Разбитые кольца. Путь в новую жизнь

      – Четыре дня прошло, Рики, – тихо, чтобы не услышал Кири, говорю, надевая куртку. – Ну, почти. И никаких признаков, что Кири ищут. Пора съездить в магазин Дика. Рискованно, знаю, но не может же Кири вечно носить мою одежду.       – Гай? – зовёт Кири и выходит в коридор. – Куда ты уходишь?       – В магазин, а что? – он бледнеет и меняется в лице. – Ты чего?       – Гай, пожалуйста… – тихо просит он, и в его шёпоте звучит страх.       – Пожалуйста что? Да что с тобой?       – Пожалуйста, не бросай меня.       Дерьмо… Как в тот день, когда мы нашли его в шкафу. Только бы он не закатил такую же истерику, как тогда.       – Что ты себе напридумывал? – успокаиваю его, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и терпеливо. – Я же не ухожу навсегда. Просто съезжу в магазин. Я вернусь.       – А если нет? – не успокаивается Кири. – Вдруг тебя убьют или заберут?       – Я не попадусь, обещаю.       – Я не хочу умирать, – шепчет Кири, и в его глазах ужас.       В тот день, когда его забрали, он повторял эту фразу снова и снова. Ну как его успокоить? Что бы я сделал, будь он ребёнком?       Взяв его за плечо, смотрю ему в глаза.       – Не бойся. Я не позволю тебе умереть. Не выглядывай из окна и не ходи на улицу, и никто не узнает, что ты здесь.       Он кивает и неожиданно прижимается ко мне. Не зная, как реагировать, растерянный, поглаживаю его по спине. И замечаю, что запах его тела стал каким-то другим. Притягательным и... возбуждающим. Что за..? Точно не одеколон или ещё что-то. С собой Кири не брал ничего из отеля, а у меня в квартире парфюма нет. Да и не может парфюм так пахнуть. Этот запах исходит от его тела, он естественный, едва ощутимый и... головокружительный.       – В квартире не опасно, – говорит он вполголоса.       – Верно.       Осторожно отстраняю его, пока странный запах не повлиял на меня слишком сильно. Ещё раз погладив по плечу, выхожу из квартиры.       – В подъезде темно, – опасливо замечает Кири, высунувшись в дверь.       – Это разве темно? В окна-то светит. Вернись в квартиру, там светлее.       Убедившись, что Кири ушёл в комнату, блокирую дверь. Делаю глубокий вдох, стараясь избавиться даже от воспоминания об этом странном запахе. Что это такое, подумаю, когда вернусь.       Вызываю лифт и только потом понимаю, что панель управления не светится. Тихого звука поднимающегося лифта тоже не слышно. Меченый нашёл мне нормальный дом, для трущоб даже хороший, что бы ни думал Кири. Но следить за состоянием лифта и освещением в подъездах в нашем районе никому нахрен не надо. Раз в неделю старый алкаш для вида проверит и, наверно, всё. Глядя, как у него трясутся руки, я думаю, что в лифт, который он ремонтировал, лучше садиться как можно реже, если я не решу окончательно, что не хочу продолжать цепляться за свою никчёмную жизнь. Если я всё же доживу до его лет, наверно, к тому времени буду таким же спившимся и забившим на всё трясущимся типом. В Цересе немного людей, которые видят в своей жизни хоть какой-то смысл. Макси, например, не грозит такая старость, как у немногих монгрелов, которые до неё дожили. Надо думать, и в старости будет чинить байки или какую-нибудь технику. Если Сид, Люк и Норрис остались работать в его мастерской, за них тоже можно быть более-менее спокойным, если только они не нарвутся на драку с кем-нибудь на ночных улицах.       Выйдя из подъезда, прислоняюсь к стене и выжидаю несколько минут. Никого, кроме мелкого дождя. Но это не так уж важно. Большая часть людей из нашего района для меня не опаснее, чем раньше, не считая торговцев информацией. Если кого и опасаться, то второго визита даркменов в Церес. Если выяснят мою личность и донесут в Танагуру, что я, считающийся погибшим, жив, то лучше сдохнуть в уличной драке.       – Давно ты не появлялся, – криво усмехается Дик, когда, припарковав байк, захожу в его магазин. Яркий по сравнению с пасмурной улицей свет бьёт в глаза. – Слишком давно, у тебя уже джинсы продрались. Не любишь выходить из дома?       – Агорафобия, – коротко отмазываюсь я. Тупая отмазка, но лучше, чем молчание. Особенно если учесть, что говорят о Дике. Дерьмово, что меня угораздило семь месяцев назад зайти в магазин типа, который, как говорят, знаком с Робби. Но другого магазина недорогой одежды поблизости нет.       Обойдя магазин, прикидываю, что важнее купить прямо сейчас. Конечно, вчера я доехал до развалин «Гермеса», и в этот раз парни оставили в нашем тайнике хорошую сумму, но лучше не тратить всё, а оставить на еду до следующего месяца. Куртку Кири можно пока не брать, всё равно ему не надо выходить из квартиры. Надо взять ему домашнюю обувь, чтобы не ходил в ёбаных пэтских сандалиях.       Подхожу к Дику с двумя джинсами себе, тремя футболками, двумя спортивными штанами, тапками, пижамой и тремя трусами для Кири. Пока этого мало, но, возможно, в следующем месяце тоже получится выделить деньги на покупку одежды.       – Размер-то не твой, – замечает Дик, сканируя одежду. – Джинсы тебе, а остальное кому берёшь?       Сука, разлюбопытствовался.       – Знакомому, – равнодушным тоном отвечаю ему. «Не твоё грёбаное дело, так что не суй свой нос».       – А чё он сам не пришёл? Ты-то примерил, а ему на глаз берёшь?       – Болеет. А тебе что за дело?       – Возврата не будет, если не подойдёт, вот и всё дело. Мне-то похер, своё же бабло просрёшь, не моё.       – Подойдёт.       Расплатившись, выхожу из магазина и сажусь на байк. Дерьмо, не нравится мне, что Дик начал все эти расспросы. Если правда, что он знается с Робби, то стоит Дику сказать что-то типа «Гай заходил в мой магазин, покупал одежду не только себе и не сказал, кому ещё», и информация о том, что я жив и не один, может дойти куда угодно, и в Танагуру тоже. Сука, ну почему я не узнал, что Дик знает Робби, до того, как впервые сунулся в его магазин? Выбрал бы другой, дальше от дома и дороже, но без риска.       Еду домой, а тревога не отпускает. Не доезжая до дома, резко останавливаюсь на пустыре и быстро оглядываюсь по сторонам, нет ли хвоста. Никого. Зданий или куч мусора, за которыми можно спрятаться, здесь нет. Поднимаю голову. В небе надо мной нет аэрокаров. Продолжаю путь к дому. Прежде чем загнать байк в контейнер, ещё раз окидываю взглядом улицу. Ничего подозрительного. Мелкий дождь переходит в ливень, и я спешу в подъезд.       – Я видел тебя в окно, – говорит Кири, когда я вхожу в квартиру и блокирую дверь. Он стоит в коридоре босиком, взгляд обеспокоенный. – Почему ты всё время оглядывался, когда заходил в подъезд? Что-то случилось?       Видел в окно?       Не снимая ботинок, иду в комнату и проверяю окно. Режим видимости на максимум.       – А зачем ты смотришь в окно и изменил режим видимости? Думаешь, я просто так сказал тебе, что ты не должен палиться? Стоило мне выйти из дома, и ты уже подвергаешь себя опасности! Если тебя кто-то видел, мне придётся обратиться к одному типу, к которому я очень не хочу обращаться, чтобы найти другое безопасное жильё.       – Прости, – тихо говорит Кири. – Я заволновался, что ты не вернёшься. Я выглянул только на секунду и сразу увидел тебя. Больше никого.       Заволновался? За меня? Проглатываю саркастическое замечание.       – Послушай, если меня нет дома, волнуйся только за себя. О своей безопасности я позабочусь сам. Договорились?       Кири кивает. Выхожу в коридор и снимаю куртку и ботинки.       – Вот здесь, – даю ему в руки пакет, вытащив свои джинсы, – твоя одежда. Нижняя полка в шкафу будет твоя, сложи всё туда.       На полчаса это его займёт. А раньше его одежда на одну полку не уместилась бы, да и в один шкаф тоже вряд ли. Убираю свои джинсы, уменьшаю режим видимости окна и валюсь в кресло. Чёртов Дик и его расспросы не выходят из головы. Надо было купить чего-нибудь выпить. Чувствую, что без выпивки не усну сегодня.       – Нет, ну правда, что случилось? – вырывает меня из дерьмовых раздумий голос Кири. – Ты пришёл сам не свой.       