Ночные твари

Арь, Ерь и Орь с утра вели себя как-то подозрительно. Они пищали так, что понять их не мог даже он, бешеными клубками носились в своей комнате, сшибая мебель, игрушки и друг друга, а еще почему-то все норовили выпрыгнуть в окно, хотя прежде боялись улицы, как огня. Мырь пробовал увещевать своих мелких, даже отрастил когтистую лапу и показал им когти, но ничего не помогало. Дом ходил ходуном, прочие уже неодобрительно поглядывали на вампира, неспособного успокоить свое потомство, и ни к чему хорошему это привести не могло. — Ты не должен был связываться с охотниками, — прошипела на него Гера, когда пушистые клубки едва ли не в десятый раз попытались сбить ее с ног. Одного за другим она зашвырнула мелких в их комнату и громко захлопнула дверь. Было слышно, как дети внутри перекатываются по полу, не решаясь больше выходить наружу, но и отказываться от своего психоза не решаясь. — Кровь у них точно такая же, как и у прочих людей! — огрызнулся он, чувствуя, как против воли из макушки начинают лезть уши и прикладываться к голове, а клыки яростно скалятся. — Гораздо лучше, чем у всего того сброда из бомжей и обкуренных бродяжек, которых таскают все остальные из гнезда! — Когда бродяжки дохнут, никто не бесится, пытаясь прийти им на помощь! — Гера выгнула спину и тоже оскалилась. — Моя община собирается прожить свою жизнь тихо, мирно и спокойно, и только тебе постоянно что-то было нужно! «У, как много ты не знаешь о своей общине!» — подумал Мырь, вспоминая ребят, с которыми вместе выходил на улицы, чтобы спасать людей, помогать им добраться до больницы, лечить, выхаживать, чтобы принести детям самую лучшую кровь, которую только можно было найти. Стало очень больно и обидно узнавать, что глава общины понятия не имела, чем занимаются вампиры под ее рукой, но… — Я прошу о выходе, — он потупил голову, убрал уши, клыки и все, что могло бы выдать его злость. — Решился податься к придуркам, которые до сих пор следуют традициям? — фыркнула Гера. — Хочешь бесславно сдохнуть, когда они подставят тебя под пули? Хочешь, чтобы детей превратили в источники силы, заставляя их хлебать кровь, пока они ею не отравятся? Или желаешь прийти в свою старую стаю? Просить о прощении, унижаться, умоляя выделить тебе кров и поделиться добычей? Сомневаюсь, что чужаки согласятся в принципе взять тебя на охоту? — Мы уже достаточно подросли для того, чтобы отпочковаться, — спокойно сказал Мырь. — Найдем себе новые угодья, соберем свою собственную стаю, где детям не будут запрещать носиться по дому и выражать свои чувства. — Да вали! — фыркнула Гера. — Клановое имя ты не принял, а в стае уже и без тебя слишком много вампиров. Вещи только не забудь оставить: они все принадлежат стае. — Налегке пойдем, — пожал плечами Мырь, с досадой думая о том, что уж хотя бы любимые игрушки можно было оставить. Дети ждали его в комнате. Они успокоились, словно бы понимали: теперь отцу известна причина такого поведения, а значит, можно больше не привлекать к себе внимания. Собравшись в одну большую кучку, они скулили и держались коротенькими, но очень цепкими лапками друг за друга. — А вам, похоже, понравился наш гость? — невесело усмехнулся Мырь. — Что, он в беде? Он ранен? Отрицательный скулеж заставил его призадуматься и невольно нахмуриться. Возможно, Гера была права: не стоило ему связываться с охотниками, слишком уж сильной оказалась их кровь, но он никак не мог пройти мимо тогда. Зов крови чуть не свел его с ума, ему только чудом удалось удержаться от того, чтобы не полакомиться обоими сразу там, на месте. И все же он не чувствовал никакого раскаяния: он думал о том, что вампиры довольно часто помогали охотникам, даже селились возле них. Одни излечивали даже очень опасные раны, другие защищали