голосе был неподдельным.       — Со стороны наших? Вряд ли. Имперцы? — волонтёр оглянулся, чтобы убедиться, что вокруг не было штурмовиков. — Они на грани.       Люк сглотнул.       — Пожалуй, не буду слишком задерживаться, — решил он.       — Разумная идея. Доброй ночи, сэр.       — И вам, друг мой.       Люк поспешил дальше, завернул за угол и спустился вниз по холму. Бен сказал ему адрес съёмной квартиры на первом этаже в одном из домов несколькими улицами ниже дворцовой — видимо, его набуанское жильё. Люк уверенно направился туда, решив пойти вдоль кромки реки, чтобы, если что, объяснить свой маршрут желанием погулять у воды. По дороге он изящно уклонился от шумных подростков, всё норовивших скинуть друг друга в воду.       Вдруг он заметил у себя под ногами красный цветок, вдавленный в грязь, видимо, упавший с одной из цветочных барж. Баржи давно закрылись, они работали в основном днём, но Люк всё равно его поднял. Ещё один алый цветок, ещё одна капля крови. Такое ощущение, они сегодня его просто преследовали.       Он мягко опустил его в воду, словно исполняя водный погребальный ритуал, и прошептал несколько молитвенных слов за упокой умерших. Течение унесло его дар в глубины набуанских вод. Он мало чего мог сделать для мёртвых, но мог гораздо больше сделать для тех, кто ещё был жив.       Нужный дом он нашёл даже в темноте — только в этой квартире не горели окна. Люк не успел даже постучать, как Бен открыл дверь.       — Удивительная пунктуальность, — заметил он.       — Я хотел прийти пораньше, но попробуй ускользни с официальных мероприятий.       — Помню, та ещё беда. Входи, входи, — поторопил его Бен и сразу запер дверь — сначала на электрический замок, потом на обычный, потом для верности ещё на несколько цепочек и задвижек.       — Только у тебя темно, — сказал Люк, когда они добрались до квартиры и Бен снова запер за ними очередную дверь. — Сейчас только полночь, планета празднует Фестиваль Света — тёмные окна будут выглядеть ещё подозрительнее, чем включённый свет.       Печально улыбнувшись, Бен раздвинул занавески.       — Я много лет не был на Набу.       — С тех пор, как избавил нас от Вторжения? — спросил Люк.       Бен ответил не сразу.       — Не знал, что вам рассказывают и о моём участии.       — Не рассказывают. У меня сестра историк.       Бен нахмурился было, но затем понимающе кивнул:       — Твоя… приёмная сестра, да. Которая из них? Уж явно не бывший имперский сенатор, которую так сильно недолюбливает Сабе?       — Нет, не Пуджа. Рио.       — Точно. Я мало о ней знаю, но она выбрала достойную восхищения профессию. И на редкость опасную, учитывая строгость имперских цензоров.       — На Набу их не так уж много, — ответил Люк. — Пока что.       — Что-то мне подсказывает, что ключевые слова здесь «много» и «пока что», — горько ответил Бен.       — Бен, я здесь, чтобы узнать об отце.       — Да, конечно — прости, что отвлёкся. Садись, — Бен приглашающе повёл рукой. Люк наконец рассмотрел его комнату. Она была почти полностью пустой, только в самом дальнем от окна углу стояли два старых потрёпанных кресла. В другом углу был свёрнут спальный мешок. Люк поднял взгляд — Бен правда здесь ночевал.       Он сел в одно из кресел. Бен занял соседнее.       Повисла неловкая тишина.       — Что ж, — начал Бен. — Может, лучше ты мне сначала расскажешь, что ты о нём знаешь.       — Дядя Оуэн говорил, что он был навигатором на грузовом корабле. Ты мне сказал, что он был джедаем.       — Твой дядя хотел уберечь тебя от опасностей.       — Поэтому ты жил на Татуине? — спросил Люк, не отрывая от него взгляда. — Ты тоже всегда спасал меня, когда я попадал в беду.       — Всё так, — Бен устало улыбнулся ему. Люку казалось, что он выглядел таким же измученным, как и в пустыне, но сострадание не оставляло его и сейчас. — Я должен был защищать тебя.       — Как Сабе сейчас?       — Да.       — Зачем?       — Больше ты ничего не знаешь об отце? О его прошлом, например? Или, например, как долго он прожил на Татуине?       — Нет, — нахмурился Люк. — Я знаю, что он и бабушка Шми были рабами. Он выиграл гонку на подах, Бунта Ив, и смог спастись из рабства. Получил работу на фрахтовике, построил новую жизнь. Дядя Оуэн вечно ворчал, что он лишь однажды вернулся навестить бабушку, когда она уже была свободна — и мертва.       — Очень сильно упрощённая история. Неудивительно, — вздохнул Бен. — На самом деле, твой отец оставил Татуин, чтобы стать джедаем. Когда я и мой мастер, Квай-Гон Джинн, сбежали от Торговой Федерации, мы приземлились на Татуине.       Люк подозрительно посмотрел на него:       — Значит, с вами была и Императрица Амидала?       — Верно. Мой мастер почувствовал, что в твоём отце скрыта великая Сила. Он договорился, что освободит его после гонок, но не смог освободить его мать. Энакин отправился с нами на Корусант, и после смерти моего мастера я стал его наставником на пути джедая.       — Ты был его учителем?       — Да, — в улыбке Бена не было ничего, кроме горя. — Ему частно снились кошмары о его матери — задолго до её смерти. Когда он оказался на Татуине, было уже слишком поздно. А когда начались джедайские чистки…       Люк напрягся:       — Случился Вейдер?       Бен уставился на него в каком-то изумлении.       — Что ты имеешь в виду?       Люк встал с кресла и принялся нервно расхаживать по комнате.       — Вейдер убил всех джедаев, разве нет?       — Да, — ответил Бен, чуть расслабившись. Слова давались ему с трудом. — Вейдер предал и убил твоего отца. После того, как ты появился на свет, я отвёз тебя к твоим дяде и тёте, чтобы уберечь от его гнева.       — Отлично получилось, правда? — сказал Люк и тут же поморщился. — Прости, я не должен был так говорить.       — Спасибо. Всё в порядке, я понимаю. Я должен был защитить тебя — но не смог. Как бы сильно я об этом ни сожалел, это ничего не изменит. И Сабе, я уверен, никогда не даст мне об этом забыть.       Люк опустился обратно в кресло.       — Ты сделал всё, что в твоих силах, — выдавил он. — Ты не виноват, что Вейдер… — он замолчал, уставившись на собственные колени, и нервно смял в кулаках ткань штанов. — Он убил моего отца? Своими руками?       — Да. Из-за него от Энакина Скайуокера ничего не осталось.       — Остался я. Я живой, — Люк ещё сильнее сжал кулаки. — Вейдер почти убил и меня тоже, но не смог. Ты спас меня.       — Это меньшее, что я мог сделать.       — Ты спас мне жизнь. И в том, что творит Вейдер, твоей вины нет.       — В том, каким он стал, есть и моя вина тоже, — признал Бен. — Когда-то я был его учителем. Многому из того, что он творит сегодня, его научил именно я.       Печаль в его голосе прожгла Люка подобно раскалённой плазме. Люк не знал, что Бен — этот тихий, печальный старик — мог передать этому чудовищу. Не знал, перенял ли что-то его отец от их с Вейдером общего учителя и было ли у них с Вейдером хоть что-то общее. Зато знал, что это навсегда останется для него тайной.       — Ты сказал, что отвёз меня на Татуин после моего рождения, — сказал он. — Но разве у моей мамы не было родственников, с которыми можно было меня оставить?       Бен окаменел.       — Были, — осторожно ответил он. — Но мы решили, что на Внешнем Кольце будет безопаснее. Твоя мама тоже умерла много лет назад.       Люк кивнул:       — Тётя рассказывала, что однажды они с отцом прилетели на Татуин вместе. Во всяком случае, она всегда думала, что женщина, которая была тогда с отцом, была моей матерью. Но она не запомнила, как её зовут.       — Да, — сказал Бен. — Мне очень жаль.       — Ясно, — ответил Люк, чувствуя себя разочарованным. Бену явно дался нелегко этот разговор, и ему не хотелось и дальше давить на него. Он мог попытаться расспросить Сабе, если только это и для неё не окажется слишком болезненным воспоминанием. На мгновение он задумался, действительно ли ему хочется знать что-то настолько печальное, но незнание было хуже любой боли. — Спасибо, что рассказал мне.       — У меня была на то причина, — улыбнулся Бен. — Ты тоже владеешь Силой, Люк, как и твой отец.       — Это значит, у меня тоже есть эти… джедайские способности? — напряжённо спросил Люк.       — Не совсем. Сила — это энергетическое поле, которое создаёт сама жизнь. Твой отец был одним из самых могущественных одарённых, кого я встречал за всю жизнь, и ты унаследовал его мощь.       — Эту же силу использует и Вейдер? — явно не то, о чём он должен был подумать в первую очередь. Люк ни разу не видел, чтобы Вейдер обращался к Силе: ни в Сенате, ни во время татуинской кампании. Но его имя шептали в ужасе тёмными ночами вокруг татуинских костров, и эти слухи о его неестественных способностях точно не были ложью.       — Вейдер — ситх, — резко ответил Бен. — Он использует Силу в собственных интересах, подпитывает её ненавистью и жестокостью, чтобы она служила ему и его целям. Философия джедаев не приемлет такого подхода.       — Я понял, — выдохнул Люк. — Но у меня вещи никогда не летали.       — О, ещё как летали. Твоя тётя часто меня спрашивала, как тебя в такие моменты успокоить, — Бен едва заметно улыбнулся, но Люк ощутил исходящую от него волну привязанности. — На Татуине это не вызывало проблем, но на Набу могло навлечь на тебя беду. В конце концов, я сумел научить тебя пользоваться Силой по-другому, — ты это вряд ли помнишь.       — По-другому — это как?       — Ты сейчас чувствуешь мои эмоции, верно? Ты всегда замечаешь, когда тебе врут. Твоя прямолинейность и наблюдательность, которая делает тебя таким неоднозначным политиком, — результат твоей связи с Силой.       Люка пробрала дрожь — хотя, возможно, это был просто ветерок.       — Всё это время у меня была Сила? — прошептал он. — Это не… обычная проницательность? Не инстинкт?       — Это инстинкт, — поправил его Бен, — но иного толка.       — Я не понимаю.       Бен заговорил прямо — Люк это оценил.       — Люк, я хочу обучить тебя джедайскому искусству. С тех пор, как тебя назначили сенатором, ты постоянно в поле зрения Вейдера. Это риск — он может тебя обнаружить. А все одарённые, кого находила Империя, пропадают без вести.       — Без вести?.. — сглотнул Люк.       — Их либо убивают, либо заставляют служить пути ситхов. Император Палпатин держал при себе Инквизиторов — некогда джедаев, извращённых Тёмной стороной, — они выслеживали для него выживших джедаев и убивали их. Не думаю, что при Императрице Амидале они продолжили своё существование, но опасность никуда не делась.       — Ты хочешь, чтобы я стал джедаем, — эхом отозвался Люк, — разве это не запрещено законом?       — А что закон говорит про сотрудничество с повстанческими ячейками, Люк? — улыбнулся Бен.       Люк рассмеялся.       — Я подумаю, — ответил он. — Я не хочу уходить из Сената.       — Ты не сможешь совмещать своё обучение и службу в Сенате. Я не могу надолго оставаться на одной планете с Вейдером — он выследит меня и попытается убить. Он уже далеко не первый год за мной охотится.       — Сейчас вы тоже на одной планете.       — Ты стоишь любого риска, — Бен аккуратно взял его за плечо. — Я скучал по тебе, Люк. Ты всегда был славным мальчиком, — он убрал руку. — И для меня было бы честью стать твоим учителем.       — Я подумаю, — повторил Люк. — Это… надо переварить.       — Я понимаю, — Бен поднялся с кресла. — Спасибо, что нашёл время встретиться со мной, ещё и так внезапно.       Люк тоже встал на ноги и с силой сжал его предплечье.       — Ты спас мне жизнь, — сказал он. — Ты защищал меня все эти годы. А ещё ты рассказал мне правду. Это я должен благодарить тебя.       — Не нужно.       Бен глядел на него очень серьёзно, и Люк не чувствовал обмана в его словах. Учитывая то, что он узнал о себе сегодня, эта уверенность его успокоила. Он бы почуял, если бы Бен решил ему соврать, — хотя это и звучало слегка подозрительно, ведь именно Бен вселил в него эту уверенность в собственном даре.       — Завтра я дам тебе свой ответ, — пообещал Люк.

