14. Чудовище
23 января 2023 г. в 00:46
– Я же говорил, ему даже не надо костюм придумывать – он и так чудище!
Черно-зелено-серебристые мантии промелькнули по лестнице вестибюля, гогоча в полсилы и без энтузиазма, мгновение спустя один из слизеринских выпускников споткнулся, начал хвататься за приятелей – и вся компания свалилась вниз к ногам группы пуффендуйских студентов. Вскоре неуклюжая возня прекратилась, студенты слились с толпой, направлявшейся в главный зал.
Парящие под потолком тыквенные головы и сотни свечей, призраки в парадных нарядах и пестрящий красками маскарад… Столы, за которыми обыкновенно собирались все четыре факультета, были перенесены и расставлены вдоль стен, яства на периферии никого не прельщали – потому что обитатели Хогвартса были вовлечены в происходящее на балу.
За преподавательским столом в дальнем конце зала было пусто – директор и деканы присоединились к студентам, неспешно кочевали от одной компании к другой. Профессор Снейп что-то шептал на ухо профессору МакГонагалл, профессор Стебль что-то с энтузиазмом рассказывала в полуха слушающему ее молодому профессору Грэму, занятому поглощением канапе прямо с серебряного блюда.
– У меня отличные новости.
Камилла повернула голову, но сама осталась неподвижна, от шелестящего шепота у ее уха и дыхания, коснувшегося открытого плеча, по коже пробежали мурашки.
Джозеф Серрет подал ей бокал с эльфийским вином, встал рядом, глядя на калейдоскоп маскарадных костюмов в центре зала.
– Все уже готово, – продолжил он после эффектной паузы. – Осталось дождаться, пока болваны из Министерства проведут свои бюрократические процедуры.
– На это уйдет несколько месяцев.
– Это неважно, они уже на крючке.
– «Пески времени», – протянула Камилла с усмешкой. – Я бы тоже купилась.
– Да неужели, – усмехнулся в бороду Серрет. – Вчера ты сказала, тебе он даром не нужен.
– Я солгала.
Профессор де Блан посмотрела на собеседника, затем отвернулась, отзеркаливая его позу равнодушного наблюдателя.
– А де Даммартену я продал скидку на долю – которую я когда-нибудь буду продавать.
Камилла поморщилась.
– Гениально.
– В Министерстве тоже нашлись болваны – как только Хьюгли узнал, что я не собираюсь отдавать права на проект Отделу тайн, а лишь получаю аккредитацию, он сразу прибежал с предложением.
На бледном лице профессора де Блан читалось равнодушие – она рассеянно скользила взглядом по толпе, студенты неуклюже вальсировали, толкались и хохотали, перекрикивая музыку. Ежегодный шабаш, пиршество, на котором собираются переодетые в чудовищ волшебники и волшебницы Хогвартса – и она в центре змеиного клубка.
Джозеф улыбается – но лишь губами, Дамблдор хлопает в ладоши – но лишь потешается беззаботному веселью. То, над чем они работали много лет, наконец, стало реальностью – и скоро весь мир будет у их ног.
Так просто… И почему-то так обыденно.
– Это надо отпраздновать, – произнесла Камилла, поднимая бокал, и сделала глоток.
Она ощущала себя драгоценным камнем, который демонстрируют всем, хвастаются и гордятся, особенно сейчас, в своем шелковом изумрудном платье, которое даже не ощущалось на теле – и оттого казалось, что его и вовсе нет. Не этого ли она хотела? Партнерство, новая вселенная – где все будет так, как они хотят, заново, по их задумке.
Однажды она поделилась с ним своим миром – и даже не заметила, как он захватил и проглотил все подчистую, как жадный питон. Он вовлекал и посвящал ее в свои дела, брал в качестве троянского коня, для отвлекающего маневра, пользовался ее способностью плести узоры сюжетов, в которых делал участниками уже не кукол, а живых людей. Он дал ей возможность творить и видеть, как ее история о великом волшебнике оживает – а сейчас он превратил их общее дело в дешевый цирк.
Проект из гипотетического эксперимента превратился в реальное устройство – и Джозеф решил его продать, как и все, что они создавали и еще могут создать. Он говорил о масштабе – но не в том смысле, в котором следовало.
Он хотел власти – над временем, над материей, над жизнью и над смертью, а она хотела воплощения своей задумки. Она хотела созидать, а он лишь задавал направление, находил этому применение.
