"Я - кто?! Сенсей?": Боги, у которых лапки (Книга 3)

Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково… Ты можешь вершить судьбы целых стран, свергать правителей, да и у себя в Деревне Советников шпынять… В общем, быть большой шишкой, но на занятиях ты такой же долбодятел с кривыми руками, как и все. Подавив тяжкий вздох, смахнул со страницы тетради карандашную пыль. Если не всматриваться, то стенография шинобского японского — это просто длинная запутанная ниточка с козявочками во всю строку. Кистью такую писать невозможно без должной ловкости. А то вместо конспекта будут сплошные кляксы. Да и ручка-перо не подходила тоже, чернила попросту не успевали стечь к наконечнику. Вот и оставался только карандаш. Много карандашей, чтоб не чинить их, а менять в процессе. Не особо-то и нужна была мне эта наука — писать знаменитые во всех мирах непонятные записи врачей, но о супер-памяти надо помалкивать. В который раз поблагодарив богов удачи за встречу с роднёй Наруто, принялся записывать конспект дальше, фиксируя в памяти лекцию для уточнений. Если бы не уроки стариков Узумаки, я бы не знаю, что бы сейчас делал. Мучался бы, наверное, непозволительно долго со стенографией и про повышение квалификации можно было даже не заикаться. Когда б я успел переучить анатомию для художника под медицинскую практику, без этого всего? Повернувшись ухом к лектору, стал пялиться в серую хмарь неба, которая вот-вот должна была выпасть то ли дождём, то ли снегом. Когда по окну заморосил дождик, я только поморщился и принялся строчить в свитке интересную для меня информацию. Нормальной скорость письма стенографией, или как тут её называли «Сокки» (そっき), считалась та, с которой все успевают записывать за лектором. Некоторые не парились совершенно, попросту отключая мозг и записывали всё что говорил преподаватель. То есть вообще всё! К концу лекции, можно было обнаружить на страницах чужих тетрадей или свитков не только описание темы, но и монолог лектора на отвлечённые темы. За некоторыми преподавателями нужно было записывать вдумчиво, вычленяя только то, что пригодится. Например, так надо было работать с тем, что говорил мой друг. — Ирука! Суффиксы пропускали ради экономии времени и потому что мы ж тут друзья, мы ж тут коллеги, и одна большая семья (ага, как же). — Да, чего? — отвлёкся я от починки карандаша, в надежде услышать что-нибудь полезное. — Перечисли какие повреждения Системы циркуляции чакры относятся к травмам лёгкого спектра! Давай, шевели мозгом! Какие травмы со своим рангом ты можешь подлечить, не угробив клиента? Украдкой вздохнув, продолжил выстругивать карандаш до состояния иглы: — Неполные разрывы, проколы, травмы соседних с токами Системы циркуляции органов. — Развёрнуто! Пока не услышу весь ответ не отстану! — докопалась эта бледная немочь. — Да просто скажи, — оскалился я ехидно, задрав нос, — что Умино-сенсей своими словами объясняет лучше, чем ты преподаёшь. Маруяма Кеничи ответил так же насмешливо: — Тут ты не учитель. К доске. Или на пересдачу останешься, — взлохматил он прямые волосы какого-то вишнёво-бурого цвета, будто красуясь перед девчатами-медиками позади меня. — Неплохо устроился Кеничи-сенсей, — встал я из-за парты под хихиканье куноичи и подошёл к доске взяв мелок, — Ирука ему материалы перерабатывает и упрощает, а он только поправлял меня там, где я делал неверные выводы. — Зато в практике Кеничи-сенсей крут, — так же о себе в третьем лице заявил Маруяма, задрав нос и указав на себя большим пальцем. — Чтобы учить, нужна теория. Да и понимание процессов глубже будет. Объясняя кому-то, сам понимаешь больше. — Не переключайся в режим учителя, — фыркнул Кеничи. Говоря о режимах, в первую очередь шиноби вспоминали легендарный сен-мод, а уже потом про приборы. — Это ты у нас по миру бегаешь, перевороты устраиваешь или топишь их в крови. Большинство из нас в это время работает — людей лечит. — Пф. Так и я не на курорте. Послушай дядю Ируку, только на одной практике не выедешь, Кеничи-сенсей, учись, — благожелательно напутствовал я его. И нет, мне не завидно, практика — дело наживное. К тому же — низкооплачиваемое (это в лучшем случае), а чаще всего — вовсе бесплатное. Сам же Кеничи мне завидовал, хоть и старался не показывать вида. У него не было мечты быть медиком, но сначала его запихнули на курс полевых ирьенинов, и оказалось, что в этом у него талант (пусть и не гигантский), а потом он потерял члена команды из-за того, что шиноби Кеничи никакой — то есть абсолютно бесталанный. Сокомандник же погиб, вроде бы спасая Маруяму. Кеничи просто не любил эту тему, но в подпитии иногда жаловался и винил себя. Да, в теории он имеет право напроситься в новую команду или в действующую, понесшую потери, но на практике в Конохе все шиноби друг друга пусть шапочно, но знают. Или легко могут найти тех, кто знает. А так как в нашей работе без удачи никуда, то с паршивыми бойцами, приносящими несчастья, связываться никто не хочет. Хатаке тут, кстати, не исключение — среди равных в команду его стараются не приглашать, чаще ему достаются либо одиночные миссии, либо команда чуунинов. Это я ещё из воспоминаний о штабной работе помню. Поганую репутацию можно получить не только за «выслугу лет», или за косяки, достаточно быть просто слишком слабым. За примерами далеко ходить не надо, они сами приходят. Один такой мне встретился прямо в больнице — отец Сакуры. Приходил с жалобами на хроническую