Meaningless Efforts

… sO nOW, wHAT sHOULD i dO? …

— В последнее время в моей голове столько парадоксальных мыслей… — над водой низко стелились влажные клубы последнего вздоха тумана, стирая последний рубеж между мёртвым и живым. Глухой стук в груди оглушал не меньше чем развеянный по ветру отпетый шелест, похожий одновременно на механическое клацанье и мелодичное редкое постукивание камня о брусчатку. И всё же это был самый что ни на есть незамысловатый голос, силящийся из последних сил замереть в туманной дымке и разбиться о него иллюзией. — Ты… ты весь д-дрожишь… Юноша с липкими от пота чёлкой и в без того промокшей одежде почувствовал, как твердь под ногами на какой-то миг исчезла, и он провалился в дёрганный чернильно-синий ледяной поток, куда ни глянь, исходившую неясными тошнотворными бликами. Мальчик хотел закричать, ощутив на горле хватку живородящей паники, но не мог выдавить из себя и звука — он незамедлительно повалился как от грубого удара в солнечное сплетение на песок с таким звуком, точно это под ним всё это время была крошка из стекла. Душа ухнула в пятки, бурый песок словно засасывал, пока мозг лихорадочно переваривал хриплые слова, сказанные чужаком, незнакомцем, кем-то, кого не должно было оказаться в таком гиблом месте. Прокажённом, пропитанном душком грязно-бурой крови, плотного тумана и липкого мора. В этой кромешной тишине на фоне неловкой паузы рядом можно было рассмотреть маленькую фигуру, прислонившуюся к ногам новоприбывшего мальчика, перепугав его словно сонм кошмарных теней, вырвавшихся разом из продолжительного и болезненного кошмара. Но не то от шока, не то от удара оземь перед глазами юноши всё покрылось пеленой, а зрачок никак не мог найти ловко ускользающий фокус, распаляя где-то внизу живота животный беспомощный страх. Пляж точно проглотили низкие свинцовые тучи, наводняя округу резкими тенями. Туман то отступал, то снова извивался алыми кольцами вокруг тела юноши, отражение которого в воде выглядело как тело подростка, болезненно переживающего напасть хронической судороги. Пауза затянулась, хотя мальчик уповал больше на то, что его слух в какой-то момент просто не выдержал и совсем отказал. Однако же внушить себе нечто столь диковинное оказалось невозможно. Он не хотел слышать больше ни слова, точно каждое последующее — тропа, которая обязательно приведёт его в ничто, пустоту, конец всего. — Это… правда ты? — Его съёжившееся тело не могло воспринимать не принадлежащие ему слова не иначе как прижигание серой. — Я всё ждал тебя… «О, нет… Нельзя отвечать! Мне нельзя! Это — просто игра моего воображения!» — …фигуру в пещере… — А его окоченелые кости и плоть не переставали болезненно содрогаться от пристального взора невидимых глаз точно на самом деле они были свежими надрезами железом, — …помочь моей подруге? «Не смотри на меня!» — Посмотри на меня, — прохрипел твёрдо незнакомый баритон, раздавшийся в голове взрывной волной, от которой накренился и тотчас перевернулся мир. Все звуки, запахи и даже миниатюрная намокшая песочная крошка с осколками почерневших костей тут же наводнили единственное живое сознание, хлещущее кислород будто вредное насекомое — тёплую кровь. — На меня, — не сдавался незнакомый голосок, но отступая украдкой точно перекипевшая волна, тешащая себя мыслью о скором вознесении. И он посмотрел, украдкой, но это будто бы произошло не по его воле, а против… Подросток обомлел, взглянув куда-то в пространство перед собой на повалившуюся у ног фигуру. Всё, что теперь имело значение в этом новом, полном крови и густого тумана мире было его собственное отражение… на лице какого-то незнакомого ему мальчика, что выглядел на девять лет приблизительно. Вот только этот паренёк был облачён в выцветший костюм, совершенно не подходящий ему по размеру — мальчонка в нём утопал вялой прямоходящей ношей. Зато на его потрескавшихся и окровавленных губах играла горькая понимающая полуулыбка, из-под заношенных грязно-караловых шорт проступали сбитые в кровь коленки, а тонкие пальцы проглядывали сквозь разорванные некогда белоснежные перчатки