Вырасти

Единожды шагнув за грань, узнав сладость и горечь тёмной стороны своей личности, ужаснувшись её силой, впечатлившись её неудержимостью, тяжело вернуться к обычному ритму жизни, носить розовые рубашки с рюшами и играть невинность. Замаравшись единожды сложно оттереться добела. Даже прячась за стенами храма или монастыря в самых высоких горах, ты не вернешь себя прежнего. Тэн понимает это и с сожалением наблюдает за тем, как Джехён пропускает его слова мимо своих ушей. Наивный и влюблённый. Чон мечтательно вздыхает и устремляет взгляд за горизонт событий, уже пребывая в долгом браке с Со Ёнхо. Он вязнет и тонет в своих фантазиях, не замечая чего-то очевидного, игнорируя предчувствие. Потому что новые поцелуи с Ёнхо восхитительны, потому что горячие ладони альфы на своей талии спускаются ниже с каждой поздней ночной встречей, потому пламя в груди разрастается до живота, выжигая там всё, растапливая и намекая. Джехён хочет Ёнхо. Он не признается в этом Сычёну, даже не подтвердит догадок прожжённого Тэна, и не заикнётся в мыслях подобным грубым образом, для себя он скажет: «Хочу узнать его на другом уровне». Красиво завуалировано, чтобы обмануться. Для маленькой сценки перед камерой они танцуют. С понимающей ухмылкой Ёнхо свысока смотрит на неловкого Джехёна в своих руках, крутит омегой, как научили ребята с танцевального направления, ловит вовремя и смеётся, когда младший впечатывается в грудь ладонью и щекой. Тэхён же хрипит: — Снято! Едва глазок камеры опускается на паркетный пол, как Со начинает расцеловывать Джехёна в своих руках. По кромке волос спускается ниже, под тихие: «Не тут, пожалуйста» накрывает губы своими, не позволяя сказать большего, сдавливает пальцами ягодицы и приподнимает омегу в своих руках. Однако Чон вырывается и отскакивает от старшего, утирает щёки и делает ещё пару шагов назад: — Притормози, Ёнхо-я, — умоляет и пытается собраться. Пакуя вещи, дергая молнию выше, он только сильнее краснеет от чувства стыда за испытанные ощущения, от этих касаний, от этого пыла, и что всё это было на глазах у Тэхёна. — Джехён-и, малыш, ты живёшь с родителями? — Со становится рядом, ведёт себя так, будто не он только что облапал Чона. — Да, конечно, — закидывает сумку на плечо и ловит на себе этот взгляд ореховых глаз. Мышкой замирает перед личным удавом, готовый стать главным блюдом ужина. Потому что альфа с намёком выдыхает: — Как же жаль, что я живу в общежитии, а ты — с родителями. Слушай, а тебе не будет проще самому снимать? Прежде не задумываясь о подобном, Джехён как-то вылетает из этого мира, попадая в собственные фантазии, потому что да, одному удобнее, на своей территории: ложись спать, когда хочется, не пугай родителей очередной покупкой упаковки энергетиков, ходи голым по комнате и — самое-самое — приводи к себе, кого хочешь. А больше всех прочих Чон хотел бы приводить к себе этого красивого, горячего Со Ёнхо, который тоже хочет чего-то большего. — Джехён, детка. Ты торопишь события, — Тэн щёлкает пальцами перед носом своего дружочка. Он поправляет светлые волосы лёгким взмахом кисти, готовясь объяснить все тонкости и прелести близости с альфой, на что получает больнючий укол: — Это ты своему импотенту Тэёну скажи. Джехён вскидывает бровями. Он уже не боится тайца. А этим жестом и вовсе показывает, что они равны умом и силой. Более того, Чон только что бросил вызов своему прежнему гуру отношений. Презирая Тэна прежде, опасаясь его потом, влюбившись чуть позже в танцы омеги и его умение обращаться с альфами, раскусив чужую слабость, обойдя теперь в их негласной гонке каждого за своим объектом любви и страданий, Джехён вернулся к прежнему презрению. Теперь более глубокому, более высокомерному. Потому что душонка Тэна лежит раскрытой, как на ладони, потому что Чон верит, что опыт старшего легко обойдёт, и что