«Любовь – это нечто большее, чем простое желание быть с кем-то рядом. Это готовность пройти вместе все испытания и поддерживать друг друга до конца»
Играющие на мраморных плитах солнечные зайчики создавали иллюзию жизни в этом месте ушедших. В воздухе, как всегда, пропитанном печалью и тоской, витал лёгкий аромат свежескошенной травы и цветов. Ветви деревьев, мягко покачиваясь на ветру, бросали тени на серые камни, создавая причудливые узоры на выцветших от времени именах и датах. Загробную тишину разбавлял лишь шорох листьев и щебетание птиц в ясном небе. И он снова был здесь. В трудные моменты они часто приходили друг к другу, разделяя одно несчастье на двоих. Так и делали настоящие друзья. Вот и сейчас Чонгук решил поделиться своим горем с давним другом, чей голос, к сожалению, больше не суждено услышать. Но пусть тело мертво, но он верил, что душа вечна. Где-то там Сухо его слышит. — Если честно, я уже не знаю, что делать. Чёрная полоса и не думает заканчиваться. Чонгук уронил лицо в ладони, крепко зажмурившись. Пространство сжалось до размера одного момента, где он снова и снова переживает ту кошмарную ночь. Она напоминала глубокий порез, что так и не собирался заживать. Наоборот, рана углублялась, кровоточила и приносила немыслимые муки. Не жизнь, а бесконечный цикл скорби. — Если мне так паршиво, то даже представить боюсь, что переживает Тэхён. На самое деле он не такой сильный, каким хочет казаться. Он у меня очень ранимый. Вот бы вернуть время назад и всё-таки приехать к нему. Он бы его украл, спрятал, но никому бы не позволил причинить вреда. За что с ним так? Чем он на это заслужил? Почему самые ужасные вещи случаются с самыми светлыми людьми? Хоть кто-нибудь даст ответы на эти вопросы? Хоть когда-нибудь виноватые будут наказуемые за содеянное? Неделя поисков не увенчалась успехом. Сколько бы не искали, но Давона так и не нашли. Он будто сквозь землю провалился. Заявление в полицию Тэхён отказался подавать. Он был уверен, что если прознают о случившемся, с ним точно разорвут контракт. Кто виноват, а кто прав, никто разбираться не станет. Проблемные личности, особенно в шоу-бизнесе, никому не нужны. Поэтому, дабы не распространять слухи, было решено умалчивать о случившемся. Ким Соджун, узнав всё со слов Тэхёна, без зазрения совести наплевал на всякий бизнес. Какие бы хорошие отношения у него не были с Ханылем, но сын был превыше всего. Ханыль, в свою очередь, всё отрицал и неудачными попытками выгораживал Давона. Миссия свести сыновей с треском провалилась, но ему не хотелось портить деловых отношений, поддерживать которые Соджун отказался. На требование выдать Давона отвечал, что понятия не имеет, где он. Но все понимали, что тот просто залёг на дно в ожидании, что буря скоро прекратится. Не прекратится. Пока все крысы не повылазят, ничего не прекратится. — Он поплатиться. Эта мразь ответит за каждую его слезинку. Внутренние демоны не засыпали. Они лишь притаились, ожидая подходящего момента. Чонгук спалит весь мир, разбросает пепел своей ярости на каждого виновного. Возмездие обязательно наступит. Напоследок прикоснувшись к увядшим лилиям, которые обнаруживались каждый раз, когда он сюда приходил, Чонгук достал мобильный и написал Тэхёну, что скоро будет у него. Как же всё-таки сложно видеться с любимым от выходных до выходных. В будние дни омега так загружен, что и не передохнуть. Поэтому короткие встречи — всё, чем приходилось довольствоваться. Но Чонгук не смел жаловаться или, ещё хуже, чем-то упрекать. Да, он скучал, но жизнь Тэхёна не должна вращаться вокруг него одного. Чонгук прекрасно понимал, что у каждого из них есть