усталость, головные боли. Ничего у него не нашли. А я посоветовал Кидзаси смотаться куда-нибудь в тихое место, одному отдохнуть, а то одной раздражительностью и рассеянностью он не отделается. — Просто отдохнуть?! Это всё ваше лечение?! — разорался всегда позитивный и улыбчивый мужчина с пыльно-розовыми волосами. Его торчащие жёсткие пряди, зализанные в форме звезды, ассоциировались у меня с панками. Прямо как у Горшка из "КиШ" причесон, только пышнее и розовый. — Верно, — не смутился я, хотя я там со своим мнением просто мимокрокодилом был, бумаги занести, — вы устали. Морально и физически. — У меня просто болит голова! — А ещё вы раздражены, не высыпаетесь вне зависимости от того сколько спите, рассеяны, дела валятся из рук, вам кажется, что вас прокляли. — Как вы узнали?! — Ну начнём с того, что никто вас не проклял. Этому есть научное объяснение. Организму плевать, от чего вы беспокоитесь, от ножа ли у горла, или от проблем в бизнесе. Организм всё равно вбросит в кровь гормоны, чтобы вы могли отреагировать двумя вариантами «бить или бежать». — Как это вообще связано, — глухо проговорил Харуно, склонив голову и сжав кулаки до побелевших костяшек. Словно вспомнил что-то тяжёлое и тёмное. — Терпение. Ваш организм работает так, словно вы ежесекундно в опасности. Невозможно двадцать четыре на семь быть на пределе своих возможностей для решающего рывка. Потому я и говорю, что вам нужен отдых, нужно успокоить мысли. А когда сможете спокойно выспаться, я бы рекомендовал вам, после стрессовых ситуаций проводить бой с тенью или тренировку на макиваре. Выпустить пар, — свистнул я, изобразив то, что говорю, — чтобы вам крышечку не сорвало. Кажется, мои слова заставили мужика задуматься. Ну и правильно. Иногда не надо ничего сложного — главное исправить распорядок дня и просто отдохнуть. И этого хватит, чтобы предотвратить серьёзную болезнь. Харуно Кидзаси тоже в каком-то смысле легендарная личность, в прошлом Доро Кидзаси, заслужил кличку «Навакороши» (Удавка для убийства — 縄殺し). Но не за таланты к скрытному устранению целей петелькой на шею, а потому что его команду с заказчиком убили, а в качестве назидания, развесили по веткам на границе. Деталей, понятное дело, не разглашали, но кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, и имя Кидзаси «Петля» подметил… А сейчас, по ассоциациям, память легко подкинула некогда услышанную в штабе, в те времена, когда я там работал, историю. Насколько я помнил, это была первая миссия С-ранга для Доро, она же и последняя в его карьере шиноби. Без команды он лишился возможности расти в ранге, оставшись вечным генином. А вскоре и вовсе выпал из программы шиноби, уйдя в отставку — на гражданку, отработав минимально положенный срок. Если так подумать — правильно сделал. Лучше быть главой торгового клана (или хотя бы мужем главы, если слухи не врут), чем вечным генином-неудачником, которого обходят стороной, словно прокажённого. Потерять сенсея и всю команду — это такое комбо, это такое пятно на репутации, что придумать что-то хуже этого сложно. От тебя тут все будут шарахаться, считая проклятым и приносящим неудачу. К Кеничи отнеслись не так жёстко, его бы нехотя куда-нибудь взяли, куда бы он сам не пошёл. Маруяма ведь бесклановый, а это значит, что никто за него слово не замолвит и по блату не устроит. К тому же слабый. И вот он достиг В-ранга и набрался опыта… Но при этом ценности как боец не приобрел (практики в поле у него давно не было) и пока что берут Кеничи только на самое дно (он жаловался). При этом «благодетели» искренне считали, что для него и это за счастье должно быть. Естественно, идти абы куда Маруяма не согласен. Всё-таки он теперь ирьенин B-ранга, а это определённый статус, который хоть немного, но окрыляет и чего-то да значит. Но при этом хреновый шиноби, которого ни один нормальный капитан команды брать к себе не захочет. Это как если у тебя три диплома, и ты претендуешь на хорошую должность в гос. управлении, а тебе предлагают только место учителя в школе. Да и то на пол-ставки. А значит что? Никуда Кеничи из Госпиталя теперь не денется. Что тоже не вариант при нынешних «зряплатах» медиков. Но кушать-то хочется всегда, а зарабатывать где-то надо, пусть и мало. Вот так и остался у Кеничи только один приемлемый вариант. Если я наведывался в Госпиталь случайными урывками, то Маруяма пахал ежедневно, как проклятый, да ещё и с переработками. Потому-то он и натаскивал нас по многим практическим вещам, хотя сам был таким же кандидатом на А-ранг. И тут всё просто, тот кто учит — тот сенсей. Но при этом, если честно, учил Маруяма Кеничи хреново. В мире достаточно людей владеют каким-то навыком или ремеслом на высочайшем уровне, но начни их расспрашивать о деталях — узнать сможешь лишь несколько полезных вещей без всякой системы. Некоторым — просто не дано быть учителем. Ситуация почти как у Какаши. Только что подчиненных не гробит, за отсутствием оных. Нет, быть учителем — это не призвание, это такой же талант, как и все прочие. Который так же можно заменить упорным трудом и зубрёжкой. Вот только педагогических курсов или чего-то подобного у нас нет и ещё долго не будет. Во многом из-за этого нюанса и вытекает практика ученических команд, как мне кажется. Если джонин-сенсей не может объяснить, то хотя бы покажет на своём примере, чтобы достаточно наблюдательные генины смогли перенять опыт. Что до Маруямы…. Обязанности лектора выдавали отличившимся, а не