***
Обычно речи читались на Палас Плаза, чтобы сотни посетителей ярмарки могли стать их слушателями. В этом году королева Далрана, в яром стремлении обеспечить безопасность Императрицы, приказала перенести мероприятие на площадку, которую не использовали с тех пор, как к Набу под угрозой покушения обращался канцлер Палпатин. Это была небольшая ротонда рядом с Дворцом, стоявшая на возвышении, из которой был виден практически весь Тид. К ней вело сразу несколько лестниц с разных этажей дворца и с улицы далеко внизу, каждую патрулировали красные стражи и сотрудники службы безопасности. Ротонду окружали многочисленные балконы, все они тоже находились под наблюдением. Когда Люк ступил под куполообразную крышу, он заметил, что балконы уже полнились людьми, которые отчаянно пытались разглядеть происходящее. Обращение должны были транслировать по галанету, чтобы скрасить народное разочарование от закрытого приёма. Голоэкраны были расставлены в Тиде на каждом углу, как и специально обученные добровольцы, на случай если ситуация выйдет из-под контроля. Люк бросил взгляд на летающие вокруг ротонды голокамеры — такие же летали в Сенате, улавливая каждую тень эмоции на лицах присутствующих, которые потом подробно разбирали политические аналитики. Люк занял своё место в переднем ряду, позади него тоже постепенно рассаживались люди. Ротонда имела форму амфитеатра, поэтому он сидел ниже всех, но ему открывался самый лучший вид. Кроме того, всё равно через несколько минут ему нужно будет выйти на сцену. Всем, кто должен был выступать во время церемонии, были отведены места как можно ближе к трибуне с микрофонами, чтобы во время мероприятия не возникало неловких пауз. Когда в ротонду ступила Амидала со своей свитой, все поднялись на ноги. Вспомнив свой разговор с Рио, Люк бросил было взгляд на её платье, но на Императрице был длинный розовый плащ, поэтому пока что он ничего не сумел разглядеть. Вслед за ней шли служанки, среди них и Пуджа, одетые, как всегда, в фиолетовое. Сейчас они опустили капюшоны, подставив коричневые волосы утреннему солнцу. Стоило войти Далране с её служанками, как все собравшиеся представители разразились аплодисментами. Даже гунганы, которые разрывались между преданностью Империи и презрением к ней же, и те не остались в стороне. Люк краем глаза взглянул на Амидалу, но на её лице не было ничего, кроме безмятежности. Он вдруг понял, что на ней даже почти не было косметики. По сравнению с Далраной или с ним самим она была едва заметно накрашена. Это такой укол в адрес их масок?.. Люк потряс головой. Не самое подходящее время об этом слишком глубоко задумываться. Вместо этого он заметил, как скривилась в отвращении Пуджа — а затем их взгляды встретились, и она заметила, что он её заметил. Он вздохнул. Он обязательно придумает, как переубедить сестру. Ему просто нужно время. Все шепотки стихли, стоило Далране подняться на трибуну. Смолкли даже восторженные крики собравшейся внизу толпы. Прочистив горло, королева заговорила: — Жители Набу, — обратилась она, — почтенные гости. Восемьсот семьдесят лет назад Набу стала частью Республики. Уже будучи сильным, межгалактическим демократическим государством, они предложили нам поддержку, с помощью которой мы смогли оправиться от боли, которую нанесла нам тираническая монархия, и взрастить многолетнюю демократию, которая радует нас по сей день. Люк не удержался от улыбки, пусть и не понимая пока, к чему она клонит. Он повернулся посмотреть на стоявшую за ним Сабе — и нашёл её за спинами сопровождающих Босса Ниссила. Она выглядела задумчивой. — Но теперь Республика мертва. Она умирала мучительной смертью, изуродованная коррупцией, корыстью и жаждой власти отдельно взятых людей. Всё, что у нас осталось от неё — это те уроки, которые она в своё время преподала Набу, и то, что мы можем из них извлечь в будущем. Мы — то, что осталось от великой идеи, и мы будем беречь это наследие, пока жива наша