его отношения с Ёнхо не попадут под проклятья-предупреждения невезучего тайца. Не зная пути Тэна, не зная всей подоплёки, не веря его словам, потому как парочка прежних оказалась ошибкой — Джехён был откровенно жесток. — Вот только не надо говорить про Тэёна, — Тэн опасно склоняет голову к плечу и щурится, — Мы с ним нормально встречаемся. — Спустя три года твоих унижений. Тэн, это — жалость, — Чон устраивает локти на столе и склоняется ближе, — Если бы его чувства были настолько глубокими, ждал бы он целых четыре года? Если вот Ёнхо понадобилось время, чтобы я вырос и кем-то стал, чтобы он заметил меня — это другое. — А мне кажется, — омега дёргается на своём стуле, вцепляется пальцами в сидушку и корпусом тянется ещё ближе, так что младший отступает, — Что это к тебе у альфы возникла жалость. Только представь: ребёнок, который возжелал его любви и готов на самые безумные поступки — разве от такого стоит отказаться? Может, лучше держать на коротком поводке и использовать в фиктивных отношениях? Раскрутиться за счёт красивого личика, на образе рыцаря в белых доспехах, который взял малыша под опеку в камеру на первом курсе, а потом тащил за руку, убегая от твоих ухажёров. А ты не думал, чего они резко переключились на тебя? Из-за частого мелькания и милых жестов, красивой одежонки? А почему тогда не лезли к кому-то ещё? Есть же конкурирующие проекты у того же Кюхёна. Ты разве не замечаешь, как гладко у Ёнхо всё выходит? — Всё не так, — Джехён становится на ноги и просто уходит. Он не убирает за собой со стола, не здоровается с одногруппником, который хотел предупредить, что пары не будет. Чон уходит, уверенный в своих словах. Но зерно сомнения уже лежит внутри. Может, просто в душе было место для подобных мыслей, стоило лишь подобрать верные слова. А опытный Тэн знал, точно же знал, что сказать, чтобы поддеть. Тэн остаётся. Он рассматривает пустую, грязную посуду на столе перед собой и чувствует растущую пустоту внутри. Она сжирает его приятные воспоминания, насмехается над этим фактом: «твои три года», подкидывает красочные, яркие картинки, когда ещё подросток Читтапон проводил время с истинным, свято веря во все его слова. Почему же он сейчас так легко поверил Тэёну? Потому что он хотел верить только ему, исключительно ему, и никому другому во всём мире, кроме одного только Ли Тэёна. Тэн тоже не убирает за собой посуды. Он не будет разгребать за ними двумя, пусть этим займётся кто-то ещё. Игнорируя опаздывающих на третью пару, пропуская мимо себя вопрошающий голос декана, омега выходит из здания университета, покидает кампус и просто идёт, куда глядят глаза. Бредёт бездумно, не слушая музыки, но пытаясь увидеть жизнь, увидеть что-то светлое и поверить в это. Как назло попадаются только…. Ничего хорошего, все прохожие мрачные, они бьют друг друга по щекам, влепляют подросткам подзатыльники, а детям младше — поджопники. Старшеклассники курят за углом школы, один из них пшикает безалкогольным пивом, едва не обрызгивая Тэна, но даже не думает извиняться за это. Неужели Тэн ошибся? Куда делась его предосторожность, логика? Разве те слова Тэёна не были похожи на низкопробную отмазку? Что за бред: стесняться поцелуев, касаний, признаний в любви? Что за бред — бояться интимной близости? — Ублюдок Джехён, — таец засматривается на полки со спиртным и ощущает эту потребность: напиться и забыться. Но он уходит из магазина, потому что понимает одну вещь: слова Чона не могли бы так легко посеять в душе сомнения, если бы сам Тэн не думал о подобном где-то глубоко внутри себя. Быть близкими — значит знать о слабых местах друг друга. И наносить самые опасные раны именно туда. А Тэн-то уже понадеялся, что они с Джехёном станут настоящими друзьями. — Молодой человек, как узнать, что вы — совершеннолетний? — спрашивает бомбила на входе в подвал