Вырасти

Тишину квартиры сотрясает весёленькая китайская песенка. Джемин кое-как раскрывает глаза и тщательно трёт их, распознает по звукам будильник Ренджуна и лениво толкает того в бок: — Эй, — голос у альфы после пьянки совсем севший, так что Хуан продолжает посапывать в подушку, вполне мило обнимая ту, и На приходится повторить громче, — Ренджун-а! — Иди к чёрту, — бубнит омега, переворачиваясь на другой бок. Окей, Джем не тупой, он понял жирный такой намёк. А потому скатился с кровати на пол и пополз на звук. На пути он отталкивает ладонями пустые бутылки из-под пива и каких-то низкосортных коктейлей, по которым очень уж угорает Донхёк. Со смешком На отталкивает от себя джинсы Джено и поражается, как же быстро Ли сошёлся со своим истинным так тесно. Каких-то полгода эти двое морозились друг друга, а теперь — не оторвать. Китайский исполнитель резко заканчивает свою песню, когда Джено проводит пальцем по экрану, тут же роняя нижнюю челюсть, позволяя чему-то явно не самому цензурному покинуть рот, так что Джемин усаживается на пятки и с вопросом поднимает брови. — Мы проспали, — Ли переводит взгляд на друга, — Вот срань! Мы проспали первую линейку! Мы проспали линейку в универ! Парень подскакивает с места, роняя телефон в руки На и прячась за дверью ванны. Кое-как разлепив веки и разглядев нужные цифры, Джемин хмыкает и прямо со своего места кричит Джено: — И куда ты торопишься? Уже десять! Все разойдутся, пока мы прикатим! — Пст! — из-за угла выглядывает вполне себе бодрый Донхёк. Он уже умыт, хорошо одет, и даже его синяя рубашка выглажена. — Джем, — зовёт омега и манит альфу к себе пальцем, — У меня движ в одиннадцать, у Рена — в двенадцать. Так что… Ну, завтрак я приготовил. Не размудохайте хату к моему приходу. А лучше — приберите хоть немного. Не прерывая себя даже на переведение духа, Донхёк вполне ловко завязывает шнурки на туфлях, оправляет вещи, накидывает пиджак и душится, проверяет блеск на губах и успевает послать воздушный поцелуй парню, тут же вылетая из квартиры. Из квартиры, которую Донхёк снимает вместе с Джено с этого года. Как пара истинных, как пара друзей, «как пара долбоёбов» — добавляет порой Ренджун. Кстати, о нём. Также ползком Джемин возвращается в комнату, наваливается поверх одеяла на омегу и шипит в самое ухо: — Подъём-подъём, Хёк уже свалил, мы с Джено уже опоздали. — Не хочу, — китаец, как может, кутается в одеяло, ныряет головой под подушку, но это не помогает. Потому что На всё же распускает свои руки, по привычке находит чувствительные бока Хуана, щекочет того так, что бедному Рену в поисках воздуха необходимо вынырнуть наружу. Приняв сидячее положение, он проводит ладонью по выкрашенным в белый волосам, а потом уже сталкивает друга ногами с кровати, успевает спрятаться в ванной и даже, судя по звукам, вовсю чистит зубы. Сворачивая на до смешного крохотную кухню, Джемин врезается в куда-то спешащего Джено, ловит за локоть: — Куда ты, вот куда ты? — Мы с тобой ещё сможем успеть к концу, на распределение, — отмахивается Ли, ныряя в кроссы, а потом недовольно стонет, — Давай, Джем, быстрее. — Ты не хочешь переодеться? — На вскидывает бровь. — Пофиг уже. Погнали! — он хватает друга за ладонь и тащит на себя. Джемин в лифте шнурует кроссовки, тут же растирает лицо ладонями и выдаёт громкое «о-бог-ты-мой!», когда видит своё отражение в зеркале, на своё счастье находит в переднем кармане джинс треснувшие солнцезащитные очки и напяливает те, недовольно цокает. Выходя на первый этаж, оба альфы слышат недовольный крик Ренджуна, у которого нет ключей, и ждать кого-то до половины двенадцатого он не намерен. Так что да, Джено приходится возвращаться до двери, а Джемин вызывает такси. Сидя на заднем сидении, На рычит на низкий уровень зарядки, ругается на предателя-Хёка, который своего парня мог бы и разбудить, или…. — Вы опять сосались утром? — Джемин поворачивает голову на друга, на что тот морщится и неопределённо машет рукой, что-то печатая в своём телефоне, — Зачем мы едем? — не унимается. — Группа и куратор. Всё. Нельзя пропускать первый день, Джем, — Ли всё же оборачивается на На и качает головой. На это Джемин выдаёт прежнее «о».        