демократия. Тем не менее, — продолжила она, — эта великолепная Республика не была безупречной. Она соединила узами дружбы самые дальние уголки космоса. Неважно, разделяли ли нас миля, парсек или половина галактики — мы могли встретиться друг с другом на полпути. Мы могли выстраивать связи, отношения. И в этих отношениях мы могли формировать симбиоз. Та гармония, которую несёт в себе Набу, которая существует между людьми и гунганами, — лишь одно из немногих чудес, что породила Ресублика, — она кивнула Боссу Ниссилу. — Но увы, это не значит, что её долгое существование принесло с собой лишь хорошее и ничего плохого. Многие из вас застали оккупацию Набу. Императрица Амидала, стоящая сейчас рядом со мной, сражалась за нашу свободу потом и кровью. А многие из тех, кто не смог удачно добраться до Корусанта, отдали за неё свои жизни. Люк стиснул зубы — укол получился изящный, но заметный. Некоторые из служанок Амидалы посмотрели на королеву с нескрываемой яростью, однако Амидала осталась безмятежной. — Торговая Федерация пришла к власти исключительно благодаря тому, что всеми силами взращивала эти связи. Они упорядочивали торговлю между планетами тем, что насаждали собственные правила, которых мы обязывались придерживаться, и были беспощадны к тем, кто не мог подчиняться их законам. Таким образом они сами обеспечивали продажу сначала предметов роскоши, а потом и повседневных благ, получая с этого чистую прибыль. Ведь, позвольте спросить вас, что происходит, когда наши политики и деловые партнёры начинают думать о кредитах, которые могут получить от других планет, нежели чем о людях, которые живут на их собственной? Что происходит, когда нам приходится отказываться от нашей индивидуальности, от наших интересов, чтобы стать частью большого галактического правительства под флагами одного государства? В такие моменты очень легко забыть, кто избрал нас нести нашу службу и перед кем мы эту службу несём. — Эта мысль, — продолжала Далрана, — не даёт мне покоя, когда я думаю об отношениях Набу и Империи. Будучи куда более авторитарным наследником Республики, она ежедневно подвергает себя этому риску. Многие миры процветают при имперском правлении. Но для многих из них это правление обернулось кошмаром. Такова галактическая политика — в ней есть место как взлётам, так и падениям. Не позволяя Набу стать частью имперской системы, мы сотрудничаем с ними на своих условиях и представляем интересы нашего народа на более личном уровне. Мы не проявляем неуважение, напротив, мы любим Империю за то, что она хранит нас от войны и хаоса. Напротив, мы понимаем, что у нас есть возможность преследовать наши интересы другим путём. Далрана вскинула подбородок. — Галактика огромна. Но у нас есть наш дом. У нас есть наша демократия и та политическая система, которую мы приняли много веков назад и которую с тех пор развили, чтобы она служила нам. Работает ли эта система в масштабах всей галактики, что Её Величество Амидала отрицает, — она с вызовом взглянула на Императрицу, — нам неважно. Она работает здесь. Вот главный урок, который мы получили от Республики, ставшей жертвой собственной апатии — верьте в демократию. Не забывайте о демократии, — она сделала паузу, прежде чем закончить: — Иначе вы можете её потерять. Срок Далраны подходит к концу, подумал Люк, выборы новой королевы состоятся уже совсем скоро, и вот-вот должна начаться избирательная компания, хотя до самих выборов оставалось ещё минимум несколько недель. Это было не обращение, а последняя мольба. — И я почту за честь открыть свой четвёртый и последний Фестиваль Света как ваша королева, — сказала она. — Я смею надеяться, что хорошо послужила вам. И я передаю вас сенатору Люку Наберрие, который, если моя преемница не решит иначе, будет служить вам ещё долгие годы. Королева склонила голову, и ротонда взорвалась аплодисментами. Крики в её поддержку звучали громче любых редких проклятий. Люк кричал вместе со всеми, не