***

      Итак, Пуджа Наберрие осталась за бортом. Лея едва смогла скрыть веселье. Люк успешно выскользнул из зала, и она надеялась, что его встреча пройдёт без происшествий.       В его отсутствие ей пришлось работать за двоих, и сейчас, наблюдая царящую вокруг мерзость подхалимства и лести, она особенно сильно скучала по нему. Общение с Люком, в отличие от остальных политиков, было подобно глотку свежего воздуха. Лея прекрасно владела искусством говорить ни о чём, если нужно, но прямоту она ценила больше всего. Она уже начала было думать, не разделяет ли Амидала её мнение — но нет. Прямоту Императрица терпела только от Люка. Странно — но, возможно, такую свободу действий ему дало родство с Пуджей. Кроме того, ей, казалось, было весело с ним разговаривать.       Амидала и её обожатели не собирались расходиться, поэтому Лея воспользовалась возможностью сходить за очередным напитком. Через пару минут она подняла взгляд — разговор постепенно затихал, неприятные ремарки медленно сходили на нет. Вообще они с Люком должны были отвлекать Императрицу только до полуночи, а до неё оставалось несколько минут, но Лея не хотела рисковать.       Она неторопливо вернулась к своим собеседникам, всячески изображая невозмутимость — это притворство ей почти нравилось. Участие в восстании — и в галактическом, и планетарном — воспитывало терпение как ничто другое. Теперь она боролась за лучшую жизнь для всей галактики не только тем, что заставляла людей к себе прислушиваться, нет, теперь она делала гораздо больше, чтобы исправить свои былые ошибки. Из-за этого выводить Императрицу из себя было уже чем-то вроде развлечения.       Лея вклинилась в узкий круг элит, попав как раз на очередной обмен понимающими смешками. Амидала заметила её возвращение и повернулась к ней лицом, её ярко-красные губы растянулись в улыбке:       — Мы как раз о вас говорили, Принцесса.       С трудом удержавшись от ответной остроты, Лея поинтересовалась:       — И что же вы обсуждали?       — Ваши многочисленные проекты, которые вы пытаетесь продвинуть в Сенате. Самый недавний из них — расследование деятельности судов — я одобрила, потому что вас поддержал другой сенатор. Пуджа внесёт какой-то порядок в ваши экстремистские взгляды — я на это надеюсь, в всяком случае, — Амидала обменялась кивками со своими служанками. — Но мне любопытно, чего вы пытаетесь достичь этой бурной деятельностью? Как там звучало то несуразное предложение, которое вы вынесли на обсуждение в том году?       — Какое из? — сухо спросила Лея.       — Собственно, да, это только подчёркивает мою мысль, но…       — Сократить флот? Отказаться от насильственного призыва?       — Да, этот. Моя дорогая, в галактике и так практически не осталось никаких насильственных призывов.       — На некоторых планетах он наоборот процветает. Альдераан — мирная планета, мы не хотим, чтобы наши жители становились солдатами.       — Да, я помню этот аргумент, — улыбнувшись, Амидала склонила к плечу голову. — Но вы ведь не можете уклоняться от исполнения своего долга перед Империей, прикрываясь такими слабыми оправданиями?       — О каком долге вы говорите? — спросила Лея. — Империя практически ничего для Альдераана не сделала. Я — сенатор своей планеты, мой долг — обеспечить нам наиболее комфортное существование в границах вашей Империи, и тем не менее, пока что все мои предложения — как и предложения моего отца — были отклонены.       — Ваш отец, разумеется, — лицо Амидалы было нечитаемым, но Лея уловила ноту раздражения в её голосе. — Как он поживает?       — Замечательно. Отставка из Сената пошла ему на пользу.       — Поверьте, его отставка пошла на пользу нам всем.       Все засмеялись. Лея глубоко вздохнула. Ей не терпелось увидеть лицо Амидалы, когда Миллацветы приведут свой план в действие.       — Надо сказать, что это довольно странно: так яростно возражать против всего, что сказал Люк, — начала она, окинув взглядом собравшихся вокруг послов, — и постоянно заявлять, что вы беспрестанно стремитесь стать лучше, лишь для того, чтобы с радостью затыкать рты всем, кто осмеливается выразить малейшее несогласие с вашей Империей.       — Ваш отец выражал далеко не малейшие несогласия. И, надо сказать, претензии у него на редкость безосновательные. Он затаил на меня обиду и не пытался это скрывать.       — Наверное, затаил безо всякой причины, — процедила Лея.       Амидала на провокацию не поддалась:       — Я правда сожалею о том, что между нами случилось, — признала она. — Бейл был хорошим другом. И он хороший человек, — она внимательно посмотрела на Лею. — И его дочь, я вижу, столь же сильно преданна тем же идеалам, что и он.       — И горжусь этим.       — Это хорошо. Юная и гордая идеалистка. В вашем возрасте я была такой же, — вздохнув, Амидала опустила взгляд на свой бокал и отдала его Вейдеру. Тот забрал его с удивительной осторожностью. — К слову… Принцесса Лея, не составите мне компанию?       Лея отшатнулась было, заморгав, но молча кивнула. Круг императорских собеседников разошёлся, чтобы дать им пройти. Их взгляды жгли Лее спину.       — Я ведь правда очень люблю Набу, — задумчиво произнесла Амидала, когда они вышли на балкон. Она облокотилась на балюстраду. Её звёздное платье сливалось с ночным небом. — Стоит почаще сюда возвращаться.       — Мне казалось, вам это запрещено.       — Это досадное недопонимание из далёкого прошлого, которое никто не удосужился исправить. Королева Далрана очевидно не желает настаивать на соблюдении этого нелепого вердикта! Она даже не попыталась это сделать. У нас достаточно дружелюбные отношения, — она взглянула на раскинувшуюся внизу площадь. — И к тому же, преступление, в котором меня обвинили, просто нелепо. У них нет причин изгонять меня с планеты.       — Разве не вы убили Императора Палпатина? — Лея сама никогда в это не верила: с чего бы Амидале убивать своего главного покровителя, которым она всегда восхищалась? — но, как бы странно это ни выглядело, набуанские власти посчитали обвинение достаточно убедительным, чтобы изгнать её с планеты.       — Разумеется, нет. Его кровь не на моих руках, — какое-то странное заявление, но Лее не было до этого дела. Мало ли, что произошло в прошлом, — Императрицей Амидала была в настоящем. — Он был моим наставником, когда я была совсем юным сенатором, совсем как вы сейчас. Думаю, мы даже были сверстницами.       Лея промолчала — но от неё и не ждали ответа. Амидала, такое чувство, погрузилась глубоко в воспоминания, и очень убедительно изображала задумчивость, которая, очевидно, должна была пробудить в Лее какие-то эмоции.       — Я тоже когда-то придерживалась радикальных взглядов, Лея, — предупредила её Императрица. — Только за первый год службы меня пытались убить не менее десяти раз.       — Наверняка дело рук Торговой Федерации.       — И их союзников. И союзников их союзников. Клубок змей — проплаченные политики, которые очень хотели заставить меня замолчать.       — И вы, значит, прекратили, потому что испугались? — фыркнула Лея.       — Напротив. Это лишь сильнее убедило меня, что система нуждается в переменах. Мне казалось, демократия должна стать лучше. Но то были глупые заблуждения. Демократия не могла стать лучше, напротив, она являлась источником наших бед.       — Источником бед была коррупция.       — И я изничтожила её.       — Я бы так не сказала, учитывая, в каком состоянии находится Сенат.       Амидала ответила не сразу.       — Здесь вы правы. Сенат и по сей день далеко не безупречен. Некоторое время мне казалось благоразумным распустить его, но бюрократия по-прежнему остаётся отличным инструментом сдерживания любого диссидентского движения. Так что наш Сенат — это важный винтик в огромной государственной машине Империи.       — Вы хотели распустить Сенат? — изумилась Лея.       — Вы так переживаете, потому что это оскорбляет ваши идеалы или потому что это ограничит вашу собственную власть?       — Это укрепит вашу, вот, о чём я переживаю. Вы точно так же подвержены коррупции, как и остальные политики в столице.       — На протяжении всех этих лет я старалась восстановить мир и справедливость в нашей галактике.       — И у вас ничего не получилось. Вы замужем за военным преступником.       Амидала мягко рассмеялась:       — Осторожнее, Принцесса. Суд пока не вынес никакого решения. И даже если то расследование, которое вы проводите с Люком, даст основания для принятия судебной реформы, в чём я сомневаюсь, нет никакой гарантии, что суд встанет на сторону обвинения. Вы решили развивать свой проект на основе набуанской судебной системы, верно? Поверьте, здешние суды бюрократичны до предела, моё изгнание — явное тому доказательство.       — То есть, вы признаёте, что позволили мне сформировать комитет исключительно для того, чтобы создать иллюзию деятельности? — уточнила Лея. — Или это просто способ отсрочить и задержать совершение правосудия?       — Я позволила вам сформировать комитет, потому что мне нужно от вас конструктивное расследование. Я работаю с фактами, а не со словоизлияниями чрезмерно эмоциональных детей.       И ещё так спокойно!.. Лее захотелось хорошенько её встряхнуть. Вместо этого она сердито нахмурилась.       — Принцесса Лея, — начала Амидала и затем осмелилась положить затянутую в перчатку ладонь Лее на плечо. Рука была тёплая, но само прикосновение было ей омерзительно. — Я не хочу вас оскорбить. Как я уже сказала, я и сама когда-то была такой же, как вы. Я часто упоминаю ваш возраст, но не для того, чтобы как-то поставить под сомнение вашу компетенцию, а чтобы показать вам, как мало вы ещё видели в этой галактике, чтобы так упрямо держаться за построенные на этом крохотном опыте убеждения.       — Это, по сути, одно и то же.       — Никак не могу с вами согласиться. В конце концов, я приняла правду — надеюсь, что и вы тоже увидите, о чём я вам говорю. Моя страсть и сегодня направляет меня, но я изменила свои принципы и построила их на куда более реалистичных моделях. Я надеялась, что, возможно, когда-нибудь смогу помочь вам в них разобраться.       Лея вскинула голову, уставившись Амидале в лицо, — она, такое ощущение, говорила абсолютно искренне, — и яростно стряхнула её ладонь.       — Вы… — прошипела она. — Что?       — Я знаю, что ваши родители с ранних лет привлекали вас к своим мятежным политическим планам — поверьте, мне это хорошо знакомо, — и вам, возможно, сейчас кажется, что вы всю жизнь должны придерживаться тех наивных убеждений, которые вам прививали чуть ли не с пелёнок. Но галактика устроена гораздо сложнее. Вы невероятно талантливый оратор, Принцесса. Я хорошо помню вашу страсть — вы очень впечатлили меня во время моего визита на Альдераан. И я помню, как вы были счастливы принять мою помощь, когда только стали частью Сената. Вы можете приносить народам галактики мир, а не войну.       — Вы хотите стать моим наставником?       — Я повторюсь, у вас колоссальный потенциал. И вам больше не придётся столь отчаянно бороться за право быть услышанной.       Лея затрясла головой и отступила на шаг назад:       — Вам что, уже не хватает прежнего сенатора Наберрие? От её семьи вы уже мало чего оставили.       — Кто вам это сказал? — напряглась Амидала.       — Люк. Он скучает по сестре.       — А его сестра скучает по нему. Это не я не даю этой семье общаться друг с другом — нет, они просто давно ослеплены тем, что с гордостью называют ценностями, — она покачала головой. — Пудже не занимать таланта, это верно. Но вы в разы талантливее её. Вы могли бы стать мне замечательным протеже, если бы только поняли…       — Никогда! — её сердце пустилось вскачь, Лея брезгливо оскалилась, сама того не осознавая.       Никогда. Больше — никогда.       Амидала выпрямилась.       — Как пожелаете, — сказала она. — Уверена, что рано или поздно вы передумаете. Политика — суровый и беспощадный мир, он многих меняет. Уже скоро — я надеюсь — вы сами осознаете всю убогость и несостоятельность Республики.       — И сразу после этого я осознаю ещё большую убогость и несостоятельность Империи. Я прекрасно понимаю, Ваше Величество, что мне не хватает опыта, — процедила Лея, её голос был холоднее горных склонов Аппенцы, — но у меня есть моя ярость.       — Да, — ответила Амидала. — Я вас услышала.       Она опёрлась ладонями на балюстраду и глубоко вздохнула. В ночном воздухе пахло жасмином.       — Пока не одумаетесь, — сказала она наконец, — держитесь подальше от Люка.       Лея вскинула брови:       — Он мой друг.       — Он моя семья, — Амидала не стала объяснять, что она хотела выразить этим нелепым заявлением, а Лея не стала спрашивать — Императрица жила в каком-то совершенно оторванном от реальности мире. — Если хотите уничтожить собственную карьеру, не нужно утягивать его следом.       — Мы друзья, — повторила Лея. — Я понимаю, что вам этот концепт слабо знаком, но мы сами выбрали общаться друг с другом, потому что нам приятна компания и мысли собеседника.       Амидала поморщилась.       — Значит, мне придётся куда-то приспособить сразу двух громкоголосых оппонентов в Сенате.       Лея не успела больше ничего сказать — сказать ей хотелось многое, а кричать хотелось ещё сильнее, — поскольку Амидала отвернулась от неё. Она бросила быстрый взгляд на толпу покинутых ею обожателей, кивнула супругу и уже сделала было первый шаг к нему…       Как вдруг вдали прогремел взрыв.       По земле прокатилась сильная дрожь, весь дворец содрогнулся от самого основания. Лея схватилась за балюстраду, окинула взглядом Тид — и сразу заметила на горизонте алое зарево.       Рядом с ней резко выдохнула Амидала:       — Это здание набуанского отдела службы безопасности.       — Какое горе.       Императрица развернулась к ней:       — Я проявлю милосердие, — процедила она, — и предположу, что вы не имеете к этому никакого отношения.       — Я же просто глупое дитя, Ваше Величество, — невинно ответила Лея.       Она знала, что на всю жизнь запомнит, с каким выражением лица Амидала, фыркнув, пошла прочь.       Да, пока что это не особо сильная реакция. Но начало положено.       Лея покосилась на часы — десять минут первого. Она позволила себе слабую улыбку и шагнула обратно в паникующие толпы набуанской элиты.

***

      Пуджа почувствовала, как вздрогнула земля, и испугалась вместе со всеми. Она нашла взглядом Императрицу — та по-прежнему стояла на балконе. Ей могла угрожать опасность — что если взрыв как-то повредил генераторы защитного поля? Пуджа поспешила к ней, придерживая тяжёлые юбки платья и чувствуя себя полной дурой, по дороге уклоняясь от дипломатов, бросившихся бежать, словно вспугнутая птичья стая.       — Ваше Величество! — тётя Падме поймала её за локоть, заставив остановиться. — Вы в порядке? Нужно немедленно отсюда уходить, — она заметила стоящую на балконе принцессу Лею и поднимающееся в воздух пламенное облако за её спиной. — Это был взрыв? Мне казалось, он был ближе… Нам нужно проверить дворец, что, если тут тоже были заложены бомбы…       Амидала крепче стиснула её локоть. Пуджа заставила себя замолчать.       — Пуджа, — спросила Амидала, — где Люк?       Пуджа быстро заморгала, пытаясь сосредоточиться. Люк — он же ушёл пораньше, разве нет? Он ей даже что-то говорил — но что?       — Крифф, — тихо сказала она.       Амидала напряжённо ей улыбнулась — от её улыбки Пудже вся сжалась, словно мёртвый цветок.       — Найди его, — приказала Императрица и пошла прочь.       Пуджа доковыляла до балкона и тяжело опёрлась на балюстраду, смотря на Тид. Она отвлеклась, чтобы прошить наблюдавшую за ней принцессу Лею сердитым взглядом, а затем снова обратила взор на свой дом. Световые шоу и остальные празднования подошли к концу. Вдали от взрыва бежали люди. Вблизи тоже.       Наклонившись, Пуджа уставилась на спешаших ко дворцу людей. Они бежали через Палас Плаза — штурмовиков вызвали к месту взрыва, и площадь пустовала. Судя по их темпу, они что-то несли — и все были одеты в тёмное.       Пуджа бросилась к ближайшей лестнице на первый этаж, пытаясь на ходу нащупать комлинк. У неё складывалось вполне конкретное подозрение — о котором ей не хотелось даже думать. Но если это действительно были они, то…       Ей нужно было немедленно найти Люка.

