***
Семейство Равен — его женская часть — действительно принялись встраивать Нили в свой жизненный уклад. Ей давали небольшие и простые поручения, позволяя освоиться: она видела, сколько всего делают остальные, и понимала, что сама выполняет очень малую часть общей работы. Дженни с энтузиазмом разъясняла всё, даже не дожидаясь вопросов, Эми твёрдой и заботливой рукой распределяла задачи, Рози старалась помочь, а бабушка Каталина наставляла советом. Так или иначе к Нили участие проявляли все. Однако она всё равно с каждым новым утром всё больше ненавидела то, во что превратилась её жизнь. Вставать нужно было рано, поваляться в постели не удавалось, ведь никто не лежал, а Нили не хотела быть хуже всех. Затем — обязательно куда-то идти и что-то делать, всё это до завтрака, а завтрак ещё нужно было накрыть — это стало по большей части её обязанностью, поскольку, опять же, было делом простым. А главное, все вокруг были уверены или делали вид, что подобный образ жизни — совершенная норма! Никто не роптал, не вздыхал, кроме бабушки Каталины, когда у неё болели колени. А Нили ненавидела, ненавидела это всё, иногда всех. Она, не от любви, а чтобы не забыть, кто она есть, отрывалась от порученного дела и облегчала коленные боли бабушки Каталины, пользуясь своей магией, но магия даже не была её основной специальностью, а лишь частью дара и общей подготовки. Перед сном она мечтала о полётах. Сейчас на них не оставалось ни времени, ни сил. Полёт, свобода и одиночество позволили бы выпустить копящееся внутреннее напряжение, ведь Нили не говорила этим милым людям, что она думает об идее сделать из неё крестьянку, но полетать было невозможно в текущих условиях. И это бесило ещё больше! Внутренний огонь негодования утихал лишь в те недолгие минуты, когда они с Дженни присаживались передохнуть — под сенью ли деревьев, или у речки. Прелестная селянка продолжала с невинным видом задавать вопросы, напрямую не относящиеся к темам, которые Нили отказалась затрагивать, однако неизбежно выводящие на них. И драконица не злилась, а только чувствовала задор от этой игры. Она делилась некоторыми деталями, рассказывала о том, что можно было поведать без контекста, и разговоры напоминали о доме, словно возвращали жизнь, которую она искренне любила. Эти разговоры стали отдушиной, но от них только сильнее хотелось летать. В деревне, разумеется, все почти сразу узнали, что дом Равенов приютил девушку-драконицу. Любой гость, заглядывавший к ним, смотрел на неё любопытно, а иной раз и заговаривал с Нили. Она же, как советовали ей Эми и собственный здравый смысл, держалась скромно и говорила не дольше, чем было необходимо. К тому же большую часть времени она была не в духе, и разговорчивостью не отличалась. Так закончилась неделя, растянувшаяся для Нили на вечность, и наступил выходной. Который, разумеется, не освободил никого от необходимости готовить, убирать, кормить скот, собирать опавшие яблоки, но зато вечером были танцы. Дженни рассказала об этом ещё в первый день. Вся молодёжь деревни собиралась на площади, приходили музыканты и начинали играть да песни петь. И конечно, Нили туда тоже была звана. Она радовалась передышке, хотя не знала ни одного местного танца, и никого, кроме самой Дженни, из молодёжи. А за несколько часов до события, когда Нили отмывала посуду после обеда, в голову драконице пришла идея, которая и вовсе привела её в прекрасное расположение духа. Она даже стала напевать за работой, что здесь не было чем-то удивительным: женщины за работой напевали часто, только вот они выводили местные мотивы, а Нили, домывая миски, делала это в ритме вальса — того, что звучал на её родине. Дженни, зашедшая домой уже для того, чтобы готовиться к развлечениям, также застала Нили в прекрасном настроении, однако та поумерила сияние своей довольной физиономии. — Ну что, пора бы нам одеваться? — просто и радостно спросила девушка. Нили сделала вид, что задумалась. — А всё же я не уверена, — проговорила она. — Я не знаю ваших обрядов и танцев. Не буду ли я там лишняя? Дженни шагнула к ней, взяла за руку — это теперь было им обеим привычно — и заверила горячо: — Не будешь. Ты всем так интересна! И в танце нет ничего сложного, научишься. — Мне было бы