всем подряд. Вот Кеничи был хорош в области, касающейся реабилитации после нарушений работы СЦЧ и смежных темах, но как практик. Больше, конечно, по смежным, так как собственный резерв у него был средним по больнице. Вот так мы и грызли гранит науки, в тёплой дружеской атмосфере, с шутками, да дружескими подначками. У меня, в принципе, не было в Госпитале тех, с кем я был в паршивых отношениях. Конечно, не все были друзьями или приятелями, но и врагов, как таковых, я не завёл. По крайней мере, я никого таковыми не считал. Но, правда, не уверен, что это взаимно и никто не точит на меня зуб по какой-то дебильной причине: из зависти там или ещё почему. «Даже если ты ангел, всегда найдется тот, кому не нравится шелест твоих крыльев». Эмпатия по-прежнему работала и вроде ничего подозрительного не сигналила, но… Не стоит забывать, что она не всесильна, её можно обмануть при желании и определённых навыках. Не говоря уже о том, что есть люди, которым не нужен повод для гадости. Они могут напакостить просто потому, что есть возможность, или потому, что в их шизофренические головы втемяшилось, что я веду себя как-то не так, как им кажется правильным. Из любви к искусству, так сказать, как тот же Дейдара или оригинальный Хидан. Ты для них как моб в игре: покуражиться, прибить, облутать, забыть. Просто ещё одна из причин, старательно сглаживать углы при общении с коллегами в Госпитале. Даже с Бунко-чан, через её парня и «моего» друга Нибори Морио удалось объясниться и достаточно легко помириться, тем более что конфликт выеденного яйца не стоил, и она сама понимала, что не права. Заодно и Маугли посплетничал на тему коллег по цеху и узнал некоторые местные новости. — А ты неплохо так взлетел, — сказал Морио, пока я проверял, нормальный ли цвет кожи, пальцев, всё ли хорошо и осматривал качество гипса. — Не завидуй. Меня вынудили обстоятельства. Не будь их, я б не полез в это дерьмо, называемое политикой. — Это какие же? — Тупорылость Советников и клана Сарутоби, которые пинали нас в бездну. — А Пятая? — А что она? — обеззаразил я руки чакрой после чужих пяток. — Реальной власти не имеет, как и поддержки. Какой смысл обижаться на куклу, если бьёт тебя ею кукловод? Морио скорчил рожу вроде бы понимающую, но в то же время осуждающую и страдальческую. — Мне этого всё равно не понять. Ты всегда был таким осторожным… А сейчас влез в политику. При этом всем своим видом Маугли демонстрировал отвращение и опаску к тому, чем я занимаюсь. В смысле — к политике. Тоже мне, чистоплюй хренов! — Я ж сказал, меня вынудили, Морио. Не сложись такая поганая ситуация, я б не стал пользоваться возможностями. Меня вполне устраивал прежний статус. Минимум ответственности, максимум свободы… — А теперь ты женатик, — откинулся на подушку Нибори, ехидно лыбясь, — на Митараши Анко. — У нас всё серьёзно, — прищурился я и с лёгкой угрозой тихо проговорил, — ляпнешь что-то из того, что я говорил в прошлом… Нибори поднял лапки с широкой улыбкой: — Даже и не думал, Умино-сама. — Давай без этой херни, — выдохнул я, поморщившись. — Зато денег много будет. Я на это с горечью рассмеялся и башкой помотал. Морио угодил к нам с поломанной пяткой — случай лёгкий, но из-за осколков противный и требующий внимательности (и желательно Хьюга среди персонала). Оставили его на стационар, отлёживаться под чутким присмотром Бунко. В Госпитале не только Кеничи, Кито и ещё паре друзей я позволял общаться с собой на равных, но и вообще всем коллегам. Мне совсем не хотелось оказаться тем чуваком, который кроме семьи ни с кем больше не может разговаривать свободно. Со всеми остальными надо сдерживаться, а тут я Свой, в доску свой! Ну не с Данзо же мне дружить, в конце-то концов?! — Хей! — возмутился Кеничи нарочито притворно, на беззлобные шуточки, — я вообще-то сенсей твой! — Ну, слушай и поправляй, если что не так, Кеничи-сенсе-ей. Чтобы честно заслужить А-ранг мне требовалось знать если не всё, то очень многое о СЦЧ, она же Система Циркуляции Чакры. Краеугольный камень нашей сути, как шиноби. На самом деле СЦЧ есть у всего живого и даже некоторых не живых объектов, а потому проще сказать, что недоразвитая система — это её отсутствие. Пока Маруяма бегал за какой-то книжкой (растяпа этакий), мы остались предоставлены сами себе. Вообще в аудиториях ничего ценного никогда не хранилось, подозреваю, что это на случай прорыва снизу. Аудитории, похожие на кабинеты в Академии, располагались аккурат над регистратурой и местами для ожидания. Даже внешний вид аудиторий был аскетичен и пуст: стены — светло-серая краска, отдающая в желтизну, да пол из длинных досок, щедро политых коричневой краской. Старые слои никто и не думал снимать, так что лишь по скрипу можно было догадаться, что пол из дерева. Пока не забыл, быстро починил ещё карандашей и записал идею на будущее, добавить программу профилактических медосмотров и в целом профилактики заболеваний, не связанных с работой шиноби. А то мне совсем не хочется, чтоб в будущем у нас в фойе люди дохли в ожидании помощи, как в каком-нибудь иностранном сериале про врачей. А мы героически превозмогали, спасая их в последний момент! Не благодаря, а вопреки Системе Здравоохранения! А тут даже департамента захудалого нет, который бы занимался вопросами, связанными со здоровьем граждан нашего маленького военного городка-государства. К тому же не стоит забывать, что профилактика снижает нагрузку на врачей. Запущенные случаи всегда