Вырасти

Джехён не успевает проморгаться и определиться с целями на будущее, как август падает на голову с приближающимся днём рождения Джемина, на который омега по умолчанию приглашён. Аппа тормошит своё чадо в утро субботы, впихивает круглую сумму денег «на подарок мальчику», едва не силком надевает на сына белоснежную рубашку с дурацкими рюшами, путаясь в завязочках на груди и рукавах, бросает на кровать выглаженные бордовые бриджи и угрожающе трясёт пальцем: — Веди себя хорошо! Когда родитель выходит из комнаты, то Чон приседает на свою кровать и усмехается, рассматривая узелочки на рукавах — зачем такая вычурность? Его альфа ничего в этом не смыслит, он, кажется, не любит такой стиль, а то, что может твориться у него дома — вообще никак не поможет сохранить лицо в толпе других малолеток. Джемин выглядит как общительный ребёнок, как гиперобщительный и гиперактивный. Джехёну будет тяжело. Потряхивая кошельком перед очередным магазином, омега приходит к удручающему выводу: он ничего не знает о своём истинном. Чон не знает: что тому нравится, какие ароматы, игры, предметы, одежда. Можно было бы для прикола подарить малявочке такую же понтовую белую рубашку, но… Господин На, хоть и ребёнок, но кто знает, как он начнёт расти в этом году — и надолго ли хватит этой самой рубашки. К тому же, у Джехёна не будет удовольствия наблюдать альфочку в своём подарке. Пара фоток? Не, не то. Омега падает на лавку в торговом центре, праздно наблюдает за покупателями, пытаясь всё ещё получить вдохновения. Ничего не приходит в голову. Есть, конечно, одна идея, и Джемину она точно понравится. Она только не нравится самому Джехёну. Он и хочет синхронизироваться, и не хочет. Потому что этот процесс — жутко смущающая штука. Это глубоко интимный момент в парах, состоявшихся, взрослых людей, но никак не у ребёнка. Он выдержит краткий сбой сердца? Или это омега подстраивается? Проблема решается топорным методом — покупкой открытки и вкладом нескольких купюр вовнутрь. Подумав, Джехён вкладывает туда ещё небольшую записку, очень надеясь, что малявка или проглядит ту, или прочтёт не при всех.        Джемин читает при всех. Альфочка не считает, что стоит стесняться родителей и оставшихся дедушек, которые пришли на праздник внука. Так уж вышло, что Джено уехал куда-то с родителями, а больше у Джемина друзей и не было. По первому звонку мальчишка выскочил из-за стола и побежал открывать. Он, одетый в дурацкую полосатую футболку и домашние шорты, с бумажным конусом на голове поражённо рассматривал своего истинного, даже не скрываясь: — Ва-ау! — его голос предательски проседает в бас, так и не сломившись до взрослого состояния. Джехён на это скромно улыбается. Ему нравится одежда проще, но раз аппа выгладил это чудовищное детище какого-то безумного дизайнера, то так тому быть. Да, всё ради родителя. — Аппа, папа, это мой истинный! Дедушка Ванук, дедушка Тэвон! — Джемин втаскивает омегу за собой в зал, где за столом сидело два поколения объединенной семьи, ожидая парочку. Чон не был готов к такому повороту в своей жизни. Уже сейчас ему стыдно за свой подарок. Он опускает глаза, когда аппа его истинного накладывает побольше мяса в тарелку, когда кто-то из дедушек хвалит его опрятность, когда отец радуется их скорому обретению. Джехён почти плачет, потому что тут нечему радоваться, потому что никакой он не «опрятный», и вообще не хотел наедаться. Он рассчитывал на обычные молодежные зависания в квартире под газировку и пиццу с обсуждением преподов и окончания скорых летних деньков. Становится тесно и неуютно. — Джемин-а, так что там за подарок? — не удержался от любопытства дедушка Ванук, старенький омега с возрастными пятнами на лице и запястьях. — О, я сейчас посмотрю! — мальчишка подскакивает на ноги, хватает прежний конвертик и поднимает голову на Чона. Джехён замирает. Он не видит со стороны, но его брови ползут вверх, глаза округляются, губы смыкаются плотнее — но это всё