спокойнее, если бы меня обучили… — протянула драконица. — Не окажешь ли мне услугу, любезная подруга? Можешь станцевать со мной первый танец? А там я разберусь. Затея выглядела вполне невинно, но она Нили почему-то очень радовала. Местные парни её мало интересовали, а пуститься в пляс вместе с Дженни выглядело крайне заманчиво. Тем более, это был всего лишь танец! Девушка немного поколебалась. Однако затем, улыбнувшись, кивнула: — Конечно! Уверяю, ты быстро поймёшь и втянешься. Успокоенная Дженни, и довольная (собой) Нили стали одеваться. Дженни достала для подруги то самое синее платье, которое принесла в первый день, сказав, что лучше времени для него не найти. Драконица не сопротивлялась. Сама же Дженни надела другое своё нарядное платье: белое, с красной вышивкой по рукавам, подолу и вороту. Прихорошившись, девушки пошли на деревенскую площадь. Там уже было полно народу. И не только молодёжь: музыканты здесь собрались самых разных возрастов и уже что-то играли, вместе, словно народный оркестр. Впрочем, вряд ли эту музыку записал бы хоть один композитор, но Нилиас неожиданно нравилось. Они прошли к столу, что был выставлен по случаю праздника для всех, и Дженни налила ей и себе чего-то из кувшина. Нили попробовала, оказалось — сидр. И это было, пожалуй, весьма кстати, притом что и сидр был очень вкусный. Они пили, здороваясь со всеми, кто оказывался поблизости, и перебрасываясь короткими фразами о том, как хорош сегодняшний вечер и как чудесно отдыхается после долгого дня. Допив, девушки отставили кружки. Щёки у Дженни порозовели — или это был отблеск заката? Схватив Нили за руку, девушка потянула её в самую гущу толпы. Заинтересованные лица собравшихся юношей и девушек поворачивалась к ним, разглядывая, одновременно они расступались, давая пройти. — Это Нилиас! — представляла Дженни свою подругу окружающим. Нили была почти уверена, что абсолютно все здесь и так знают, как её зовут и кто она, но, видимо, таков был ритуал знакомства. — Привет, — здоровалась она, и другие здоровались с ней, представлялись — на десятом имени драконица поняла, что не может вспомнить никакое, кроме самого первого — Аксель. Так представился улыбчивый юноша, русый в рыжину, и ещё он перебросился парой фраз с Дженни, но Нилиас их не разобрала в общем гуле. Запомнила только, что общались они, как близкие друзья. Однако всех очень скоро обратно увлекала праздничная кутерьма. Они общались, смеялись и стихийно пританцовывали. Неподалёку затеяли какую-то игру. А ближе к краям стояли группками остальные жители деревни, и на лавках были выставлены кушанья и напитки, которыми все угощались. Нили не успела ни на чём задержать внимания, когда ритм музыки стал более выраженным, а сама мелодия — громче, и без лишних подсказок драконица поняла, что настало время для танца. Все участвующие образовали круг и разбились на пары — как решила Нили, совершенно случайным образом — но Дженни осталась рядом и встала на мужское место. Она оказалась одна такая: некоторые юноши и девушки просто не танцевали, но больше тех, кто поменялся местом с другим полом, не было. Но если это и вызывало удивление, Дженни явно не обращала на окружающих ни малейшего внимания. Она взяла Нили за руку, уже для танца, и повела. Это и правда оказалось весело. Драконице потребовалось некоторое время, но она смогла вникнуть и в движения, и в фигуры, и, казалось, в смысл этого танца. К тому же каждый плясал по-своему. Осознав это, Нили совсем расслабилась. На родине она специально училась танцевать, а те танцы, что плясали здесь, казалось, были даны каждому от рождения. Несмотря на разнообразие в этом кружке, были действия, которые все выполняли одновременно. И одно такое заставило драконицу едва не вскрикнуть от неожиданности и невесть откуда пришедшего чувства полёта. Парни поднимали своих партнёрш — всего на секунду, чтобы совершить четверть оборота и поставить наземь и танцевать дальше, но для Нили этот жест был совершенно внезапен. Она вцепилась в плечи Дженни, которая крепко ухватила её за талию, подняла и прокрутила, словно занималась этим каждый день. Очутившись вновь на земле, драконица, выбитая из колеи, неловко улыбнулась подруге, и та ответила ей своей улыбкой. Оказалось, таких поворотов