жалея голоса. Когда он сам поднялся на подиум, голос его прозвучал сипло. Он прочистил горло: — Мои извинения, — начал он. — Я, кажется, немного увлёкся, поддерживая нашу королеву. Толпа отозвалась смехом. Люк с улыбкой заметил, как закатила глаза Сабе. — Возможность служить вам в качестве сенатора стала для меня неожиданностью и большой честью. Несмотря на то, что это нелёгкая работа, я с радостью принял её ради вашего благополучия. Он посмотрел на лежащий перед ним текст. Он знал его наизусть, но сейчас собственная речь казалась ему пустышкой. Он принял ужасное решение. — Предшественнице Империи, Республике, Набу обязана своим сегодняшним обличьем, — сказал он. — Политические циклы сменяют друг друга, галактическая политика подобна океану — она не знает покоя. Это означает, что Империя должна брать пример с Набу, многое вынесшей из своего республиканского прошлого, и не закрывать глаза на свою историю. Амидала не сводила с него глаз. Она видела черновик его речи, она знала, что он не это должен сейчас говорить. Люк глубоко вздохнул и подтвердил её опасения: — Бой, который Набу ведёт за демократию, продолжается и сегодня. За последние пятьдесят лет трое наших видных политиков отступили от наших принципов — несомненно потому, что посчитали такой путь верным. Это лишь одно из многих доказательств, как важно продолжать нашу борьбу. Демократия — не просто часть нашего наследия, это то, что должно быть частью нашего будущего, как вы неустанно показываете на каждых выборах. Королева Далрана считает, что мы должны сосредоточить наше внимание на вас — на том, чтобы сделать вашу жизнь, жизнь наших граждан, безупречной. И вы уже неоднократно говорили нам, как именно нам стоит поступать, пользуясь данной вам политической свободой выбора. Те, кого вы выбираете, должны работать больше и усерднее ради вашего блага, потому что мы все заслуживаем лучшего. И каждый день мы можем совершать шаги по направлению к этому идеалу. — Свободное участие в демократических системах — вот наш выбор. Мы не стали вмешиваться, когда от этой системы отказалась остальная галактика, когда от неё отказались даже наши политики. — Пуджа вздрогнула, будто он её ударил. Люк совсем не чувствовал себя виноватым. — Вот, за что я сражаюсь в Сенате. Поскольку наше прошлое залито кровью. Наше — Набу, Империи, всей галактики! Пусть сейчас мы живём гораздо лучше, чем когда царил хаос Войны клонов, нам предстоит ещё долгий путь. — Я выражал свою обеспокоенность как по поводу военных преступлений, совершённых во время реализации проекта Внешнего Кольца, особенно на таких планетах, как Татуин, и на других, ей подобных, так и по поводу тысячи других правонарушений. Я не верю, что именно такие идеалы проповедует Империя, и считаю, что мы можем изменить ситуацию к лучшему. Да, Империя принесла относительный мир и стабильность, которые она пообещала галактике, но на этом работа не заканчивается. — Так что, боюсь, мы должны попросить большего от правителей, прослуживших нам столько лет, — он посмотрел на Амидалу. — Свободы. Ответственности. Права участвовать в большой политике. И с этим я представляю вам Императрицу Галактической Империи Амидалу, кого я прошу лишь об одном — слушать. Слушать не только меня, но всю ту какофонию голосов и сердец, которым она служит. Если мы не сможем выстроить этот диалог, мы никогда не будем знать мира. Ни разум наш, ни сердца не будут знать покоя, — он коснулся своей щеки, — и уж тем более его не будут знать поля боя, залитые кровью. Сабе не сводила с него глаз. По её щекам текли слёзы. Люк отступил от кафедры и вежливым жестом предложил Амидале занять его место. Он представлял себе, как после такой речи на него будет смотреть как сама Императрица, так и её свита, но он никак не ожидал веселья. Амидала вышла на сцену, а он вернулся на своё место. — Благодарю вас, сенатор Наберрие, — сказала она. — Какое яркое представление! — Люк немедленно возненавидел её