и всё ещё сжимались на тонкой лодыжке впавшего точно в транс юноши. — А-а… м-м… — мальчик, что был гораздо старше, напротив потерял всякий ориентир и распушился точно подбитый воробушек, не контролируя слетающие с губ обрывки нечленораздельной речи, — гла… а-а… ты…тв-вои…н-нет… п-п-пус… ти… И точно! На месте глаз незнакомого существа в теле ребёнка зияла пустая чернота, в которую проваливался взгляд остекленевших небесно-голубых глаз. Очевидно, эти дыры на смутно знакомом лице превратились в две безобразные беззубые полости и засасывали окружающее пространство куда-то вглубь себя, к кошмарным теням, чей истерический вой ударялся о неподготовленный слух мёртвым грузом, искрил и раздавался в груди треском смертоносного электричества. У загнанного в угол подростка перехватило дыхание, губы хаотично что-то бормотали в безмолвии, потрясённо взирая еле достающего ему до пояса кроху, так бессовестно похожего на ребёнка, нет, не просто ребёнка, а самого голубоглазого мальчика, когда ему стукнуло чуть меньше десяти. В сравнении с ним, уже несколько возмужавший подросток был куда выше, ловчее и заметно более физически развитым, однако, несмотря на эти показатели, взявшееся как из-под земли замызганное дитё, носящее его более юное лицо, заставляло юношу нервничать не меньше, чем если бы невдалеке началось извержение внезапно пробудившегося древнего смертоносного вулкана. Крошка всё не шевелился, точно как по щелчку обратившись фарфоровой куклой на усеянном осколками костей грязном мокром песке, в который точно в волосы были вплетены витиеватые зигзагообразные дорожки тёмно-венозного цвета. Мальчик, что был постарше, не отдавая особо отчёт своим же действиям, задержал дыхание, до сего выдающее его нервное перевозбуждение с потрохами, и встрепенулся для острастки, чувствуя напряжение своего тела, стекающее по крупицам к кончикам пальцев от одеревенелой груди, в которой стыла будто болячка липкая паника. — Ты в таком ужасе… неужели это… это правда ты? — Прохрипело где-то у ног, нечто с воронками-пустошами, всё ещё желавшее удержать подле себя перепуганного до смерти юношу. — Всё хорошо, не бойся. Твоё сердце трещит по швам, но если ты будешь и дальше так панически бояться каждых тени или шороха, оно совсем ослабнет. — Наконец голос, от которого только что можно было в два счёта посидеть, изменился до неузнаваемости. От него веяло… примирением… Кожа она лодыжке подростка стыла и обретала ненормальный оттенок — цвет вылитого склизкого брюха дохлой рыбины. От прикосновения чужих пальцев кожа парня точно плавилась блестящим синюшным воском, словно его плоть принадлежала этому сцапавшего его за ногу мертвецу. Мандраж всё никак не мог покинуть тело взрослого мальчика, которому стало страшно дышать, не то что смотреть перед собой. Он хотел попятиться, но стальная хватка не ослабла ни на йоту. В животе поднялся водоворот, силясь выплеснуть всю желчь наружу, но в глотке застрял ком из сиплых вздохов и стонов. И уж если бы его непослушные светло-каштановые от природы волосы тотчас осунулись и посидели бы, то мальчик совершенно бы не удивился. Вот так он сгинет тут, на заброшенном и обезображенным горькой солью и бурыми разводами кладбище, умело маскирующегося под райский пляж с шепчущим колыбельные океанам до самого горизонта и глазированными вихрами облаков над головой? Мальчик не хотел сдаваться, пока его сознание всё ещё барахталось, хотя под ногами скалилась пустота. Его кто-то ждал здесь. Он был в этом уверен. На этом острове, который в мгновение ока изменился до неузнаваемости. Прямо под пальмой с фруктами, похожими на мягкие звёзды насыщенного рапсово-жёлтого оттенка, до которых мальчик мог бы дотянуться сам, ведь он уже достаточно подрос, без помощи… кого? Он отчаянно хотел узнать. Он бы бросился наутёк с горящими внутри лёгкими. Вот только ему никак не удавалось освободиться. И тут на смену бесполезными попыткам вырвать ногу пришла первая волна. Это было негодование. Как бы его друзья поступили в такой ситуации? Неужели дело бы ограничилось одной лишь хитростью, смекалкой или силой? Глаза