всех тех, кто был не прочь полакомиться самими вампирами. Древние легенды, которых так много рассказал ему собственный отец, поманили его за собой, и он не смог удержаться. Да и что сказать, на самом деле те ребята оказались очень неплохими. — Ему больно в другом смысле? — Мырь продолжил расспрашивать. — Он страдает? У него что-то случилось? Что-то случилось рядом с ним, и он переживает так сильно, что его кровь никак не может успокоиться? Услышав последнюю фразу, мелкие согласно загудели, замурлыкали и нежно прижались к отцу, потираясь о него крохотными носиками, спрятанными в огромной куче мягкого меха. Мырь печально покачал головой: охотники уехали очень далеко, и шансов на то, что им можно будет помочь, оставалось не слишком много. С другой стороны, попробовать стоило. — Тогда собирайтесь, — мягко сказал он, — отправимся на поиски. Мелкие запрыгали, загудели, затем выжидательно уставились на отца. А тот весь встряхнулся, поднапрягся и вскоре принял свою животную форму, которой пользовался крайне редко, а уж в последнее время, можно сказать, совсем не пользовался. Вскоре посреди комнаты стоял крупный зверь, покрытый длинной пушистой шерстью. Его небольшие круглые ушки возбужденно крутились, отслеживая все звуки на очень большом расстоянии, серый хвост с черными полосками бился из стороны в стороны, а лапы нетерпеливо переступали с места на место. «Залезайте!» — скомандовал он, и мелкие тут же запрыгнули на него, с удобством умещаясь на широкой спине. Он примерился к ближайшему окну, присел и вдруг прыгнул прямо так, со второго этажа, перемахнул через высокую ограду и помчался по полям, не оглядываясь: так, как он всегда делал и жил. Солнечные лучи ласково обнимали его шкуру, мелкие счастливо возились, то и дело цепляясь за густой мех, а яркий дневной свет делал его силуэт практически невидимым. Его род был довольно странным. Днем они могли перемещаться даже по довольно людным местам и оставаться незамеченными, для энергии они должны были пить немного человеческой крови, но никогда не отказывались от хорошего вкусного сэндвича — просто так, для удовольствия. Они умели лечить раны и имели две формы, человеческую и звериную. А еще их дети нуждались в добровольно переданной крови, устанавливали с донорами связь и могли чувствовать своих кормильцев довольно долго и на больших расстояниях — впрочем, тут все зависело от силы крови. Теперь именно последнее качество позволяло мелким задавать для него направление, а звериная форма помогала преодолевать большие расстояния. Так что он не удивился, когда уже через несколько дней дети протяжно заскулили, заставляя его свернуть от дороги в город, углубиться в лес и плутать там какое-то время. Впрочем, дополнительная дорога нашлась очень быстро и вела она как раз туда, куда Мырю с мелкими и нужно было. Уткнувшись в стальную, наглухо закрытую дверь бункера, он замер, стряхнул детей со спины и снова обратился человеком. Мощно постучал в двери и покосился на пропахшую Винчестерами «Шеврале Импала», к запахам которой вдруг добавился еще один, не слишком сильный, но вполне отчетливый. И человеку этот запах никак принадлежать не мог. Дверь распахнулась, и высокий, неприличной высокий парень, теперь уже совершенно живой и здоровый, ловко наставил на него свою пушку. Дети восторженно загомонили, а затем шмыгнули мимо длинных ног верзилы, не обращая никакого внимания на его возмущенные вопли. — Ничего не меняется, — проворчал Мырь, а затем предупреждающе добавил: — Только попробуй выстрелить, я тебя по кусочкам разберу. — Это ведь… — глотал воздух, кажется, Сэм, ну точно, да, Сэм. — Это ведь вы нас вытащили тогда? Дин рассказывал… Но как и зачем? — Странно, он вроде говорил, что ты сообразительный, — ехидно заметил Мырь и попытался