Вырасти

Джемин сидит под окнами Ренджуна. Он пытается обнять себя так, чтобы было тепло, но теплее уже не будет. Через пару дней будет январь, европейский новый год, кругом лежит белый снег. Да и вообще как-то всё это бррр. — Скучал по мне? — смеётся Хуан, замирая перед альфой. На поднимает на него усталый взгляд и показательно шмыгает носом: — Я не скучал, я замёрз! И ты не хочешь меня греть! — Ага, нашёл грелку. Тоже мне, — хмыкает Рен, — Пошли уже к Джено? Нам ещё как-то его надо подготовить к явлению Донхёка. Спрятав руки в карманы, омега скоро отдаляется от своего подъезда. Он даже не оборачивается, потому что уверен, что друг идёт за ним след в след. И Джемин следует. Он наблюдает за омегой, за его бодрым, пружинистым шагом; за тем, как пар со рта поднимается на краткий миг высоко в небо, теряясь там же; за тем, как из стороны в сторону качается помпончик на шапке. За который альфа и дёргает. — Эй! — резко оборачивается Ренджун, тянется рукой за своей вещью, — Верни! — Неа, — смеётся и отскакивает в сторону. Он сбегает с тротуара на газон, мчится по спрятавшемуся под тонким покровом снега льду, скользит и всё же падает, не успевает очухаться, как налетает Хуан, перекидывает через корпус альфы колено, усаживаясь на живот, выхватывает шапку из рук: — И что это было? — он придирчиво отряхивает вещь от несуществующих пылинок. Пряча ладони под головой, Джемин смеётся: — Ты такой смешной, когда злишься. — Айща! Как же бесишь! — он резко склоняется к самому лицу На, ловит его испуганный взгляд и в пару движений рук накидывает на голову тому снега, ловко подскакивая на ноги, — Такой идиот, На! — Эй! Эй ты! — кое-как отряхнувшись, парень пытается догнать противника, на ходу лепя снежок и позволяя тому упасть мимо омеги. Ренджун касается спиной подъездной двери, бросает оставшиеся в руках снежные патроны в Джемина, смеётся, когда один всё же попадает хотя бы по куртке, но через секунду оказывается в руках альфы, ощущая, как за шиворот сыпятся ледышки. — А-а-а! — Хуан извивается, жмурится и пытается оттолкнуть от себя На, но снова и снова терпит поражение, пинает того коленом по ногам и всё же скатывается по металлу до самой земли. — Ну мы на месте, — довольно улыбаясь, оповещает Джемин, упираясь руками в колени, чтобы на одном уровне с другом. — А то я не понял, — хмыкает омега, уже набирая нужную квартиру. — А? — глухо спрашивает Джено, отчего оба друга смеются, и дверь сразу же открывается. Поднимаясь к нему, Джемин всю дорогу передразнивает это «А?», так что Хуан несколько раз спотыкается на ступенях и даже заливается слезами, не успевая вытереться, так и проходит в квартиру, отталкивая Ли в сторону. Омега скидывает обувь, бросает куртку в руки Джено, сразу сворачивает в ванну, продолжая своё веселье. — Что это с ним? — спрашивает Джено, поправляя очки. — Смешинку поймал, и не выпускает, — отмахивается Джемин. У Ли в последнее время квартира часто пустует. Он молчит, что его это глубоко тревожит, что ему тоскливо вспоминать, как прежде в этих стенах для него одного взрослые разыгрывали театр теней, где у всех всё хорошо, есть настоящая любовь друг к другу и к их единственному ребёнку. Более того, порой в голову Джено проникали мысли, что он где-то провинился, что он что-то упустил и стал причиной раздора. Джемин не знал об этом, просто наблюдал за другом, тяжко вздыхал и закручивал в вихрь дружеских встреч и новых выдумок вместе с Реном и Донхёком…. Ах, Ли Донхёк. Он стоит под дверью своего истинного и мнётся, слишком долго для себя. Обычно он не такой, обычно омега — сразу в дело, без задней мысли. Но с некоторых пор парень понял, что иногда надо включать голову, а не только жопу, на которую требуются постоянные приключения, и что надо смотреть на людей рядом, чтобы не задеть не только их физическую оболочку, но и то, что внутри — душу. Обидеть Джено оказалось проще простого, а вот попросить прощения — почти невозможно. И хотя Ренджун придумал простой в своей гениальности план, вбил тот в голову друзьям, сейчас у Донхёка тряслись руки, в которых он держал пакетик с принтованной на заказ футболкой. Глупость какая, нелепость. Омега утирает нос запястьем и пытается до конца осознать, что не так. Это из-за