Они изменились за минувший год. Хотя Джено всё тот же интроверт, всё тот же отличник, но теперь с ним чуточку веселее, гораздо проще. Теперь Донхёк гордится им. Ли стал высоким, до завидного раздался в плечах, и приобрёл внутренний стержень. Ренджун говорит, что это всё — хорошее влияние омеги. Откуда Джемину знать? Донхёк мало на него влияет, если не сказать, что вообще никак. У них что-то вроде холодной войны, или — полное безразличие. Хотя был случай, когда Хёк спутал его со своим истинным и очень сладко целовал. Ренджуну пришлось откачивать Джено. Да, Хуан Ренджун — будущий врач, в самом-то деле. Конечно, его приняли, конечно, он сдал экзамены лучше их троих. Конечно, он не встречается с Джемином, хотя порой, когда оба переберут, или очень захочется, или станет тоскливо, они целуются. Джемин не уверен насчёт омеги, но он в такие моменты улетает знатно. Носом по влажной коже, чтобы на вкус островатые губы жгли дёсны, чтобы холодком по спине и молочный чай в утренней дымке. С Реном просто и хорошо. Слишком хорошо, настолько, что альфа всё чаще думает о друге в несколько ином плане, в более интимном, но всё ещё чешет нос указательным пальцем и вовремя отворачивается. — Побежали, — Джено подтягивает джинсы и взлетает по лестнице к университету, снова что-то печатает в телефоне и вскидывает голову. Из поля зрения друга Ли исчезает слишком быстро, экран гаснет прямо в ладони Джемина, и студент-перводневка вынужден искать помощи прямо тут, среди толпы других таких же, объяснять, кого он ищет, какую группу. Он повторяет уже десятый раз, что с информационного направления, что ему нужна группа 3, но пока только социологи, гуманитарии…. — О, — На скребёт щёку, жалея, что не обтёрся хотя бы влажной салфеткой, раз уж забыл умыться, подходит ближе к небольшой группке студентов, один из которых согнулся над штативом с камерой, а двое других часто-часто кивали друг другу, что-то обсуждая. Он подходит ближе, набирает больше воздуха в лёгкие и заходится кашлем, когда густая смола чайного дерева капает на тонкий росток под куполом памяти парня. Это что-то, что он хотел забыть, что запер в цинковом гробу под сотней дверей и коваными замками. Но это что-то сейчас вылезает наружу ядерными пятнами по лёгким, разрывает сердце, пускает кислоту в желудок. Джемин складывается пополам, зажимает рот ладонью — ещё его знатно так тошнит после весёлой ночи в клубе, которая перетекла в попойку на квартире Ли. Как вообще Рен смог уложить его спать? Его всё-таки вырывает. — Уоу, парень! — кто-то хлопает по лопаткам, — Ты как? С тобой точно всё в порядке? — перед лицом альфы возникает ладонь со влажной салфеткой, которой На с превеликой благодарностью пользуется. Утерев губы и убедившись, что очки упали чуть дальше, сохранившись в безопасности, Джемин разгибается и сталкивается взглядом с большими карими глазами своего истинного. На веках того лежат отдающие в розовый тени, из-за спадающей на брови пепельно-песочной чёлки широкие зрачки пульсирующе сужаются ужасом узнавания, губы сжаты в тонкую линию, и на них лежит светлая помада. Красиво, но невзрачненько, строго до тошноты. Альфу шатает, каждую миллисекунду, за которую он рассматривает своего истинного, его крутит всё сильнее и круче, и болью заливает под сердце. Он снова сплёвывает и утирается, а прежний, оказавший помощь — оператор, омега, судя по сладкому аромату — спрашивает: — Как ты? Порядком? После такого обычно легче. — После такого хочется сдохнуть, — отвечает Джемин, строго в глаза истинному. Тот прикрывает их на секунду, обречённо — На чувствует, что его омега не доволен всем происходящим. Он не доволен их встречей, поведением альфы, его ответом — всем этим вместе и по отдельности. Как же сильно Джемин это ощущает — выплюнуть бы вместо желудка сердце. — Ничего! — смеётся оператор, говорит что-то ещё — в ушах На треск, только пульсация, скорое биение своего сердца. Джехён отводит взгляд, подходит к третьему в этой компании, с которым до этого что-то обсуждал, а альфа обращает внимание на летящую белоснежную рубашку, заправленную в классические штаны, обращает внимание на запылённые носки чёрных туфель, ловит