Around the world: two steps down to hell

Обратно в дом мы возвращались в скверном состоянии. Хотела бы я сказать, что молча, но на наше появление Баки не рассчитывал, о чем упомянул раз пять, и получил ответ на каждое из гневных заявлений. Но зато он не торопился рассказывать нам о причинах, которые привели его на Кубу. Вопросы Барнс или игнорировал, или переводил разговор в другое русло, или же оборачивал все снова против нас. И только когда я, устав от давящей атмосферы недружелюбия, решила взять паузу и выйти, наш крепкий орешек раскололся. Может, Баки предпочитал молчать именно в моем присутствие, это было не важно, во-первых, потому что Сэм теперь владеет информацией, а во-вторых, я так или иначе всё выясню. Он глубоко ошибается, если думает, что его отмороженное поведение задевает меня настолько, что я тоже выберу стратегию избегания. Просто поверить не могу, что мы начинаем всё с самого начала. С гнетущего молчания, односложных ответов и недоверия. С рабочих, черт бы их побрал, отношений. Есть правда одно существенное отличие: в начале нашего знакомства я могла смотреть на Барнса и лишь предполагать, каково это, быть ему больше, чем напарником. А теперь я знаю, и от этого в сотню раз тяжелее. Пока в гостиной три сплетницы продолжают делиться последними новостями, я успеваю обойти дом, чего так и не сделала после приезда. Осматриваю комнаты, раритетный интерьер, следы пребывания здесь агентов ЩИТа. К слову сказать, ни одна база ЩИТа не имеет официального статуса списанной со счетов или заброшенной. Все они находятся в своего рода анабиозе, чтобы при первой необходимости сюда могли отправить агентов для урегулирования той или иной ситуации. Подобных домов, подвалов, квартир, заброшенных ангаров и прочего наставлено на каждом материке. Из любой точки можно выполнить перехват каналов связи и любых других данных, в зависимости от того, из какого уголка Земного шара пришел сигнал. Но если отбросить всю эту мишуру, то перед нами просто старый дом, имеющимися благами которого мы непременно воспользуемся. Зайдя в ванную комнату, я не спеша промываю раны на руке, просто подставив её под поток воды и глядя на то, как утекающая в слив жидкость становится все более прозрачной. Было бы неплохо принять душ, но я сделаю это, когда все улягутся спать, если они вообще собираются. О минусах совместного проживания с мужской компанией я прекрасно осведомлена, и хуже, когда коллектив вам совсем не знаком. В моем случае можно даже попросить их всех выйти на задний двор, и никто слова против не скажет. Снимать с себя верх и рассматривать синяки на животе и боках я не тороплюсь, хотя пульсирующая боль нескромно намекает на то, что всё-таки нужно обратить внимание. И стоит мне просто подумать об этом, как в дверном проеме мелькает голова Торреса. — Прости, — он быстро и часто моргает, как будто заглянул за шторку в душевой, и собирается ретироваться также внезапно, как появился. — Всё нормально, — заверяю его я, — правда. Могу уступить место. Но парень отрицательно качает головой. Его темные карие глаза выражают накопившуюся усталость. — Ты сам как? — Чувствую себя виноватым, — честно признается он, привалившись спиной к дверному косяку. Ставя себя на его место, я понимаю, за что именно переживает Торрес. Произнеси вслух и покажется глупостью, но цепляет это глубоко. — За то, что тебе досталось меньше всех? Знаешь, пока у нас не будет на руках обратных билетов до дома, я бы на твоем месте не расстраивалась. На нас что-то вроде клейма проклятых. Черная метка. И теперь, вероятно, она есть и на тебе. — Часть команды — часть корабля? — скромно улыбается он. — Да, и надеюсь, что в конце никому из груди не вырежут сердце. Хотя если при этом всё-таки подарят целый корабль, то я еще подумаю. Теперь я почти горжусь тем, что смогла немного его развеселить. Но батарейка этого мультизадачного зайчика нуждается в подзарядке. Хоакин зевает, прикрыв рот рукой. — Я пойду спать. Иначе свалюсь прямо здесь. Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Он уходит, оставляя меня наедине с невовремя нахлынувшими воспоминаниями о своих первых месяцах работы в должности агента-помощника-ассистента. Иногда мне кажется, что спустя столько лет, даже самые страшные фобии уже не могут побеспокоить. Они не более, чем песок, осевший на жизненном пути. Поднимать его в воздух смысла нет. Наверное, стоило повесить на двери табличку «не беспокоить», потому что в большом доме, где находится всего три человека, меня успевают побеспокоить уже дважды. На этот раз ванная комната понадобилась Баки, причем по её прямому назначению. Придерживая одной рукой узел полотенца на талии, в другой он несет комплект чистой одежды. — Ты…- в моем словарном запасе не находится нужного слова, — ты тут вообще-то не один. Барнс, в отличие от Торреса, не извиняется и не собирается уходить. Он оставляет свои вещи на ближайшей тумбе и проходит дальше. Благо пространство этой старой ванной комнаты позволяет при желании устроить танцевальное соревнование, и нам не приходится ютиться нос к носу. — Я знаю, — невозмутимо отвечает он, — должно ли это смущать меня? — На этот вопрос ответь сам. Но перед тем, как я выйду, Сэм и Хоакин ведь не разгуливают в таком виде? Я на статус особо впечатлительной особы женского пола не претендую, но хотелось бы избежать неловких ситуаций. Впрочем, что-то мне подсказывало, что так вырядиться в моем присутствии мог только Баки. — Только если ты заглянешь к кому-нибудь из них в спальню. — О, так ты там уже был с проверкой? — Да, позаботился о единственной впечатлительной особе женского пола. — И сам разгуливаешь по дому практически голый? — Если тебя это настолько волнует, то трусы на мне есть. — Какая прелесть! Знать бы еще, что мне теперь делать с этой информацией. Демонстрировать не надо! — добавляю я, видя, как усмехающийся Барнс собирается немного ослабить узел на полотенце. Моя реакция его забавляет, а поиздеваться Баки не прочь, особенно если у него получается смутить меня или немного позлить. Это увлечение у нас было обоюдным, в зависимости от ситуации. Больше себе, конечно, позволяла я, но редкие приколы от Барнса всегда набирали 10 из 10. Но как оказалось, отменное чувство юмора и умение посмеяться над собой не помогло сохранить наш абсурдный союз. Окунуться в простую человеческую жизнь вместе мы так и не смогли, потому что вынужденная необходимость вечно переживать друг о друге, не видеться по несколько дней, быстро перечеркивали ощущение комфортности совместного существования. Плюс, у Баки есть крохотный такой пунктик по поводу собственной обреченности, и тянуть за собой на дно он никого не собирается. Когда он обращает внимание на мои разбитые костяшки, то игривый настрой сразу улетучивается. Мужчина молча протягивает мне свою открытую ладонь, и повинуясь какому-то внутреннему порыву, я вкладываю в нее травмированную кисть. Несколько секунд Баки пристально её изучает, а потом поднимает на меня глаза. Во взгляде читается явное желание отчитать меня, по старой памяти, и я мысленно усмехаюсь. Очень давно его лекции не производят на меня должного эффекта. — Очень недальновидно, — наконец говорит он, не в силах больше сдерживать внутреннего надзирателя. — Я действовала по ситуации, даром ясновидения не обладаю, Баки. Всего не предугадать. — Если это вопрос жизни, значит нужно постараться лучше, — из его уст это звучит как «если обещают дождь, захватите зонтик». Всего-то, а я дурочка оказалась не готова ко встрече с ГИДРОЙ. Закончив осматривать мои пальцы, Баки перемещается выше, к запястью, и неизвестная мне до этого момента болевая точка дает о себе знать. — Ай! — больше от неожиданности, нежели от действительно нестерпимых ощущений, я попятилась назад и наткнулась бедром прямо на угол стеллажа для полотенец. — Я почти не тронул тебя, — Барнс смотрит, нахмурив брови, и пытается понять, что из этого нужно принимать на свой счет. Невзирая на то, что сам он несколько часов изображал из себя саму неприступность, моя попытка сепарироваться была воспринята почти в штыки. Предположим, что слово «нет» на Баки оказывает плохое воздействие. Предположим, так же, что я об этом прекрасно осведомлена. — Знаю, — аккуратно освободив руку, я потираю ушибленное место, — просто я немного отвыкла. — Отвыкла от чего? — теперь он больше растерян, чем раздражен. — От тебя. От того, что ты так близко. — Давай я напомню, — предлагает Барнс, собираясь