истинности? Это из-за того, что Джено его поцеловал тогда? Это из-за того, что Донхёк не хочет пока ни с кем встречаться? И вообще, что такое эта ваша истинность, если примеры её отрицательного влияния буквально повсюду перед глазами Ли! Начиная от неудачника-Джемина, заканчивая родителями Джено, и от других примеров по ТВ до собственных не-истинных родителей, которые живут в счастливом браке уже довольно долгое время, не планируя развода и воспитывая четверых непоседливых детей. — Да ну на### эту истинность! — Донхёк вжимает кнопку домофона до упора, решая свою проблему старым надёжным методом — перестав делать из сложившейся ситуации проблему, превращая её в одно сплошное недопонимание, которое всегда можно разрулить между друзьями. — Кто? — голос Джемина. — Я это, — отзывается Ли. Взлетая по лестнице вверх, парень приходит к ещё одной гениальной идее: если не относиться к Джено как к своему истинному, а только — как к другу, то даже сама неловкая ситуация исчезнет. Ну, друзья же ругаются иногда. Потом мирятся. Ничего страшного. — С Новым Годом, с Годом Новым, — напевает Донхёк, переступая порог квартиры. Он беззастенчиво улыбается всем присутствующим, скидывает обувь и проходит в коридор, щёлкает Джено по носу и впихивает тому в грудь пакет: — Это тебе подарок. И не дуйся на меня. Оки-доки? Если бы омега знал, что дело не в его отношении, а в том, как Джено относится к истинному, то вёл бы себя иначе. Потому что за одну вот такую яркую улыбку Донхёка альфа готов простить тому все самые страшные грехи. И Джено прощает Донхёка. Он ныряет носом в пакет и достает оттуда футболку, разворачивает и видит красные буквы на белом фоне, читает: — We Hot and Young. Пока Джемин смеётся и отмахивается, что это — очередные глупости, сам Ли видит в словах подсказку. Он не успевает до конца додумать, потому что на его кухне уже вовсю хозяйничает Ренджун под громко включенную музыку. У официального хозяина квартиры на это только закатываются глаза, он отбрасывает подарок на стул в своей комнате и вваливается на кухню, пытаясь сделать потише, но разве ж он справится с целым коллективом The Offspring, бешеными скачками и никудышной «мельницей» Джемина, кричащим на припеве Ренджуном, и что-то уже разогревающем в микроволновке Донхёком? Вот этот Джено — вот с этой вот компанией? Ха! Да нет, конечно же. Поэтому Ли сдаётся и как-то враз становится частью этого безумия. Пигоди с капустой оказываются пересолёными, и кто-то выдвинул предложение «гасить соль спиртом» — очень может быть, что это вырвалось из уст будущего врача, который первым же и достал откуда-то бутылку соджу, а его напарник по проделкам, он же — На Джем — вытряхнул из запасов Джено пару коробок сока. Дело пошло веселее. Комнату Ли освещает свет монитора, на котором Донхёк пытается пройти уровень новой игры, пока Рен всячески мешает ему. Джемин читает какие-то грустные анекдоты с телефона, сам же с них смеётся, чем уже порядком бесит Джено. Подумав, Ли садится рядом с истинным: — Ты тормоз. Дай я пройду за тебя. Выходит грубо, и омега обиженно цокает, доказывает, что и сам справится. Он говорит громко, едва не переходя грань только что склеенной дружбы. И Хуан пинает На, кивает ему на парочку и что-то произносит одними только губами. Умел бы Джемин читать по губам, было бы проще. — Уйди, — На просто взял и столкнул Донхёка с кресла, обтёр сидушку ладонью и кивнул Джено, — Садись. Слышно шлепок ладони по лбу. А потом стук коленями об пол. И эти все звуки от беззвучно угорающего Ренджуна. Ну, если нет чёткого «ТЗ», то и результат — «хз» — припоминает Джемин в мыслях. — На Джемин! — вскрикивает пришедший в себя Донхёк, хватая названного за ногу и роняя на пол. Ли сразу же садится на альфу, берёт его за плечи и тянется ладонями к шее в попытке придушить гада. Однако омега не успевает претворить задуманного в жизнь, потому что Джено, как и всегда раньше, хватает его в свои объятия и оттаскивает от друга. — Пусти! Пусти меня!!! — вырывается Донхёк. Он пинает ногами воздух, когда альфа прогибается в спине, чтобы подальше оттащить истинного от Джемина, и всё же валится задницей на пол, после чего начинает что-то совсем необъяснимое. Потому что сначала Донхёк влепляет парню