Джозеф снова наклонялся к ее уху, но она его не слушала – за все эти годы она выучила фразы и трюки, ее даже забавляло предугадывать его действия, как он вдруг ворвется посередине педсовета в учительскую и начнет невпопад спрашивать что-то, что ему интересно, как он вступает в спор и его ничем не переубедить, как он повторяет всем одно и то же, когда-то сказанные ею слова, выдавая за свои.
Она подарила ему все, он взял. Она радовалась его успехам – но послевкусие было странным… Как будто вино было ненастоящим, а еда несъедобной.
Вдалеке, на пороге высоких дверей главного зала промелькнул силуэт – черное одеяние и красная маска. Камилла встрепенулась, не глядя протянула свой бокал продолжающему монолог Серрету.
– Прости. Мне нужно идти, – сказала она, вовсе не смущаясь его перекошенной физиономии.
– Куда?
Она уже двигалась вглубь толпы, придерживая длинный подол невесомого платья, обернулась и развела руками.
– Танцы, – ответила Камилла, но он ее не услышал, голос утонул в какофонии звуков главного зала.
Черная мантия и маска демона исчезли из поля зрения, она оглядывалась по сторонам, уклоняясь от мельтешащих тел, но так и не увидела ничего похожего. Неужели ей показалось?
– Дамы и господа, студенты и преподаватели, – вещал с трибуны директор. – Ежегодный пир по случаю Хэллоуина, как вы успели заметить, это не только яства, от которых ломятся столы и раздуваются желудки, но и волшебный бал и маскарад, магическое таинство.
Сотни пар глаз уставились на Дамблдора, беззубые рты тыкв под сводчатым потолком вспыхнули пламенем, профессора стояли поодаль, призванные к преподавательскому столу на время официальной части.
– Не забудьте пригласить чудовище на танец, – продолжал директор. – Только сегодня…
– …и только этой ночью не имеет значения, что скрывается под маской, – закончил одновременно с речью Дамблдора знакомый голос за спиной.
Камилла обернулась. Напротив ее лица была красная маска демона, с рогами и зубами, через прорези на нее смотрели серые глаза, тонкие губы со шрамом улыбались.
– Бал нечисти в школе волшебства Хогвартс объявляется открытым!
Их оглушили аплодисменты и визг, взрыв оркестра и свист вспыхнувших искр от свечей.
Незнакомец протянул руку в черной перчатке, профессор де Блан вложила в нее свою ладонь, пальцы на талии обожгли прикосновением даже через ткань платья. Ее кисть на его плече, синхронный шаг навстречу друг другу – и они уже сливаются с толпой кружащихся пар, летят легко, он будто знает наперед каждое движение, он осторожен, но ведет, он держит крепко, но бережно.
Они молчали – пусть и часто поворачивали головы, так, что нос касался щеки, отталкивали друг друга и тут же притягивали обратно, прикосновения становились более цепкими и уверенными. Она будто негодовала, что он явился, но не тогда, когда обещал, а он, наконец, говорил языком тела, он ощущал ее, как часть себя.
Когда он подхватывал ее на руки, вертикально, в поддержке, задуманной хореографией танца, головокружение было у него – и оно было приятным и вовсе не пугающим. Когда музыка стихла, они замерли, сцепив руки, прижимая кисти к груди, сердце стучало часто и гулко, отдаваясь шумом бурлящей крови в ушах.
Дилан ощущал дыхание у своей шеи, он смотрел на ее длинные темные ресницы, на щеку с едва различимым румянцем, на волнистые локоны парадной прически, на мочку уха с серебряной сережкой-кисточкой, на пульсирующую жилку на шее.
Ее кожа сияла, тонкая бретель изумрудного платья открывала острое плечо и впадину ключицы. В любой другой ситуации Дилан бы испугался мысли, по-настоящему волчьей – лизнуть, укусить, – но не сейчас.
Камилла подняла на него глаза, их взгляды встретились.
– Я ждала вас немного раньше.
– Ждали?
– Конечно.
Оркестр начал другую музыкальную композицию, пары начали двигаться, профессор де Блан и незнакомец оставались на месте.
– Я вернулся, как только выдалась возможность.
– Понимаю.
Она смотрела на него снизу вверх и даже не думала отступать, он держал ее руки в своих, он даже позабыл, где они, и что происходит вокруг.