протиснуться внутрь: оставлять детей одних в таком месте явно не следовало, он последние мили пути в принципе ориентировался на острый запах крови, доносящийся отсюда. — Дай пройти и скажи, что тут у вас творится, пока мои мелкие не порезвились всласть. — Ты сказал, грохнешь нас, если мы полезем в твое логово, — хмурый голос Дина невольно заставил его улыбнуться. Нравился ему этот парень, что скажешь, оказался с юмором. — А теперь залез в наше… И что мешает мне вас всех пристрелить? — Мы милые, — коротко ответил Мырь, резко обернулся зверем и просочился мимо слегка охреневших охотников. Мазнул гибким длинным хвостом по их джинсам и обернулся снова, заторопился за мелкими. — Ты же сказал, что мелкие полностью покрываются шерстью, а потом она отваливается, — недоуменно сказал Дин и покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Сэма. — Ты не говорил, что тоже шерстяной. — Я говорил, что они обрастут шерстью, а потом начнут линять, — пожал плечами Мырь, уже видя целеустремленно семенящие шарики. — Линька предполагает, что взамен старой шерсти вырастает новая. — Резонно, — хмыкнул Дин, а затем резко посерьезнел. Они как раз добрались до закрытой двери, под которой сгрудились мелкие и жалобно поскуливали, скребя лапками в дверь. — Ты и твои мелкие смогут помочь нам с Касом? — Кто это? — спросил Мырь, но тут Дин открыл дверь, и волна удушливого запаха стала совсем невыносимой. Вопросы отпали сами собой. На постели, весь переляпаный кровью, лежал ангел. Тихий и недвижный, он уже даже не дергался, зато кровью оказалось залито все пространство вокруг, и новая беспрерывно сочилась из множественных ран. Мда, вессель — это вам не тело, от потери крови умирать не собирался, постоянно вырабатывая новую. — Ты сможешь помочь? — спросил Дин, и в его голосе отразилось столько надежды и боли, что Мырь невольно отшатнулся. Теперь он понял, почему мелких так тянуло сюда: да у них эта кровь наверняка кипела, отражая все страдания кормильца. — Попробуем, — вздохнул Мырь и снова превратился в зверя: его человеческая форма с таким объемом повреждения никак не справилась бы. Их было больше, чем даже у Сэма в ту ночь, а ведь его тогда они даже трогать не стали, сразу отправили в больницу. «Не больше трех глотков!» — строго заявил Мырь, и мелкие радостной гурьбой накинулись на невиданное прежде лакомство. Ангел выгнулся и истошно завопил, младший охотник снова дернулся к ружью, хорошо хоть, что старший крепко прижал больного к постели и крикнул: «Помогай, Сэмми!» Арь сделала ровно три глотка, немного потопталась на медленно исцеляющейся груди ангела, а затем улеглась в его изголовье. Ерь украдкой глотнул еще немного, но после строгого взгляда отца, ворча, отвалился и с туго набитым пузиком пополз в ноги больного. А вот Орь пришлось выдать лапой, чтобы он не навредил себе, поглощая кровь раненого и исцеляя его. Мелкие улеглись и беззаботно засопели, ангел перестал орать, и пришло время для Мыря пройтись по затягивающимся ранам, наслаждаясь непривычным манящим вкусом и чувствуя, как его силы медленно переходят к ангелу. — Дин? — низкий тревожный голос наполнил комнату: раненый очнулся и попытался встать, но не смог, потому что порядком измотанный Мырь как раз устраивался поперек его груди. — Кас! — Дин просветлел лицом, кинулся к другу, поспешно уложил его обратно и никак не мог перестать ощупывать, видя, как страшные разрывы на плоти медленно затягиваются, превращаются в красные полосы, а кое-где уже и исчезают. Счастливый, он повернулся к засыпающему Мырю и выпалил: — Я тебе должен! Что я могу сделать? — Думаю, мы тут поживем какое-то время, — заплетающимся голосом сказал Мырь и уснул, жалея только на то, что сил посмотреть на ошарашенные лица Винчестеров у него уже не оставалось.