свои цели и обязанности, которые нельзя задвинуть на задний план. Как бы трудно не приходилось, но они обязаны поддерживать друг друга во всех начинаниях. Поэтому, вместо того, чтобы грустить, Чонгук старался найти радость в каждой минуте, проведенной вместе. В пятничные вечера, когда рабочая неделя подходила к концу, они могли забыть о суете и просто насладиться обществом друг друга, стараясь наверстать упущенное время. Отдавая предпочтение тихим вечерам дома за просмотром любимых фильмов, Чонгуку хватало и того, что Тэхён, усталый после тяжёлой недели, приютится к нему ближе, положит голову на плечо и тихонько будет посапывать. Рядом. Под боком. Это ли не счастье? Чонгук, ещё раз взглянув на бесконечные ряды надгробий, засобирался уезжать, но ненароком задержался на чёрном автомобиле, недалеко от него стоящим. Затуманенный печалью, он не сразу придал внимание Мерседесу, который ничем особенным не отличалась. Однако в следующую секунду, будто пробудившись ото сна, внутри всё похолодело, а затем резко разгорелось, как уголёк в камине. Эти номера высечены в памяти клеймом. — Ах ты сука! В следующую секунду Чонгук сорвался на бег. Автомобиль совсем рядом, как на ладони, но за шаг до столкновения колёса пыльным облаком скользнули по неровной дороге, сдавая назад. Злость хлестнула кипятком, ноги задвигались на автомате. Не собираясь дать уйти, Чонгук схватился за ручку двери и с рывком открыл её. Давон одновременно пытался удержать управление и обратно захлопнуть дверь. Но растерянное внимание и хаотичные движения не сыграли на руку. Машина зигзагом откатилась назад и с грохотом врезалась в огорожу. Давон не успел сообразить, как с беспомощным стоном был стянут на землю. Тишина нарушалась тяжёлым дыханием и парящей в воздухе ненавистью. Чонгук замахнулся над лежащим телом, собираясь выплеснуть всю свою ярость привычным для него способом, но Давон выставил ногу вперёд и ударил прямо ему в живот. Чонгук подавился болезненным стоном. Руки рефлекторно сцепились вокруг места удара, где виднелся грязный след от обуви. — Я же тебя убью. Просто убью. Зловещий, ненормальный смех нарушил непредназначенную для подобного звука тишину этого места. Давон, корчась, поднялся на ноги и встал перед Чонгуком, из головы которого шёл пар. Разбитые губы украсила улыбка, так безумно сочетающаяся в тёмных, как ночь глазах. — А я и так мёртв. Вы убили мою жизнь. И виноват в этом именно ты. — В чём я виноват? В чём?! — закричал Чонгук. Давон, не страшась получить заслуженную порцию ударов, подошёл к нему ближе. Склонив голову, всматривался в искажённое от безысходности лицо. Да, именно этого он и добивался. — Тебе больно? — взглядом выедал ненавистные глаза. — Больно, я спрашиваю? А в ответ тишина. Притаившаяся, как перед бурей. — Я знаю, что больно. Когда дело касается любимых, всегда больно. — Тебе то откуда знать? Разве ты умеешь любить? У тебя же нет сердца. Нет души. В тебе нет ничего человеческого. Но за свои грехи ты поплатишься. За каждый из них. — А когда собираешься платить за свои грехи ты, Чонгук? Когда ответишь по заслугам ты? Или думаешь, повесил вину на другого, и твоя совесть чиста? Усмешка Давона безмолвно говорила, какой Чонгук недалёкий, раз до сих пор ничего не понял. — Вы все, а особенно ты, должны гнить в тюрьме, а не спокойно расхаживать и строить свою личную жизнь, — каждое слово — яд, смертоносный токсин, поражающий всё живое. — Но рано или поздно кто-то должен расплатиться за ваши грехи. — И этот кто-то Тэхён? — не выдержав, схватил Давона за грудки. — Почему он должен страдать? Чем он на это заслужил? Чем, я спрашиваю! — Это ты заслужил! — злостно