Он садится на подлокотник моего кресла. Что бы ни сделали в Танагуре с его памятью, а наблюдательность и сообразительность остались при нём. Если сказать ему всё как есть, он ударится в панику.       – Да всё нормально, – стараюсь придать голосу беззаботность. – Просто встретил неприятного типа, который задолбал своей болтовнёй.       – А сейчас, – Кири заглядывает мне в глаза, – всё в порядке?       – Успокойся уже. Сюда он не заявится, чтобы доставать меня. Расскажи лучше, как твои глюки.       – Ты про руки? Сегодня они не приходили. Ещё день. Они появляются только в темноте.       – И давно ты их видишь?       Кири задумывается. Хмурится, пытается считать что-то на пальцах.       – Не помню, сколько времени прошло. С того дня, как я проснулся во дворце. Нет, днём их не было, они появились ночью. Я боюсь, что они дотянутся и сделают со мной что-то ужасное. Во дворце и у… того человека со мной был фурнитур, он включал свет, и руки не появлялись.       – Сейчас ты их не видишь?       Кири отрицательно мотает головой.       – Послушай. Ты должен напоминать себе, что рук на самом деле нет. Это обман зрения. Очень реальный, да. Но ты видел, как я залез под стол, где, по-твоему, они были, и меня никто не схватил. Свети на них фонарём, в конце концов.       Кири часто кивает. Замечаю, что он уже в тапках.       – Куда ты дел свою пэтскую обувь?       – Оставил в спальне, а что?       – Брось её нахер в утилизатор. Там ей и место. Только не говори, что она дорого стоит. Это не имеет значения.       Открываю окно и выглядываю. Улица мокрая после дождя, но ливень уже прошёл. Закрываю окно.       – Мне нужно пройтись, хорошо? До темноты вернусь.       – С тобой всё будет хорошо? – спрашивает Кири.       – Для этого мне и надо прогуляться. Чтобы стало лучше. Иначе не усну сегодня.       – Ладно, – неохотно соглашается Кири. – Но, пожалуйста, не уходи надолго.             Ободряюще сжимаю его плечо и выхожу.       Проходя мимо контейнера, думаю, взять ли байк, но потом думаю, что не стоит. Я же буду возвращаться пьяный, а выпивка и байк – хреновое сочетание. Иду пешком до паршивого бара недалеко от дома. Когда едешь на байке, на грязь и мусор на улице не особо обращаешь внимание. Но сейчас, подскальзываясь или спотыкаясь о всякую дрянь, крою матом тех, чья работа – собирать эту дрянь с улиц.       В баре, оглядевшись, подхожу к стойке. Назвать это место можно только одним словом – загаженное. Идиотская попса, доносящаяся непонятно откуда, и дым сигарет, повисший в воздухе, дополняют картину. Но если быстрее напиться, и на то, и на другое мне станет плевать.       – Налейте чего покрепче, – говорю бармену, лысому старику с трясущимися руками.       – Что случилось, парень? – насмешливо интересуется он, наполняя стакан. – Дружок не пришёл на встречу?       – Не в этом дело, – делаю небольшой глоток. – Просто день тяжелый. Если верить кое-кому, не в первый раз я связываюсь не с тем человеком…       С каких хренов я говорю это бармену? Бухло, что ли, действует? Быстро что-то.       – В судьбу веришь? – бармен поворачивается к бутылкам за стойкой, потом снова ко мне.       – А хер её знает. Один человек верил, что судьбу можно изменить.       Делаю ещё несколько больших глотков.       – И где он?       – Погиб.       – Не сильно ему помогла его вера, да? – хмыкает бармен.       Как этот престарелый ублюдок смеет открывать рот, обсирая память о Рики? Я готов врезать ему, чтобы ухмылка исчезла с уродливых губ.       – Но он менял свою жизнь, пока мог! Никогда не сдавался, даже сталкиваясь с чем-то, с чем никто из нас не смог бы справиться!       Я отвечаю даже не бармену, а самому себе. Бармен, и сам слегка бухой, равнодушно пожимает плечами и, собрав со стойки в ящик несколько пустых стаканов, передаёт ящик пацану лет пятнадцати в грязном фартуке поверх рубашки и джинсов.       