оживлённый восторг. — И я уверяю и вас, и Сенатора, что его неутомимая работа в Сенате не осталась незамеченной. Поморщившись, Люк, тем не менее, кратко зааплодировал вместе со всеми. Как только стихли хлопки, Амидала расстегнула свой розовый плащ, сняла его с плеч и передала стоявшей слева служанке. Люк уставился на неё, не в силах отвести глаз. Даже без Рио и её лекций про императорский гардероб он бы догадался, что означал этот наряд. У платья был жёсткий корсет, сочетавшийся с низким округлым вырезом, на его белоснежной ткани был вышит символ Набу. Волосы Амидала собрала в пять небольших пучков, напоминавших лепестки лотоса — очевидный намёк. Платье было почти полной копией того, которое она надела на парад в честь победы над Торговой Федерацией, — этот её королевский образ был выжжен в памяти любого набуанца. Ключевое слово — почти. Начиная от кончиков её перчаток и до самого подола ткань платья из белоснежной переходила в насыщенный, тёмный красный. Вместо тюлевого шарфа, который был частью оригинального платья, Амидала укрыла плечи длинной алой фатой, прикреплённой к её короне из тёмного железа. Она выглядела как королева, прошедшая сквозь реку крови. Не он один был заворожён нарядом Императрицы. По рядам гостей побежали шепотки, которые тут же оборвали служанки Далраны. Амидала, казалось, наслаждалась всеобщим оцепенением: она дождалась, пока вновь воцарится тишина, и лишь затем начала свою речь: — Совсем немногое я могу добавить к тем замечательным речам, которые мы услышали сегодня, и, кроме того, я не желаю тратить ваше время, — сказала она. — Ярое стремление сенатора Наберрие служить Набу и жителям галактики, желание королевы Далраны любой ценой защитить нашу планету… вместе, они воплощают всё, что я стремилась делать те тридцать лет, которые посвятила служению вам. Собравшиеся в ротонде дипломаты никак не могли позволить себе неодобрительно зашипеть, но Люку показалось, что он услышал недовольный ропот толпы далеко внизу. Он смолк почти сразу же — возможно, деэскалаторам и делать ничего не пришлось. — За эти годы неоднократно проливалась кровь, — продолжила Амидала, стиснув кулаки, — удачный жест, призванный привлечь внимание к её рукам и к кроваво-алой ткани перчаток. — Вторжение Торговой Федерации, Войны Клонов, борьба против тирании Восстания — мы потеряли очень многих наших соотечественников. Каждый из нас чем-то пожертвовал, чтобы сберечь свои идеи надёжного, безопасного общества. И среди нас есть многие, кто продолжает приносить эти жертвы и сегодня, каждый день, — сотрудники службы безопасности, парламентарии, все, кто борется против чумы Восстания — я склоняю голову перед вашим мужеством. — На протяжении этого долгого путешествия я ни на секунду не прекращала думать о Набу. Даже когда мне приходилось действовать более глобально, я всегда ставила свою родину превыше всего остального. Когда я служила сенатором, я стремилась уберечь нас от любых бед, обеспечить нам близкие отношения с большой галактикой и процветание, насколько это было возможно, и сделать жизнь наших граждан спокойной и счастливой. И пусть меня огорчают слова королевы Далраны о том, что обстоятельства вынуждают её пожертвовать этим счастьем и благосостоянием, чтобы обеспечить безопасность Набу, даже под бдительной защитой Империи… Я, тем не менее, уважаю её решение. Люк моргнул. Амидала взглянула на Далрану с хитрой улыбкой и склонила голову. На фоне королевы Набу её платье казалось не таким роскошным, как его изначальная версия, но Императрице больше не нужен был её наряд — публика и так ловила каждое её слово. Королева Далрана молча склонила голову в ответ. — Набу всегда знала, что ей нужно. Я испытываю невероятную гордость, когда вспоминаю, чего нам удалось достичь за прошедшие десятилетия, — и ни в коем случае не смею преуменьшать значение аутентичности набуанской культуры. Слишком велика наша общая любовь к нашей родине. Границы моей Империи широки, но