наблюдает Джемин. Альфа напрягается и задерживает на омеге взгляд. Пальцы же его продолжают своё дело. Бумажка конверта оказывается разорвана по боковой линии, на стол выпадает несколько крупных купюр — столько же сам Джехён получил на свои 19 в этом году — а следом и сложенная в три раза жёлтая бумажка с мелкими неаккуратными буквами — Чон писал, стоя у перил внутри того ТЦ, писал скоро, будто бы расписывал ручку в канцелярском. Джемин облизывает губы и отодвигает деньги к центру стола, разворачивает послание и бросает на Джехёна ещё один взгляд. Он почему-то чувствует это напряжение и читает про себя: «Джемин-а, я не знал, что подарить тебе. Деньги — лучший подарок. Ты сможешь сам выбрать то, что тебе необходимо. Я не знаю, сколько людей сидит вокруг тебя и кто они. И я бы не предложил тебе никогда вслух. Но я хочу синхронизироваться с тобой. Это требует от тебя ответственности и стойкости. Я думаю, что раз ты стал на год старше, то я смогу хотя бы попытаться довериться тебе. Конверт — прикрытие, деньги — для отвлечения внимания. Я хочу подарить тебе своё доверие» — Что там? — заинтригованно спрашивает старик Ванук. Джемин тут же сжимает бумажку, опускает взгляд в стол. Напряжение с каждой секундой становится всё тяжелее и тяжелее. Сюда не хватает аппы Джехёна, который ловко выкручивается из подобных неурядиц — зря его сын не перенял этот навык. Сам Чон прикрывает глаза. Он надеется, что его не трясёт: ощущать на себе взгляды семьи На так тяжело. Омега готов поклясться, что кто-то из них уже угрожает ему, что каждый готов разорвать его в клочья из-за этой глупости. Потому что такое предложение — самая настоящая глупость. И деньги эти старшее поколение может даже расценить оскорблением их семейного достатка. — Я же не должен читать любовное признание вслух? — у Джемина голос севший, будто хрипит после ангины. Джехён вскидывает голову и оборачивается на истинного. На губах у именинника лежит широкая улыбка, брови спрятались под ровной линией чёлки. Одно только выражение его лица заставляет семью посмеяться и выдохнуть. — Я могу попросить Джехёна о помощи, пока он зашёл? Торт же не скоро будет? — продолжает Джемин. — Я буду подслушивать! — вскидывается со своего места Ванук, не дождавшись, пока молодёжь хотя бы поднимется на ноги. Их уход превращается в очередное театральное представление с криками, смехом, разбившейся посудой — Джехён поэтому не любит все эти семейные праздники. И кажется, что именно из-за своей непривычки к подобному, упускает из виду, как оказывается утянут в комнату напротив, которая и есть личная его альфы. — Ты, правда, хочешь попробовать? — Джемин закрывает дверь на ключ и раскрывает послание омеги. Чон отворачивается. Он предпочитает рассматривать обои, угловой стол и ноутбук с открытой крышкой, разобранный диван и носки на полу то тут, то там. Комната светлая, однако не выдаёт постоянного тут присутствия. И по внутреннему убранству нельзя сказать о возрасте жителя, об его увлечениях. Тут захламлено, но есть какая-то система, относительная чистота. — Я же не предлагаю прямо сейчас, — повторяет Джемин на несколько тонов тише, но ещё не шёпотом. Это так двусмысленно звучит. И Джехён сам же предложил. Однако теперь кровь приливает к щекам, стыд за свою проделку колет лёгкие, на глаза накатывают слёзы уязвимости: — Не сейчас, — выходит недовольно. — Скажи: когда? Я приду к тебе, — воодушевлён На. Он в восторге от этой ситуации. Потому что впервые получает любовную записку, потому что Джехён не только признал его, но и готов довериться. Потому что эта игра в шепотки и тайны так забавляют его ум, что не выходит сдержать улыбки. Альфочка видит, что с его омегой что-то происходит, но не будет же он копаться в его голове, где всё написано на непонятном иврите? Может, На и хотел бы попытаться разобраться, но с момента их знакомства Чон только и делал, что отшивал его, достаточно мягко, изредка подавая надежду, путал и путался сам. А сейчас