Вырасти

Погода портится, дождь заливает за воротник, так что даже зонтик не спасает. Чону дует губы и безнадёжно тонет в луже по щиколотку. Джехён смотрит на него и не знает, что с собой делать — второй день его не покидает странное тёплое чувство внутри, что освещает мир. Он не видит Джемина второй день, но возвращаясь в памяти к тому дню, не может не улыбаться, не может не ощущать эту поддержку в своём истинном. Поэтому сейчас проблему кажутся незначительными. — Джехён-и-ним, — зовёт Минхён из-под своего дождевика. Сегодня они уже ничего не снимут, опять проваланят сроки. Кажется, что ректор начинает подозревать их троицу в растрате средств, но они не виноваты, что с гранта до них доходит только пятая часть, которая ушла на камеру и лицензию программы по обработке видео — всё в руки Ли. Джехён с этого проекта имеет только место, куда спрятаться и где провести время в хорошей компании. Точка. — Сворачиваемся, — даёт отмашку Чон. В кармане куртки вибрирует телефон, и Джехён скоро подносит тот к уху: — Слушаю? — В течение пяти минут к главным воротам твоей шараги подкатит чёрная Мазда Миата. Настоящая японка, между прочим. Угадай с двух раз, кто будет за рулём? — незнакомый голос. Не совсем понимая, что происходит, Чон отодвигает от себя телефон, читает название контакта — «малявка» — хмурится сильнее: — Джемин? — Да, это было просто. Надеюсь, что ты не мокнешь там под дождём. Этот кто-то сбросил вызов. Джехён хватает планшетку, провожает взглядом Чону с Минхёном, срывается с места в сторону главных ворот. Возможно, что это кто-то из друзей Джемина. А у омеги с ними отношения не заладились, он их даже в глаза никого не видел прежде. И сейчас, судя по всему, они будут ехать куда-то вместе. К центральному входу подъезжает чёрная машина на низкой посадке. Боже, Джехён и не знал, что питает страсть к подобному. Фары зазывающе мигают, телефон вновь вибрирует, но ноги не идут. Нет, ладно, Джехён поверит, что Джемин у кого-то одолжил авто, но оно же тесное. Это первое, второе — там будет кто-то ещё. Нет, омега не против знакомств, но он не чувствует себя в безопасности. — Чон Джехён! — рядом с передней дверью стоит смутно знакомая фигура под ярко-красным зонтом. Этот человек машет рукой и снова зовёт парня по имени, тут же прячась в салон от дождя так, что спустя пару секунд в воздухе мелькает его обувь. Ладно, Джехёна заметили, рассекретили. Тяжко выдохнув, он подходит к открытой двери авто, неуверенно отряхивается и садится на переднее сидение. В небольшом пространстве сзади расположился тот самый знакомый незнакомец, от которого пахло яркими цветочными духами, выдавая омегу. — Привет, — Джемин цокает языком, не позволяя истинному разглядывать Ренджуна. — Привет, — Джехён плавно закрывает дверь. Однако альфа не давит педаль в пол, переводит взгляд на своего главного пассажира и кивает: — Это мой хороший друг, Хуан Ренджун. И это у его знакомого мы одолжили машину сегодня. — Я понял, — пару раз кивает Чон, напряжённо сжимая губы. — Ренджун, а это и есть мой истинный, Чон Джехён, — парень разворачивается к Ренджуну, на что тот шипит: — Я понял. Давай скорее вези меня домой, а потом делайте, что хотите. Мне неудобно тут. И никакой полиции, окей? — А то ты меня не знаешь, — усмехается Джемин. Какое-то время они едут в гнетущей тишине, никто не решается прервать момент неловкости. Теребя край куртки в своих руках, Джехён перебарывает себя, но так и не поднимает головы, когда спрашивает: — Ренджун, а ты тоже… Ты ровесник Джемину? — Да, конечно, — беззаботно отзывается китаец, передёргивает острыми плечами, — Ох, у тебя такой голос. — Что-то не так? — тут же оборачивается Чон. — Он типа… Приятный. Знаешь, под стать нашему Джемину, — на его тонких губах лежит косая ухмылка. — Спасибо, — неуверенно кивает старший. Джехён чувствует себя всё менее уютно с каждой секундой. — Эй, Дже, — Ренджун касается его плеча, — Прости нас, за тот раз. Джемин поджимает нижнюю губу, сильнее сжимая руль. У них осталось минут пять, и будет подъезд китайца. Что вот только он сейчас вычудит. — За