оттолкнул Чонгука от себя. У Чонгука чесались руки, чтобы наконец съездить по ненавистному лицу. Но пришлось придушить это желание, отдав предпочтение остаткам рассудку. Он должен узнать причины этого безумия. — За что? Воздух сжался. Пространство исчезло. В повисшем молчании звучали шорохи прошлого, переплетённые с настоящим и даже будущим. — Не вини одного Хосока. Твоей вины намного больше. Чонгук оказался на краю обрыва, где внизу поджидала бездонная пропасть. Секунды, растянутые в тончайшие нити времени, казались вечностью. Но даже так не получалось составить логическую цепочку и подобрать нужную реакцию. — Что? — попытка провальная. Ещё раз. — Что ты сказал? — Это ведь ты подружился с ним. Ты подпустил его к себе. Ты подбил его на эти чёртовы гонки! Корень зла именно ты, Чонгук! Не Хосок. Он лишь побочный эффект. — Сухо… — неверяще произнёс. — Вы были знакомы? Давон поджал губы. Об их отношениях никто, кроме отца, так и не узнал. Это было нечто тайным, интимным, сокровенным. Недопустимым для глаз и ушей других. — Мы были больше, чем просто знакомы, — следующие слова дались тяжело, но именно они принесли небывалую лёгкость. — Я любил его. Представляешь, я, такой бессердечный и бездушный, любил! А вы… ты. Ты забрал его у меня. Во всех смыслах этого слова. Слова потерялись в безбрежном пространстве. Каждый звук доносился сквозь пелену густого тумана, где реальность смешивалась с… бредом. Да, точно, бредом. Иначе Чонгук не знал, как всё это объяснить. — Думал, вам это сойдёт с рук? Думал, одной скорби будет достаточно? Нет. И тебе, и Хосоку, и всем причастным будет так же больно, как и мне! Чонгук всё ещё не верил услышанному. Но если это действительно правда, то хуже и не придумаешь. Будь он на месте Давона… Представлять не хотелось, но отчего-то казалось, что его поступки были бы куда страшнее. Одна мысль, что он потеряет Тэхёна, заставляла буквально трястись от страха. В один миг перед глазами пронеслись общие моменты: их смех, тихие вечера, тёплые объятия. Теперь всё это напоминало хрупкое стекло, которое открыто угрожали разбить. Чонгук не собирался проникаться Давоном. Ему глубоко плевать на его чувства, но вышедшая из-под контроля месть напрямую касалась дорогих ему людей. Давон ясно дал понять, что не остановится. Оставаться в стороне было недопустимо. — Я готов за всё ответить. Делай со мной всё, что хочешь, но Тэхёна не трогай. Давон открыто забавлялся игрой на чувствах. Оказывается, это так приятно. — А ведь знаешь, мы с тобой не такие уж и разные. За любимых и умереть, и убить готовы, не так ли? Чонгук нервно сглотнул. Ему же не послышалось? — Если хоть пальцем его тронешь, пожалеешь, что на свет родился. — Ты думаешь, я ещё чего-то боюсь? Самое страшное я уже пережил. А вот ты ещё нет. Безумная улыбка мгновенно исчезла с лица. Давон со всей силы оттолкнул Чонгука и побежал обратно к машине. Только собравшись сесть в салон, как Чонгук схватил его за руку и потянул на себя. В ту же секунду голень прострелило острой болью. Сквозь сжатые зубы вырвалось шипение. Руки рефлекторно разжались. Давон, воспользовавшись этой заминкой, быстро запрыгнул в автомобиль и дал газу, напоследок насмешливо выкрикнул: — У твоего омежки научился! Передавай ему привет! В этот раз победа за ним. Но этого недостаточно. Ему надо больше. Намного больше страданий. — Будет ещё больнее, Чонгук. Я прекрасно знаю, куда бить. Твоё больное место слишком предсказуемо. Давон с самого начала знал о намерениях своего отца свести его с Тэхёном. Для Ханыля это выгодная сделка: с одной стороны возможность укрепить отношения с деловым партнёром, с другой — наконец