воспользоваться появившейся возможностью, и наклоняется чуть ниже, ловя мой взгляд. — Нет! Никаких напоминаний, Джеймс. Нас с тобой связывает слишком многое, чтобы я могла вот так просто стоять и делать вид, что от безысходности не хочется кричать. Давай установим некоторую дистанцию. Договоримся? Я делаю это предложение не потому, что хочу обоюдного согласия в данном вопросе, а потому, что у меня сил противостоять его магнетизму не хватит. Никогда не хватало. Такая вот печальная истина. Обдумав мои слова, Барнс всё равно делает шаг вперед, берет мою здоровую руку и прижимает раскрытой ладонью к своему лицу. Непреодолимое желание сгрести его в объятия и прижаться так сильно, чтобы время вокруг перестало существовать, едва не перекрывает доступ кислорода в легкие. — Я скучаю, — он манипулирует мной, это точно. Знает, как нужно посмотреть, каким голос сказать, а где драматично взмахнуть ресницами. — Молодец, — погладив его по небритой щеке, я убираю руку, — но ответных пылких признаний от меня можешь не ждать, пока не посвятишь в историю твоего появления на Кубе. — Все под контролем. — Нет, не под контролем, Баки. Сэм просил меня приехать сюда, чтобы тебя найти. И если бы промедлили еще чуть-чуть, где бы ты сейчас был? Откуда-то из глубины дома доносится шум одиноких шагов. Барнс принимает решение закрыть дверь в ванную комнату, раздается характерный щелчок, и мы оказываемся отрезаны от стального мира. — Не важно, где. Ситуация уже изменилась, и они знают, что я здесь не один. Я тяжело вздыхаю. — Почему даже спустя столько лет им все еще нужен ты? Черт, да проще запустить новую программу по производству Зимних, чем гоняться за одним бракованным. Ответа на этот вопрос у Баки нет, но я прекрасно вижу, насколько сильно эта история уже отпечаталась на нем. Какой-то бесконечный порочный круг, чертова карусель, билетики на которую ГИДРА раздает бесплатно и даже ничьего желания не спрашивает. — Иди ко мне, — тихим голосом просит он, — пожалуйста. Когда я не двигаюсь с места, его тон мгновенно меняется. — Я виноват перед тобой, Мег, я знаю! — за секунду вспыхивает Барнс, — и живу с этим каждый день. Но черт возьми я отказываюсь верить, что это был конец, слышишь меня? — Кажется, мы ушли от темы разговора, — мягко поправляю его я. Ни к чему распалять этот пожар еще больше. У Сэма столько огнетушителей и нервных клеток просто нет. Раздается тихое «блять». От досады Баки запускает пальцы в длинные каштановые волосы, резко отбрасывая их назад. Теперь я тоже хочу их потрогать. — Они ищут меня потому, что здесь, — прямым жестом он указывает себе в висок, — есть что-то, что представляет ценность. Воспоминания. Его воспоминания, Меган, не мои, Солдата! И я не имею ни малейшего понятия, что это может быть. — Они используют для этого мутанта? Телепата? — Да. И ты видела, на что он способен, — он намекает на существо со светящимися глазами, которое было в той машине. — Как можно выбрать из всех воспоминаний что-то одно, конкретное? Это ведь не картотека, где все полочки в алфавитном порядке. — Никак, наверное. Придется переворошить все, что там есть. И до меня начинает доходить, почему Баки поехал один, почему так злился из-за нашего появления. Если в попытке найти нечто в его сознании они докопаются до программы Зимнего, то долететь до Ваканды мы не успеем. — Они не сделают этого, — твердо заявляю я. — Не надо включать оперативника, Мег. — Но у нас есть проблема, которую срочно надо решить. Расскажи ты об этом немного пораньше, вариантов было бы больше, но теперь что есть, то есть. И я здесь в первую очередь агент, Сэм позвонил мне, мы должны выполнить свою работу. Чего ты хочешь? — Тебя. Настоящую. Я не нуждаюсь в агенте. — С тобой я всегда настоящая, — после небольшой паузы говорю я, а на языке появляется привкус горечи. Кажется, что это было слишком давно, в прошлой жизни. И я не знаю, верит ли моим словам Баки, потому что сама я чувствую иное. — Прости, — нет, не верит. Выдавив из себя нечто вроде улыбки, я собираюсь уйти. — Разве у нас не может быть второго шанса? — говорит он мне вслед. Этот вопрос я собираюсь оставить открытым, потому что ничего внятного сейчас не скажу. — Не буду мешать. Ванная в твоем распоряжении.