Он захотел снять перчатки.
Вернулся. Не пришел, не явился, а вернулся… Он сам себя выдает, у него на лице все написано – и никакая маска этого не скроет!
– Давай сбежим, Ди. Здесь уже вряд ли будет что-то интересное.
Он моргнул. Сбежать – она имеет в виду, с бала. Конечно же она имеет в виду бал, а не то, что он подумал!
– Ты не боишься сбежать с чудовищем, Камилла?
Это что, флирт? Дилан сам себя не узнал, его голос звучал не так, как обычно – мягко, вкрадчиво, игриво – если усмешка, сорвавшаяся с губ во время его типичного бубнежа, может быть игривой.
Она улыбнулась еще шире, она не боялась.
– Нет. А ты?
Ему тоже захотелось улыбнуться – но он лишь отступил на шаг назад, по-прежнему крепко держа ее руку, потянул на себя. Он не ответил – потому что не мог понять, боится ли сам.
Несколько мгновений спустя они уже пробирались сквозь танцующих студентов, привлекая внимание, Камилла тянула его за руку, они уже практически бежали вон из главного зала, миновали вестибюль, направились к мраморной лестнице. Они бежали и смеялись, пытаясь опередить друг друга, он держал ее за руку, за запястье, за пальцы, как угодно, как получалось, но не отпускал.
Когда они оказались во внутреннем дворе, непривычно безлюдном, факелы на колоннах шипели в темноте, осенний дождь барабанил по крыше, шелестел в желто-зеленой поздней траве. Дилан разнял руки, чтобы стащить, наконец, маску и перчатки.
Затем он сбросил мантию и накинул ее на обнаженные плечи профессора де Блан, на шее и спине он успел разглядеть мурашки.
Они оба были запыхавшиеся, рот растягивался в улыбке, он держал ладони на ее плечах, стоя позади, подвел к ограждению коридора, выходящего во двор. Он остановил ее у залитой дождевой водой границы, до куда не долетали брызги. Они смотрели на пробивающийся через тучу бок молодой луны, Камилла сделала глубокий вдох.
– У меня столько вопросов – но ни на один из них ты мне не ответишь, – молвила она. – И столько всего хотелось сказать – но я не знаю, нужно ли.
– Камилла…
– Я поняла, что ты нашел, что искал, нашел своих студентов – и поэтому не вернулся.
– Не поэтому.
– И я не входила в твой план.
– Не было у меня плана!
Дилан резко развернул ее к себе, схватил за голову, пальцы нырнули в мягкие волосы, ладони легли на щеки. Темные глаза широко распахнулись от удивления, она даже не сопротивлялась.
– Я не строю планов, я не он! Я не позволю ему…
– Ему?
– Ты не часть ничьего плана – не была и не будешь!
– Кому – ему?
Де Блан спросила строго, властно – и он замолк. Дождь шумел, водяная взвесь долетала до лица, в коридоре было по-прежнему ни души.
Дилан отпустил ее, отступил назад, отвернулся.
– Серрет, – бросил он, с отвращением, словно выплюнул ненавистное имя.
– Серрет?!
– Он использует тебя. Он всех использует. Когда ты выйдешь за него замуж…
– Замуж?! – ахнула она.
– Да, замуж. Он женится на тебе.
– Да что за реальность такая больная, где я на это соглашусь?!
Дилан не отвечал, он смотрел на нее, лицо его перекосилось, как от боли.
– Нет, – уже на порядок спокойнее произнесла она. – Не может быть такого.
– Ты не представляешь, насколько заблуждаешься.
Он очень хотел поверить ей – и было трудно дышать от осознания, что он ничего не может изменить и делает только хуже. Ему следовало держать язык за зубами.
– Он же осел без сердца и совести, – говорила Камилла. – Я не настолько дура! Даже под Империусом…
– Забудь об этом. Я не должен был этого говорить.
Какой же он тупица! Как это, забыть?
– Так ты из-за него здесь? – продолжала она. – Ты вернулся, чтобы помешать ему?
– Нет! – вскричал он. – Я не… Я не должен был этого говорить! Не собирался… Камилла!
Он вновь подошел ближе, схватил ее за плечи, нависал грозной фигурой, даже через плащ чувствовал электрические импульсы в ладонях от прикосновения.