пристроить сына к омеге, чтобы тот даже не смотрел на альф. Будто у Давона был выбор, каким рождаться. Если бы всё было так просто, разве он пошёл этим путём? Никто не хочет быть осуждённым просто потому, что он не такой, как другие. Но отец, как и остальные полмира, не понимали и презирали подобное явление, название которого варьировалось от психического отклонения до садистского извращения. Поэтому Ханыль приказал ненавязчиво ухаживать за Тэхёном. Давон так и делал, только при этом преследовал немного иную цель, чем ту, которую желали их отцы. Да, он действительно хотел привлечь Тэхёна. Хотел влюбить в себя. Проще говоря, забрать омегу у Чонгука так, как он забрал у него Сухо. Но идея оказалась провальной с самого начала. Любые попытки исправить ситуацию оказались тщетны. Но Давон не сильно расстроился. Играть хорошенького он устал. И тогда в голову пришёл другой, более лёгкий, но не менее изощрённый способ сделать Чонгуку больно: осквернить самое ценное, что у него есть. А чтобы было ещё больнее — привлечь не последних для Чонгука людей, не прочь оказавшихся распробовать омежку. Но дело так и не было доведено до конца. Пока что. Ещё всё впереди. За зловещим проклятьем другому, собственное больное место почему-то не переставало кровоточить. Чужое горе не залатывало раны, а будто ещё больше напоминало об их существовании. Взгляд взметнулся на соседнее сиденье, на котором лежали нетронутые белые лилии. Их аромат насыщал воздух жизнью и создавал ощущение, что Сухо рядом. Что он всё ещё жив. Не сказать, что тогда было бы легче, но, по крайней мере, существовало бы миллион возможностей что-то изменить. А когда человека больше нет — нет и возможностей. В память так некстати врезался один из последних разговоров, будто пытаясь добить. Те слова изменили прошлое. Повлияли и на будущее. — Твой отец прав. Нам лучше расстаться. — Что? — не поверил услышанному. — Сухо, что ты такое говоришь? — С этого ничего не получится. Каждый раз, когда Сухо вот так отводил взгляд, Давон знал, что он снова что-то недоговаривает. И эта недосказанность преследовала уже как восемь месяцев их отношений. А в силу последних событий, когда их застукал отец прямо в постели, Сухо вовсе подменили. Он не тянулся, как раньше. Не улыбался, как раньше. В нём будто что-то угасло. — Меня, как и тебя это пугает, — Давон взял его руки в свои и, как любил, начал поглаживать костяшки. — Но ведь мы сильные. Мы столько уже прошли. Мне плевать на отца, на общество. На всё плевать. Главное, чтобы ты оставался рядом. Давон и не догадывался, что в нём сокрыто столько тепла, столько нежности, которую он с радостью готов дарить другому. Но его любовь не приняли. Как вчера помнит: чужие веки прикрылись, а любимые губы вымолвили приговор. — Прости, но я так больше не могу, — вырвал руки из его. С этим жестом Давон почувствовал, как от него ускользает тепло. — Ты хороший человек, и я вижу, как сильно ты любишь меня, но… — рваный вдох и такой же выдох. Глаза застекленели. — Ты стал слишком дорог мне, чтобы я дальше обманывал тебя. Я больше не хочу пользоваться тобой. Не хочу заглушать свою неразделённую любовь тобой. — О чём ты говоришь? — банальный вопрос, чтобы убедиться в неправоте происходящего. — Прости. Умоляю, прости, — из глаз во всю полились горькие слёзы. — Но моё сердце всегда было занято другим человеком. В тот момент мир Давона раскололся на двое. Сердце вырвали. Свет угас, а тепло исчезло. Тогда он впервые познал боль. За утопленном в алкоголе горем он даже не догадывался, что через каких-то пару недель наступит настоящий конец света. Тогда-то его жизнь окончательно утеряла смысл. — И почему после всего я так и не смог отпустить тебя? Я точно сошёл с ума.***
