Разбитые кольца. Путь в новую жизнь

      Проснувшись, чувствую себя выспавшимся впервые за долгое время. Режим видимости окна я вчера убавил, и непонятно, сколько времени.       Дотягиваюсь до телефона. Ни хрена себе, уже полдень. Я рассчитывал, что к рассвету меня разбудит страшный сон, и не включил будильник. А вместо этого проспал до полудня.       Повернувшись к Кири, вижу, что он уже не спит. Он наблюдает за мной, похоже, что уже не первую минуту.       – Выспался? – интересуюсь, потягиваясь. – Ты вообще спал?       – Да.       – Нормально себя чувствуешь? Не простудился?       – Нет.       Сегодня он тоже говорит слишком тихо. Ненормально тихо для него. Он всегда старался привлечь к себе внимание, а теперь как будто боится этого. И короткие односложные ответы... Странно.       – Хорошо. Есть хочешь?       Короткий кивок.       – Сейчас что-нибудь придумаем.       Вылезаю из-под одеяла. Кири зевает и тоже встаёт. И не отвечает ни слова.       – За этой дверью ванная, если надо, – показываю ему. – Если не разберёшься в чём-нибудь, спрашивай. Кухня в конце коридора. Приходи, как закончишь.       Переодеваюсь в джинсы и свитер. Придя в кухню, смотрю, что бы выбрать на завтрак.       – Надеюсь, картошка фри его устроит, – привычно обращаюсь к Рики, ставя две порции на разогрев. – Конечно, по сравнению с мидасской кухней дерьмо, ему будет непривычно. Запах у картошки не особо аппетитный. В Мидасе еда тоже искусственная, но вкуснее. Я не могу вспомнить, что из еды любил прежний Кири. Ты, конечно, не обращал на это внимания.       Кири входит в кухню.       – Справился? – спрашиваю, оглядывая его. Выглядит вроде нормально.       Открываю как раз согревшиеся контейнеры с картошкой и ставлю чайник. Кири морщится, когда я выкладываю еду в тарелки.       – Что есть. В трущобах вся еда хуже, чем в Мидасе, ничего не поделаешь.       Приступаю к еде. Кири смотрит на меня и тоже пробует свою порцию. Морщит нос, но продолжает есть, опасливо поглядывая на меня. Глядя на него, я снова вспоминаю Рики. Первый день после выпуска из Гардиан. В Гардиан еда была вкуснее и разнообразнее, чем здесь. Впервые пробуя на ужин цересскую жратву, мы уже проголодались и не выпендривались, но вкуснее от этого она не стала, и Рики тоже морщился от этого вкуса. Только сейчас понимаю, что за восемь месяцев я впервые сижу за столом с другим человеком. Дикость какая-то, насколько я отвык от этого.       Когда заканчиваем завтрак, выхожу в подъезд и выкидываю мусор в мусоропровод.       – Чем хочешь заняться? – вернувшись, спрашиваю Кири. Он сидит в кресле в гостиной.       – Не знаю, – он растерянно пожимает плечами. – А чем можно?       Вспомнив о том, что не вымыл пол, включаю робот-уборщик в режиме пылесоса. Кири рассеянно наблюдает, как он бегает по полу, собирая мелкий мусор.       – Раньше ты предлагал сам. Помнишь, как играть в карты?       Кири прикрывает глаза.       – Кажется, – наконец говорит он. – Кажется, это я не забыл.       До обеда мы убиваем время за картами. Он действительно помнит, и я не могу не думать, это воспоминание танагурские выродки не тронули или его память начинает восстанавливаться?       После обеда я ставлю бельё в стирку и включаю робот-уборщик в режиме влажной уборки пола. Потом сажусь в кресло рядом с Кири.       – Почему ты всё время молчишь? И вчера, и сегодня ты едва сказал пару слов. Вообще не похоже на тебя.       – Мой хозяин не любил, когда я говорил просто так, без причины.       Он тяжело дышит, взгляд обращён в пустоту. Или в прошлое.       – Его мнение уже не должно волновать тебя.       – Здесь безопасно? Сюда мой хозяин не придёт? Он не заберёт меня?       – Не придёт. Если не будешь ходить по улицам. И к окну лишний раз не подходи.       – А ты не против, чтобы я говорил?       Кто, чёрт возьми, убил в нём прежнюю инициативность? Тот, кто стёр ему память, или старый ублюдок со своими наказаниями?       – Ты сам должен решать, говорить тебе или молчать. Я же сказал тебе, если с чем-то не справишься, спрашивай. Если просто хочешь поговорить, я тоже не возражаю. Я давно не говорил с кем-то, кого не надо опасаться. И ты не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. К слову, почему ты боишься смотреть в глаза?       – Это запрещено, – заученно отвечает Кири. – Нельзя смотреть в глаза хозяину.       – Вот дерьмо... Забудь об этом, здесь другие порядки. Люди смотрят в глаза друг другу, это нормально. Привыкай. Раньше тебя это не пугало.       Кири нерешительно поднимает на меня взгляд.       – Так лучше. Прекрати называть этого старого ублюдка своим хозяином. Он перестал им быть, как только с тебя сняли браслет.       – Прости. Мне нужно привыкнуть. Когда я обращался к нему не так, как он хотел, он наказывал меня.       – Хотя бы этого тебе больше не нужно бояться. У тебя нет хозяина, запомни это. Не бойся говорить, не бойся смотреть в глаза, не бойся решать, чем будем убивать время. Только не шуми, когда я ухожу куда-нибудь. Соседи должны считать, что в квартире живу я один. Только так ты будешь в безопасности.       – Хорошо.       Перебрав в руке карты, задумчиво смотрю на короля.       «Тебя я спасти не смог. Удастся ли спасти Кири? Физически я освободил его, но он в плену своих страхов. Если бы я знал, как помочь ему избавиться от них...»       – Гай?       Тихий оклик отвлекает меня от раздумий. В первый раз после того, как я увидел его в Мистраль-парке, он назвал меня по имени.       – Ты вспомнил моё имя? Или слышал, как Ренни назвал меня?       – Я не слышал. Просто... откуда-то знаю. Я знал, как тебя зовут, да?       – Да, мы же довольно давно знакомы.       Складываю свои карты на столе.       – Если хочешь играть дальше, то сдавай.       Я не менял режим видимости, но, судя по часам, мы сидим за картами до темноты. В начале десятого Кири начинает зевать.       – Хочешь спать?       – Да. Ты же не возражаешь, если я сниму свитер, прежде чем лечь в постель? – неуверенно спрашивает он.       Какой странный вопрос. С чего я должен быть против? Или это тоже как-то связано с Хазаллом?       – Это тоже решать тебе. Спи так, как тебе комфортнее.       Собрав со стола карты, Кири протягивает мне колоду. Задев его тёплую руку, невольно вздрагиваю.       – Что с тобой? – тревожно спрашивает он.       – Ничего. Всё нормально.       – Но ты почему-то вздрогнул, когда задел мои пальцы. Тебе неприятно, да?       – Да нет, что ты придумываешь. Просто… Восемь грёбаных месяцев я не прикасался ни к кому, даже случайно. Даже не виделся ни с кем из наших и ни с кем из прежних временных партнёров, – рассказываю я. – Я даже не разговаривал ни с кем. Разве что перекидывался парой слов с кассиром в одном из немногих магазинов, где кассир – живой человек, а не терминал. Ты, наверно, не помнишь Дика. В своём магазине одежды он предпочитает играть роль одновременно кассира и охранника, а не доверять технике. Не лишняя предосторожность для Цереса. Но лишний риск засветиться для меня. Я бы лучше оплачивал что еду, что одежду через терминал. Поэтому туда я хожу, только когда без новой одежды действительно не обойтись.       