впереди было ещё три, но к этому Нили уже смогла подготовиться. Подобная фигура была и в тех танцах, которым она училась, потому последующие поднятия определённо должны были даться Дженни легче. Но только Нилиас вошла во вкус, как танец закончился, и круг рассыпался на группки. — Я же говорила! — воскликнула Дженни взбудоражено, подхватив Нили под локоток, чтобы опять куда-то потащить. — Всё просто! — Это потому что ты прекрасно танцуешь, — заметила драконица совершенно искренне. — Да что там! — отмахнулась Дженни. — Я никогда не танцевала вот так… — она замялась, словно подбирая слова. — На месте мужчины? — подсказала Нили. — На месте мужчины, — закивала девушка благодарно. — Но тебе ведь понравилось? — Нилиас посмотрела на неё лукаво и испытующе, желая знать впечатления подруги от своей шалости. Девушка замялась. И наконец сказала: — Я люблю танцевать! А потом их неожиданно подхватила компания местных девушек, втянула в свой разговор, и обсуждать дальше тему парного танца было уже невозможно. Но Нили всё равно была довольна. Это был лучший её вечер за всё время с момента, как она сюда попала. Деревенские, которые работали с полной самоотдачей, развлекались так же. Всевозможные игры, гадания, много танцев, и всё это под угощения, которые подготовила каждая семья — и дом Равенов тоже, просто их долю принесла Эми, оставив девушкам возможность нарядиться и убежать на праздник. Когда уже стемнело, и разожгли костёр, который теперь дарил тепло и отбрасывал причудливые тени на всех, к ним снова подошёл тот юноша, Аксель. Нили устроилась на отдалении от костра — ей было жарковато — и Дженни села с ней рядом, и в итоге они оказались в отдалении от людей. Но драконица такому повороту была только раза: она притомилась. И теперь вот к ним подошёл этот паренёк. — Можно? — спросил он, указывая на лавку, где сидела Нили. — Конечно, можно, что за вопросы? — ответила за неё Дженни и улыбнулась ему ободряюще. Драконица такому повороту одновременно удивилась и порадовалась, ведь, с одной стороны, Дженни неожиданно перехватила инициативу, с другой — уж ей лучше было знать, садиться этому юноше к ним или нет. Теперь Нили рассмотрела его. Аксель был нескладным, но не тощим — таковых здесь не встречалось в принципе из-за крестьянского образа жизни. Взгляд карих глаз, посветлее, чем у Дженни, был мягким, а губы складывались в полуулыбочку. — У меня вопрос к госпоже дракону, — сказал он и посмотрел на Нилиас. — Точнее, даже просьба. А вот это было интересно. Нили выпрямилась и посмотрела на него. Что у него там такое, что начинается аж со столь учтивого обращения? — Я слушаю, — сказала она. — Я слышал, что в первый день, когда ты пришла в деревню, ты помогла дедушке Вуду. Что он очень быстро оправился от лихорадки… И что при этом ты применила магию. Это правда? — Это правда, — кивнула драконица. Пока что ей очень даже нравилось, как протекал этот разговор. — Мой дядя лежит в постели который день, его одолевает неизвестная болезнь, ему всё хуже и хуже… Никто не знает, что делать, хотя я привозил лекарства из города. Не могла бы ты проведать его и посмотреть? — Аксель заглянул Нили в глаза. — Может, что-то можно сделать? Эти его мягкие карие глаза были исполнены мольбы. Драконица кивнула, не колеблясь, не столько из сочувствия, сколько из желания размяться и проявить себя. Мало ли какие он там лекарства привёз из местных захолустий. Уж у неё точно получится разобраться лучше, ведь она училась этому, и не в какой-то деревне! — Конечно. Только отпрошусь у матушки Эми. За эту неделю она переняла приставки, которые постоянно употребляли местные. Порой Эми сокращалась просто до матушки, но не оттого, что Нилиас забыла собственную мать — её бы ей назвать «матушкой» ей даже в голову не пришло. — Жду тебя в любой день, Нилиас, — серьёзно кивнул Аксель. — Спасибо тебе. — Пока не за что, — отмахнулась она. Когда юноша ушёл, Нили решила удовлетворить своё любопытство: — Он твой друг? Или родственник? — спросила она у Дженни. Та улыбнулась. — Друг. Мы в малолетстве вместе жуков ловили. Он хороший, правда? — Да, он мил, — отозвалась рассеянно Нили, думая теперь о том, как мало, в сущности, знает о жизни Дженни, несмотря на то, сколько она всего о себе рассказывала. И