Недоуменный взгляд блуждал от одной картины к другой, не зная, за какую зацепится. Их было около… сотни? И все такие разные: то чёрно-белые, то цветные, то в полный рост, то в профиль. И всё же кое-что их объединяло — на них был изображён один и тот же человек. — Хоби, что это? — Это ты, — Хосок, не замечая чужого замешательства, сиял ярче утренней звёзды. — Рисовал каждый день с тех пор, как ты уехал. Жаль, что приходилось по памяти воспроизводить твой образ. — Зачем? — подозрение неприятно защекотало под рёбрами. — Потому скучал по тебе, — озвучил как самую очевидную вещь. — В последнее время мы очень отдалились, тебе так не кажется? Хосок протянул руку к лицу Тэхёна и костяшками огладил щёку, где под слоем тоналки скрывались незажившие побои. Под этим прикосновением Тэхён нахмурился и ещё больше напрягся. Не сказать, что подобный жест был в новинку, но теперь он ощущался как-то иначе. Появилось чувство неправильности. А ещё стало неуютно. Это чужие руки. Чужое тепло. — Раньше мы были не разлей вода. А сейчас у тебя столько тайн от меня появилось. — Не говори глупости, — Тэхён увернулся, сбрасывая с себя прикосновения. — Тогда расскажи, что происходит? Думаешь, я не вижу, что с тобой что-то не так? — Ничего не происходит. Не придумывай, — продолжал увиливать от ответа. Ему не нравилось, что лезли в душу и пытались в ней ковыряться. Так делать мог только один человек. И это не Хосок. Уже не он. — Тэхён, — на этот раз Хосок сжал его руку, на что получил недовольно сведённые брови, — я знаю тебя не первый день. Ты что-то скрываешь. Тэхён не выдержал. Вырвав руку, злостно выкрикнул: — Если скрываю, значит так надо! Хосок растерялся. Даже испугался. Что же такого случилось, что его солнце в один миг угасло? — Извини, — виновато произнёс Тэхён. — Сейчас у меня сложный период. Я на нервах. Хосока это не убедило. Стало обидно, что Тэхён больше не доверяет ему. А ведь раньше такого не было. Раньше он делился со всеми секретами, рассказывал все потайные мысли. Тогда Хосок знал и понимал его. А сейчас перед ним стоит незнакомец, который враждебно не подпускает к себе. — Это Чонгук? Это он тебя обидел? Тэхён непонимающе мотнул головой. — Не бойся рассказать мне. Я знаю его не первый год. Из-за своей вспыльчивости он на всё что угодно способен. Он подымает на тебя руку, да? — с сожалением кивнул на лицо. Услышанные слова ощутились ядовитыми стрелами, поразившие самое уязвимое место — сердце. А его никто не смеет касаться. Никто не будет порочить и оскорблять самое ценное. — Если ты такого мнения о нём, значит вообще не знаешь его. Так что не смей больше говорить о Чонгуке подобное, иначе мы с тобой поссоримся. Карие глаза горели злостью: глубокой и тёмной, готовой поглотить всё на своём пути. Хосок окончательно утерял связь с происходящим. Тэхён околдован Чонгуком настолько, что не замечает его недостатков даже тогда, когда тыкают ими в лицо. А ведь Чонгук не изменился. Всё такой же, как и прежде. За какие такие заслуги Тэхён полюбил его? Что он сделал такого, чего не сделал Хосок? Лежащий на барной стойке телефон завибрировал пришедшим уведомлением. Взяв мобильный, Тэхён открыл диалог и пробежался по сообщению. Глаза тут же наполнились теплом, а лицо осветила улыбка. Только собравшись написать ответ, как внезапно мобильный вырвали из рук. — Что ты делаешь? Хосок, ведомый не только интересом, но ещё и опалившей ревностью, начал листать переписку, пытаясь найти в печатных буквах хоть что-то. Хоть какую-то зацепку, объяснившую эти чувства, которые должны принадлежать