Не обращая больше внимания на бармена, опускаю голову. Никогда не сдавался, да. Пока был тем Рики, которого мы знали. А потом, в последний день, сказал мне, что блонди удалось сломить его за три месяца. Как он мог полюбить того, кто сделал с ним это? Этого я уже никогда не узнаю. Рики…       Если бы я мог хотя бы спросить у него, что он думает о ситуации, в которую я влип теперь. Я вне закона со дня взрыва, который убил их обоих и разрушил Хебэй. Теперь на мне ещё одно преступление – я спёр у инопланетника подарок, который сделал ему Ясон. Никого же, блядь, не волновало, что этот подарочек живой и всё чувствует! И на то, что сделать с Кири то, что делал его новый хозяин или кто там ещё, было нашим правом, а не их, блонди тоже было похер. Если Кири когда-нибудь вспомнит всё, что сделал… В таком случае следовало бы отхерачить его так, чтобы не смог встать на ноги. Но я уже не уверен, что смог бы. Теперь и я знаю часть того, что знал Рики.       Делаю последний глоток и пододвигаю стакан к бармену.       – Повторите.       Я уже достаточно пьян, и мне стоит остановиться. Но я хотел бы напиться так, чтобы хоть на одну ночь забыть обо всём. Хоть одну ночь провести без самой страшной ошибки в моей жизни, разрывающей меня изнутри почти каждую секунду. Но вправе ли я искать способ избавиться от боли? Рики сказал бы, чтобы я перестал мучиться. Но не рассказал бы, как умер он и тот, кого он... любил, наверно. Быстро или мучительно? Они были рядом в миг смерти? Успели выкурить сигареты, которые должны были убить их безболезненно? Или Рики не успел дойти туда, где остался Ясон? Катце не сказал мне этого. А может быть, и сам не знал.       – Я никогда не прощу себя, Рики, – делаю ещё несколько глотков. – Но хотя бы ты прости меня. Если сможешь.       – С кем разговариваешь? – бармен подталкивает меня кулаком. Мой пьяный взгляд цепляется за наколку на тыльной стороне ладони. Морда какого-то зверя в чёрном кружке.       – Что такое, твой погибший дружок явился тебе? И где он, прямо здесь, в моём баре? Покажи, где он находится? Может, и ему налить? Хорошая реклама, не находишь? Типа, мой бар такой крутой, что посетители не забывают сюда дорогу даже после смерти…       Ну всё…       Выплёскиваю недопитое бухло ему в рожу.       – Ты чё, сука, делаешь? – чёртов бармен зажмуривает глаза и трёт их пальцами.       – Заслужил, урод, ещё раз скажешь о нём что-то вроде того, что сейчас сказал… Никогда он не был в твоей паршивой забегаловке.       Опираюсь на локти, подпираю голову руками. От бухла уже тянет поспать. Пора возвращаться, пока не вырубился прямо у барной стойки. Опасно же. Особенно мне. Или тем более Кири, окажись он здесь.       – Как же заебало, – бормочу и сам слышу, как заплетается язык, – что у человека в этом грёбаном районе нет возможности спокойно выйти на улицу, чтобы его не грохнули!       Я говорю скорее сам с собой, ни к кому не обращаясь, но кто-то всё равно отвечает.       – Грохнули – сам виноват, – слышу я, – поэтому у всех с собой оружие.       Голос совсем молодой. Подняв голову, смотрю в сторону говорившего. Пацан не старше пятнадцати лет, волосы до плеч, светлые, с оттенком синего, и нахальный взгляд тёмных глаз.       – Понтуешься, – парирую я. – Не столько лет живёшь в трущобах, чтобы учить всех правилам жизни, которых сам наслушался от старших.       – Понтуется, понятно, – поддерживает мужик раза в два старше меня, стоящий у барной стойки. – Но одно он правильно сказал, без оружия в Цересе делать нечего. Такой это район, приятель. Ладно огнестрельное запрещено, но нож хотя бы надо иметь.       – Даже будь у него оружие, он не сможет сопротивляться! – выпаливаю в ответ.       В баре стихают голоса. Все оборачиваются и смотрят на меня. Вот сука! Что-то я разболтался. Развезло, видно. Всего с двух стаканов? Странно.       – Кто такой он? – пацан встает и подходит ко мне. Пожилой мужик у стойки подозрительно прищуривается.       – Тебе что за дело?       – Да так, интересно.       – Учись не соваться не в свои дела, – советую мелкому нахалу. – Трущобы – это не Гардиан, здесь за лишнее любопытство огребаешь. В лучшем случае. Дай бутылку этого бухла, – это я говорю уже бармену.       