в первую очередь мы обращаем наш взгляд на те планеты, которые нуждаются в нашей помощи. Среди них и упомянутый сенатором Наберрие Татуин — планета, измученная войной, которую мы планируем защищать. Набу не нуждается в нашей помощи, поэтому мы не станем вмешиваться в её жизнь в большей степени, чем нужно, — этому вы обязаны своей независимостью. — Но не сомневайтесь, — Императрица широко улыбнулась. — Если Набу когда-нибудь потребуется наша помощь, уверяю, вы её получите. Всё, что может предложить любая из планет и звёзд Империи, я передам в ваше распоряжение, чтобы принести мир и справедливость этой планете, — Амидала сложила руки вместе. — По первой вашей просьбе. Ротонда взорвалась аплодисментами ещё до того, как Люк понял, что речь подошла к концу, и он поспешно зааплодировал вместе со всеми. Он окинул взглядом собравшихся — Пуджа больше не прожигала в нём дырку, а улыбалась Амидале и кричала вместе с остальными. Амидала с императорской благосклонностью принимала обращенные к ней рукоплескания. Далрана смотрела перед собой, её лицо не выражало ничего. Наткнувшись взглядом на Сабе, Люк понял, что она в ярости. Ему стало не по себе. Он чувствовал эту тревогу в криках, долетавших до них с площади. Ощущал её в сердцах собравшихся в ротонде дипломатов. Набу балансировала на краю пропасти, на дне которой её поджидали подводные твари и раскалённая плазма. В какую же сторону рухнет их мир?***
— Ты импровизировал, — напустилась на него Сабе, стоило им переступить порог его покоев. Люк ничего не ответил и прошагал прямиком в спальню. Короткий приём после речей изрядно его утомил. — Я не люблю лгать. — А Империя не любит оппозиционеров! — Возразить им — значит, остаться верным своим принципам. — А ещё это отличный способ остаться без головы! — Это меня всё равно не остановит, Сабе! Вздохнув, Сабе тоже зашла в его спальню и опустилась на кровать. — Я знаю, — сказала она. — И это была просто замечательная речь. — Амидала и бровью не повела. Если она не жаждет моей крови, то всё в порядке. — Мне кажется, ты недооцениваешь её последователей — и их обострённое чувство справедливости. Люк занял себя изучением своего гардероба, но ради этого отвлёкся: — Обострённое чувство… — он развернулся к Сабе. — Что-то случилось? — Волонтёры не справились с деэскалацией. Что Далрана, что Амидала своими речами породили среди слушателей серьёзные столкновения. — И моей, — Люк оставил вещи в покое и плюхнулся на кровать рядом с ней, мёртвой хваткой вцепившись в свои колени. — Я там тоже наговорил. — Ты призывал действовать, а не драться. — Думаешь, людям есть дело до таких тонкостей? Фыркнув, Сабе взъерошила ему волосы: — Это я тебя этому научила. — А я послушал. Я виноват в этом в той же степени, что и они. — На мой взгляд, в беспорядках виноваты те, кто позволяет себе нападать на своих оппонентов и убивать их. Люку подурнело. — Убивать? — Да, — Сабе отвернулась. — Двое из отряда деэскалации найдены мёртвыми. И ещё один мальчик — судя по всему, амидалец. Люк вспомнил, какой пёстрой и радостной была ярмарка сегодняшним утром. Теперь Фестиваль Света будет навеки запачкан кровью — как волонтёров, так и набуанских патриотов. — Такое случалось и раньше, Люк, — заметила Сабе. — Демократия — дело непростое. Десять лет назад на Фестивале убили имперского посла. — Во время беспорядков всегда умирают люди. — Да, — Сабе поджала губы. — И ты в этом не виноват. В прошлом такие речи — в которых говорящий просто высказывает своё честное мнение — никогда не привели бы к такому раздору. — Правда? Я думал, именно из-за моих убеждений Далрана и захотела отослать меня с Набу. — Она захотела отослать тебя с Набу, потому что ты постоянно задавал неудобные вопросы — как ей и её правительству, так и своим оппонентам. Но жители Набу знают, кто ты и во что ты веришь, и единственный, кто до сей поры оказывался из-за этого в опасности — это ты сам. Как из-за Империи, так и из-за своих