клуба, когда Тэн, шмыгнув носом, тыкает тому в лицо своим студенческим с четырьмя печатями. Глупо. Но омеге хочется отдохнуть от повседневности, хочется потанцевать и снова ощутить себя в прежней стихии обмана и пренебрежения. Потому что пора возвращаться сюда. Этот месяц с Тэёном был похожим на сказку, Тэн бережно сохранит в памяти все их свидания и эту фишку со «звёздочкой». Но они же больше не будут вместе. Тэн протягивает бармену крупную купюру и получает в руки сладкий, крышесносный коктейль, название которого даже и не слышит через басы и крики. Народ танцует и заигрывает. На танцполе парочки не просто обнимаются, а уже ласкают друг друга через ткань штанов. Не заметить — сложно. Не хотите видеть: выколите себе глаза и залейте в уши воск. — Парень, на тебя не обращают внимания? — к омеге подсаживается скользкий тип, по внешности и смеси ароматов нельзя даже угадать: кто он. — Слишком много уделяют. Я тут отдыхаю, — выплёвывает таец. Незнакомец хмыкает: — Я подарю тебе духи. Он уходит, оставив на стойке перед Тэном маленький флакончик, ещё не начатый, без этикетки. О, омега знает, что это такое, что это за духи — феромоновые. Распыли такие, и даже у деда на тебя встанет. Парень усмехается. В его умную голову приходит просто гениальная идея. Лучше бы и не придумал. Он вываливается из клуба и отмечает, что время — детское, каких-то 21-44, проходит квартал и, припав плечом на фонарный столб, набирает самый важный контакт: — Тэён? — Тэн-а? Что-то случилось? — встревоженный низкий голос альфы заставляет дрожать всё нутро. — Случится, если ты не заберёшь меня сейчас же. У меня в руках феромоны, я стою на пересечении улиц ##### и #########. Как только я договорю, распылю их, а потом ещё. Если ты любишь меня, то успеешь забрать к себе, если нет, то мы расстаёмся, Тэён. Потому что район тут не очень, а я буду хорошо пахнуть за несколько километров, — бредово улыбается, скатывается ниже, садится на асфальт и крутит в руках подарок незнакомца, — Меня изнасилуют. И я буду совсем никому не нужен. Так даже проще будет лишиться жизни, понимаешь? Поглощённый зачитыванием своего ультиматума, омега не слышит копошения в трубке, не слышит, что его поставили на громкую связь, не слышит, как матерится альфа, падая об свои ноги, уже обуваясь. Собственно, ответа от Ли Тэн тоже не слышит, поэтому матерится в трубку и сбрасывает. Он тут же вскрывает флакон и распыляет духи в первый раз, душится густо, по плечам и по животу. Обводит взглядом какого-то мимо проходящего старика, тут же подбирая под себя ноги — всё-таки, в голове ещё ясно сознание, и реально начинать с деда не хотелось бы. Более того, в самом сердечке упорно тлела надежда. Оглядевшись, парень подскакивает на ноги и перебегает дорогу, как бы прячась за ярко-красной машиной. Снова распыляет духи и усаживается на асфальт. Тэн намеренно игнорирует вибрации телефона в сжатой ладони, только часто дышит, справляясь с накатывающим чувством неизбежности плохого и своей ментальной смерти. — Заблудился? — рядом становится мужчина средних лет, средней опрятности и привлекательности ниже среднего. Омега тянет косую ухмылку и отрицательно качает головой: — Это мой план. — Как мило, — кивает мужчина, дёргает носом. Разумеется, он чувствует во сто крат увеличенный аромат, и пока ещё сопротивляется: — Может, тебе такси? — Нет. Так надо. Идите мимо, если не нравится. Время меняется каким-то странным образом, потому что в голове Тэна чего только не смешалось. Он едва прикрывает глаза, ощущая, как внизу живота разливается горячее, слышит чужие шаги, но не ловит родного аромата своего альфы. Когда его ставят на ноги, омега бормочет только его имя. Пусть его вырубит, но он будет надеяться. Даже если проснётся на мусорке, он будет верить в него. — Тэн! — Тэён перехватывает в свои руки прямо с чужих полусознательное