Замолкаю. Все эти месяцы мне не хватало кого-то живого в пустой квартире. Я привык к одиночеству и воспринимаю его как должное за всё, что я сделал, я почти забыл, как это, когда рядом со мной кто-то есть. Теперь, когда Кири сидит в кресле, почти задевая моё колено рукой, я остро чувствую разницу. Мне это нужно. Но вправе ли я быть вместе с кем-то после того, что сделал с Рики? Хотя бы как друг?       – Тебе больно? – тихо спрашивает Кири.       – Да. Но не физически.       – А что стало с твоей рукой? Может, память меня обманывает, но я помню тебя с двумя руками, а теперь осталась только правая.       – Ты прав. Это последствие моей тупости. Одно из них и не самое ужасное.       – Раньше ты собирал волосы в хвост. Неудобно, а? Тебе что, даже резинки для волос купить не на что?       Он помнит это. Хотел бы я знать, сколько ещё таких мелочей, оставшихся у него в памяти. Или вернувшихся.       – Это было раньше. Резинки на столе. Никогда не пробовал завязать волосы одной рукой?       – Хочешь, буду помогать тебе с волосами?       Он встаёт и аккуратно собирает мои волосы, завязывает резинкой, потом садится обратно в кресло. Закрываю глаза, почти зажмуриваюсь, пытаясь прогнать воспоминание. Рики… Когда-то он точно так же собрал мои рассыпавшиеся по спине волосы. Мы были мальчишками, мы ещё ничего не знали о жизни, но с ним нам казалось, что мы знаем всё и можем сделать что угодно…       – Я сделал тебе больно? – спрашивает Кири. – Я не хотел…       – Нет. Эта боль живёт внутри меня.       – Почему? Кто сделал тебе больно?       – Я сам виноват в своей боли.       Протягиваю ему телефон, открыв нашу общую фотку. Рики рядом со мной, справа от него Люк с банкой выпивки в руке и смеющийся Норрис, слева от меня Сид с задумчивым выражением лица. Это фото сделано незадолго до первого исчезновения Рики, после того, как мы отвоевали убежище у банды Бальдра. Его лицо отрешённое, губы сердито сжаты. В тот день я не понимал причину его настроения. Кири тогда ещё не было в банде, но он должен узнать остальных, хотя мы и моложе на этой фотке.       Кири хмурится, глядя на светящийся в полутёмной комнате голоэкран телефона.       – Помнишь, кто это такие?       Он внимательно вглядывается в фото. Отвожу взгляд от лица Рики. Теперь его можно увидеть только на фото… И я один виноват в этом. Думать об этом невыносимо. Я почти завидую Кири, который потерял память о своих ошибках. Но так и должно быть, что мне плохо. Долгая жизнь, в которой каждая минута каждого дня будет адски мучительной, – хорошая расплата за то, что я убил Ясона, без которого Рики не захотел жить. Если бы я поговорил с Рики, вызвал его на откровенный разговор… Зачем я так спешил, почему не дал себе времени обдумать, должен ли я вмешиваться? Сейчас у меня такое чувство, будто тогда я временно обезумел, и мой рассудок прояснился, только когда Катце рассказал мне, что Рики и его блонди мертвы. Само моё спокойствие в день, когда мы говорили в последний раз, было безумием.       Пытаюсь заставить себя отбросить воспоминания хотя бы на время. Рики я уже не могу ничем помочь, могу только надеяться, что после смерти что-то есть. Что хотя бы там он свободен от всего. Даже если там Рики вместе с ним. Сейчас я должен помочь тому, кому ещё могу помочь.       – Я… Кажется, я видел их, да? – неуверенно спрашивает Кири. – Мы были… друзьями?       – Мы – были. Ты – не знаю. Ты помнишь ещё что-нибудь?       Если он вспомнит… Даже не знаю, чего я хочу больше – чтобы он вспомнил или чтобы никогда не вспоминал.       – На этой фотке они младше, чем были, когда я знал их. И ты тоже. Он… – Кири показывает пальцем на лицо Рики. – Я забыл, но теперь помню. Он был особенный. И ты тоже был особенным.       – Я? С каких хренов?       Жду ответа с часто бьющимся сердцем. Рики очаровывал всех, но чем я могу быть особенным?       Кири задумывается на несколько минут, потом хмурится.       – Кажется, я помню что-то… – тихо говорит он. – Я всегда хотел привлечь его внимание. И твоё тоже. И у меня не получалось. Я сердился, что у меня не получается. А Рики сердился на меня.       Рики. Его имя он тоже помнит.       – Ты помнишь, что ты сделал дальше?       Мой голос звучит напряжённо. Лицо Кири тоже напряжённое. Он беспомощно качает головой.       – Нет. Прости. Дальше как пустота. Ничего не помню. Только одно – что мне было очень страшно и болело горло. А потом я проснулся в красивом дворце, одетый в короткую футболку и узкие трусы. Был какой-то праздник. Ещё какое-то время я жил во дворце, а после меня отвезли к хо… к тому человеку.       Вздыхаю с невольным облегчением. По крайней мере, прямо сейчас он не сойдёт с ума от навалившихся воспоминаний. Это он считает моей особенностью? Что ему не удалось соблазнить меня? А Рики действительно был особенным. Был. Лица на фото расплываются. Отворачиваюсь, чтобы Кири не увидел, что мои глаза наполнились слезами.       – Иди в спальню, ладно?       – А ты?       – Приду позже. Мне надо побыть одному. Оставь телефон здесь.       Он кладёт телефон на подоконник. Медленно идёт к двери в спальню.       – Гай… Только недолго, хорошо? Мне страшно.       – Чего ты боишься? Пока ты не выходишь из квартиры, ты в безопасности.       – Там темно. В темноте что-то есть.       – Что? – поворачиваюсь к нему. – Что ты там видишь?       Это прозвучало так странно и по-детски. Как в мультиках, которые мы смотрели в Гардиан перед отбоем. «Папа, в шкафу кто-то есть, он меня съест».       – Руки, – шепчет Кири. – В каждом тёмном уголке. Если погаснет свет, они меня схватят. Они… нечеловеческие.       Так, у него ещё и глюки. Супер! В комнате, где мы сейчас, можно включить яркое освещение. Но в спальне свет тусклее, и после заката под столом темно. Что он видел в подземельях Гардиан?       Порывшись в ящике стола, нахожу старый фонарик.       – Идём, – отвожу его в спальню и включаю свет. – Где ты видишь руки?       Кири, торопливо забравшись на кровать, дрожащей рукой указывает в пространство под столом.       – Только что они были… Я вижу их боковым зрением. Но сегодня они прячутся, как только я посмотрю на них прямо.       – Возьми, – вкладываю фонарик ему в руку. – Посвети туда.       Он включает фонарик и направляет свет под стол. Пятно света от фонарика прыгает, потому что его рука сильно трясётся.       – Сейчас ты видишь что-то под столом?       – Нет, они исчезли, они боятся света…       – Слушай, – сажусь на кровать рядом с ним, сжимаю его руку. – Послушай и поверь мне. Там ничего и никого нет. Тебе просто кажется, понимаешь? Здесь нечего бояться.       – Но я видел их! – возражает Кири. – Они тянутся ко мне из всех тёмных мест, пока я не вижу!       – Поверь, у тебя галлюцинации.       Он с сомнением качает головой.       – Хорошо. Выключи фонарик, сейчас убедишься.       – Что ты делаешь?       – Выключи, не бойся.       Он сжимает фонарик, как последнюю защиту хрен знает от чего. Осторожно разжимаю его пальцы и забираю фонарик. Выключаю и откладываю в сторону.       – Сейчас ты видишь это?       – Да, они снова под столом! Нет, опять исчезли…       Он обхватывает колени руками, в глазах паника.       Подхожу к столу.       – Не ходи к ним, – просит Кири. – Они схватят тебя!       – Что-то раньше тебе было плевать, схватят меня или нет. Ты даже был доволен собой, когда это случилось.       – Что? Я не понимаю!       – Может, и лучше, что ты не помнишь.       Подойдя к столу, чувствуя себя последним идиотом, опускаюсь на колени.       – Гай, нет! – успевает вскрикнуть Кири, прежде чем я залезаю под стол.       Разумеется, никакие руки меня не хватают.       – Видишь? Никто меня не схватил. Ты видишь, как меня кто-то держит?       – Нет, они исчезли… Но они же были там… Они спрятались под столешницей, так?       Вылезаю из-под стола. Сажусь на кровать рядом с Кири.       – Никого там не было и нет. Ни под столом, ни под столешницей. Всё это тебе просто кажется, понимаешь?       – Это точно? Но почему, Гай?       Чёрт, и что я должен сказать? Потому что ты сунулся куда не надо?       – Не знаю. Просто напоминай себе, что это тебе кажется. В комнате никого нет. Дай мне немного времени, и я приду.       Кири кивает и судорожно сжимает фонарик.       Выхожу в другую комнату, включаю телефон и снова смотрю на фотку, где Рики ещё с нами.       – Ты правда любил его? Почему ты не сказал? Да, мы отдалились за время твоего отсутствия. Да, мы больше не были партнёрами. Но я же беспокоился. А ты всё время молчал, а потом снова исчез. Поэтому мы и пришли, как только выяснили о тебе хоть что-то. Мы наговорили лишнего в тот день в Апатии, я знаю. Но то, что мы видели… Я не мог поверить, что это правда. Что должно было случиться, чтобы ты сделал то, что сделал? Что с тобой было там за эти три года? Рики, теперь я уже не могу узнать, что ты пережил. Ты даже не рассказал, как познакомился с ним. Был ли ты искренним со мной в тот день, когда мы говорили в последний раз? Ты злился, а я пытался найти хоть что-нибудь, что укажет на то, что ты врёшь. Я не мог смириться с тем, что ты говорил! Не допускал и мысли, что я могу ошибаться! Даже если твои слова, что я ничего для тебя не значу, не были ложью… Кто говорил правду? Ты, сказав, что тебя связывает с Ясоном только секс? Или Катце, говоря, что вы любили друг друга? Он умел любить? Ты был для него не игрушкой? Я хотел освободить тебя, но нужно ли это было тебе? Или ты правда хотел остаться с ним?       Обрываю себя. Я уже говорил это Рики, спрашивал всё это много раз. Глаза снова наполняются слезами. Стираю их, чтобы не мешали видеть фотку.       – Я не верю, что после смерти что-то есть. Может, я неправ в этом. Если я ошибаюсь и мы когда-нибудь увидимся…       Представить это на секунду достаточно, чтобы слёзы медленно выкатились из глаз. Это невозможно. Даже если там что-то есть, он не захочет меня видеть. Я убил не только его, но и того, кого он любил. Рики мог бы простить мне свою смерть, но не это.       – Я сам виноват во всём. Я не надеюсь на твоё прощение, я не заслужил его. Просто, если мы увидимся… Скажи мне, всё ли у тебя хорошо. Скажи мне правду. Я услышу, обещаю, я постараюсь слышать то, что ты скажешь, а не то, во что верю.       Справившись с собой, выключаю телефон. Иду в ванную. Быстро умывшись холодной водой, включаю сушилку и, постояв в потоке тёплого воздуха, возвращаюсь к Кири.       Когда я вхожу в спальню, Кири как раз снимает свитер, и я опять вижу шрам на его груди.       – Кто это сделал? – спрашиваю, осторожно проведя пальцем по шраму, и Кири сжимается от моего прикосновения.       – Мой хо... То есть тот человек. Он хотел взять меня, но у него не получилось возбудиться, и он разозлился.       Сжимаю руку в кулак. То есть я хотел сжать обе руки, и фантомная боль на месте левой обжигает огнём. Стискиваю зубы, пережидая приступ. Пора бы уже привыкнуть, что левой руки нет, восемь месяцев прошло! Но нет, боль отпускает только через долгую минуту.       – Гай? Ты злишься? Я не виноват, я старался, чтобы он возбудился, но...       – Прекрати. Я не хочу знать подробности.       – Ему предлагали убрать у меня шрам, но ему это нравилось. Нравилось знать, что шрам оставлен им, смотреть на него и трогать, когда он...       Его голос срывается, и он замолкает.       Ярость захлёстывает меня с головой. Если бы я только мог прикончить старого импотента, когда забирал Кири! Но мне нельзя светиться, я сильно рисковал, даже просто вытащив Кири. Ещё неизвестно, не придут ли за мной.       – Гай? – у него дрожит подбородок, в глазах блестят слёзы. – Почему ты сердишься? Что я сделал?       – Ничего. – То есть сейчас ничего, а прошлого ты не помнишь. – Успокойся. Я злюсь не на тебя.       – А на кого? Здесь больше никого нет.       – На самого себя и этого ублюдка. Это уже неважно. Просто успокойся. Дыши глубже. Чтобы злиться на кого-то, необязательно его присутствие.       Мне тоже не помешает успокоиться. Закуриваю, и Кири кашляет от дыма.       – Ты что, бросил курить?       – Разве я курил? Если да, то не помню этого.       Включаю систему очищения воздуха в комнате. Докурив, выношу окурок в утилизатор в кухне.       – Ты грустный, – замечает Кири, когда я возвращаюсь в спальню. – Ты с кем-то разговаривал. Тебе кто-то позвонил? Что-то случилось?       – Нет. Я просто… вспоминал. Я говорил сам с собой. Ты как?       – Спать хочу. Но я видел что-то… В зеркале. Ты не уйдёшь?       – Нет. Спи, не бойся.       Кстати о зеркалах. Бросаю взгляд на своё отражение. Умывание не слишком помогло, такие же припухшие глаза, как и были. Прежнего Кири не особо волновало что-то кроме него самого. Тот, в кого его превратили… Надеюсь, он просто не заметит. Если вдруг спросит… Что я ему скажу?       – Гай… – нерешительно окликает Кири, ложась в кровать.       Вспоминаю о магазине Дика. Придётся съездить, Кири нужна одежда его размера. Да и себе что-нибудь купить, мои джинсы уже неделю как протёрлись на коленях. Херово нам придётся в плане денег. Ещё немного, и я, несмотря на риск, буду вынужден решиться на вылазку в Мидас, если парни не подкинут ещё денег в развалины «Гермеса». Пока меня каким-то чудом не увидели и не сдали Танагуре, но неизвестно, когда это везение закончится. Человека с одной рукой легко выделить из толпы. Если раньше единственной причиной не попадаться копам было моё обещание Рики, то теперь есть Кири, так что лучше на несколько дней залечь на дно.       Сажусь рядом с ним.       – У тебя глаза красные, – замечает он. – Ты плакал, да?       Сволочь. Я надеялся, что он не поймёт.       – Да.       – Почему?       Он смотрит мне в глаза с тревогой. Соврать об этом я не смогу. Но и знать всё ему тоже не надо.       – Гай? Что случилось? Дело в этом человеке, да? В моём... бывшем хозяине? Он заберёт меня обратно?       На какую-то секунду я поверил, что он тревожится обо мне.       – Что? Нет, ты не вернёшься к нему. Не бойся этого. Просто… Я вспомнил прошлое.       – Что-то грустное?       – Кое-что, что я сделал. Непоправимое. Ладно, спи и постарайся не думать ни о чём.       Ложусь рядом с ним. Он засыпает быстро. Я – не сразу, но быстрее, чем ожидал.