тяжелее и дольше лечить, чем купировать болячку в зачатке. — Да… знали бы обычные люди, что каждый способен стать шиноби… Даже те, кто не смог пройти проверку для поступления в школу или Академию шиноби, как сильно бы это знание изменило мир? — проговорила Сенси Канна, разлёгшись рядом на парте. Покосился, но промолчал, продолжая размышлять о том какие ещё проблемы могут всплыть в ближайшем будущем, на которые я бы мог указать и тем их предотвратить. Не то мысль ускачет ещё, лови её потом. А помолоть языком попусту всегда можно и на любые темы. — Что ты такое говоришь, — зашипела на неё вдруг подруга, — замолчи, пока никто твои бредни не услышал! — А что такого, — поддержал Канну сосед с ряда повыше, — это ведь интересно. Обе девушки начали значительно позже, чем я, но продвинулись дальше. Дело в том, что сразу после минимального количества миссий, достаточного для перехода на уровень чуунина по полевому патенту, они ушли из команд. Да, иногда команды разрушались ещё и так. Но уйти в никуда почти невозможно, только в какой-то из департаментов или Госпиталь. Вот они и выбрали карьеру меднина. Зарплата меньше? И что с того? Зато не убьют и не изуродуют. В Госпитале куноичи несложно найти обеспеченного мужа из торгового клана. А если повезет — то и кланового шиноби можно отхватить. Нет, я не подслушивал. Просто некоторые вещи нельзя было не услышать, находясь с ними в одном помещении. Голубая мечта — сильный, богатый и прославленный шиноби, глава клана или его сын, из малочисленного, но древнего и уважаемого семейства, такой как Хатаке Какаши. Вот уж того в Госпитале любят и ждут. И сервис у него лучше, чем у других. А он, сука, не ценит! Аж за девчонок обидно! В последний раз я его видел в Госпитале, когда он из окна сваливал при моём обходе. Не помогла даже конфискация одежды (не благодарите за идею, я хороший парень и всегда рад помочь). Собакин спиздил простыню и убежал в окно, оставив кучу разгорячённых и разочарованных сотрудниц больницы. Не выдержал и пары дней усиленной заботы. Слабак! Забавный момент: любимчикам наши девочки даже собственного приготовления стряпню таскают. Отчего, попав не в смену своих воздыхательниц и вынужденные питаться в столовой, мужики сильно удивляются, почему вдруг так резко меню испортилось. Сюрприз! Оно не испортилось. Оно всегда было стабильно несъедобным. Потому что экономия на Госпитале со времён первого срока Третьего. А ещё потому что пациенты у нас надолго не останавливаются — так что чего напрягаться ради их удобства? И ещё потому что это здоровая еда. В смысле, от неё можно сдохнуть. Но сделаешь ты это здоровеньким, с полным набором нужных витаминов и минералов. Пока в разговор не успели втянуть и Кеничи (он побежал за учебными материалами), которого хлебом не корми, дай только на отвлечённые темы поболтать я сказал: — Ничего особенного бы не было, — хмыкнул я, чтоб меня услышали. — Почему вы так считаете, Умино-сан? — стрельнула глазками подружка Канны. Неприятная особа, для Канны она скорее заклятая подружка (судя по говнистым поступкам и сплетням о подруге), но тут она мне помогла. — Наличие возможности особо не повлияет на популяцию шиноби в целом. Видя непонимание на лицах сокурсников, пришлось пояснять: — Приведу пример, каждому из мурьёку доступны для изучения самые как простейшие, так и более продвинутые приёмы тайдзютсу. Для многих из них даже не нужен учитель или мудрёный трактат. Нужны лишь тренировки, воля и время. С простейшими техниками E и даже D-ранга похожая история. Любого крестьянина при должном обучении хватит хотя бы на одну-две замены или что-то равное по затратам энергии. Однако же, почему-то среди простых людей не особо много бойцов. Ответ прост, — не дал я времени слушателям задуматься, — большинству это просто не нужно. У мурьёку есть масса других забот, они не видят в этом перспективы, им может быть банально лень и неинтересно. Народ призадумался и перебивать не спешил. — В конце концов, — добавил я, — у них для этого есть дружина, стража или полиция, ну или мы с вами, то есть люди, которые по долгу службы обязаны быть бойцами вместо них. Защищать их, решать их проблемы с обидчиками и пресекать беззаконие. А соревноваться на нашем поле и по нашим правилам им неинтересно. Ну или просто страшно. На нашей работе ведь убивают. И порой — нас. — А что вы там такое обсуждаете? — попытался было вклиниться Кеничи, вернувшийся в обнимку с половиной манекена. — Уже ничего, Кеничи-сенсей, — осклабился я, переводя тему, — а что у вас за пособие, не объясните? — Ага, — помахал рукой странноватого манекена ирьенин, спускаясь к доске, — смотрим сюда, не отвлекаемся. На крючки доски Кеничи развесил ватманы с нарисованной гуашью, или чем-то похожим, «презентацией». Довольно подробные рисунки по краю окружали, словно рой мушек, чёрные иероглифы. СЦЧ была лишь наполовину материальна, как будто бы дублируя частично кровеносную и частично нервную системы, составляя новый, цельный рисунок. Псевдососуды чакры так же могли беспрепятственно проходить насквозь кости, органы и любые другие ткани, запуская в них жгутики и при этом никак не мешая и не ощущаясь. Проходя насквозь кровеносные сосуды или нервы, чакра не мешала току крови и не путала нервные сигналы. В теории каналы способны существовать в поле окутывающей шиноби чакры, по которой нас сенсоры вычисляют. Но я ещё не видел живых людей, у которых бы кровеносные сосуды или нервы были снаружи. Пытливые