пощёчину, пытается подняться с пола. Но Джено в один прыжок роняет омегу на спину, падает на того грудью и рычит: — Успокойся уже. Между ними пролетает меньше секунды. Но за это время по телу Донхёка мурашки пробегаются трижды: от холода, от испуга и от прежде не ощущаемого желания. За это «меньше секунды» Джено облизывает свои губы и щурится чуть больше, пытаясь разглядеть реакцию истинного лучше, быть уверенным. И сразу после этого мгновения они оба подаются навстречу поцелую, ударяются носами и зубами. Однако это не мешает сделать вторую попытку, успешную в этот раз. В этот раз Донхёк чуть склоняет голову в сторону, а Джено опускается медленнее. В этот раз они целуются «всмятку», вжимаясь в губы друг друга до колющих ощущений. Даже недовольный выдох Джемина не прерывает их. Даже вскрик Ренджуна: — Вы не забыли про нас?! Ничто не отвлекает от момента. На первым поднимается на ноги, вытягивает омегу за плечи в зал. Неловко переглядываясь, они разбирают диван, на камень-ножницы разыгрывают единственную тут подушку и валятся спать по разные края. Веселье закончилось как-то резко, но адреналин, как и алкоголь, ещё не покинули два юных тела, поэтому никто из них не мог уснуть. — Думаешь, они сделают «это»? — спрашивает Джемин, закидывая руки за голову, потому что да — это он остался без подушки. — Боже, я надеюсь, что нет, — вспыхивает Рен, резко оборачиваясь к альфе, — Одно дело не видеть, но слышать, типа… Донхёк же громкий. — Нда. Чёт как-то, — альфа тяжко выдыхает и прикрывает глаза. В голове немножко крутит, сердце бьётся часто-часто. На закидывает ногу на ногу и думает о своём истинном. Наверное, тот прав, что ушёл, что оставил Джемина одного: слишком разные. Может, это сам альфа не видит их различий, не чувствует разницу — для него мир ещё какой-то простой, вроде как, двухцветный. Или ладно, цветной и яркий, но лишённый этих переливов и полутонов, в которых постоянно пребывает его истинный. И да, да, Джемин помнит, что запретил себе, закапывает это чувство глубже и глубже, но всё равно обращает на какие-то детали внимание. В конце концов, он всё также общается с Ютой, к ним иногда заходит Сычён, и На поддерживает какое-то подобие общения с Тэном. Парнишка хотел бы оборвать все эти ниточки, но его перегибает простое любопытство — смеётся: кажется, заразился этим от Ренджуна. Который лежит вот тут, рядом — руку протяни. Хуан красивый, аромат у него специфический, характер — хоть вешайся, но у истинного На — не лучше с этим. Джемин как-то заметил, что алкоголь и душные помещения делают из него меланхолика, а в последнее время — особенно часто. Альфа чувствует, что теряет что-то от себя, что он где-то блекнет, тускнеет, но мирится с этим. Так жизнь становится проще. Опять же — как того и пожелал ему Рен: чтобы было легче, чтобы были силы идти дальше, надо чего-то лишаться, на что-то прикрывать глаза. Приподнявшись на локте, На по-новому смотрит на своего друга. Тоска тянет под ложечкой, подозрительная тишина по квартире давит на и без того пульсирующие виски, но он всё же спрашивает-предлагает: — А давай поцелуемся? — придвигается к омеге, ждёт, пока тот даст ответ, но ждёт слишком долго, а потому уже не ждёт и двигается почти вплотную. — Так, стоп, б####, нет, — Рен ловко перепрыгивает с одного бока на другой и вытягивает перед собой руки, останавливая младшего. — Хотя бы ради эксперимента? — знает, на что давить. — Иди ты на###, На! — повышает голос и прижимает колени к груди, чтобы в следующий миг выпрямить их и столкнуть Джемина с края, — Спи на полу! — обозначая конец этого диалога, он бросает на голову друга подушку. Альфа вдруг смеётся, но возвращается на мягкий, тёплый диван, поднимает несчастную подушку и резко опускает ту на голову омеги с глухим ударом: — Ну пожалуйста! — Рррр! — хотя, может Рен проклинал его на китайском, или придумывал на ходу новые высококлассные ругательства. Как бы там ни было, Хуан повторно скидывает Джемина на пол, ложится с краю и несколько раз ударяет подушкой по голове непутёвому: — Спи там. — Инджун-и…. — Фу! Ты — плохая собака, ты не заслужил, — недовольно цокает Рен, даже забавляясь с такой настойчивости. — Да ладно тебе, — отзывается Джемин, успокаивается и затихает