что? — оборачивается на него Джехён. — За то, что этот придурок Джено позвонил тебе ночью и послал куда подальше, — договаривает с обманчиво-мягкой улыбкой. — Я приложил все силы, чтобы забыть это, — Чон едва не кусает губы, сдерживая подступающую истерику. Это было просто жуть, как неловко, до слёз обидно, а потом всё окончательно пошло под откос. Сжимая сильнее свои мокрые штанины, Джехён моргает, сдерживая слёзы, когда продолжает с нарочитой лёгкостью: — Кажется, мне стоит опасаться не тебя, а этого Джено? — Ой, не думаю, — со смешком отмахивая Рен, — Меня тоже не стоит бояться. Мы с Джемом, конечно, сосались пару раз, но явно не от любви большой. Джемина переклинивает, и он едва не даёт волю эмоциям, но многочасовая дрессировка на полигонах под посменным приглядом отца и Юты стоило того, чтобы в этот момент не дёрнуть и глазом. На ожидал такого предательства от кого-нибудь из Ли, но никак не от Ренджуна. Чёрт возьми, те же друзья, и снова лезут в его отношения с истинным. Сейчас Джехён выйдет из машины, попрёт пешком домой, снова оставит его. Они даже толком не начали, а в один миг это всё обрушится! Только не снова! — Правда? — усмехается Джехён. Его прошибает от этих слов до костей. Это Джемин говорит ему про доверие, пока крутил с этим китайцем, серьёзно? — Эй, Дже, только не загоняйся, окей? Типа, сначала мы были пьяные, и захотелось попробовать, — уверенно продолжает Хуан всю правду, — Ну знаешь, когда прямо перед газами сосётся парочка истинных, то и …. — Хуан Ренджун, — начинает с улыбкой альфа, но тут же становится серьёзным и кричит на весь салон, — Завали хлебало!!! Как водитель, он не может проявлять эмоции иначе, но сделать что-то надо. На вот уверен, что после этих слов Чон абсолютно точно начнёт загоняться, он уже начал, если прислушаться ко вспышкам его аромата: смолистое чайное дерево пляшет, будто нефтяными пятнами перед глазами, сбивая альфу с толку. — А знаешь, я понимаю, Рен, — отзывается Джехён. Он начинает смеяться. Так глупо получается. Джемин сделал именно то же самое, что сделал когда-то и Джехён. Он вляпался в точно такую же ситуацию. Как бы Чон не хотел ему иной участи, как бы не избегал своего маленького истинного прежде, в итоге он узнаёт, что тот…. Из его мира пропадает звук — будто на фоне Джемин о чём-то спорит с этим Ренджуном. Будто на фоне этот проклятый ливень, эта осень — и вся эта жизнь. Становится как-то совсем душно, так что омега дёргает ворот рубашки поверх куртки, взгляд теряет фокус, и картинка за окнами стремительно чернеет. Омега как-то пространно думает: можно ли это считать изменой, или это считается как один-один. Должен ли он ругаться, винить себя ещё больше, или вот такие штуки в жизни — что-то иное. Может, он в детстве читал слишком романтические истории, а в реальности первые поцелуи стоят гроши, линия истинности не помогает двум сердцам найти друг друга, а причиняет ещё больше боли. Чон-то уж подумал, что после столкновения с Ёнхо и Тэном перестал быть … таким. Или это всё — вина Джемина? Маленькая такая фиксация на этом малявке. Джехён тянет губы в стороны: ему надо отвыкать от этого прозвища, переименовать контакт и посмотреть на альфу рядом иначе. Ему стоит обратить внимание не только на его острый, глубокий взгляд, не только на хорошую одежду и прежнюю треугольную улыбку, которая стала такой редкостью. Обернувшись к водителю, Джехён наблюдает уже, как Ренджун выбирается из салона, под прежним зонтиком о чём-то споря с Джемином. Если так посмотреть, то это не похоже на что-то глубокое, будто им друг до друга дел — как до домашки: авось сама сделается, не сделается — тогда чуть-чуть можно побухтеть и потыкаться-поделать. Смешно это выглядит. Но становится как-то жутковато, когда На садится на прежнее место и резко оборачивается на старшего, отстёгивает в одно движение, тянется ближе: — Джехён, это… Да, это было так. Мне стыдно, что так всё получилось, что это вообще произошло… — У меня было также, — Джехён вдруг выдыхает и, на секунду сжав губы, даже улыбается, — Джемин, я понимаю, правда. На тянется рукой