это внушало непонятную внутреннюю тревогу. Наверное, потому, что здесь и сейчас Дженни была для неё самым близким человеком. Деревенские не угомонились, даже когда было уже за полночь. Нили, не высыпавшаяся ни в один из дней с момента, как обратилась человеком, клевала носом, и подружка и тут подставила верное плечо, отправившись с ней домой. — Я тоже хочу спать, но мне всегда неловко рано уходить, — созналась она шёпотом и хихикнула. — А с тобой не так странно. — Это потому что все уже заметили, как я чуть не уснула? — уточнила Нилиас, слегка обиженная, впрочем, обиды этой не показав. — Нет, что ты! Просто вдвоём уходить совсем не то, что одной. Добравшись до дома, обе девушки тихо переоделись и почти мгновенно провалились в сон, даже не успев ощутить в полной мере ту приятную усталость, когда ты долго развлекался и умудрился от этого утомиться. Впереди их ждало всё по новой: рабочая неделя и бесконечный быт.***
Первое, что запомнилось Лео о ней — это чёрная перчатка, обтянувшая руку до локтя, и маска. Маскарад был единственным мероприятием, на котором они, будучи столь разных сословий, могли общаться, танцевать и смеяться, но она ничего не говорила, лишь прикладывала палец к губам и улыбалась. Изора. Теперь он снова был на этом маскараде, только вокруг неподвижно стояли замёрзшие тела моряков, встречаясь тут и там в переодетой толпе. На некоторых мертвецах тоже были надеты маскарадные костюмы, почему-то не покрытые инеем. Но Лео старался их не рассматривать. Он искал прекрасную незнакомку, потерявшуюся где-то в толпе. Искал и не находил, хотя рядом то и дело мелькал знакомый силуэт, или маска, или слышался смех, заставляя постоянно оборачиваться и крутить головой. Но, по крайней мере, Лео снова был здоров, кости не жгли морозом, он мог нормально дышать и двигаться с прежней прытью. И танцевать! Если бы только найти её. Изору. Её имя молодой тогда моряк узнал, когда получил от неё подарок на прощание. Пустая книжица в кожаном переплёте, подписанная на форзаце красивым почерком. Передавший подарок служка сказал, что блокнот станет его личным бортовым журналом. И это были первые слова, которые достались Лео от Изоры. Личный бортовой журнал. Какая глупость! А между их знакомством на маскараде и подарком было несколько недель переглядываний, ведь Лео не составило труда узнать, с какой именно прелестной незнакомкой он провёл вечер. А вот заговорить не получилось, ведь она всегда была не одна. Журнал да посвящение в нём — всё, что осталось на память, когда он ушёл в плаванье. Было сложно сказать, кто именно первый узнал другого, когда Лео вернулся из путешествия в родной порт. Изора повзрослела и расцвела окончательно. И вот тогда они наконец заговорили. Они оба были ещё молоды и пылки, и не было улочки в их небольшом городишке, где не ступала бы их нога… не было укромного уголка, где они бы не оставили следов своей страсти. Уходя в очередное путешествие, в этот раз на долгие два года, он не мог взять с неё обещания хранить любовь, но она всё равно обещала. Однако ж не сохранила. Тем временем ледяных фигур на маскараде становилось всё больше. Всё чаще, заглядывая под маску или за веер в поисках, Лео обнаруживал, что видит там омертвевшую плоть, отлично сохранившуюся из-за жуткого холода. Но ему здесь холодно не было, ведь стояло лето. Он только хотел найти Изору… И вот наконец — она! Показался знакомый силуэт, только перчатки были не черны, а белы, и маски не было. Лео устремился к ней, жадно разглядывая. Она смеялась и говорила с рыжим молодцем в одежде моряка, стоявшим к Лео спиной, и лицо её было снежно-белым. Мёртвым. Это была не Изора! Лео открыл глаза. Ломота во всём теле тут же дала знать, что он больше не спит — и эту новость он воспринял с удивительным облегчением. Вокруг было темно и тихо, слышалось только дыхание спящих. Он часто просыпался так — посреди ночи. Нередко причиной этому становились смутные тревожные сновидения. Лео словно не мог выспаться ни ночью, ни днём, и становился всё слабее, и ненавидел это. Ненавидел то, что вытягивало из него силы. Мужчина призвал себя к спокойствию, хотя это было затруднительно. Мучительно силясь уснуть обратно, он думал: кто говорил с Ней и почему этот силуэт был ему знаком?