есть шанс во всём разобраться. — Не отказывайся, — подначивает Джемин. Джехён зря переводит на своего малявочку взгляд: у того слишком заинтересованно горят глаза. У На ещё детское лицо, острые плечи и тонкая шея. Он такой дурацкий сейчас, но уверенный в своём предложении. Может быть, умом он старше, мудрее? — Когда на неделе твоих не будет? Я приду к тебе, — омега отворачивается и отходит к окну: не выдерживает этого взгляда. — Да хоть в понедельник, — альфа отталкивается ладонью от двери, в пару шагов оказывается прямо за спиной истинного, опускает голову, рассматривая то малое расстояние между ними, которое ещё можно считать допустимым в их странных отношениях. — Так сразу? — Чон обнимает себя за плечи и переминается с ноги на ногу. Кажется, что он не готов так скоро. Только бы не понедельник. — Вторник? — На спрашивает так спокойно, будто в полной мере понимает серьёзность ситуации. И это помогает Джехёну принять решение. / Вторник. Десять утра. Чон Джехён стоит перед дверью своего истинного и скребёт пальцами челюсть. Омега оглядывается по сторонам, не решаясь позвонить в звонок. Сам же предложил, согласился. Что будет потом? Отношения? Что подразумевают отношения? Джехён падает плечом на дверь и прикрывает глаза. Он пытается нарисовать одну конкретную картинку, чтобы та точно совпала с реальностью. В своей фантазии он стирает эти надписи на стенах, рисует вокруг себя бесконечное поле. И плечом он лежит не на металле двери — а на корпусе авто. Под жёлтым солнцем степные травы колышутся, кузнечики играют в догонялки. Джемин пытается поймать одного из них. Неловко прыгает и издаёт смешные звуки. . . Даже собственная фантазия не может нарисовать истинного адекватным! Чон и в эфире, и на яву недовольно стонет. Выкидывает поле и насаживает высокие деревья, погуще. Да, ему нравятся пейзажи, ему нравится зелень. Чтобы естественные ароматы вокруг, травянистые, густые. Как у Джемина. Парень ударяет кулаком по двери от досады. Тут же раскрывает глаза и ещё пару раз стучится. Потом звонит. Потом сбегает к лестнице и минует пролёт вниз, когда сталкивается с Джемином. Мальчишка приподнимает белую кепку козырьком выше и упирается одной рукой в перила, другой — в стену, преграждая тем самым единственный путь к отступлению своему истинному. На нём зелёная футболка с круглым вырезом. Джехён любит зелёный, особенно сегодня. Растерянность берёт своё, омега моргает: — Почему ты тут? — Подумал, что ты так можешь сделать, — На улыбается, и под тенью головного убора старшему видится в изгибе губ откровенная издёвка. — Будешь нахальничать, я буду кричать, — Чон переходит в наступление, поднимаясь по ступеням на прежний этаж. Джехён замирает перед нужной дверью и шагает в сторону, чтобы хозяин открыл своим ключом. Джемин как-то просто становится рядом, легко открывает, первым проходит внутрь, на ходу скидывая обувь: — Я убрался у себя! — он оборачивается на замершего в дверях омегу и машет рукой, — Может, чаю? Прикрывая за собой, Чон нервно сжимает кулаки: какой, к лешему, чай? Малой умом тронулся? — Без чая, — омега по памяти сворачивает в нужную комнату. Он садится на край дивана, устраивает локти на коленях и сцепляет пальцами замок, упирается взглядом в случайное место на полу — ещё в прошлый раз рассмотрел всё необходимое. Растерявшись, Джемин не сразу, но все же проходит в комнату, закрывает за собой и садится рядом со старшим. На тоже предпочитает не смотреть на своего истинного, разглядывая шкаф у стены. Между ними растягивается минута. В комнате будто душно. Мальчишка скребёт шею, стирает пот ладонью. — Может, всё-таки, чаю? Такое напряжение, — хмыкает альфочка, пытаясь разрядить обстановку, — Я не думаю, что все люди делают это именно так. Джехён закатывает глаза и оборачивается на истинного, но всё же умалчивает о своём негодовании. Джемин резко подскакивает на месте и тянет руки к омеге: — Быстрее начнём, быстрее закончим! — Эй! — Чон также резко