подростка как-то недобро заблестели, обрисовывая на потемневшем лице захлестнувшую его нервозность, теперь ставшую его бронёй. — Пусти, — из его пересохшей глотки невольно вырвалась враждебность с примесью угрозы. Подросток аж передёрнулся — вот настолько неестественная для него ярость проступила в его голосе с одним единственным сорвавшимся с его посиневших губ словом. Небесно-голубые глаза округлились от непонимания. Однако зародившееся внутри сомнение исчезло, стоило ему только услыхать, как в ответ вторило его юное отражение совсем тихо, но решительно: — Помоги. На его просьбу подросток лишь моргнул в непонимании. Он отдался негодованию. Вся злость и липкая паника испарились как по щелчку пальца, перестав точить лихорадочные мысли как камень о камень до хрустящей крошки. — П-помоги? — Откашлявшись, подросток повторил тоненьким голоском первое, что услышал после, как ему казалось, бесконечного помутнения рассудка. Его зубы точно раскусили ядовитую отраву, терпкий сок которой он сначала на автомате слизал с губ, чтобы затем он попал ему в желудок, свирепо выжигая изнутри крохи ещё живого организма. — Помоги нам. — Взмолилась его крошечная копия, всё ещё затягивая на дно чёрной пустоши своими безобразными глазницами-колодцами. — Нам?! — Только и смог вымолвить парень, всё ещё находясь в плену у прострации и цепкой ледяной хватки, но которую он правда хотел отцепить так грубо, чтобы потом этот чокнутый и пальцем не смог пошевелить. — Она там, скорее! — Взмолился десятилетний мальчик, намертво вцепившись в промокшую до нитки штанину незнакомца, решительно потянув пришлого в ему лишь одному известном направлении. — Там?! Ты про кого вообще? — Так и не понял мальчик, что был постарше, хмурясь всё сильнее в оцепенении. Волны под ним зашуршали в истерике, пока под песком появлялась лёгкая, неуловимая пульсация, передаваясь непонятными, нечеловеческими сигналами в обмякшее тело подростка. — Она не может выбраться! — Объяснил низкорослый слепой мальчишка таким тоном, что даже небеса содрогнулись, озаряя горизонт столпами молнии и грохотом приближающейся опасности. — Что… что ты такое говоришь? — Губы искривились в ужасе, пока тело слегка подпрыгнуло на мокром песчанике из-за набирающих силу толчков. — Отпусти! Я должен подняться на ноги! — Скорее, Сора! Ты должен… Время ни с того ни с сего резко повернулось вспять. На мальчиков тут же налетела стена тумана, крохотная ручонка отпустила лодыжку взрослого мальчика, а всяких вибраций словно и не было. На старшего мальчика накатило чувство, что из тёмных глазниц ему подмигнула чистейшая ярко-голубая лазурь безоблачных небес. Маленькая ручка потянулась к одному из камней, указывая на один из них, тот, который, на самом деле, не имел никаких отличительных признаков. Старший мальчик попятился, перепуганный до такой степени, словно он уже чудом пережил квест «слетай до гроба и обратно». Он не понял, что такое или кто такой «сора», но, по-видимому, этот одержимый, а то и вовсе умалишённый беспризорник скорее всего принял его за своего знакомого. И этот тип к тому же намеривался обратить всё их внимание на непривлекательные безымянные надгробия, так неуместно накренившиеся у самого берега. — Здесь моя подруга, её ещё можно спасти! Идём! — Стой, пожалуйста! Прекрати! — Не на шутку разозлился старший мальчик, ладони которого угрожающе сжались в кулаки. Тело приросло к земле, а в глазах застыл шок. Бить он, разумеется, никого и ничто не собирался. — Просто не… — Ты нужен мне! — Нет… я… — Я прошу тебя, поторопись! — В голосе младшего слышались горькие слёзы. Они словно поменялись ролями. Пустые безобразные глазницы всё разрастались в нарастающей панике на и без того бледноватой мальчишеской коже, ставшей сейчас белее мела. — Наши сердца связаны, а если он доберётся до… — Он?! — Ты не слушаешь! Мой лучший… ах… — мальчишка подбежал к подростку, потянув того за подол вымокшей до нитки куртки, и, точно это было его единственным спасением, безвольно упал на колени, исказив бледные губы в немом болезненном крике, будто силясь побороть некую