ему. — Хосок, отдай! — безуспешно тянулся за телефоном, к которому даже прикоснуться не давали. — Отдай, говорю! Перечитывая сообщения, полные любви и нежности, Хосока захватило нечто тёмное. Глаза сверкнули раскалёнными углями. Лава, накопившая давление, прорвалось наружу. — Что ты в нём нашёл? Что?! — точно обезумев, со всей силы затряс омегу за плечи. — Почему ты выбрал его? Почему не меня? Почему, Тэхён?! Тэхён испуганно упёрся ладонями в грудь альфы и попытался оттолкнуть от себя, но тот даже на сантиметр не сдвинулся. — Отойди от меня! Отойди! Отойди! — панически кричал, не выдерживая чужого напора. Истошный вопль заткнули стальной хваткой вокруг подбородка. Впившиеся в жёстком поцелуе губы лишили возможности вымолвить даже звук. Мир вокруг потух. Возвратилась ночь. Жуткий кошмар, приходящийся из ночи в ночь. Скользкие гадюки покрыли кожу мерзкой слизью. Их зловонные укусы угрожали выплюнуть из себя все внутренности. Вцепившиеся в губы хищные клещи проникали насильно и безжалостно, отнимая дыхание и вселяя в распахнутые глаза ужас. Помощи не было. Вокруг лишь безжалостная темнота. Он один на один со своим кошмаром. Всё произошло в секунде. Тело застыло неподвижно, словно впало в кому. А затем случился электрический разряд, и его прошибло током, что наконец пробудил от шока. Сила отторжения затмила даже страх. Руки со всей имеющейся силы оттолкнули немалое тело от себя. В горле застыл заполошный стук сердца, а в глазах… То, чего Хосок никогда прежде не видел. Презрение. — Пошёл вон. Два слова придавили к земле, растоптали до мяса и хруста костей. Уничтожили последнюю надежду. — Я сказал, убирайся! — во всё горло завопил Тэхён. — Тэ, пожалуйста… Чужой голос, некогда знакомый, родной, ощутился ударом молота по хрупкому стеклу. Нервы полопались, глаза налились невиданной доселе яростью. Тэхён упёрся руками в грудь альфы и со всей силы начал толкать его назад. — Вон! Вон! Убирайся! — безостановочно кричал, выталкивая из своего дома. Сожаление и вина затопили Хосока неудержимым потоком, но под напором чужого гнева они были бессильны. Перед тем, как выйти за порог дома, Хосок протянул держащий в руке телефон, как некое извинение за свой проступок. Тэхён выхватил мобильный, а затем со всей силы захлопнул перед виновато склонившимся альфой дверь. Тишину дома разрезало тяжёлое, даже паническое дыхание. Сквозь плотно сжатые ресницы из глаз брызнули слёзы. Каждая солёная капля выдавала искривлённую болью душу, над которой не переставали издеваться. Из груди вырвались громкие рыдания, тело знобко затрясло. В Тэхёне кипели различные эмоции: отвращение, страх, гнев. Эта ядрёная смесь взяла над хрупким телом вверх, стоило обратно вернуться на кухню. Шум воды из раковины не заглушал душераздирающих всхлипов. Бутылка моющего средства сжималась так сильно, будто это единственное, что способно помочь в эту минуту. Выдавив приличное количество жидкости, Тэхён поднёс ладонь ко рту и начал тщательно намыливать его. Слёзы смешались с мыльной пеной, стекающей по подбородку. Он отплёвывался. Давился осевшей на языке горечью от попавшего средства. Терпел саднившие от жёсткого трения губы, но продолжал снова и снова очищаться от следов чужого прикосновения. Нужно смыть с себя грязь. Избавится от яда, который заразно растекался по неприкосновенной коже. Переводя дыхания, Тэхён чувствовал, что это ещё не всё. Там, за спиной, находилось напоминание его кошмара. Нужно и от него избавиться. Пульс отдавался таким же грохотом, как и шаги. Впервые он не мог вынести своё отражение. Впервые эти рисунки вызывали не восхищение, а тошноту. Руки, дрожащие от ярости, сгребли бумагу в охапку и начали разрывать её на куски. Рисунки, созданные с тщательностью и любовью, стали жертвами гнева того, кто не только не принял чужие чувства, но и безжалостно растоптал их. И об этом он ни капли не жалел. Выдохшись, Тэхён прилёг на пол и свернулся клубочком. Всхлипы утихали, мокрые глаза высыхали. Проваливаясь в сон, он мечтал очутиться в любимых объятиях, которые защитили бы от любого кошмара.***