противников, — Сабе мягко взяла его за подбородок. — Ты не виноват ни в чём из того, что произошло сегодня. — Но что тогда изменилось? — А ты как думаешь? Амидала вернулась. Её слова — её оружие. Не бери на себя вину за эти беспорядки — она спровоцировала их намеренно. И справилась просто на ура. Люк кивнул: — Если её появление приведёт к масштабным уличным столкновеиям, у неё появится повод установить контроль над планетой. Сабе уставилась на него. — Я об этом даже не подумала. — Не подумала?.. — Нет! Я… — она выругалась. — Я думала только о её жестокости. Не о мотивах. — Ты правда всегда ждёшь от неё только худшего, — понял Люк. — А от неё, по-твоему, можно ждать хоть чего-то другого? — Думаешь, она могла безо всякой причины спровоцировать уличные бои? С потерями среди гражданских? — Чтобы доказать свою правоту? Возможно. Я… — Сабе спрятала лицо в ладонях. — Я уже не знаю, чего от неё ожидать. Лучше сразу предположить, что она абсолютное зло, и не разочаровываться лишний раз. — Думаю, ты в любом случае будешь расстраиваться. — Прекрати паясничать, — Сабе подняла голову. — Но если она воспользуется собственными речами, чтобы усилить хватку… — Или устроить вторжение, — тихо добавил Люк. — Она на это не пойдёт. — На Татуине — пошла. — Татуин уничтожил Вейдер. Она… — Сабе осеклась, осознав, что делает, и резко замолчала. — …Такое решение попортит ей репутацию. Она любит Набу. — То есть, она уже не абсолютное зло? — спросил Люк. Сабе покачала головой. Люк запоздало заметил, что у неё в глазах слёзы. — Я не знаю, — прошептала она. — Я теперь совсем её не знаю. Я не знаю, чего от неё можно ожидать, как далеко она готова зайти, я даже не знаю, чего она вообще хочет. Люк сглотнул. — Прости. Мне не стоило давить. Сабе снова покачала головой, но затем молча кивнула. Люк не понял, что она хотела этим сказать, но не стал дальше расспрашивать. — Пойду переоденусь, — тихо сказал он. Они и так задержались с речами, а потом потеряли ещё больше времени, успокаивая народ. Люк в кои-то веки был рад, что Пуджа на него злилась, потому что расшаркиваться с Амидаловской свитой, а особенно с сестрой, у него не было никакого желания. — Если по беспорядкам будут новости, позови меня. — Пока что всё спокойно, — негромко ответила Сабе. — Штурмовики угомонили толпу. Но ярмарку разгромили, а ларёк, продававший бижутерию в виде миллацветов, сожгли. У Люка похолодело на душе. Добрая продавщица — её эскизы — и серёжки, которые она продала… Которые она продала Рио. Он немедленно написал сестре. Звонить Люк опасался, хотя решил, что если через пару минут не получит ответа, то он примется названивать, и к сарлакку последствия, поэтому пока что ограничился перепуганным сообщением. К счастью, Рио ответила почти сразу же. У наших всё в порядке. Мы вернулись домой до начала беспорядков. У тебя всё хорошо? Порядок, ответил Люк и, наконец, выдохнул. — У Рио всё хорошо, остальные тоже в порядке, — сказал он. — Ладно, я… пойду всё-таки переоденусь. Уже сильно за полдень. А мы ещё не обедали. Заказать тебе что-нибудь с кухни? — Нет, — Сабе поймала его за ладонь. — Спасибо. Люк на мгновение сжал её пальцы и отпустил.***
На случай, если она передумает, Люк всё равно попросил кухню прислать в покои еду. В конце концов, Сабе никогда не откажется от тостов хлеба пяти бутонов с маслом. Себе он заказал простых бутербродов, которые съел побыстрее, чтобы приступить к сборам. Свой вечерний наряд он разложил на кресле: отутюженные тёмные брюки, сверху сюртук нейтрального тёмно-жёлтого оттенка, как бы ни возмущалась Рио. Он задумался было, что о его выборе могут подумать окружающие, но затем решил, что ему всё равно. И всё-таки, рукава он подвернул — так, чтобы спрятать красные цветы на запонках. Они слишком напоминали капельки крови. С красной вышивкой между и вокруг пуговиц он ничего сделать не мог, как и с расшитым подолом и воротничком, но хотя бы на руках никаких узоров не было. Зеркало на его