в воздухе поверх смолки чайного дерева своего омеги ванильную отдушку — его злит, бесит, как это всё красиво, как это всё подходит Чону, и как он прячет себя. Почему этот омега так маскируется? Не от него, конечно, но зачем? — Я — первокурсник, — Джемин оборачивается к оператору, прокашливается и натягивает улыбку на губы, когда видит перед собой его смуглое счастливое лицо, — Информатика, группа три. Куда мне можно пройти? — О, это, — оператор достаёт из бананки телефон и скоро что-то там печатает. На переводит взгляд за спину собеседника, чтобы снова глаза в глаза с истинным, облизывает сухие губы и медленно моргает. А Джехён отворачивается. Он держится на последней ниточке, каждый раз зная, когда нужно обернуться, когда сделать вдох, чтобы это всегда был — Джемин. Его Джемин. Прежде маленький, нелепый, неловкий, смешливый и широко улыбающийся, теперь он стоял в паре метров от Чона кем-то другим. Перед ним стоял подвыпивший альфа, от которого несло густой манукой, от которого веяло тяжёлой аурой, заставляющей подчиняться. От На веяло опытом и болью, пережитыми разочарованиями и дурнущей уверенностью в себе, наглостью. Джехён не уверен, что этот Джемин сохранил хоть что-то от того ребёнка, который впервые ласкового обнял его со спины, дал обещание стать кем-то хорошим и вырасти достойным человеком. Это — кто-то другой, кого омега не знает. И, в который раз перехватывая его взгляд, всерьёз думает: а надо ли ему такое знакомство. — Джехён-и, — Чону щёлкает пальцами перед самым носом старшего и коротко смеётся, — Всё в порядке? — Да, — омега оборачивается на истинного. — Так, парень, — оператор пару раз легонько бьёт Джемина по плечу, показывает карту кампуса и объясняет, куда тому идти, дожидается пары понимающих кивков и прячет телефон обратно в яркую сумочку, когда оказывается перехвачен за локоть, — А? — Перед моими глазами сама светлость Чон Джехён? — На чмокает губами, так и не глядя на парня перед собой. — Да, это он. А что, знакомы? — оператор оборачивается на двух ведущих. — Не так близко, как хотелось бы. У Джехёна кто-то есть? Омега пожимает плечами и неловко смеётся: — Да я и не знаю даже. Он как бы всем отказывает. Хотя за ним многие ухаживают. — Просто так отказывает? А кто-то знает причину? — лицо Джемина искажает гримаса удивления. Он даже не догадывается, насколько ужасно сейчас выглядит, и что превращает ситуацию в одну сплошную неловкость, но так и пытает попавшегося под руку парня. — Старшие говорят, что его подставили на втором курсе, вот и не связывается, — также пожимает плечами, — Откуда ж мне-то знать? На несколько раз кивает и отпускает своего пленника, разворачивается в нужную сторону, делает шаг и останавливается. Он накрывает лицо ладонями и болезненно стонет. Ренджун проклянет его, если узнает. Донхёк высмеет. Родители? Они с грустью будут качать головами. Что же до него самого? — Идиот идиотом, — альфа отрицательно машет головой, потирает подбородок и всё же круто разворачивается на пятках, невольно взмахивая руками, чем привлекает к себе внимание. Два удивлённых взгляда, и один — умоляющий. Джемин тоже умолял его. Он готов был валяться в ногах тогда. Но сейчас он сделает по-другому. — Чон Джехён, я дал тебе обещание, — говорит громко, уверенно, — И я исполню его. Готов ли ты …? «Столкнуться с последствиями своей неудавшейся игры, своей слабости, своих прежних ошибок» — довершает в мыслях Джехён. Его всё же прошибает крупная дрожь подступающей истерики. Когда На уходит, а Чону и Минхён налегают с вопросами, омега едва сдерживает страх, с трудом дышит и кое-как отмахивается от младших, чтобы сбежать уже отсюда. Ему осталось учиться последний год. Каких-то девять месяцев, и на руках будем диплом, пустота за плечами, и прошлое — в прошлом. Несколько месяцев, и он будет свободен, позабудет эти четыре года как единый страшный сон. Но прыгая в жерло хищного автобуса, становясь близко к окну и натягивая рукава рубашки до самых кончиков пальцев, Джехён понимает, что за эту свободу, все эти девять месяцев, он будет погружаться всё глубже в персональный Ад. Который ему пообещал Джемин. На Джемин, который исполняет свои обещания.