***

      Люк вывалился из тайной квартиры Бена, голова у него гудела.       Его отец был джедаем. И Люк мог тоже стать джедаем.       О джедаях он знал немногое. Любые сведения, разумеется, были под строжайшим запретом. Но иногда те учителя, которые не ждали от него доноса, рассказывали ему о джедайском ордене. Джобал и Руви иногда развлекали его сказками про джедаев, когда он только прилетел на Набу и плохо засыпал. Шёпоты, слухи, подозрения — но ведь если есть тень, то есть и свет, который её отбрасывает.       Джедаи были великими воинами. Сильными и телом, и духом. Джедаи могли изменить галактику к лучшему, бросить вызов прогнившей до основания Империи.       И Люк мог изменить галактику к лучшему. Это означало подвергнуть себя опасности, сражаться на фронте, скорее всего, поставить в тяжёлое положение и семью, если его раскроют… но больше ни дня не сидеть без дела.       Ценой своего поста в Сенате.       Если он согласится, его жизнь изменится до неузнавания. Ему нужно будет всё хорошенько обдумать — и с помощью Сабе убедиться, что всё, сказанное Беном, — правда. Как он понял, эти двое друг друга на дух не выносили. Но решение всё равно придётся принимать в одиночку.       Он был на полпути к Палас Плаза, когда прогремели взрывы. Земля под ним содрогнулась, Люк схватился за ближайший фонарь, чтобы устоять на ногах. Локапная лампа внутри на секунду померкла, а затем разгорелась вновь.       Люк покосился на часы. Уже за полночь. Миллацветы нанесли удар — он надеялся, что всё прошло хорошо. Но теперь ему нужно было как можно скорее добраться до своих покоев, пока его не заметили.       Быстро — но не бегом, чтобы не привлекать к себе внимание таким чистосердечным признанием, — он пошагал через площадь обратно во дворец. До того, как вернулись первые штурмовики, он проскользнул в сад через уже знакомые ворота. Люк позволил себе вздох облегчения, натянул капюшон пониже и присел на скамейку перевести дух.       — Быстро, сюда, сюда!       Пятеро гуманоидов, с ног до головы затянутых в тёмно-серые и синие одежды, влетели в сад и остановились под одним из деревьев, тяжело дыша. К отворотам их одежд были приколоты цветы, к рукавам пристали одиночные лепестки.       Движение Миллацвета всегда оставляли на месте преступления красные лепестки, чтобы все знали об их причастности к делу.       — Да где этот вход? — выругался один из мятежников. Они остановились на одном из мостов через ручей и теперь со всей силы тянули стойку моста, словно от одной этой железки зависели их жизни. Скорее всего, так и было. — Что ж ты не открываешься…       Люк сделал шаг вперёд:       — Это не тот мост.       На него вскинули четыре бластера. Люк послушно поднял руки:       — Секретный вход в подвал на другом мосте. Поверните стойку, — этот тайный ход уже много лет как не был тайным, про него не знал только глухой, но ночью мосты легко перепутать. Скорее всего, заговорщики хотели пройти напрямую, чтобы быстро попасть в подвалы дворца, а оттуда добраться до тропы за водопадами и сбежать. — Идите вниз по ручью, нужный вам мост сразу за рододендронами, — он дёрнул подбородком. — Ну, скорее!       — С чего нам тебе верить? — спросила самая низкая девушка в отряде — судя по тому, как она держалась, их лидер.       — Луны сегодня очень красивы, — ответил Люк.       Лидер изумлённо распахнула глаза, но бластер убрала.       — В полнолуние они ещё красивее, — закончила она и тут же повернулась к своим сообщникам: — Бегом!       Они скрылись за деревьями. Люк смотрел им вслед, пока не смолк шелест потревоженных растений, затем рухнул обратно на скамью с бешено колотящимся сердцем, судорожно втянул носом воздух.       — Сюда! — он подпрыгнул от резкого окрика. В сад ворвался целый отряд штурмовиков — болезненно белые пятна на фоне деревьев — и сразу наставили на него бластеры.       — Ты ещё кто такой? — рявкнул один из них. — Куда делись повстанцы?       — Я не видел никаких повстанцев, — Люк попытался придать себе перепуганный вид. Сильно пытаться даже и не пришлось. — Я…       — Кто ты такой?       — Я…       Командир штурмовиков не стал дожидаться его ответа. Вместо этого он схватил Люка за ворот плаща и вздёрнул его на ноги:       — Куда делись повстанцы?!       — Я никого не видел!       — Мы знаем, что они побежали сюда. Ты с ними заодно? — командир осмотрел его с ног до головы. — Что ты здесь делаешь посреди ночи?       Люк возмущённо фыркнул, безупречно повторив за Пуджей её любимый жест.       — Мне не спалось. Я гулял по саду, когда…       — Врёшь.       Люк возмущённо уставился на штурмовика, одёрнул плащ:       — Что значит вру, я в пижаме!       Тот презрительно фыркнул:       — Утки?       — Мне её тетя подарила, — ответил Люк и даже не соврал. Тётя Сола знала, как ему нравилось играть с утками у озера Паонга.       — Мы знаем, что они побежали именно сюда, ты не мог их не видеть…       — Я вас уверяю, я никого не видел!       — …даже на своей полночной прогулке! — командир схватил его за подбородок жёсткой перчаткой. Люка так и подмывало его куснуть, но сенатор не мог позволить себе такой дикости. Жаль. На Татуине он бы даже думать не стал. — Спрашиваю в последний раз. Куда побежали повстанцы? От твоего ответа зависит безопасность всей этой жалкой планетки, так что думай!       Ну, как минимум, он даст заговорщикам больше времени этой болтовнёй, угрюмо подумал Люк.       — Я же вам уже сказал, — неразборчиво начал он, с трудом шевеля челюстью в твёрдой хватке. — Я их тут не видел.       Штурмовик отпустил его.       — Крифф с тобой, — судя по голосу, он был в ярости, но у него не было никаких оснований для ареста. Люк вполне мог говорить правду, и над ним не висело никаких серьёзных подозрений. Развивать конфликт дальше означало создать проблемы всему имперскому гарнизону на Набу. — Наверное, удрали куда-то ещё. Гуляйте дальше, простите за беспокойство.       — Прощаю, — процедил Люк, выпрямившись. Он покосился на перчатку штурмовика — и застыл.       Штурмовик тоже внимательно изучал собственную ладонь. На чёрной коже перчатки остался светлый слой консилера, который он стёр с кожи Люка, пока держал его за подбородок.       — Это ты накрашенный гуляешь? — издевательски поинтересовался он — и сразу посерьёзнел, догадавшись: — С чего бы тебе ходить накрашенным, если ты якобы собирался спать?       Люк напустил на себя невозмутимость:       — Иногда я его просто не смываю, слой достаточно плотный, выдержит. Я весь вечер провёл на приёме и страшно устал.       — Если он так легко стёрся мне об руку, сэр, не уверен, что он плотный, — Люк сердито нахмурился в ответ на ехидный сарказм, но спорить не стал: у него назревали проблемы посерьёзнее. Командир жестом приказал двум другим штурмовикам схватить его. Люку вывернули руки и толкнули в голень, вынудив неуклюже грохнуться на колени. — Никакая это не ночная прогулка.       — А что это по-вашему?.. — Люк попытался дотянуться до плаща, но кто-то из штурмовиков с размаху шарахнул его прикладом бластера по голове, так, что у него искры из глаз посыпались. — Послушайте, честно, я…       — Он точно с повстанцами, сэр. Информатор?       — Скорее всего, — командир отстегнул от пояса наручники. — Не двигайся, предатель. Ты арестован за сотрудничество с повстанцами и…       — Да как вы смеете?! — Люк выдернул руки и принялся вырываться с новой силой. — Я…       — Отпустить, немедленно.       Грохочущий голос выбил всех из ступора. Люк вскинул голову, не заметив, как синяк на затылке пронзило болью. Вейдер вышел из-под сени деревьев.       — Вам было сказано отпустить, капитан, — его голос был сама ярость.       — Да, милорд, — Люка уронили обратно на землю.       Ноги дрожали так, что он даже не стал пытаться вставать. Вместо этого Люк заставил себя подняться на колени и слепо зашарил руками, пытаясь натянуть на себя плащ, — и тот вдруг сам оказался у него в руках, словно притянутый невидимыми крючьями.       — Мы хотели арестовать этого человека по подозрению в сотрудничестве с повстанцами. Он утверждает, что вышел на прогулку, но… — голос командира оборвался.       А вслед за голосом оборвалось и дыхание.       Люк в ужасе уставился на стиснутый кулак Вейдера.       — Подозрение в сотрудничестве? Вам было сказано отыскать преступников, а вы решили устроить допрос гражданскому? — Вейдер разжал кулак. Командир повалился кулем рядом с Люком но, шатаясь, тут же поднялся обратно. — Где они?       — Мы не знаем, сэр, этот человек наверняка всё видел, но он отказывается говорить…       Наклонившись, Вейдер схватил Люка за локоть и вздёрнул его на ноги. Люк хотел было вырваться, но хватка была осторожная, а ещё на Вейдера было на удивление легко опираться. Он позволил себя придержать, спрятавшись в свой плащ, как в одеяло.       — Этот человек — сенатор Набу Люк Наберрие, член Имперского Сената. Он предупредил свою сестру, одну из служанок моей жены, императрицы, что уйдёт с приёма пораньше. Его жизнь стоит в разы больше вашей, капитан, как и его слово.       Командир отряда отступил на шаг назад.       — Милорд?       — Извиняйтесь, капитан. И молитесь, чтобы сенатор не потребовал отдать вас под трибунал.       Командир повернулся к ошеломлённому Люку.       — Прошу прощения, сенатор Наберрие, — процедил он.       — Принято, — выдавил Люк в ответ.       — А теперь займитесь поисками настоящих преступников. Не заставляйте меня лишний раз сомневаться в вашей компетенции.       Командир на секунду коснулся горла и резко отдал честь:       — Так точно, милорд! — он подозвал к себе остальной отряд, и штурмовики ринулись дальше прочёсывать сады.       Вейдер усадил Люка обратно на скамью:       — Всё хорошо, сенатор?       — Нормально, — огрызнулся Люк.       — Ты дрожишь.       — Мне холодно.       — Это понятно. После Татуина даже к набуанскому тёплому климату трудно привыкнуть.       Люк стиснул челюсти — да что он так к этому привязался?       — Лорд Вейдер, я прожил на этой планете последние десять лет.       — Да, конечно.       Вейдер явно не собирался уходить, вопреки всем надеждам Люка. Нет, вместо этого он продолжил над ним нависать, не сводя с него взгляда, пока дрожь не превратилась в постоянное напряжение, сковавшее плечи.        — Я могу проводить тебя до твоих покоев? — спросил Вейдер. — Ночь выдалась беспокойная, я думаю, на сегодня достаточно злоключений.       Люк сглотнул. Он явно был не в том положении, чтобы отказываться.       — Да, лорд Вейдер.       — Я уже говорил, что можно без титула.       — Хорошо, Вейдер, — Люк даже повеселился, постаравшись произнести одно слово со всей ненавистью, какую смог в себе вызвать.       Поколебавшись, Вейдер отступил назад, чтобы дать Люку подняться — на редкость чуткий жест с его стороны, совсем непохоже на того монстра, которого знал Люк.       — Приношу свои извинения за случившееся, — напряжённо сказал Вейдер. С его немого разрешения Люк повёл их во дворец через сад, шагая настолько быстро, насколько позволяли правила приличия, но дальше молчать Вейдер явно не собирался. — Как и за наш недавний спор. Мне стоило более осознанно отнестись к твоим словам.       — Вы много чего могли бы сделать иначе, Вейдер, — устало ответил Люк. Его ненависть была уже чем-то самим собой разумеющимся, а не намеренным оскорблением.       — Верно. Я… — Вейдер поколебался. — Я был рабом на Татуине, когда был ребёнком.       Люк встал как вкопанный и повернулся к нему:       — Что?       Вейдер возвышался над ним на добрую голову, живое воплощение несокрушимой мощи.       — Да, ты не ослышался, — сказал он. — Я улетел с планеты, когда мне было девять, и начал обучение у джедаев. Тем не менее, девяти лет было вполне достаточно, чтобы сполна прочувствовать все ужасы Татуина.       Джедай. Раб с Татуина.       — Вы знали Энакина Скайуокера?       