Маскарад

Прибежав в школу за три минуты до начала первого урока, Исабель торопливо огляделась. По расписанию стоял урок математики, затем рисование, обед, урок греческого, а на десерт, так сказать - физкультура с параллельным классом, в котором обучались ещё более обезьянообразные дети, чем в классе, в котором училась девочка. Одна только мысль о предстоящем занятии заставляла её нервно вздрагивать. В прошлый раз на Исабель обрушился целый град мячей, увернуться от которого ей удалось лишь чудом. Вдобавок одноклассники и обезьяны из параллельного класса, не перестающие кидаться друг в друга и в окружающих мячами, скакалками и любым подвернувшимся им под руку спортивным инвентарём, минут десять обсмеивали девочку, вынужденную то и дело отпрыгивать от летящих в нее "снарядов". При этом учитель, еле передвигающийся старикашка лет восьмидесяти с небольшим, только по-утиному крякал и грустно покачивал головой, изредка поскрипывая суставами. Вспомнив об ужасах недавних дней, Исабель ощутила дрожь в ногах - сказывались и нагрузки, и страх снова быть пришибленной летающими по всему классу, точно взбесившимися, мячами. Однако, нужно было спешить на урок математики. Поднявшись по старой лестнице со ржавыми перилами на второй этаж, девочка с удивлением обнаружила, что её одноклассники стоят у дверей кабинета. Кто-то сидел на подоконнике, рискуя выпасть в настежь открытое окно, кто-то, отряхнув пол от вековой пыли, сидел прямо на полу, а остальные же просто стояли, ожидая прихода учительницы по математике. - Луш, не знаешь, где она? - спросила Исабель у худенькой девочки, похожей на старушку. Девочка глупо захихикала, и, поковырявшись пальцем в зубах, выдала нечто нечленораздельное. В принципе, Луша Цопанидис и так никогда не вела себя нормально. Сходства со старухой ей предавали её кривые ноги, массивная челюсть, ссохшееся тело, выпирающие, как у зайца, зубы, острые худые локти и дурацкие очки на веревочке, которую Луша завязывала сзади. Частенько веревочка путалась в жёстких блёклых волосах девочки, и она начинала снайперски плеваться от бессилия и дергать себя за волосы. Мысленно ругая себя за то, что вообще подошла к ней, Исабель положила рюкзак на пол и села на него, поджав под себя ноги. Так незаметно прошло минут пятнадцать, прежде чем на этаж поднялась маленькая бойкая старушонка, и, строго зыркнув на сидящих на полу ребят, кинулась искать ключи от кабинета. Наконец, тяжелые деревянные двери распахнулись, и ученики, толкаясь, стали заходить внутрь. Торопливо отряхнув рюкзак от пыли (уборщица была так же стара и немощна, как и почти все преподаватели в этой школе), девочка проскользнула в класс вслед за Лушей. На спине у неё висела приклеенная кем-то бумажонка с бранью. Исабель незаметно отклеила её и, смяв, выбросила в мусорное ведро. Ей было жаль Лушу - она определенно была особенным ребенком. В классе она была единственной, кто не кидался мокрыми тряпками, мячами и не ел мел. Обычно в Лушу и прилетало всем, чем придётся, от одноклассников, ведь она была, по их мнению, некрасивой и странной. Робко, совсем по-заячьи, Луша забиралась под парту, где было безопасней, и, попискивая от страха, пряталась там во время потасовок. Исабель огляделась. Почти все места в классе были заняты, а единственными свободными были за первой партой и за четвертой в третьем ряду. Девочка тут же удивилась, почему место не занято, ведь почти каждый ученик мечтал сесть подальше от учителя. Впрочем, взглянув на второе место, вопросы отпали сами собой - там, сгорбившись, сидела Луша. Решив, что из двух зол надо выбирать меньшее, Исабель села рядом с ней. Урок прошёл быстро и слегка сумбурно. Математичка усердно старалась донести до третьеклассников азы своего предмета, но почему-то никто особо не горел рвением получать знания. Луша Цопанидис грызла карандаш, сплёвывая стружку себе на подол серого платья, в котором она сегодня появилась в школе впервые. Афина Самарас, главная отличница класса, прилежно записывала всё в тетрадь, но было видно, что даже она мало что