и извращённые умы, изучая СЦЧ, смогли узнать много любопытного. Так, например, когда органы от шиноби пересаживали обычным людям, то фрагмент чужой СЦЧ никак не мешался, но и не встраивался на все сто в недоразвитую СЦЧ мурьёку. В общем попытка вывести из сквиба мага* без тренировок и таланта успехом не увенчалась. Обратная ситуация, когда реципиентом становился уже шиноби, получая органы с неразвитой СЦЧ тоже окончилась провалом: приживлённый палец не проводил чакру и для неё он был будто протез из резины. Конечно, каналы могут, со временем, самовосстанавливаться, даже прорастать в новую руку-ногу, но недоразвитая СЦЧ нормально пропускать чакру не сможет, а развить такие каналы… протез из Суны выйдет дешевле. И однозначно быстрее! Во многом из-за этого свойства шиноби и не спешат разобрать на запчасти первого попавшего крестьянина или горожанина, даже получив серьёзные увечья. По той же причине протезы кукольников Страны Ветра из чакропроводящей и особо прочной каменной древесины так высоко ценятся. Припомнив Курама, задумался. В принципе, мы бы могли создавать такие протезы на базе деревьев Курама (они ведь тоже проводят чакру, хоть и не так прочны), но кроме материалов нужны были печати, схемы, составы пропиток, чернил… Понятное дело, что нам никто не предоставит подробных инструкций, а те немногие, кто имеет протезы из Суны, ни за какие коврижки не дадут их распотрошить. Так что придётся всё делать с нуля, если, конечно, этим кто-то захочет заниматься. К тому же починить себя чужой требухой и ручками-ножками всё же можно, для этого тебе понадобится не только полное совпадение по группе крови, но и по стихийным предрасположенностям. Со всеми прочими различиями, способными привести к отторжению тканей, меднины научились бороться. Сюрпризом для меня оказалось, что Хьюга — это идеальные доноры: достаточно одинакового резус-фактора, а предрасположенность стихийная у них такая ничтожная, что органы бельмоглазых можно пересадить любому. Так что, даже с выжжеными печатью глазами, «суповой набор» Хьюга стоил приличных денег. А уж с глазами — так и огромных. А я-то думал дело только в бьякугане… В общем, они оказались заложниками своего отказа от стихийных техник. Хотя, конечно, и плюсов получили немало: огромный объём неприлично сильной нейтральной чакры, да ещё и с высоким контролем, который давался им на интуитивном уровне. Ну и медтехники им давались легко. При этом, в силу странного выверта местной логики, все слышали о страшных рукопашниках Хьюга, но об отличных частных медиках Хьюга говорили сильно реже. Хотя, если так подумать, до Орочимару обо всех ирьенинах говорили чаще и их достижениями гордились. Так что на этом фоне чертовня из ниток Какузу это невозможная технология, ведь она позволяет приживить себе органы любых шиноби, с различными предрасположенностями, наплевав на биологические ограничения. Наверное, будь Какузу менее удачлив, то был бы похож на лоскутное одеяло из кусочков других шиноби. Хотя, скорее всего, просто сдох бы давным-давно. Казалось бы, если система циркуляции такая полуматериально-призрачная, то и взаимодействовать с ней, как чинить паутинку при помощи цыганской иглы и суровой нитки… Или попытка из мира нашего, трёхмерного, повлиять на четвёртое или пятое измерение. Но инструмент — чакра, точно такая же полуматериальная штука. При должной тренировке из чакры врача смешанной с чакрой пациента можно творить заплатки, стягивать вместе кусочки СЦЧ. Но дальше заплаток чуть больше сантиметра ещё никто не заходил. Кроме невероятного контроля, для таких манипуляций требуется ещё огромный резерв чакры, чтобы сотворить заплатку на СЦЧ, которая не будет атакована организмом пациента и при этом не рассеется, стоит тебе убрать руки. Это высший пилотаж монстров вроде Цунаде — создать эту полуматерию внутри чужого организма, чтобы она была принята организмом пациента. Ну или работа целой команды (или круга) мастеров А-ранга и выше, работающих в идеальных условиях: при наличии нужных инструментов, препаратов, необходимых фуин и даже техники. Одними печатями, бывает, не обойтись. Тогда на помощь приходят коробки искусственной вентиляция лёгких, мониторы, отслеживающие пульс и другие, не менее древние аппараты, чьи копии делают в Стране Луны. При этом ещё нельзя создавать заплатки в несколько подходов. Только сразу целым куском (соединяя оборванный канал), иначе тело пациента просто заберёт халявную энергию врача, перенаправив её на что-то, по мнению организма, более жизненно необходимое. Та ещё морока. — Повреждение СЦЧ влияет на соседние органы. Соседние органы в малой степени влияют на чакру, — продолжал я мусолить тему, будучи снова вызван к доске. Дело в том, что отсутствие частей реальных, не мешало СЧЦ в пустом месте иметь пучок каналов по форме отсутствующего из-за травм органа. Пока так и не удалось доподлинно выяснить, влиял ли такой призрачный орган на качество жизни или нет. Это просто данность, необъяснимая, но данность. Далеко не на все возникающие у меня вопросы могли ответить даже коллеги, вплотную подобравшиеся к нижней границе S-ранга. — Потому проще раскачать тело, чем резерв, — вздохнул кто-то очень громко, запустив волну тяжких вздохов. К сожалению, вывод в целом верный. Хотя, конечно, тут тоже есть нюансы. Чем сильнее, более развито и здорово твоё тело, тем больше у тебя ян-энергии, а значит — и чакры с уклоном в ян компонент. Проблема только в том, что