на какое-то время, чтобы потом провернуть наиподлейший трюк — давит на жалость словами, — Почему омеги постоянно отказывают мне? Я что: какой-то не такой? — Так, б##, начинается, — Хуан прикрывает глаза ладонями и стонет, пиная ногами диван, — Нет. Заткнись, идиот тупой! Ты не заставишь меня! — Инджун-и! — ласково. — Пошёл на###! Я ненавижу тебя, понял! — он свешивается с края дивана, чтобы чмокнуть Джемина в лоб и вернуться на прежнее место. Сердце у омеги заходится недовольством, но всё ещё в бешеном волнении. Конечно, он всякое проворачивает и с альфами, и с омегами, но ему никогда прежде не приходилось целоваться с кем-то кроме родственников, и того раза, когда ему было семь, а сынишка семьи Сяо ревел взахлёб без игрушки. — Доволен? — Хуан подскакивает с места, надеясь, что этого было достаточно. — Ну разве можно обойтись только этим? — со смешком. Зря, конечно, Джемин посмеялся. Потому что теперь Ренджун был зол самым страшным образом и приступил к жестокому избиению своего друга всё той же подушкой. На думал иначе, когда начинал это, когда требовал себе внимания и нежности, которые были кому-то обещаны, но не нашли себе воплощения. А сейчас никаких мыслей в голове — хватается рукой за футболку Хуана, а та вдруг рвётся. Они оба смотрят на остатки одежды, что держится на честном слове и одном плече омеги. — Я всё исправлю, — заикается Джем. — Я убью тебя, — шипит Рен, складывая ладони в кулачки и пинаясь больнее, не чтобы столкнуть — а оставить синяки. … — Вы что, вы переспали? В ужасе спрашивает Джено у двух друзей, когда видит разодранную подушку на полу, лежащего в футболке Джемина Ренджуна и две пары джинс прямо у себя под ногами, а это, на минуточку, в коридоре, что достаточно далеко. Переступив через вещи, Ли замечает у друга на боку два фиолетовых синяка, различает отпечаток зубов (очевидно же, что это — На) на голени омеги. — Мы …., — после пьянки, долгих споров шёпотом и почти удавшейся попытки китайца задушить противника, у Джемина в горле сухо, и голос ломается, он смачивает губы скудной слюной и продолжает, потому что Ренджун всё ещё спит, как самый милый младенец на свете, — Мы подрались. Оглядывая друзей ещё раз, Джено в ужасе роняет челюсть и тыкает пальцем в пространство между На и Хуаном: — Вы разодрали мне диван! — Не ори, — отмахивается Джемин и смотрит, куда указал друг, проводит пальцем по полосе разрыва обивки и хихикает, — В самом деле. — На Джемин! Да ё########! — в голос выражается Ли, чем будит Ренджуна, — Вы разъ### мне диван! Вы серьёзно?! — Ты вчера был занят засосом с Хёком, так что сам ты иди! — Хуан пытается найти что-нибудь, чтобы кинуть в громкого друга, но ничего уже нет, и парень досадливо стонет. Джемин всё же скатывается с дивана, улыбается другу и, приобняв того, выводит из комнаты, позволяя омеге доспать положенное. А то невыспавшийся Рен — настоящая катастрофа. За чашками кофе между двумя альфами долго клубится молчание, за которое каждый успевает надумать по мере своей испорченности. — Ты типа помирился с ним? — спрашивает Джемин. — Мы не особо-то и ссорились, как оказалось, — хмыкает Джено, утыкаясь носом в свою чашку, гипнотизирует её дно какое-то время, — А что вы? — А мы… Мы тоже весело провели время, — смеётся и зачёсывает чёлку назад, — Не так, как вы, но тоже покувыркались, как ты уже заметил. — Джемин, это п#####, — Ли оглядывается и стонет, когда понимает, какая ему предстоит уборка на одной только кухне, — Вы будете убираться со мной. Сегодня же. — Без проблем, — пожимает плечами, — А всё-таки, на чём вы остановились? — Ну, когда вы вышли, то мы продолжили игру вдвоём и сидели в наушниках, посмотрели фильм и легли спать, — под удивлённым взглядом друга парень всё же признаётся, — И очень часто целовались. Это вкусно. — Вкусно, — хмыкает Джемин. Он допивает свой кофе без сахара и подпирает щёку ладонью, отворачиваясь к окну. Конечно, когда вы оба истинные — это будет по-особенному вкусно. Это будет касаниями губ к губам, это единый сердечный ритм на двоих, общий воздух и единение тел. Конечно, это «вкусно». А не «больно», как когда Ренджун сухими губами по щеке, или когда своими — по его виску и запястьям, тут же оказываясь спихнутым на пол в сотый раз.