понимала. Урок рисования тоже прошёл без напряга. Прислонив листы к стеклу, ребята пытались срисовать с образца изображение червивого яблока. Впрочем, даже это у этих оболтусов вышло криво: у кого-то червь получился больше яблока, у кого-то он был угловатый, а кто-то вообще не счёл нужным портить аппетит перед обедом и нарисовал просто яблоко, без всяких червей. Наконец, раздался звонок с урока. Дети спешно стали хватать рюкзаки и бежать к выходу. Внезапно их остановил голос учителя. - А ну стоять! Куда побежали?! Домашнее задание записать немедленно! - брызжа слюной от негодования, закричал он, с силой ударив по столу, - Ваше домашнее задание на следующий урок - нарисовать старушку! - Лушу что ли? - сказал кто-то, вызвав истерический смех у одноклассников. Луша вся сжалась, словно пытаясь сделаться ещё меньше, ещё незаметнее. Пока Исабель думала, как защитить девочку, которая была практически единственной, кто не издевался над ней, толпа рассосалась, и в классе остались только она сама, учитель рисования, да Луша, которая вообще тормозила везде и всегда. Она стояла, с благодарностью смотря на одноклассницу. Исабель не засмеялась злой шутке, и одно это уже значило для Луши многое. Обеденный перерыв длился целый час, поэтому Исабель, как и всегда, собиралась поесть дома (если, конечно, будет, что). Выйдя из школы, она увидела кучку забияк-одноклассников. - О, посмотрите, кто пришёл! Изабелла Диас! Как твой папаша, не спился ещё? А то что-то давно я, хе-хе, на похоронах не был! - задиристо сказал он так, чтобы все слышали. Стараясь не обращать внимания на смех, девочка, не оглядываясь, прошла мимо, слегка ускорив шаг. Она знала, чего ей может стоить ответ на оскорбления или даже банальное промедление. Мальчишки подставят ей подножку и она упадёт со всего размаху на асфальт. И пока она будет, плача от боли, подниматься, кто-нибудь непременно пнёт её рюкзак или и вовсе вытряхнет из него все вещи. Издеваться над девочками - это уже классика. Особенно попадало Исабель, чей отец за все годы, наверное, выпил больше алкоголя, чем было в озере, находившемся неподалёку, и Луше, которая была такой страшной, что большинству людей хотелось заочно её пожалеть ещё до того, как она начнёт говорить с человеком впервые. Минут через пятнадцать Исабель уже была дома. Открыв тяжёлую дверь, что для девочки её телосложения было довольно проблематично, она скинула с плеч рюкзак и отправилась на кухню. И - о чудо! На столе лежал пакет с едой из супермаркета. Конечно, набор был достаточно скучным, но для вечно голодной Исабель и эта еда была бесценна. Пачка крекера и небольшая упаковка салата немедленно были распакованы. Консервы же девочка благоразумно запихнула в самый дальний ящик шкафа, чтобы отец не вздумал обменять их на водку. Поев, Исабель хотела поблагодарить отца за то, что всё-таки раздобыл еды. Обычно, если провизии не было уж очень долго, девочка шла к соседке. За небольшую помощь по хозяйству сердобольная старушка кормила её и давала чего-нибудь съестного с собой. Однако, её радушностью Исабель не злоупотребляла, всегда стараясь сподвигнуть отца на хотя бы один трудовой подвиг в неделю. После восемнадцатичасового рабочего дня мужчина обычно покупал продуктов, которых хватало хотя бы на пару дней, давал немного денег дочери и снова принимался бездельничать, клянча денег на выпивку у таких же лоботрясов, как и он сам. Зарабатывал он обычно тем, что набивался в грузчики везде, где только можно. Либо же пускал на продажу что-нибудь "ненужное". Ненужными могли оказаться как стратегически важные стулья, которых в квартире осталось всего два, так и диван, поеденный молью, на котором сам же и спал. Правда, диван был слишком тяжёлым и габаритным, чтобы суметь поднять его в одиночку, и только поэтому он всё ещё не был продан. Отец продал и красивые платья Исабель, и некоторые другие её вещи, за которые можно было выручить хоть что-то. Девочке не было жаль платьев - она росла практичным человеком, и куда больше переживала за джинсы, которых было всего