Бросаю наличку на стойку, забираю бутылку и выхожу из бара. Если бармен заикнётся, что наличка его не устраивает... Короче, лучше бы ему молчать. Кто-то из парней за столами оглядывается на меня, но потом возвращается к своему стакану.       С трудом переставляя ноги, иду домой, по дороге глотая бухло. Забористое, два стакана, и я уже еле вышел из бара. Хорошо, что я не поехал на байке. Если я не вернусь, Кири просто умрёт от голода. Он не сможет открыть дверь, даже если решится выйти из квартиры. А если найдёт способ, то его кто-нибудь да узнает. Тогда его оттрахают все, кто считает, что из-за него даркмены смогли перейти границу, а слух об этом разошёлся по всему Цересу. А потом ему всадят нож под рёбра или просто бросят подыхать от боли и холода. И он даже не поймёт, за что.       – Ты ведь не сочтёшь, что я предал тебя тем, что защищаю Кири? Или ты думаешь, что спасти его – уже предательство?       Тишина. Я сильно пьян, но ещё не настолько, чтобы слышать ответ в воющем ветре или типа того. Запутавшись в какой-то проволоке под ногами, чуть не падаю, в очередной раз матеря мусорщиков. У подъезда закуриваю, чтобы не курить в квартире, раз уж Кири завязал.       Добравшись до квартиры с опустевшей бутылкой в руке, открываю дверь и вваливаюсь внутрь.       – Кири?       Тишина. Блокирую дверь и, сбросив ботинки, иду в комнату. Пусто. Сердце сжимается от нехорошего предчувствия.       – Кири!       Иду в спальню и облегчённо выдыхаю. Он здесь. Спит в обнимку с включённым фонариком. На этот раз предчувствие оказалось ошибочным.       Бросаю куртку на спинку стула и сажусь на кровать рядом с ним. Вроде спокойно спит, ничего плохого ему не снится. Он даже улыбается во сне. Наблюдаю за его сном несколько минут, когда он потягивается, зевает и открывает глаза. Несколько секунд он продолжает улыбаться, потом вздрагивает и смотрит на меня.       – Чего ты?       – Мне приснилось, что я снова маленький. В каком-то месте, там жили и другие дети. Это действительно было? Или это просто сон?       – Было. Все мы выросли в этом месте. Гардиан.       Внимательно слежу, как он отреагирует. Ничего. Ни страха, ни шока. Что же он видел на подземных этажах?       – Больше тебе ничего не снилось об этом месте? – спрашиваю, помедлив немного.       – Нет, ничего.       – Хорошо.       Действительно хорошо, что мне не придётся приводить его в чувство, если он вдруг вспомнит и ударится в истерику. Но, чёрт побери, он единственный выживший свидетель того, что за дерьмо там творится. Правда, есть ещё Манон Кугер, но к нему не подобраться, он, наверно, остаётся в Гардиан под присмотром папаши. К тому же он, как сообщил Катце, когда пришёл за Кири, безнадёжно свихнулся. Оно того не стоит.       Кири потягивается и садится в постели. Пижамная куртка расстёгнута, обнажая грудь. И этот запах от его тела, странно притягательный, снова бьёт по обонятельным рецепторам. Или я просто перепил, может, бармен подмешал чего в бухло? Но днём я не был пьян.       Да, в тот вечер в баре я соврал Кири, когда сказал, что у меня не стоит на него. Тогда мне казалось, что я ещё могу начать всё с начала с Рики, а Кири был совсем пацаном. На несколько секунд порыв стянуть с Кири штаны захватывает сознание.       – Гай?       Он смотрит на меня, точнее, на натянувшуюся ширинку моих джинсов. В разноцветных глазах испуг. Мне хочется раздеть его, медленно, предвкушая удовольствие. Целовать его тело, ласкать его рукой, слышать ответный стон наслаждения. Или не наслаждения, если ему не понравится. А потом раздвинуть ему ноги, растянуть как следует и...       Чёрт, о чём я думаю? Я готов трахнуть его, не обращая внимания на его страх и боль? Вырываюсь из затуманившего мозг желания и резко встаю с кровати. Он же не сможет сопротивляться, и он ещё напуган всем тем, что с ним делал тот старый урод! То, что я видел в Мидасе, надо думать, только малая часть его мучений.       – Ты сделаешь со мной то, что сделал тот монстр?       Он вжимается в спинку кровати.       – Нет. Я так не поступлю.       – Но ты же…       – Да, у меня встал, но я справлюсь без твоей помощи.       Поспешно, насколько позволяет опьянение, ухожу в туалет. Быстро спускаю джинсы и трусы, обхватываю член. Закрыв глаза и прислонившись к стене, неторопливо двигаю рукой, представляя, что бы было, если бы мы продолжили. Я сорвал бы с него штаны и трусы, прижал свой член к его и дрочил бы нам одновременно. Потом, когда он потеряет голову от возбуждения, раздвинул бы ему ноги. Я был бы нежен и осторожен, чтобы не напугать его и не причинить боль. Я бы подготавливал его, пока он сам не попросит вставить ему, как раньше делал с Рики. Ускоряю движение руки, стискиваю зубы, чтобы не застонать. А-ах, чёрт, никогда не привыкну во время дрочки не водить другой рукой по груди и животу! Когда моя фантазия доходит до того, как я медленно и постепенно вставляю ему, вздрагиваю от максимально усилившегося удовольствия и кончаю в унитаз.       Отдышавшись, вытираю член влажной салфеткой и спускаю воду. Да что такое стало с Кири? Раньше сопротивляться его привлекательности было легко, неважно, пьян я был или нет. Как будто от него теперь исходит что-то, что вызывает желание немедленно трахнуть его. А что, если так и есть? Если там, в Танагуре, изменили не только его сознание и память? Может, они и тело его изменили? Что-то сделали с гормонами, чтобы никто не мог устоять перед ним? Поэтому его запах стал таким...       Вот сука… Если я прав, то за ним придётся следить ещё внимательнее. И за собой тоже. Сейчас не лучшая идея – ложиться с ним в одну постель. Сажусь в кресло.       – А ведь ему это удалось, Рики. Появился Кири, и я начал возвращаться к жизни. До того, как я освободил его, я не мог и не хотел делать что-то для себя. Выходить из дома. Менять одежду и расчёсываться. Говорить с кем-то. Как бы он ни сделал это, но с его появлением в моей жизни появился стимул делать что-то. Первое моё… проявление жизненной активности со дня взрыва – это всё, что я сделал, чтобы освободить его. Он не выживет один, правда. А жить он хочет так же сильно, как в тот день, когда он забрался в твою квартиру. Только сегодня я сомневался, вправе ли я был вмешиваться в его судьбу. Но ведь здесь ему лучше, чем быть игрушкой старого ублюдка, верно? Пусть он боится темноты, но этот страх – иллюзия, настоящей опасности в квартире нет. Он хочет жить, и я, помогая ему в этом, живу сам. Ты ведь этого хотел. Кто мог предвидеть, что твоя последняя просьба исполнится с помощью Кири? Может, хотя бы из-за этого ты сможешь простить его. Только откуда взялся этот его запах? Перед ним сложно устоять. Придётся что-то делать. Или в следующем месяце выделить деньги, чтобы купить матрас и спать отдельно от Кири?       А помнишь, как мы с тобой, ещё в Гардиан, нашли флэшку с порнухой, которую Кеннет Кугер оставил на столе? То есть ты нашёл, а потом мы смотрели её после отбоя. Сам не знаю, с чего мне это вспомнилось.       Это воспоминание вызывает у меня улыбку. А через несколько секунд осознаю, как давно я не улыбался.       – Я тогда думал, что нас обязательно засекут. Или Матери блоков, или Джадд. Но тогда нам повезло. Никто не заметил, что мы не в спальнях после отбоя. А помнишь своего… невидимого защитника, о котором ты рассказывал? Тогда я не поверил в это. Я беспокоился за тебя. Думал, зачем тебе верить в невидимого защитника, всё ли у тебя хорошо. Я считал, это что-то вроде воображаемого друга. А теперь уже не знаю, что и думать. Это звучало очень странно, но если вдруг он был... Почему он не остановил тебя, когда ты пошёл туда, где впервые встретился с твоим блонди?       Открываю окно. От алкоголя жарко, а от холодного ветерка с улицы становится легче. Полные луны висят как будто прямо перед окном. Нет Рики, а они остались. Не будет нас с Кири, а чёртовы луны так и будут висеть в небе.       Вернувшись в кресло, закрываю глаза.