Колумб без Америки

       - Вот значит как? - глаза Ставрогина сверкнули недобрым огоньком. - И когда же, Вы, - он делает акцент на обращении, - собирались мне это все рассказать? Верховенский слегка пошатнулся назад, почувствовав мощный прилив агрессивной энергии своего оппонента. - Николай Всеволодович, я собирался доложить вам обо всём при первой же возможности, но увы у меня её не было... - Как это не было! - грозный тон его бархатного низковатого голоса не предвещал ничего хорошего. Молодой человек встал и поспешно зашагал по комнате. - А написать мне в письме вы не могли, Петр Степанович? - Никак не мог, помилуйте, я же даже не знал вашего адреса. Вы же у нас птичка перелётная, на одном месте долго не засиживаетесь. Вот сейчас Петр действительно это зря сказал, потому что его слова окончательно вывели из себя Николая. - А у матери моей узнать не мог? Тебе не три версты до нее идти надо было! - Так и матушка ваша ничего не знала! Обещала сообщить, как только будет какая-то информация, но ведь вы сами понимаете... Заискивающие глаза Верховенского бегали из угла в угол, но все же не осмеливались поймать взгляд Николая. Это было слишком рискованной вещью, особенно сейчас. -Что я понимаю? Что? - Ставрогин не выдержал и агрессивно схватил испуганного Петра за воротник его коричневого клетчатого пиджака. -Прстите пожалуйста, Николай Всеволодович... Простите... - практически шептал молодой человек. - Это непростительные вещи. - Ставрогин с силой отшвырнул Петра, так что тот еле устоял на ногах, а сам вышел из комнаты. Верховенский съехал спиной вниз по стене, находясь в полном отчаянии. "Что теперь будет? Что Ставрогин подумает о нем? Возможно ли восстановить былой союз?" Жгучие слезы скопились в его ясных голубых глазах. Как? Неужели он вот так вот просто сможет пустить слезу? Революционер никогда бы не позволил себе этого, но сейчас, увы, он не мог себя сдерживать. Совершенно незаметно в комнате появился собственной персоной плод его мыслей. - Встаньте, Верховенский. -Что? Зачем? - волна мелкой дрожи пробежала по спине парня. Он неуклюже поднялся, поправляя свой аккуратный клетчатый костюм. - Подойдите к столу и обопритесь на него ладонями. Можно локтями, если получится. - Николай указал на массивный стол, стоящий в углу просторной гостиной. - Ну же, Верховенский, хоть когда-нибудь можно не проявлять трусость, так свойственную вам. У Петра похолодела спина и пробежали мурашки. "Что? Нет, я не понимаю что он задумал, это непонятно что..." -Что ... Что вы хотите сделать.... - заикающимся голосом "спросил" парень. -Я... Я не позволю вам... - Ну вы же так жаждите моего прощения, не правда ли? - серо-голубые глаза Николая сверкали дьявольским огнем. - А прощение наступает только после наказания. Так что быстро, сделайте что я вам сказал, иначе я сейчас уйду, и это будет наша последняя встреча. Вы меня и так ужасно огорчили, Петр Степанович. Нельзя так, ох как нельзя! Верховенский на негнущихся ногах еле еле подошёл к столу. Его словно бы парализовало от страха. "Ну не убъет же он меня. Хотя он - может." - Руки на стол положите. - Петр послушался. Его сердце словно бы выскакивало из груди, пульс отчаянно стучал во всех артериях тела. Ставрогин не спеша задрал полы пиджака Верховенского, затем, нащипав пуговицу на брюках ее расстегнул и спустил с трясущегося парня нижнюю часть костюма прямо с нижним бельем. - Да что вы себе позволяете... - Петр не успел отойти от шока и заговорить, как Ставрогин тут же прижал его свой тяжёлой ладонью к столу, так что Верховенский оказался в полулежачем положени. В воздухе просвистел противный звук взмаха толстого осинового прута, вымоченного в воде. Верховенский едва вскрикнул, когда на его белоснежном теле выступила красная полоса от розги. - Терпите, Петр Степанович. - Удар. - Вам же нужно. - Удар. - Хоть когда-то нести ответственность. - Удар. - За свои поступки.- Снова удар и снова противный свист прута. Верховенский извивался, сдавленно кричал, его молочного цвета ягодицы покрывались вспухшими полосами. Николай Всеволодович продолжал. Продолжал экзекуцию, и стоит признать, что ему это ужасно нравилось.        Надо же! Сам Верховенский, такой насмешливый и резкий сейчас извивается под его ударами и послушно их терпит. Стоит признать, что пороть его было одно сплошное удовольствие: красные вспухшие полосы ярко выделялись на его молочно-белой коже округлых ягодиц, дыхание тяжёлое и сбившееся, раскрасневшиеся щеки от стыда, прекрасные глаза за едва заметной пеленой слез...Рыжеватые кудри взлохмачены и от взмахов головы, и от того, что его экзекутор запускает туда свои пальцы и дёргает, прижимая к ненавистному столу. Он сейчас был такой покорный, что просто дъявольски как хотелось обладать им, позволить самому себе наказать его, почувствовать боль. Лицо наказуемого покрылось ярко- розовым румянцем от стыда. Ещё бы! Так позорно наказать может только псих Ставрогин, которому все всегда было дозволено и все было разрешено. Все помнили тот случай, когда он оттянул за нос уважаемого в их кругах человека. Николай мог позволить себе это, да-да. Но ещё больше хотелось Николаю Всеволодовичу полностью обладать испуганным Петром, скулящим от ударов прутьями. - Перестаньте, пожалуйста, прошу вас, - взмаливается наказуемый. - Как распалось наше сообщество? Отвечай? - Я... Я не знаю, - в голосе слышны слезы. Ставрогин размахивется с особой силой, так, что на распухшей коже ягодиц выступает тонкая полоса крови. - Их сдали, у нас оказывается были подставные люди и они... Они все рассказали...И... Их задержали... - Кто это был? - Я не знаю... Персаньте, прошу вас... Ставрогин отсыпает ему ещё несколько хлестих ударов и перестает, толкая его на пол. Парень с грохотом падает на колени, утыкаясь лицом в ладони. Николай еле удерживается от того, что бы именно сейчас не совершить бы какой-то ещё сумасшедший поступок с этим молодым чертовски обаятельным революционером. Грязные мысли пробегают в голове Николая, и он практически не в силах им сопротивляться. Молоденькие гимназистки конечно хороши, и даже очень, и нарядные барышни в рюшах и оборках, пахнущие розами и пудрой, тоже очень прекрасны, но с этим молодым и дерзким революционером не сравниться ни одна из них. Ох, сколько же этих барышень было у Николая, он уже и не помнит! Что толку от них! Ставрогин даже не запоминал ни их лиц, ни их имён, лишь звонкие писклявые голоса, надоедая,свистели в ушах. А вот Верховенский... Он был такой один, и картину, которая только что сейчас произошла, невозможно было стереть их памяти.        Ставрогин выбежал из комнаты. Чувствуя напряжение во всем теле и а паху, он еле еле смог отдышаться. "Что же, в любом случае я сделал это не зря. Этот самовлюблённый Верховенский это вполне себе заслужил. Осталось только разобраться со всеми делами. А с ним... Это когда руки до него дойдут."