невидимую силу, пронзившую его тело, — …д-друг… Не долго думая, старший мальчик смахнул с лица пот и позволил инерции завалить их обоих на гладкий песок, омываемый иррационально яростными волнами, точно они были возмущены до глубины души и в тоже время полны смертельного страха перед тем, что грозилось очень скоро выползти из тьмы. — Ах! Это… — задыхался подросток, чувствуя своё тяжёлое дыхание так же кристально как маленькая лодочка в центре серо-сизого океана — попутный ветер — Нет! У тебя… кровь… кровь… — Послушай м-меня… агх-х… Сора, ты… должен оказаться гл-л…глубже… вызволить на с-своб…боду то, что… с-спит… — Что? Что это? — Помоги н… н-нам… — пролепетал беспредельно раненный ребёнок, отчаянно и с горечью качая головой, отдаваясь на растерзание трепещущего вокруг них острова, силящегося слиться в одну чернильно-сизую полосу океана, в котором как в некой очень тёмной сказке искусственно поддерживалась жизнь. — То, что я видел однажды… оно… скрыв-валось за… в-в-водопадом… — Я не могу… что это вообще такое? А что за место? Почему я чувствую что я — не я, когда смотрю на своё отражение на твоём лице?! Что ты такое?! Мальчик, до этого позволивший юноше стиснуть на коленях своё обессиленное тело, просто указал на надгробия и пролепетал, точно боясь испугать даже вздохом пушистое поле одуванчиков, готовые оправить свои зонтики в последний волшебный полёт: — Оно… пожирает с… сердца… Тебе нужно бежать и найти то, за что… т… ты можешь у-удержаться. Разыщи… ключ… И помни, что мы… просто… просто… спим… — Что?! — Вокруг нарастал гул, из-за которого старший мальчик едва разобрал последние слова. — Я тебе еле слышу! — Шёпот тонул в какофонии звуков пляжа, на который как бархатное покрывало стелилась сумеречная, а затем и полуночная пелена. За спинами у мальчиков возник долговязый силуэт в тёмных как беззвёздная ночь одеждах, скрывающих в рукавах голодные языки тёмной материи. За ним ревел водный горизонт, разгоняющий своей грязной серой пеной последние ошмётки тумана и кровавого зарева. Ему ничего не стоило поднять и протянуть руку в их направлении. Но его тень лишь замерла, не то приготовившись животным к прыжку, не то в безмолвном ожидании некого откровения. — Эй! Очнись! Не закрывай… глаза… — юноша старался перекричать изо всех сил налетевший, как гром среди ясного неба, на берег ветер, которой разносил по округе запах точно живого злободневного электричества и нещадно вбивал глухими ударами в ноздри и глотку тлетворный вкус солёной жидкой меди, сводящей с ума. — Я… я всё ещё хочу помочь тебе… Лишь на какой-то миг подросток ощутил, что всё это время он сжимал своими окоченелыми пальцами с посиневшими ногтями не просто тёплую, а горяченную ладонь, лёгкую и нежную точно шапочка одуванчика. Образ ещё совсем маленького мальчика рассыпался у него на глазах и улетучивался сквозь пальцы подобно летучему пороху, а он всё хватался за фантом, некую призрачную надежду, что в этом месте должно было быть всё иначе. Тут ему пришло в голову, что там, где взрослые из его прошлой жизни видели мертвецов, дети зачарованно разглядывали призраков. Но зато и те, и другие, когда пытались дотянуться, касались ехидной пустоты, остервенело барабанящей по груди до треска самых прочных костей. Но мальчик отчаянно не хотел признавать, что истина, а что — вымысел, пусть он был уже далеко не ребёнком. Он зажмурился из последних сил и лихорадочно похлопал себя по груди, силясь наугад ухватиться за то, что было у него на цепочке. Обязано было быть… И, вероятно, успел бы, если бы не остервенелая стихия, толкнувшая в спину юношу, заставив его на миг потерять сознание и согнуться в три погибели. Тело его подобно песчинке взмыло высоко-высоко над землёй. В ушах аж засвистел гомон всех звуков сразу — яростного колючего океана и тонущего где-то внизу острова словно он был ничтожной, истерзанной, корабельной крысой под гнётом тёмно-сизих волн с шипучей белёсо-кровавой пеной как у оголодалого волкодава. А после мальчика, мир вокруг которого резко перевернулся вверх-дном и почернел, ждало стремительное и болезненное падение.