отпрыгивает от мелкого. Так и хочется прикрикнуть: «Да не трогай ты меня!», но Джехён понимает, что теперь прикосновения неизбежны. — Ладно. Окей, — На выпрямляет спину и отворачивается к стенке, — Давай поговорим? Давай начнём говорить? Почему ты не отвечаешь на мои вопросы? — На какие из? — старший возвращается в прежнее положение и, какое-то время держа ладонь сжатой в кулак, всё же выпрямляет пальцы, касается ими предплечья альфочки. Джехён закусывает нижнюю губу, проводя линию вверх-вниз, щекоча Джемина. Однако тот терпит, кусая щёки и губы. — Тебе, правда, понравилось второе свидание? — собирает волю в кулак На. — Правда. И первое тоже понравилось. Которое на крыше, — омега касается чужой руки всей ладонью, обхватывает своими пальцами кость полностью. Альфа отвлекается на это действие, рассматривает напряженное лицо омеги. У Джехёна брови приподнимаются у переносицы, нижняя губа вновь в плену зубов. — Я видел, что ты ездил на море. — Не говори сейчас об этом, — шумно выдыхает Чон: сейчас не самый подходящий момент, чтобы вспоминать обнажённый торс Ёнхо. — Я научился кататься на гироскутере. И Джено научил, — моргает мальчишка, передёргивает плечами от некоторой несправедливости: как его касаться — так на, пожалуйста, а как ему до старшего, так: ни-ни! — Джено — это твой друг? — Джехён разворачивается к истинному, скользит ладонью выше по его руке, перешагивает пальцами на рукав зелёной футболки, цепляется за плечо. — Да, он мой друг с первого класса. И одноклассник. Он в очках. Может, ты видел его? — не в силах больше спокойно наблюдать за омегой, он отворачивается. — Нет. Не знаю. Не обратил внимания. Тебя-то иногда сложно заметить в толпе детей, — Чон усмехается и закидывает колено на диван. Им нужно обменяться несколькими вздохами, поделиться пульсом, чтобы синхронизироваться. Делов-то. — Джехён, я однажды вырасту, — мальчишка только теперь оборачивается на истинного. Его взгляд как-то сразу спадает с глаз на губы того. И Джемин уже не уверен насчёт синхронизации, потому что ему в такой момент хочется просто чмокнуть своего омегу. И он подаётся корпусом вперёд в тот самый момент, когда Джехён приближается к нему. Однако омега роняет голову на плечо младшего, зажмуривается и делает резкий вдох под острой челюстью. От неожиданности На вскрикивает. И это происходит. Так замирает сердце, когда пропускаешь ступеньку при спуске, но успеваешь ухватиться за перила. Или когда мяч попадает в ворота. Или когда пробка из бутылки шампанского не отскакивает в потолок. Или оно берёт секунду передышки с сердцем твоего истинного, чтобы следующий удар сделать вместе на счёт «три». Когда одновременно, когда ароматы накладываются друг на друга. Как когда это было на крыше…. Джехён сильнее сжимает плечо Джемина от осознания. К щекам приливает кровь, голова немного кружится от терпкости аромата альфы, будто тому около тридцати, и он состоялся в этой жизни полностью. Да, «господин На» — звучит! — Люблю фантазировать о взрослом тебе, — не ожидая от самого себя такого признания, делится омега шёпотом. Альфочка же потирается щекой о висок старшего, неумело обнимает его плечи, впервые до конца постигая аромат своего истинного. Он не может определиться со своими чувствами сейчас. Потому что в один момент Джехён пошёл ему навстречу, а спустя секунду вновь сетует на эту дурацкую разницу в возрасте. — Чего ты от меня хочешь? — сдаётся На. — Вырасти. Поскорее вырасти уже, — Чон вскидывает вторую руку, обнимает ей своего малявочку за талию, — А пока расскажи ещё о себе. О своих родителях. Об увлечениях. Я же ничего о тебе не знаю. Это ты постоянно спрашиваешь меня. Я тоже хочу спросить тебя. Сидя так, Джехёну кажется, что голос у Джемина вот-вот раскроется сладким баритоном: мальчишка тихо рассказывает о своей семье, просит прощения за дедушку Ванука, говорит, что на подаренные деньги купит себе эирподсы — давно мечтал, не хватало чутка. Так странно ощущать их неким единым