через омегу, дёргает ручку, управляющую высотой сидения, так что Чон валится спиной назад. Альфа перелезает со своего места, нависает над истинным, медленно опускается ближе, пытается уходить вбок, чтобы не нагнетать ситуации, но не может не смотреть в глаза: — Джехён, я уже не смогу без тебя. Никак не смогу. И я искренен в этом. — Я понимаю, — смеётся. Джехёну кажется, что он сейчас похож на больного, раненого, неуравновешенного. Всё внутри зовёт реветь навзрыд громче, чтобы Джемин успокоил, извинялся, обнял уже хоть как-нибудь, но в то же время омега смеётся с этой иронии жизни: не хотел, чтобы малявка следовал за ним — получил обратное; просил истинного стать старше, а теперь не рад таким метаморфозам. Сам же виноват во всём, но так и тянет обидеться. Джехён прекрасно понимает, готов простить, но то, как Джемин волнуется и переживает — это усложняет. Будто Чон, в самом деле, такой дорогой ему, такой важный: омега не верит в это. Жесткие ладони касаются мягких щёк Джехёна, горячее тепло альфы ощущается прямо поверх своего тела. Чон на пробу приоткрывает глаза, сталкивается с полным нежности взглядом своего истинного, успокаивается. Он сам по себе приходит в чувство, в считанные секунды сосредотачивается на человеке перед собой, на ощущениях вокруг. На аромате, что стал тяжелее и гуще, на руках, на неловкую позу. — Джехён, я хочу, чтобы мы оба были в порядке, — тихо говорит Джемин. Альфа не может понять, что происходит. Космос внутри Чона сложен, непостижим. Вот и сейчас это противоречие, этот смех сквозь слёзы. Что это может значить, почему омега повторяет это «я понимаю». На вот ни разу не понимает. — Джехён, как ты рядом со мной? Расскажи мне, как ты себя чувствуешь, когда я вот так, рядом с тобой. Только теперь Джехён до конца осознаёт, что фактически лежит под истинным, что это всё на грани, и он боится переступить её, дать повод: всё ещё не верит себе, в свои чувства. Странно вот так идти навстречу тому, кто прежде не вызывал чувств больше забавно приятельских, толику дружественных. Теперь это кто-то сотрясает внутри Джехёна всё прежнее, ломает свой прежний образ, разрушает стереотип о себе, и постоянно делает вот это — откликается и заботится. Омега прикрывает глаза, думает: стоит ли дёргаться, куда бежать. На автомате накрывает ладони альфы своими, убеждается с краткой усмешкой — ему некуда деваться. Он и не хочет. Даже если так, то прошлого не изменить. Он должен принять. В конце концов, может вот такие ошибки — часть взросления? Может, каждый второй или пятый попадают в эту же ловушку, когда следом за другом тянет целовать кого-то рядом красивого, более мудрого. Может, это только они с Джемином такие, и тогда — какая же ирония — истинные. Настолько прошли по следам друг друга, и На — будто отражение, в другой плоскости, других цветах, с другими людьми. Конечно, сейчас он не поймёт ещё Чона, но со временем это придёт. Джехён должен не просто бежать за ним следом, не просто умолять остаться, ощущая тоску и лёгкую аддикцию от внимания этого альфы — омега должен что-то сделать, но пока не знает: что именно. Он выдыхает и улыбается, уже проще, доверчивее: — Ты тёплый, как апельсиновый хомячок. — Что? — со смешком удивляется Джемин. Улыбается во все тридцать два, ярко, солнечно, так что всё внутри Джехёна отзывается, расцветает. Парень прикрывает глаза и коротко смеётся: — Пушистый оранжевый хомячок. Который катит апельсинку в свой домик. Представляешь? — Нет, — через сдерживаемый хохот. — Ты меня совсем не понимаешь, да? На стопорится на этом моменте. — Джемин, всё в порядке. Это… — Джехён ведёт пальцами выше по рукам истинного, намекая на их особую связь, доверчиво прикрывает глаза и задирает подбородок, — …придумано, чтобы мы могли понимать. Такие разные, и так похожи друг на друга. Джемин не уверен, что именно на это ему намекают, но склоняется ниже, утыкается носом в сонную артерию, считывает, запоминает пульс, подстраивается. Ровный ритм. — Этот твой Ренджун такой беспечный, я даже злиться на вас не могу, — продолжает омега. И не врёт: не дрогает