– Я просто хотел увидеть тебя! Побыть с тобой! Вернуться к тебе! Я не собирался ничего менять, ничего рассказывать, ничего…
– И что мне теперь делать?
– Я не знаю!
Дилан отпрянул, закрыл лицо руками.
Несколько секунд они молчали, де Блан выжидающе на него смотрела, он не решался даже двигаться.
– Ди, посмотри на меня.
Он послушался.
– Чего ты хочешь?
– Остаться, – сказал его рот прежде, чем он даже успел подумать.
– Ну так останься.
– Я не могу.
– До утра останься. Карета не превратится в тыкву до рассвета.
– Я не должен был приходить, я не могу так рисковать.
– Как я могу помочь?
– Никак.
– Я не выйду за Серрета, – робко улыбнулась она. – Годится?
– Это так не работает.
– А как работает? Неужели дело в Серрете?
– Если ты еще раз назовешь его имя, я его убью.
– Значит, остаться нельзя, а убить Серрета можно?
– Нельзя, но я уже иду убивать.
– Я сама его убью. Хочешь?
– Нет. Боже. Нет. Камилла.
Он не понял, как вновь приблизился, как наклонился к ее лицу, как взял за плечи, как ее ладони оказались на его запястьях. Нельзя поддаваться искушению, нельзя вестись на жажду, на влечение, даже если она так близко – и достаточно сделать лишь шаг.
Странная игра – и он вошел во вкус, ее имя приятно ощущалось на губах, на языке, ему хотелось звать ее постоянно. Дилан так долго запрещал себе произносить это вкусное слово – а за последние дни у него сорвало крышу, он разрешил себе все.
Профессор де Блан первой притянула Дилана к себе, но тело тут же отозвалось – и объятия, неуклюжие, крепкие, обвили ее. Он опомнился, теряя голову от теплого дыхания у лица, мотнул головой, утыкаясь носом ей в переносицу, прижимаясь лбом к ее лбу. Пальцы с когтями царапали затылок, Дилан стоял, затаив дыхание, с открытыми глазами. Когда он воображал себе сцену объятий, он каждый раз думал, что в конце умрет – потому что на этом фантазия заканчивалась.
Надо уходить, пока не поздно. Если секунды назад горячие волны, разливавшиеся от живота к конечностям, были нежностью, сейчас томление и желание отдавались тянущей болью в паху.
Дилан резко вдохнул, испуганно засопел, попытался высвободиться из обвивавших его рук, но не смог. Он вновь прижался к ее лицу, касаясь носом ее носа, не закрывал глаз.
Он чувствовал, как она улыбается. Она тоже смотрела на него, моргая, ей было и непривычно, и любопытно.
Он знал, что при поцелуе люди обычно закрывают глаза – но он хотел смотреть на нее. Закрыть глаза означало упустить что-то важное.
Путь это и не было поцелуем…
– Останься.
– Не могу, не проси.
Медальон на груди ожил, Дилан и забыл про него… Проклятый Маховик!
Он рвал на части сердце – расщеплял душу в крестраж – когда отступил, разнял руки, смотрел на Камиллу, пытаясь запомнить навсегда ее бледное лицо, растрепанную прическу, изумрудное платье, через которое он ощущал прохладную кожу даже через ткань, чуть приоткрытые в непроизнесенной фразе губы.
– Прощай, Камилла.
Он не мог выдавить то, что хотел сказать, он стиснул зубы, лишь бы не дать слабину, лишь бы не обернуться. Он уже занес ногу, чтобы зашагать прочь, медальон трепетал, звон оглушал его больше, чем вопящие от боли мысли.
В прошлый раз, когда он вернулся на маскарад, он не сдержался – и вновь бросился к ней. В прошлый раз он целовал ее в губы, как ненормальный – слюнявым ртом, не понимая, что творит.
В прошлый раз он все испортил – он не мог остановиться, но, он, кажется, убежал… Флешбек был странный, как отрезвляющая пощечина. Он не помнил этого – и вдруг увидел. Земля начала уходить из-под ног, он впервые задумался, что он может чего-то не понимать в работе Маховика.
Нет, сейчас он уйдет – и больше не вернется. «Ну же, еще немного, иди уже!» – командовал он себе строгим голосом в голове.
– До свидания, Дилан.
Звук своего имени он всегда воспринимал как заклятие – чаще как проклятие. На этот раз заклинание было парализующее.