это процесс нелинейный, и если ты не жалкий дрищ, а просто жилистый и худощавый шиноби вроде меня, то лишний десяток килограмм мышц большого прироста к энергетике не дадут. Правда, возможность убить человека простым ударом кулака или поднять огромный груз (и всё это без применения чакры) тоже штука ценная и нужная. Но увы, мне, как мастеру ловушек и засад, тихушнику и ассасину, скорость и скрытность важнее. А если дело доходит до прямого боя, то это значит, что я уже облажался. Хотя, конечно, всегда будут исключения вроде мегасенсоров и того же Пейна… Так, хватит думать о всякой неубиваемой сволоте, которой на весь мир шиноби десятка три, не более. Надо думать, как стать сильным быстрее. На данный момент стандартная раскачка физухи мне даст немного. Гораздо больше эффекта будет от тренировок вроде тех, что я получаю благодаря сбруе и специальным тренировкам медитациям. Правда, я не Майто Гай, который тренировками и грузам вместо творения мастера Каруи Рея, раскачался, это надо держать в уме. Но как же завидно! В его варианте получается не только усиление мышц. Благодаря постоянному движению чакры возникают микроскопические ответвления от каналов чакры — типа капилляров. Причём новые капилляры могут прорастать, совершенно не повторяя кровеносную или нервную систему, будто бы выстраивая какой-то новый рисунок. Эти новые капилляры, со временем, усиливают тело, делают кожу, мышцы, кости (да и вообще весь организм в целом) прочнее провоцируют рост и усиление основных каналов чакры. Но и тут надо пахать, не ожидая быстрых и выдающихся результатов. На одного успешного Гая приходятся десятки шиноби, которые за годы существования Конохи шли его путём (или похожим) и стали лишь чуть сильнее, чем были до начала своих тренировок. Пока я отношусь именно к этой группе. Позитивная динамика в развитии чакросистемы имеется, но результаты, по крайней мере пока, более чем скромные. Надеюсь, что со временем скорость изменений в лучшую сторону наберёт обороты. Иначе сдохну. Да, все мы тут слабосилки, которые наиболее полезны как аптечки на ножках. Те, у кого хороший резерв, налегают на гендзютсу (пусть и изобретая велосипед заново), а не зубрят формулы расчёта расхода чакры в зависимости от типа предрасположенностей пациента. Клиента с противоположными тебе стихиями лечить тяжелее, так как сотворить абсолютно нейтральную чакру невозможно. Всё равно остаётся лёгкий намёк на элемент. Даже Хьюга тут не исключение, просто их стихийный «оттенок» ничтожно мал, настолько, что даже не определяется «лакмусовой» бумажкой. А ещё, после этой лекции, я не мог отделаться от мерзкой, словно липкий холодок по спине, мысли, что за детьми Наруто и Хинаты откроют сезон охоты. Рано или поздно. Наконец мы дошли до практики на манекене… Ну как манекене… — Ой, а как у него кровь не выливается? — Меня больше интересует, как оно гадит, — брезгливо поморщился сокурсник, — и во что ест? Манекен был живой, только без головы: грудная клетка и одна рука. Все срезы были будто запечатаны пластиковой полупрозрачной мембраной с рисунком в клетку, так что виден пенёк позвоночника, с обеих сторон, и пара нижних рёбер. Приглядевшись, понял, что это растянутый до прозрачности кожный лоскут с вплавленной в ткани чакропроводящей сетью. Мембрана под рёбрами и грудная клетка не двигались, однако я слышал пульс и видел, что кровеносные сосуды под мембраной неспешно перекачивают какую-то чёрную жижу. Такими мембранами экстренно закрывали срезы, когда рука или нога потеряны безвозвратно, и нет возможности сформировать культю из остатков тканей. — О, это очень интересные вопросы, — оседлал любимую лошадку посторонних тем Кеничи, — его создали недавно из трупа одного коматозника. Спасти нам его не удалось, мозг сдох, так что из него сделали пособие. Вместо крови его «насос» перегоняет настоящие чернила, а сердце биться заставляет специальная печать. — Это не первое такое пособие, — поморщился я, указав на тату АНБУ, — верно? — Ну да, пара недель и нужна замена. Мёртвое тело для тренировок не подходит, СЦЧ есть только у живых. А развитая — только у шиноби. Если бы мне в начале моего пути показали такой «манекен», я бы убежал впереди своего визга. Сейчас же меня только раздражало, что этот парень был нашим, из Конохи, а не, скажем, из Кумо. — О, я вижу многие ему начали сочувствовать? Не стоит, — состроил Кеничи мудрое лицо, — я слышал, что его так отделали в Департаменте Пыток и Дознаний, он предатель. Чей именно — мне не сказали. Не нашего это ума дело. От такой подачи захотелось нахмуриться, но я постарался удержать нейтральное лицо, будто мне наплевать. А вообще жуть и зверство. Вроде уже ко всему привык и чувствую себя как дома, но как всплывёт такая звериная жестокость вместе с людоедским прагматизмом, и мгновенно понимаешь, что всё это ненормально и ты здесь чужой. И хотя упражнения я делал идеально, внутри меня что-то тряслось и дребезжало, вызывая тревогу, граничащую с паникой. А ведь жертву могли и оболгать с подачи Советников, неизвестно как долго его держали в казематах. Да и Морино та ещё тёмная лошадка. Хотя о работе департамента Пыток и расследований я благодаря Анко знаю немало. И такой результат в виде овоща — это попытка влезть в мозг при наличии какой-то техники защиты либо успешное применение техники самоубийства: мозг и сердце выключились. Сердце, плотно опутанное печатями, просто не могло самостоятельно качать кровь с теми повреждениями. Эти