туалетном столике немного съехало. Люк успел стереть половину макияжа, прежде чем это бросилось ему в глаза. Он поправил зеркало так, чтобы видеть всё лицо. Шрам выглядел уродливо неестественно, как и всегда. Люк поморщился от этого зрелища, и его изувеченная щека дёрнулась с этим жестом. То, что дверь вот-вот откроется, он почувствовал за мгновение до характерного свиста. Люк как раз снова поправил зеркало, когда в комнату ступил Вейдер. Он чудом удержал лицо: — Лорд Вейдер? — но голос всё равно прозвучал напряжённо. — Разве вы не должны помогать солдатам устранить беспорядки? — Уже. Разве ты не помнишь, что мне пришлось уйти с приёма до его окончания? — Помню. Я подумал, что вам просто опостылело общество политиков. — И это тоже, — признал Вейдер. Люк сердито уставился на него в зеркале: — Значит, все эти смерти — ваших рук дело? — Нет. Протестующие и сами прекрасно справляются с убийством себе подобных, — Вейдер помолчал. — Откуда такая уверенность в якобы снедающей меня жажде крови? — Вас это удивляет? — Я не знал, что ты настолько сильно меня ненавидишь. Хотя, возможно, из нашего вчерашнего разговора это должно было стать более очевидным. — Да. Должно было, — Люк смочил очередной ватный диск мицеллярной водой и принялся смывать макияж с правой щеки. — На первом же заседании Сената, в котором я участвовал, я обвинил вас в совершении военных преступлений. — Это можно было легко списать на обострённое чувство справедливости. — Обострённое?.. — Люк глубоко вздохнул. — Вы хоть представляете, сколько страданий принесли галактике? Как я могу испытывать к вам что-то, кроме ненависти? Вейдер склонил голову, уставившись ему в спину. Люк упрямо не смотрел на него в зеркале. — Ты говоришь о Татуине. — И об осадах на Внешнем Кольце. И о других ваших военных походах, не менее ужасных. — Я не подозревал, что эта планета имеет для кого-то особую значимость. Ну всё. Люк не выдержал — рассмеялся холодным, жёстким смехом. — Конечно, — почти огрызнулся он в ответ. — Откуда уж вам. Вейдер примиряюще поднял руку: — Мы уже выяснили, что я знаю, что ты оттуда родом. — И что, вы думали, стоит мне улететь с Татуина, как мне сразу станет на него наплевать? — каждое его слово резало хуже ножа. Люк не знал, что на него нашло, но останавливаться не собирался. Сегодня погибли люди. Сабе плакала. Его самого всё ещё била дрожь. — Именно. Сколько тебе было лет, когда ты оказался на Набу? Люк стиснул мокрые салфетки в кулаке. — Я был одним из детей, спасённых с планеты благодаря программе Помощи Внешнему кольцу, десять лет назад. Её — вдруг вы не слышали — специально создали, чтобы у людей был шанс спастись из того ужаса, который вы устроили. — Ты улетел один? — Естественно. — Без семьи? — У них там ферма. Они желали мне самого лучшего, поэтому отослали с Татуина. Но они бы никогда не бросили свой дом, остались бы там до последнего. А теперь их нет — из-за тебя. — Из-за меня? — Вейдер сделал было шаг вперёд, но остановился, когда Люк пронзил его ненавидящим взглядом. — Они умерли десять лет назад? — Нет. Они были стойкие. Осторожные. И везучие, — Люк потряс головой. — Они смогли пережить эти десять лет. Потом ты увёл войска. Они начали потихоньку отстраиваться — и они были так счастливы!.. Да, после твоих войск им остались лишь дюны стекла, воды было совсем мало, но они были живы. Они могли жить дальше. А потом ты вернулся. Опять. Сколько — шесть месяцев назад? Теперь ты даже хаттами прикрыться не можешь, нет, теперь ты явился просто бомбить гражданских, которые просто пытались жить мирной жизнью на своих обломках! — Они собирались организовать повстанческую ячейку. — Нет, они собирались организовать хоть какое-то общество из тех, кого ты не добил в первый раз! Я же видел, видел, как им с каждым сообщением становилось всё страшнее и страшнее! — Люк перешёл на крик. Он надеялся, что Сабе вышла на улицу, чтобы успокоиться, и не примчится в комнату с минуты на минуту. — А