Двери не открывали мучительно долго, но стоило раздаться звуку открывающегося замка, Чонгук весь подобрался и расплылся в улыбке, ожидая увидеть в ответ такую же. Вот только увидел он совсем иное. Тэхён встретил его уставшим, даже измученным, с опухшими глазами и растерзанными до мелких ранок губами. Не успев спросить, что случилось, как Тэхён бросился ему на шею и крепко обнял, как после долгой разлуки. Хотя всё так и было. Неделя слишком долгий срок. — Ты пришёл, — облегчённо выдохнул, не выпуская альфу из рук. Чонгук — его безопасное место. Рядом с ним ничего не страшно. Чонгук слишком хорошо знал Тэхёна, чтобы расценить эти объятия — цепкие, отчаянные — не обыденным проявлением радости от встречи. Тэхён был напуган. Как и тогда. — Что случилось? — без излишеств задал вопрос. — Поцелуй меня. Чонгук был обескуражен требованием. А ещё ломким голосом, бледностью лица и нездорово блестящими глазами. С Тэхёном явно было что-то не так. — Пожалуйста, — взмолил. Тэхён сам не целовал. Ждал, когда альфа первым проявит инициативу. И как только к нему прикоснулись — нежно, совсем невинно, Тэхён разомкнул губы и впустил в себя мокрый язык, срываясь на глубокий и напористый поцелуй. Он этого и хотел. Именно это ему и было нужно. Почувствовать вкус своего альфы. Впитать его аромат. Вобрать тепло его тела. Стереть грязные прикосновения и смыть с себя отвратные запахи других. Ни вода, ни шампуни с моющими средствами не способны очистить его. Это мог сделать только человек. Его человек. Оторвавшись от зацелованных губ, что под дерзким напором опухли и размазали свой природный контур, Тэхёна наконец отпустило. — Так намного лучше, — расслабленно улыбнулся, почувствовав себя намного чище. Чонгук, до сих пор не понимая причин данного порыва, нахмурено поглядывал на омегу, который из-за одного поцелуя стал выглядеть намного свежее и бодрее. Оказавшись внутри дома, внимание привлекли разбросанные по всей кухни бумажки. Рваные бумажки. Подняв одну из них, Чонгук без трудностей распознал лицо Тэхёна: улыбчивое, красивое. Таким, каким и видел его Чонгук. Но, оказывается, не только он. Приглядевшись внимательней, понял, что Тэхён был изображён на каждом из рисунков. — И давно он приходил? — не скрывая своего недовольства, инстинктивно сжал одну из бумажек. Точно также, как и тогда, когда впервые увидел один из таких рисунков. Уже тогда нутро кричало, что здесь что-то неладное. Зря он не придал этому значения. — Недавно, — неохотно пожал плечами Тэхён, наливая себе стакан воды и стараясь в лишний раз не смотреть на искромсанную бумагу. — Что хотел? — Рисунки принёс. — Это ты их порвал? — выпытывал Чонгук, из которого интерес так и хлещал. — Я. — Почему? — Они мне не нужны. Пожалуйста, выброси их, — без толики сожаления попросил Тэхён. Чонгук соврёт, если скажет, что не обрадовался услышанному, но также от него не скрылось, что с Тэхёном по-прежнему было что-то не так. Он ещё не всё ему рассказал. — Он что-то сделал, да? То, что тебе не понравилось. Тэхён не спешил отвечать. Ему нужно ещё немного времени, чтобы насладиться ласковым прикосновением к своей щеке. Он хочет всю жизнь чувствовать только эти руки. — Ты всё-таки научился читать меня, — улыбнулся, потёршись щекой