печати… верная, пусть и ненадолго отложенная, смерть. Максимум привести человека в сознание, расспросить и отпустить в руки Шинигами. Фактически печати брали на себя все неисправные функции сердца, но затем их разрушала чакра самого пациента. Повторное внедрение или замена невозможны без медика уровня Цунаде. Но таким монстрам проще починить неисправный орган, чем помогать его держать в рабочем состоянии, пока мастер фуин закончит тонкую настройку с учётом новых травм. Пока Маруяма отвлекался на других, я закрылся, понимая: здесь мне лучше замолчать и вести себя, как обычно. Мне даже пришлось спрятаться за маской Переговорщика, чтобы не выделяться мрачной миной и испортившимся настроением. Сделал вид, что объяснение Кеничи меня успокоило, как всех остальных. Из-за практики нас отпустили сильно раньше, так что у меня появилось время на себя. Словно от холода стуча зубами, я прыгал по крышам. Прогулялся по стылым улочкам, забежал в ту столовую, которую мне так любезно открыл Морино Ибики. Накупил вкусняшек. Отвлекался, как мог. После прогулки решил не пороть горячку, а дождаться Анко и осторожно выяснить у неё насчёт недавнего трупа. А если повезёт, то и того, много ли у них таких «отходов производства». Как происходит судебное разбирательства? Кто исследует доказательства? Кто их проверяет? И всё прочее по теме. Уже дома, засев в гостиной, я долго пытался прочесть главу учебника, пока не понял, что из-за тяжёлых, роящихся тёмным облаком, мыслей читаю один абзац уже три раза, и так ничего и не понял. Кинув взгляд на часы, буркнул: — На самокопание у меня ещё полчасика есть. Кинув книгу на журнальный столик с громким для моего уха хлопком, сцепил руки в замок, упёрся локтями в колени. Понадобилось некоторое время, чтобы причесать беспокойство и разобрать его по косточкам, поясняя самому себе: что меня вышибло из равновесия? Почему? И что мне с этим делать? Часы на стене тикали оглушительно громко, будто каждый «тик» капля воды по голове в пыточной. Будто я сам мог стать таким «манекеном». Я с силой потёр лицо, откинувшись на спинку дивана, постаравшись унять паранойю и беспокойство. Если отбросить беспочвенные страхи, ответ оказался до банального прост: Госпиталь — не дом, коллеги — не семья, а я не просто «эй ты, Ирука»… Это раньше я, актёр массовки, мог иметь любое мнение и свободно его высказывать, потому что был никем. Увы! Теперь, после создания Единой Конохи у меня нет права на людях говорить то, что думаю. Надо за собой следить, что, как и кому говорить. Иначе быть беде. Я это уже на примере Данзо увидел, который ни с того ни с сего вдруг опять возжелал шапку Хокаге. Мда, погорячился я, думая, что могу вести себя плюс—минус так же, как раньше, будто на мне не висит тот груз ответственности. Выскажи я раньше недоверие по поводу работы Морино и Ко — всем плевать бы было. Если же высказать его сейчас, то это крайне херово скажется на имидже конторы. Я их теперь способен «убить» одним словом. Они и так много, где облажались, хоть и не всегда по своей вине. К чему это приведёт? Морино станет моим врагом, Департамент могут расформировать, что при нынешнем дырявом состоянии нашей службы безопасности равносильно катастрофе. Анко останется без работы, ей придётся чаще ходить на полевые задания, подвергать себя опасности. Нет, я такого не хочу! К тому же Морино Ибики — мой союзник, профи и неплохой руководитель, а его контора со своей работой справляется. Надо понимать, что какие бы грешки не водились за Морино и Ко, он и Данзо с Корнем — это оборона и разведка с полицией Конохи. После уничтожения Учиха патрулирование и охрана порядка так же свалилась на Морино (справедливости ради, ещё на АНБУ, Барьерную команду и ряд других организаций, Департаментов и отделов). Так что ни ДПД (Департамент Пыток и Дознаний), ни АНБУ НЕ (Шарашку Данзо) нельзя сейчас пинать, хоть они и те еще сборища людоедов. Да и потом тоже. Если убрать эти конторы — всё станет намного, намного хуже. Все проблемы нужно решать исключительно кулуарно, спокойно, взвешенно, разумно и осторожно, не делая резких движений. С работы Анко прискакала радостная и воодушевлённая, с румянцем от мороза на щеках, так что я решил не грузить её своими переживаниями. — Чего это ты такая счастливая? — переключился я на эмоции Анко, тоже улыбаясь. Поначалу через силу, а затем и вполне искренне. — Морино-сан сегодня снова спрашивал про партии! Помогая выпутаться Анко из палантина и тёплой курточки, я коснулся губами её щеки. — Тебя это так радует... — Если Морино не будет тебе мешать, то моей работе это будет только на пользу! Ты же не позволишь урезать нам бюджет, — заглядывая в глаза, спросила супруга. — Более того, — дошли мы до ванной первого этажа, — я собираюсь его увеличить, насколько это возможно. А ещё хорошая зарплата привлечёт толковых людей, которые очень любят детективы. Выставив меня за дверь, Анко фыркнула: — Им некогда будет читать художественную литературу! Не надейся. — А это мысль! — оперся я на стенку напротив, глядя в спину клону Анко, которого или за халатиком услали, или за полотенцем. На вопросительный мык, заглушаемый шумом душа, я громко сказал: — Я и не думал вашим книжки свои пихать! Серия детективов поможет повысить интерес к работе следователя! В прошлом даже было такое, что сериалы о полиции спонсировала полиция, про армию — армия. Из клубов тёплого пара, пахнущего цитрусами, снова высунулась Анко: — Ты думаешь, что