тело. — Ты? У них мало времени. Точнее, его нет вовсе, потому что проходящий альфа уже принял вечернюю дозу и очень охотно хотел взять на себя ответственность за омежку прямо посреди дороги. И Тэёну приходится отбиваться от придурка руками и ногами, постоянно придерживая Тэна. Ли дёргает ручку такси и запихивает младшего вовнутрь, чтобы одним пинком в живот избавиться от приставучего незнакомца, и только потом прыгает в машину. Он называет адрес и открывает окно, игнорирует, когда Тэн ноет, что ему холодно. Альфе жарко: по жилам кипит адреналин после короткой потасовки, волнение добавляет градуса, а пьянящий аромат омеги сводит с ума от желания, делая Ли физически больно. — Тэн, ну ты и задница, какого чёрта, — бухтит парень, протискиваясь в лифт с Тэном на руках. — Ты забрал меня? — Разумеется, — рычит и клацает зубами у чужого виска. Вот-вот и от прежнего лапочки Тэёна не останется и следа. Узнаваемое пиликанье, «седьмой этаж», светлый коридор, ряд одинаково чёрных железных дверей, одна из которых поддаётся электронному ключу. Тёмная квартира, белые обои с какими-то прямоугольниками, комната со светло-зелёным потолком и жёсткий матрас под спиной. Влажные поцелуи по ключицам и взлетающая с простыней пыль над головой: Тэн не знает, от чего именно задыхается. — Зачем надо было так торопиться? — рычит Тэён в самое ухо, цепляет зубами серёжку и чуть тянет на себя, — Будто тебе я могу отказать. … Свет пробивается под веки, и Тэн накрывает глаза ладонью. В теле чувствуется сладкая усталость, дышится легко и глубоко, прелая мята колет дёсны и густо стоит в воздухе комнаты. Омега резко раскрывает глаза и оглядывается. Сквозь пальцы не особо видно убранство, но зато воспоминания пролетают удивительно чётко. Тэн вспоминает пламень в глазах Тэёна, этот блеск сквозь ночной полумрак, отсветы уличного фонаря гораздо ниже этажом. Как с мокрой чёлки альфы на свою кожу падает ледяная капля пота, скатывается по ребру ниже, приземляется на простынь, когда омега подскакивает. Тэн вспоминает мокрые, частые-частые поцелуи на плечах, жёсткие ладони поперёк живота, ноги меж своих собственных, слышит эти ласковые, почти хныкающие: — Прости меня, Тэн-а, прости, пожалуйста. И сквозь провалы нежданной течки видит перед собой лицо Тэёна. Его плотно закрытые глаза, его раскрытый рот, с уголка которого стекает слюна. Мурашками по коже память добавляет к картинке звук, так что гортанный стон дополняет воспоминание. И тело реагирует, отзывается и подсказывает, что в этот самый момент делал альфа, как касался, как хорошо ощущался внутри, как сводил с ума своим ароматом, обхватывал полностью, овладевал каждой клеточкой тела, подчинял себе его — такого непокорного, делал мягче, брал медленнее, тянул удовольствие и… Целовал: часто, по рукам и шею, по бедру и низу живота, носик и за ушком, в ладони и под коленями. — Тэ-эн, — прямо за спиной. Ладонь Тэёна скользит ниже по рёбрам, опускается на живот, тянет ближе к себе, так что Тэн всем собой ощущает горячее, обнажённое тело альфы. Электрический разряд прошибает с макушки до кончиков пальцев ног, что не остается не замеченным: — Ты со мной своим сознанием? — Ли приподнимается на локте и пытается изогнуться так, чтобы заглянуть в лицо младшему. В ответ омега только кивает, избегая смотреть в глаза. — Как… Как ты себя чувствуешь? — садится Тэён, скатывается с кровати, по шуму одежды — одевается. — Не уходи только сейчас! — подскакивает со своего места Тэн. Он тянет одеяло до подбородка, оглядывает комнату, в которой всего одна эта кровать и шкаф, ничего больше. И только они. Альфа в дверях, одетый в длинную футболку. И нагой омега в его кровати, под тонким одеялом. Тэн прячется под ладонями, едва ли не впервые так стыдясь. Ладно бы ещё, если совсем не помнил, или помнил всё. Но почему-то кусочками, почему-то самыми