сердце, не волнует больше. Джемин поднимается с истинного, возвращается на своё место, дожидается, пока и Джехён сядет вертикально. По крыше и лобовому стеклу нещадно бьёт дождь. Чон тянется рукой и под чужим заинтересованным взглядом касается аудиосистемы, на ощупь находит USB-разъём и вдруг оживает. Он лезет в планшетку и достаёт провод, подключает телефон и включает Фрэнка Оушена. Джемин только кивает головой в ритм, касается сенсорной панели запуска двигателя и плавно давит на педаль газа. Одна композиция сменяется другой — такая же плавная, не отвлекающая от мыслей, но позволяющая каждому быть в своём мирке, следить за опасной в дождь дорогой. Машин становится всё меньше и меньше, шоссе стремительно окрашивается в серо-синий под тучами и каплями дождя, огни города остаются далеко позади. По салону поверх музыки и запаха кожаной отделки кресел неумолимо растекается бальзамический оттенок чайного дерева. Джехён прикрывает глаза, пытаясь разложить по полочкам все испытываемые сейчас эмоции, начиная от радости вот такой внезапной поездки, их успешной синхронизации, которая держится вот уже час, заканчивая сожалениями о разлуке с Джемином, которая никому из них не пошла на пользу. Ход его мыслей прерывает касание — глядя строго перед собой на дорогу, альфа сжимает его плечо какие-то мгновения, затем спускается ладонью ниже, чтобы обнять запястье своими пальцами в поддерживающем жесте. Чон чуть щурится в улыбке от такого мимолётного, но необходимого проявления заботы. Ответная любовь чувствуется иначе. Она не ранит, но Джехён не скажет, что исцеляет — это ощущается, как опьянение, как эйфория, как туман в предрассветье. Легко любить безответно, большого ума не надо бежать за тем, кто постоянно — от тебя. И совсем иначе случается, когда тебя перехватывают в свои объятия, когда тебя останавливают одной просьбой, просят следовать дальше одним взглядом. Контакт, взаимодействие, готовность к принятию и взаимной ответственности — вот что отличает подлинное чувство. Джемин тормозит у заправки, недовольно прикусывает язык, когда прикидывает стоимость обеспечения на такое авто, чуть позже отгоняет машину под навес около магазинчика и предлагает Джехёну перекусить. Отстегиваясь, омега кивает — столько времени прошло после его обеда, конечно, сейчас бы поужинать. Придорожная забегаловка, конечно… — Тут делают вкусные корн-доги и подают кофе из машинки, — перебивает мысли альфа, натягивая на себя куртку. Вспоминая их самое первое свидание, Джехён коротко смеётся и выбирается из салона, первым входит в магазинчик и ловит на себе шокированный взгляд продавца: вряд ли он поймёт их особую романтику. Пока Джемин возится с вещами и машиной, Чон делает заказ за двоих, оплачивает и располагается за стойкой ближе к выходу, наблюдая через окна за тем, как его истинный подбегает, тянет на себя дверь и скидывает капюшон: — Ты уже всё? — Не стоит терять время. Да и согреться хочется, — пожимает плечами. Тут же дёргается — руки На обвивают талию, весь жмётся ближе, прижимается щекой к спине, мокрыми волосами по рубашке, так что Чон передёргивает плечами и ёжится. Он порывается оторвать от себя руки, но останавливает себя, только накрывает его ладони своими. — Я надеюсь, что ты взял мне кофе покрепче, — отстраняется Джемин, скидывая куртку рядом. Он может не понимать Джехёна — тот прав: пока у них есть связь, важно не терять её, и тогда они смогут быть вместе, главное оберегать эту ниточку. Касаниями, словами, маленькими заботливыми жестами. На научился делать это аккуратнее, чтобы не стеснять старшего, выдумает ещё способы поддерживать его. А Чон научится доверять своему маленькому истинному, придумает, как чаще вызывать на его губах эту солнечную улыбку. А пока Джехён только целует Джемина в щёку, останавливаясь на этом моменте чуть дольше, чтобы до дна лёгких ощутить мануку, чтобы всё существо отозвалось — потереться носом о челюсть и выпрыгнуть из салона. Сегодня они закрыли ещё одно белое пятно — чёрную дыру, из-за которой невозможно идти было бы идти дальше. Что будет происходить завтра?