книжки помогут нам с набором? — Сейчас — нет. Но в долгосрочной перспективе я могу изменить мнение о Департаменте Пыток и Дознаний. Улучшить вам репутацию. — Понятно, — Анко оставила дверь приоткрытой, судя по звукам, опустившись в ванную погреться, — чтобы нас перестали бояться… — Нет! Чтоб шли к вам ради приобщения к таинству распутывания сложных дел! Работа не для тупых отбитых палачей, а для интеллектуалов и лишь немножко садистов, чтобы Морино на их фоне не потерялся! Секунду не было слышно даже всплеска, а затем Анко заливисто рассмеялась. После ванной я уже ждал Анко с огромным махровым полотенцем в руках, отобрав его у клона. — Дай хотя бы одеться, — смутилась супруга. — Заворачивайся, бабочка, в крылышки, — полотенце реально напоминало мне крылья гигантской моли, — чай пить пойдём. Казалось, супруга обожала всё горячее: от моих рук до кипятка в душевой лейке и в кружке. Будто так и не избавилась от проблем с кровообращением и всё так же не может согреться. Потягивая ароматный напиток, мы рисовали пальцами по запотевшим от тепла стёклам в чайной наслаждаясь тишиной и объятиями. Анко будто чувствовала, что сейчас я не настроен говорить. И мастерски скрывала беспокойство за заботой и нежными прикосновениями. Всё же идиллию тишины и покоя пришлось свернуть. Анко выскользнула из моих рук, чтобы переодеться в домашнее, перед тем как Мелкий вернётся с занятий по фуин. Наруто с нами за ужином не задержался, посидел, и, жуя на ходу, поскакал к себе творить какую-то новую замудрёную печать. Обещал с улыбкой, что мы все ахнем. Пригревшись под одеялом-котацу (так не хотелось из-под него переползать в холодную кровать!), я сделал над собой усилие, вылез первым и Анко на руки подхватил. — Как бы ты всё это успевал без клонов? — вдруг спросила Анко. — Всё это что? А, ты про мои идеи. Да никак бы не успевал, — зевнул я следом за Анко, уже закрывая дверь в комнату ногой. — А ведь могли бы подстегнуть температуру чакрой, — закутал себя и Анко в прохладное одеяло. — У меня есть идея получше, — сунула она холодные от окна лапки мне под майку. — Моя идея лучше твоей! — в ответ положил руки на упругую попу в шёлковых шортиках, слегка её сжав. Разгорячённая Анко поджимала губы и прикрывала глаза, забавно хмурясь. В момент передышки, я решил рискнуть и спросить про мертвеца. — Тебе это зачем? — мгновенно окаменела спина супруги под моими руками. Ну, я и рассказал о «манекене» с татуировкой АНБУ. — Пф, — расслабилась любимая, теснее прижимаясь ко мне горячей упругой грудью, — Морино-сан не ошибается. Пытки применяют только к тем, кто очевидно преступник, но у него есть нужная нам информация. А у этого… Тут Анко осеклась, виновато глянув на меня. От этого жалобного похлопывания ресниц даже в голове прояснилось и захотелось Анко… пожалеть. — Достаточно, — сглотнул я, — этого достаточно. Я подумал, что его могли оболгать с подачи тех же Советников. Когда он ещё не попал в реанимацию, старуха была на свободе. Как вспомнил бабку, так начал злиться. — Жаль, что Кохару нельзя передать Морино, чтоб она запела соловьём про всю ту гнусь, которую натворила этой весёлой компашкой с Третьим во главе. Тут Анко рассмеялась, громко и отпуская беспокойство. — Морино говорит то же самое. Тех, кто невиновен, мы никогда не трогаем. Сомнения толкуются в пользу обвиняемого. Нет железных доказательств — будет максимум ментальное сканирование. И только если попался явно виновный человек, с сильной волей и какой-то ментальной защитой, к тому же не идущий на сотрудничество — тогда начинаем с сывороток правды, и только потом пытки. Впрочем, ты это и сам должен помнить — по АНБУ. — Я птичка. Мне такое сложно! — скорчил я тупое лицо, веселя Анко. Улыбаясь, любимая закатила глаза: — Морино тщательно расследует такие случаи и всегда помогает снять обвинения. Тут меня царапнула неприятная догадка. — Милая, — стал я серьёзен, — а бывало такое, что те, кого вы оправдали вскоре пропадали на миссиях? — Не беспокойся, — потыкала Анко пальчиком мне в живот, — мы про это уже знаем. А ещё любимая спросила, знал ли я покойного, что меня так беспокоит его доброе имя. — Нет, — поплыл я от поглаживаний, — Просто я очень недоверчив и… М-м-м… — И? — хитрой лисой улыбалась Анко, — «недоверчив» и? — И остро реагирую на несправедливость. На этой фразе выдержка кончилась, и я подмял под себя весело пискнувшую Анко. *** Утром, просыпаясь, Анко потягиваясь постанывала так сладко, что у меня дыханье спёрло. — Милая, как это вообще работает? — хрипло сказал я. — Спросонья потягиваясь, ты издаёшь такие сексуальные звуки, а в постели сдерживаешься и только фыркаешь, да вздыхаешь словно урывками. Как бы я тебя не просил расслабиться. — Но тебя ведь даже тиканье часов раздражает… — наивный взгляд полный искреннего непонимания. — Ну знаешь ли, я громких звуков не люблю. Но мне нравится ещё и вот такая музыка. Можно? Анко кивнула и в её голове, благодаря гендзютсу, зазвучали кусочки: «Хард-рок, алилуйя», опенинг из аниме «Хеллсинг» и рок музычка из «Тетради смерти». Пока Анко поражённо хлопала глазами, я сказал, обиженно сопя: — Ты не часы, а от твоих вздохов в штанах тесно. — Фу, как грубо! — не скрывая довольной улыбки, фыркнула Анко. — Иди уже, тебя команда ждёт. И Наруто будет ругаться, если ты опоздаешь. Страдальчески вздохнув, выпросил глубокий поцелуй на прощание, вместо короткого чмока в щёчку. У Анко выходной, у меня работа. И клонов не послать. Обидно.