целым. Это спокойно, пьяняще, освобождающе. Да, Джехён определённо чувствует себя сейчас беззаботно, парящим. Первая синхронизация произошла ещё на крыше, незаметно, но позволила ощутить связь между ними. Эта же позволила омеге скинуть огромный груз с плеч. Дело не в выборе своей пары, тут что-то большее. Чон ищет ответа на свой вопрос, поглаживая спину Джемина через эту зелёную футболку. Упасть в поле, обнимать небо — вот это свобода. Хотя бы за призрак, за надежду на неё Джехён готов променять многое. Так, наверное, лучше слышно своё сердце. Странно говорить, что его надо слушать, это тканевый мешок, качающий кровь, но люди придумали ему важное значение, указав на истинность. На губах омеги расцветает улыбка. Он облегчённо выдыхает. Пока его истинный маленький, Чон и сам может подурачиться так, как не позволяют школьные правила, как не получалось с серьёзным Дуном, и на что не было времени в своё время с другими ровесниками. Может, этот ребёнок — второй шанс? За него надо держаться крепче, не отпускать. — Пусти, — Чон, опустив ладони на грудь младшего, пытается оттолкнуть того. — Ещё чуть-чуть, разве тебе самому не хочется? — вскидывается мальчишка. — Не знаю, — омеге очень хочется, но уже нельзя в этом признаваться, нельзя проиграть На. Джемин всё же убирает руки, позволяя Джехёну освободиться. Альфочка разглядывает румяное лицо старшего, самодовольно улыбается и кладёт правую ладонь на своё сердце. Так проще ощутить новый ритм. Теперь он един на них двоих. Уникален. Они будут сбиваться первое время из-за случайных страхов, тревог, радостей, волнений — всякий раз, как только кто-то испытает яркую эмоцию, они рассинхронизируются. Придётся повторять. О, Джемин уже сейчас хочет повторить. — Юно потерял твой аромат полностью, — Чон говорит это, чтобы что-то сказать, а недавний именинник теряет свою мысль. — Это был глупый подарок, — На отворачивается к прежнему шкафу. — Мой тоже был так себе. Джехён ложится корпусом на свои колени, разглядывает Джемина с такого ракурса: может, мальчишка, в самом деле, умнее головой? Подумаешь — три года, мелочь какая. И не так уж сильно они сейчас отличаются в своих увлечениях. Чон должен признаться, что ему нравится вся эта тема с крышами и дешёвой, вредной, наверняка жутко калорийной, и совсем не полезной едой; ему нравится этот спортивный стиль и эксперименты — не на себе, а только на подростке. — Мы можем подружиться? Пожалуйста? — Джемин расплывается в одной из множества своих солнечных улыбок, оборачиваясь к старшему. — Всего лишь друзья? — Чон усмехается, тут же выпрямляя спину. — Пока я не стану старше, — парнишка кивает, будто уже получил одобрение. — Я подумаю, — омега усмехается и толкает своего малявку в плечо. Он поднимается на ноги и оглядывает комнату. Подходит к шкафу и тянет на себя дверь: — Что тут у тебя? Два набора школьной формы и куча дурацких толстовок? — Личное пространство! — На подскакивает с места и пытается прикрыть дверцу. — Вспомнил, что оно есть? — прищуривается омега, когда альфочка оттаскивает его за талию к столу. Оказавшись тут, Чон шарит по поверхности и тянется к ящикам. Его ладони раз за разом оказываются в плену чужих маленьких, и это так смешно — эта разница между ними. Разойдясь в озорстве, Джехён запрыгивает на диван и пытается скакать, когда Джемин запрыгивает следом и орёт: — Перестань! Он у меня один! — А ты сам! — омега тычет пальцем в грудь младшего, и тот опускает голову, поднимает брови и выдаёт короткое: «Оу?». После чего На спрыгивает на пол и стягивает за плечи старшего, неаккуратно роняя на сидения, а потом и вовсе — на пол. Тут Чон хватает своего малявочку за ногу, подползает коленями ближе, принимаясь щекотать — у мальчишки реакция мгновенная на любые прикосновения: бьётся, как электрический угорь. Джехён играет с Джемином сейчас, надеясь запомнить этот день, надеясь помнить своего истинного ещё ребёнком, неловким и слабым, низеньким, но очень хорошо соображающим.