теперь они совсем пропали, — он стиснул челюсти. — И если они мертвы, то их кровь на твоих руках. Вейдер снова шагнул вперёд, на этот раз полностью проигнорировав Люка и его сердитые взгляды. — Как их звали? — Убирайся из моей комнаты. — Скажи мне, как их звали. Я их найду, — его голос был полон какого-то нелепого энтузиазма, будто больше ему ничего и не нужно было знать. — Как их зовут? И как звали тебя? Оуэн Ларс. Беру Уайтсан-Ларс. Люк Скайуокер. — Поди ты к сарлакку, — сказал он. — Мне от тебя ничего не нужно. Хватит им войны — я не напущу на них очередного монстра. Скайуокер. Если Вейдер хотел знать… Если Оби-Ван был прав, если Вейдер правда подозревал, что его отец был джедаем… — Как хочешь, — отступил Вейдер. — Надеюсь, в отсутствие хаттов им живётся получше. — Трудно наслаждаться жизнью в полумёртвом состоянии, — Люк покачал головой. — Это твоё оправдание? Вся эта резня — из-за хаттов? — Я поклялся, что однажды вернусь на Татуин и освобожу рабов, и я это сделал. — И сколько рабов погибли в том же пламени, что и их хозяева? — Они свободны. Люку подурнело. — А жизнь разумного существа для тебя совсем ничего не значит, да? — спросил он. — На Татуине много кто жил. Да, не все добрые, не все хорошие, но это же не значит, что там вообще не было хороших людей. Хороших людей, которые любили эту планету, что бы ты о ней ни думал. — Если бы я повстречал хоть одного такого, — напряжённо сказал Вейдер. — Если бы ты пошёл каким угодно путём, кроме этого, — ответил Люк. — Но, возможно, ничего кроме насилия ты просто не знаешь. — Я найду твою семью, если ты этого хочешь, Люк. Но не надо читать мне нотации о моральности моих решений. — Не стану, — огрызнулся Люк в ответ. — Прочту лучше об аморальности. Вейдер наставил на него палец. — Ты, юноша, на своей ферме не имел ни малейшего представления о том, что творили хатты. И если бы повстанцы уничтожили имперскую базу, то страдания народа возросли бы стократ! Люк шарахнул кулаком по туалетному столику. — А ты, похоже, не имеешь ни малейшего представления, какое страдание навлекаешь сам! — Можешь быть уверен, раньше было гораздо хуже! Люк с присвистом глотнул воздуха. Затем он вскочил на ноги, оттолкнув стул с такой силой, что перевернул его, и подлетел к Вейдеру. Тот повернулся посмотреть ему в лицо — и застыл. Он смотрел на его левую щёку. — Хуже? — прошипел Люк. — Я видел, как от ожогов умирали дети, как умирали целые семьи, потому что им нечего было пить, потому что ты выжег из атмосферы всю влагу. Каждый день — месяцами — я видел только кровь, смерть и взрывы. Ферма моего лучшего друга была уничтожена случайным попаданием одной из твоих бомб. Его родители погибли на месте, он сам чудом спасся, а я сам просто легко отделался. Подняв левую руку, Люк тряхнул запястьем. Панель протеза отскочила в сторону, открывая провода под кожей. Вейдер уставился на его руку, сжимая и разжимая кулак. — Предположим, ты найдёшь мою семью, — сказал Люк, — сможешь ли ты найти родителей моего друга? Мою руку где-то в глубинах Дюнного моря? Все потерянные, заблудшие души — сможешь ли ты найти их и вернуть их домой? Вейдер молчал целую вечность. — Ты был ранен, — наконец сказал он. — Я чуть не погиб. И если бы не наши добросердечные соседи и не программа помощи Кольцу, то я бы не выжил. Вейдер отступил ещё на шаг, но Люку уже был всё равно. Он отвернулся. — Да, я вас ненавижу. Я буду с вами работать. Я буду работать с вашей женой. Но я вас ненавижу, — Люк снова сел за столик. — Уходите. Мне всё ещё нужно приготовиться к вечеру. Смолчав с мгновение, Вейдер всё же отступил. Уже у двери он остановился в последний раз: — Я не знал, — сказал он. Скорее всего, неуверенно, но из-за вокодера даже эти слова прозвучали как обвинение. И Люк ответил тем же: — А я думаю, что всё вы знали, — он нанёс на щёку консилер лёгкими, быстрыми движениями. Всего за несколько секунд от его шрама не осталось и следа. — Вам просто было всё равно.