о ладонь. — Пожалуйста, расскажи мне. Тэхёну не хотелось снова во всё это погружаться, но Чонгук не заслуживает быть обманутым. Умалчивать о таком нельзя. — Ты был прав. — В чём? — Во всём. Глаза прикрылись, затем снова открылись. Глубокий вдох и такой же выдох, чтобы расправить сжавшуюся грудную клетку. — Что он сделал? — только по одному судорожному дыханию Чонгук понял, что дальше будет самое страшное. Не для него. Для Тэхёна. Лицо, окрашенное подступающей болью, спряталось в ладонях. В горле уже стоял привкус отвращения. Кажется, ему от этого не избавиться. Чонгук без лишних слов спрятал Тэхёна в своих объятиях. Да когда же закончится эта чёрная полоса? Когда от его омеги уже все отстанут? — Я не могу, — заскулил Тэхён, пачкая слезами чужое плечо. — Мне так страшно. Мерзко. Я чувствую себя таким грязным… Голос, мягкий, утешающий, переплетался с короткими всхлипами. Чонгук укачивал его в своих объятиях, как всегда, шептал успокаивающие слова и прогонял все тревоги. Только у него одного была такая способность. — Когда же на твоём лице высохнут слёзы, — горько улыбался, стирая с заплаканного лица печаль. И всё-таки Тэхён не в порядке. Даже больше, чем предполагалось. Чонгук больше ничего не спрашивал. Ему это и не нужно. Для себя он уже всё решил. Тэхён же узнает о данном решении чуть позже. — Скоро всё закончится. Я тебе обещаю, — поцелуй в лоб, как микстура от всех болезней. И действительно, теперь уже не так болело. Но Чонгук тоже ещё не всё сказал. То, что он собирался поведать, было ещё одной и, наверное, самой сложной преградой в их спокойной жизни. — Сегодня кое-что произошло, — многообещающее и не менее тревожное начало. Как бы Чонгуку не хотелось всё вываливать на Тэхёна, но он обязан об этом знать, потому что это непосредственно касалось его безопасности. — Я видел Давона. Я не смог его поймать. Извини. Эмоции на лице Тэхёна сменялись со скоростью света. Сначала удивление, потом испуг, а затем… облегчение. — Так он жив. Слава богу. — Слава богу? — не поверил Чонгук. — За то, что он с тобой сделал, он уже давно должен гореть в аду. — Чонгук, я бы не пережил убийство человека. Для меня это слишком. Чего не скажешь о Чонгуке, который хоть сейчас готов идти и рвать всем глотки. Но он должен думать не о мести, а о Тэхёне, который больше всего нуждался в его поддержке. — Я узнал, почему он это делает. Реакция Тэхёна на услышанное соответствовала той, которую испытал и сам Чонгук. В голове невольно вспомнились слова Давона о потере папы и любимого. И как неосмотрительно он проникся чужой болью, тем самым подпустив врага ближе некуда. — Но при чём здесь я? — всё ещё не понимал связи Тэхён. — Делая больно тебе, он делает больно и мне. Проще говоря, мстит. Считает, что это я виноват в смерти Сухо. Не Хосок. — Милый, это не так… — Я уже не знаю, что так, а что нет. Тэхён, я не хочу тебя пугать, но, — а самого Чонгука трясло от страха, — тебе надо быть осторожным. Я даже предполагать не хочу, что ещё может сделать этот псих, но думаю, лучше обратиться к твоему отцу. Меня одного может оказаться недостаточно. Не бояться не получалось. Тэхён знал, что чего-то подобного, что случилось в ту кошмарную ночь, он ещё раз не переживёт. — Не бойся, — завидев зарождающийся в глазах страх, Чонгук снова притянул Тэхёна к себе, шепча на ушко: — Я защищу тебя ото всех. Когда дело касается любимых, даже не осознаешь, на какие ужасные вещи способен. Чонгук готов уничтожить любого, кто посмеет навредить Тэхёну. Только гневным эмоциям не стоило поддаваться. Сейчас холодный рассудок должен стать его лучшим другом. В обратном случае всё может выйти из-под контроля.