странными обрывками. — Стыдно? — спрашивает Тэён, скрещивая руки на груди и падая плечом на дверной косяк. Ему не нужно знать ответа. Он видит по состоянию младшего, по тому, как того ломает, разрывает на части от противоречий трясущимися руками и слезами по щекам. — А мне — не стыдно, — заявляет альфа, сбивая этот настрой, добавляет, — Неприятно, конечно, когда ставят вопрос ребром. Но то, что происходило эти четыре дня — за это мне не стыдно. И тебе не должно быть. Ты прекрасен. Ли идёт на кухню. Он полоскает стакан под краном, долго думает, и всё же набирает в него воды, подаёт омеге, садится рядом. Внимательно наблюдает за каждым жестом младшего, осторожно приглаживает его волосы на голове, растирает спину и просто ждёт. Однако Тэн не решается и слова сказать. Потому что дальше «приди и спаси меня, если любишь!» в его плане не было пунктов, а сейчас ничего не приходило в голову. Парень просто оборачивается на старшего и вопрошающе вскидывает голову. — Я должен говорить первым? — удивляется Тэён, коротко смеётся, но садится ближе к Тэну, — Ладно. Знаешь, Тэн, я попросил тебя не торопить событий. И я думал, что для нас обоих секс значит что-то большее…. — Я подумал, что ты предложил встречаться из жалости. И всё это началось из жалости ко мне, чтобы утешить и бросить. И твои оправдания той ночью о своём истинном — будто сказка с несчастливым концом, я не верил, — перебивает и говорит так, как есть. Тэн умеет врать кому угодно, он даже ловко обманывает своих родных, виртуозно — себя самого. Но перед Тэёном такое невозможно. — Я ждал тебя три чёртовых года, Ли Тэён, и ты сказал, что тоже ждал…. И сам же ставил палки колёса! — вспыхивает омега, бьёт наотмашь старшего. Он становится коленями на кровать, не беспокоясь о формальностях. Они переспали — куда уж до таких мелочей. Тэн трясёт Тэёна за плечи, ругает того и тут же просит прощения, вдруг спрашивает: — А за что ты извинялся? — А? — теряется альфа под таким вопросом, находясь полностью под весом и влиянием младшего. — Ты целовал меня тут, — таец проводит по своей холке, спускает ладонь по плечу, — Ты целовал со спины и просил прощения. За что? — За то, что тебе пришлось идти на крайние меры, — выдыхает парень. Он перехватывает ладони Тэна своими, пропускает его пальцы сквозь свои, сцепляет два замочка и ловит удивлённый взгляд. — Прости, что я такой нерешительный, что тебе пришлось сомневаться. Но, Тэн, умоляю, больше никогда не сомневайся во мне. Знаешь, почему? — садится на кровати плавно, так что омега съезжает к нему на бёдра, они соприкасаются носами, — Потому что если не ты, то уже никто другой. Если не будет больше тебя, то в моей жизни никто и не появится. Я не знаю, как это доказать, и не буду подвергать нас двоих таким экспериментам, но ты можешь просто поверить мне на слово? Потому что я никогда ещё никого не обманывал. Тэн прикрывает глаза. Он ощущает себя безопасно, он чувствует себя по-настоящему любимым. Этот парень сорвался для него ночью, отвёз его, переступил через свои какие-то заскоки и закрепощённость, принял Тэна и даже за что-то сейчас извиняется. Извиняется за то, что не оказался таким идеальным, каким омега себе нарисовал, каким видел и знал с первой их встречи. На деле Ли Тэён — застенчивый, с больной душой, трусливый трудоголик. Он идеален в своей непорочности, и по этой же причине — не совершенен. — Я буду верить тебе. Но ты же понимаешь, насколько теперь высоки наши ставки? — кивает Тэн, успевая коснуться губ напротив своими. — Дай мне немного времени, и ты узнаешь, насколько важен для меня. Я найду способ доказать тебе каждое своё слово. Тэён целует его увереннее. Знакомый вкус жасминового горячего чая льётся с губ глубже, разжигая желание. Тэн поддаётся, раскрывается и даже просит: — Хочу помнить с самого начала и до конца. — Тогда держись, Тэн.