две пары. Ей было жаль память о сестре, которая и подарила ей эти наряды несколько лет назад. Подойдя к дивану, на котором по обыкновению спал отец, Исабель слегка потрясла его за плечо. Мужчина не реагировал. Она начала трясти сильнее, силясь приподнять его тело над поверхностью дивана. Ничего. Внезапно девочка с визгом отпрыгнула от отца - его тело было холодным. И это несмотря на то, что стояла жара! Исабель заметалась по комнате, пытаясь отыскать отцовский мобильник. Найдя его, она судорожно набрала номер скорой и заикающимся голосом назвала свой адрес. Голос на том конце линии заверил её, что скорая будет буквально через десять минут. Выбежав из квартиры, девочка забарабанила в соседнюю дверь. Через минуту оттуда показалась невысокая старушонка лет семидесяти пяти с нелепым голубым чепчиком на голове. В руках она держала поварёшку, которую, увидев пришедшую, немедленно убрала за спину. Бабулька была чудовищно мнительной и опасалась за свою жизнь и некие фамильные драгоценности, о которых знал уже давно весь подъезд её же стараниями. Однако, никто так до сих пор их и не видел. - Помогите... - сдавленным голосом произнесла Исабель, - там папа... Через несколько минут соседка уже смахивала кружевным платочком навернувшиеся слёзы. - Пульса нет, дорогая, пульса нет... - севшим голосом сказала она, ощупав тело мужчины. - Что это значит? - спросила девочка, смутно уже начиная догвадываться, что не ошиблась в своих подозрениях. - Это значит - его больше нет... - ответила старушка и перекрестилась, глядя себе под ноги, - Эх, Анджело, Анджело...На кого ж ты девчушку оставил?... Исабель почувствовала, как глаза её заполнили слёзы. Да, её отец был спившимся алкоголиком и тряпкой, не сумевшим справиться с гибелью жены. Да, он был никчёмным родителем и совершенно не умел нести ответственность. Но он был её отцом, и девочка, сама того не желая, помнила, как он любил её и даже первое время боролся с депрессией, пытаясь не упасть в пропасть уныния и отчаяния после смерти матери Исабель. - Мне-то её не отдадут, уж больно стара стала... - продолжала соседка, но Исабель её уже не слышала, - Заберут тебя эти чёрти государственные, заберут... - а вот эти слова девочка уже расслышала. Осознание обрушилось на неё с мощью, с которой ледники каждый год обрушиваются на смельчаков, решивших покорить горные вершины. Вот сейчас приедет скорая, врачи позвонят, куда следует, и её заберут в детский дом. И тогда уж сестра никогда не отыщет её, и она останется одна, никому не нужная и одинокая. Лицо Исабель побледнело как будто даже ощутимо для неё самой. - Ох, девочка, ну не волнуйся же ты так! - старушка всплеснула руками и, сказав, что сейчас принесёт успокоительное, скрылась за дверью. Исабель лихорадочно забегала по комнате, собирая вещи в рюкзак. Вытряхнув из него школьное барахло, девочка закинула туда крекеры, консервы, джинсы, пару футболок, носки, кроссовки и некоторые личные вещи. Сама же она переоделась в джинсовый комбинезон-шорты, под который надела черную футболку, а сверху накинула тёплую кофту, которая бы никак не поместилась в рюкзак. Натянув на ноги сапоги на высокой подошве, Исабель, будто вспомнив вдруг о чём-то, вбежала в комнату. Схватив небольшого плюшевого зайца, подаренного ей сестрой, она попыталась запихнуть его в рюкзак. После нескольких неудач девочка запихнула его чуть больше, чем на половину и застегнула молнию по бокам так, чтобы он не выпал. В коридоре послышались шаги и встревоженные голоса взрослых. Кажется, её уже искали. Подбежав к двери, Исабель подпёрла её своим телом и, схватив свой амулет, стремительно рассекла им воздух. На мгновение девочка замерла, боясь, что ничего не вышло. Внезапно яркая фиолетово-сиреневая вспышка ослепила её. Исабель не закричала лишь потому, что ни на секунду не забывала, что её точно услышат. Тело девочки будто растворилось в воздухе, и...

***

Несколько врачей из бригады скорой помощи и бабулька в голубом чепчике ворвались в комнату и замерли. В комнате, вопреки их ожиданиям, никого не было...