Теперь застыл уже Вейдер. Он наклонил к Люку шлем.       — Знал, — коротко ответил он. — А что?       Люк пожал плечами, надеясь, что Вейдер не слышит, как у него колотится сердце. Глупо. Глупо! Конечно, Вейдер его знал — Бен же сказал, что именно Вейдер его и убил.       Но Бен не сказал, что они оба были с Татуина.       — Он тоже был джедаем и тоже родился на Татуине. Вы ведь могли и пересечься. С ним — или с его матерью, Шми? Я встречал людей, которые её знали.       Они дошли до дверей дворца. Люк ввёл свой код допуска и пропустил Вейдера вперёд, стараясь не думать о стиснувшей грудь надежде.       Если Вейдеру и было интересно, откуда Люк так много знает о джедаях, он не стал расспрашивать.       — Да, я знал обоих, — подтвердил он. Ни следа гнева не было в его голосе, только страшное горе. Во всяком случае, так говорила Люку его интуиция, и он всё сильнее убеждался, что она его не подводит. — Они давно уже мертвы, мальчик.       «Мальчик». Люк хотел было разозлиться, но прозвище было скорее проявлением симпатии, чем насмешкой.       Подозревал ли Вейдер, что Люк может быть Энакину родственником? Тётя Беру всегда говорила, что он похож на отца. Люка пронзил ледяной страх, но… Вейдер относился к нему исключительно положительно. Если он подозревал их с Энакином родство и если он был так сильно опечалён смертями Скайуокеров, то… что всё это значило?       И всю ли правду тогда рассказал ему Бен?       — Я хотел сказать, что… — Вейдер осёкся, затем начал заново: — Я начал кампанию на Внешнем кольце, чтобы освободить местных жителей от власти хаттов. По своему опыту могу сказать, что смерть лучше рабских оковов. Ты можешь ставить под вопрос мои методы, возможно, я и сам теперь взгляну на них под другим углом, но причина была и останется неизменной. От неё я не откажусь.       Они прошли по коридору до турболифта. Двери закрылись с тихим писком, и лифт тронулся.       — Это я понимаю, — нахмурился Люк. — Война против хаттов — да я и сам сотни раз мечтал от них избавиться! — он посерьёзнел. — Но вы хоть представляете, сколько страданий вы принесли местному народу?       — Видимо, нет.       — Лея говорила об этом в Сенате. Наверняка она была не первой. Вы не слушали?       — Очевидно, нет.       — А меня почему тогда слушаете?       — За сестру можешь не переживать, — сказал в ответ Вейдер. — Она забеспокоилась, что тебя нет в покоях, и заметила, что ты идёшь в сад, за мгновение до того, как туда же пробрались повстанцы, а за ними штурмовики. Она позвала меня, и я проводил её в её покои — как тебя сейчас.       — С ней всё хорошо?       — Да. Только переживает за тебя.       — Она всегда за меня переживает. — Двери турболифта раскрылись. Дверь в покои Люка была справа, и они остановились ровно перед ней, повернувшись друг к другу.       — У неё есть на то причины, — сказал Вейдер. — Доброй ночи, сенатор.       Люк открыл дверь.       — Спокойной ночи, Вейдер. Спасибо.       — Пожалуйста, — склонил голову тот.

***

      Падме расхаживала по свободной комнате, которую королева милостиво ей предоставила взамен разрушенной, кипя от ярости. Её мужа нигде не было, её вечер был безнадёжно испорчен, а её покои…       Её покои, в которых она остановилась, тоже взорвали.       Никто не погиб. Миллацветы людей не убивали, более того, они так всё подстроили, что взрыв даже не задел несущие стены дворца.       Они не хотели никого задеть, даже случайно. Вреда они нанесли достаточно — всё оборудование службы безопасности, вся собранная ими информация по Набу были уничтожены пожаром. Нет, они хотели просто оставить сообщение.       Сев на кровать, Падме снова включила голограмму, которую Холле прислала с места взрыва. Это была надпись, написанная на стене золой и углём.       ИМПЕРАТРИЦА ПУСТОТЫ.       Она нажала на кнопку. Другая надпись, другая стена.       ИМПЕРАТРИЦА ЗЛА.       И ещё одна.       ИМПЕРАТРИЦА НИЧЕГО.       Она с присвистом выдохнула. Они хотели высказаться — что ж, она их услышала.       Дверь в комнату отъехала в сторону. Единственные, у кого был доступ в её новые унизительно скромные покои, это её муж и служанки, и по резкому холоду она поняла, кто это. Падме резко развернулась к нему:       — Где ты был?       Вейдер остановился у кровати и протянул ей руку.       — Твоя племянница переживала за твоего племянника. Он ушёл с приёма пораньше, но решил прогуляться перед сном, поскольку не мог уснуть. Я проводил обоих в их покои.       Падме взялась за предложенную ей ладонь и поднялась.       — Правда? — её голос смягчился. — Мне это даже в голову не пришло.       — Ты занимаешься политикой. Безопасность, в том числе и нашей семьи, — моя задача.       — И всё равно, — прошептала Падме. — Спасибо, — она прижалась к нему, и он бережно обнял её в ответ. Тепло, исходившее от его костюма, грело ей щёку.       Она почувствовала, как он перевёл взгляд на голограммы.       — Что мы будем делать с этим оскорблением?       — Я не знаю. Они чётко выразили свою позицию. Я пока не придумала, как им ответить.       — На королеву, я полагаю, рассчитывать не приходится?       — На Далрану? — фыркнула Падме. — Нет, конечно, — она помолчала. — Я решу, что с этим делать, после завтрашней семейной встречи. Не могу пока ни о чём думать, кроме этого.       — Всё будет хорошо, — заверил её Вейдер.       — Пророчество Силы? — улыбнулась Падме.       — Нет. Скорее, мой прогноз. Племянница тебя любит. Люк относится к тебе с теплом, даже несмотря на то, что отрицает всё, что ты воплощаешь, — Падме хотела было расспросить его поподробнее, но она слишком устала. Сейчас ей просто хотелось обниматься с мужем и дальше, а не обмениваться с ним замысловатыми пикировками.       — Надеюсь, ты прав, — сказала она. Но, даже когда она смежила веки, голограмма с надписью ИМПЕРАТРИЦА ЗЛА так и осталась гореть перед ней в темноте раскалённым пламенем.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.