Счастливый билет

Люцифер нащупал телефон и выключил будильник. На часах привычные шесть утра — есть достаточно времени, чтобы сходить на пробежку, заскочить в кофейню на углу за завтраком, вернуться домой, принять душ и отправиться на работу. Одно в привычной картине его утра выбивалось из графика — девчонка на его диване в гостиной. Сонно потирая лицо, он вышел из спальни, приняв решение, что сегодня можно обойтись и без пробежки. Он планировал напоить гостью кофе, дать ей пару двадцаток и попрощаться — своеобразный вклад в её будущее, считай, сделан. Только вот, девчонки в гостиной не оказалось. — Эй, злодейка? — быстро обойдя все комнаты и позвав её несколько раз, Люцифер убедился в том, что гостья бесследно исчезла. Словно её и не было. Только пара длинных тёмных волос в его ванной, да пустые коробочки из-под китайской еды свидетельствовали о том, что вчерашний вечер он провёл в компании. Пусть и мало знакомой. «Надеюсь, у тебя всё сложится», — он улыбнулся, вспомнив её большие серо-голубые глаза, смотрящие на мир вокруг без капли доверия, и пошёл собираться на пробежку. Уже будучи полностью экипирован, Люцифер по привычке перед выходом из дома сунул руку в карман куртки, чтобы достать пару купюр для кофе и завтрака, но, к своему большому разочарованию, обнаружил, что карманы его пусты. — Вот же!.. — он недовольно цокнул языком. Узнай о случившемся его мать, непременно бы сказала что-то из серии: «сам напросился». Хорошо хоть телефон не стащила с ноутбуком. Иначе плакала его работа. Далеко не в самом лучшем настроении спустя пару часов он добрался до работы, перекинулся парой фраз с коллегами, и погрузился в документы. Прокурор — мерзкий тип, о котором уже давно ходили слухи о взяточничестве, не пренебрежёт очередной возможностью перейти на личное и окунуть его лицом в грязь, поэтому стоило быть во всеоружии. Но из головы никак не шли серо-голубые глаза. Почему? Он видел в них отблеск своего прошлого. И искренне хотел помочь девчонке. Кто знает, переживёт ли она эту ночь? А следующую? А ночь через неделю, через месяц? Он встречал на своём пути много заблудших душ, многим помогал устроиться на работу, справиться с зависимостью. И, как бы ни было грустно, мало кто по-настоящему вылезал из зыбучих песков гнилого прошлого. Люцифер никогда не считал себя новым мессией или законченным альтруистом. Его помощь была не ради забавы, не для того, чтобы замолить собственные грешки — он просто знал каково это: прятаться под кроватью всякий раз, слыша тяжёлую поступь на лестнице; налегать на любую еду до колик в животе — потому что завтра такой шанс уже навряд ли представится; чутко спать и просыпаться от липких кошмаров каждую ночь, срывая голос от криков. — Извини, — донеслось откуда-то сверху. На стол, прямо перед ним, упал его бумажник. Люцифер встряхнул головой, выныривая из мрачных воспоминаний, и посмотрел вверх. Злодейка. Хмурила брови так сильно, что вот-вот, кажись, глаза косить начнёт. Она пожала плечами и поднесла ладонь ко рту, принявшись грызть ноготь на большом пальце. — Как ты меня нашла? — У тебя там визитка, — она указала подбородком на бумажник. — Хоть бы сказал, что работаешь бесплатным адвокатом. — Публичным защитником, — горделиво поправил её Люцифер, взяв в руки бумажник. — Один хер. Ты пересчитай. Я ничего не взяла, — она крутанулась вокруг своей оси и плюхнулась на стул для посетителей. — Я тебе верю. — Нет, ты пересчитай! А то потом по судам затаскаешь ради полсотни баксов. — Ничего не взяла, но посчитать — посчитала, — он усмехнулся, раскрыл бумажник и пересчитал купюры. — Всё на месте. Спасибо, что вернула. — Подумала, что карма и так ведёт себя по-сучьи. Большего дерьма я не выдержу. — Расскажешь, что с тобой произошло? — А у тебя пожевать найдётся что-нибудь? Типичное поведение для воришки вроде неё: сначала неприкрытая агрессия, затем недоверие с животным страхом, тщательно прикрытые грубостью и угрозами, а после — самое настоящее превышение «полномочий». Начинает вести себя почти нахально, будто ты ей что-то должен, а стоит бросить в её адрес неосторожное замечание — обозлится ещё сильнее, рявкнет что-нибудь обидное и убежит восвояси. Здесь нужен другой подход: баш на баш. — Расскажешь — я угощу тебя сэндвичем с копчёной индейкой и кофе. Идёт? — Ну и странный ты мужик, папаша, — фыркнула девчонка. — Я из Колорадо. Родителей три года как не стало. Меня отправили к тётке сначала, но она дубу дала через пару месяцев. Потом в батор. Один, другой… — Батор? — переспросил Люцифер. — Инкубатор. Мы их так зовём, — она закатила глаза, когда он и это слово не понял. — Детский дом, приют, интернат — смекнул? Я уже не рассчитывала на семью — больно взрослая. Таких если берут, то только чтобы ишачили по дому и следили за мелкими. Ну, или для секса. Я больше всего боялась последнего. — И у тебя совсем нет никого из родных? — Не-а, — она начала легкомысленно болтать ногами, рассматривая скудную обстановку его офиса. — Ты употребляешь? — Дурь? Папаша, у меня на прокладки денег не было, а телом я не торгую. Хотя, чую, Бостон меня помотает. Она засмеялась. Так фальшиво, так горько. Ему стало тошно. — Сколько тебе лет? — Семнадцать будет послезавтра. Гони сэндвич — я всё рассказала. — Зовут-то тебя как? — он поднялся со своего стула и размял спину. — Вики. — Пойдём, Вики. Девчонка спрыгнула со стула и даже улыбнулась ему. Нужно было что-то придумать, только вот что? Отвести её в органы опеки? В полицию? Колесо Сансары вновь запустится: новый «батор», новая семья. Ей оставался год до восемнадцати, и Люцифер прекрасно понимал, что мешковатой её одежда была не из-за того, что только такую она и сумела найти. И даже не из-за того, что ей был близок оверсайз — такая одежда скрывала её фигуру, что отлично помогало оставаться незамеченной для всяких кретинов, шляющихся по улицам ночью. Безликое пятно: взгляд почти всегда устремлён в пол, никакой косметики, никаких аксессуаров. Ей страшно и хочется слиться с толпой, чтобы никто не обращал внимания, потому что только так она чувствует себя в безопасности. А если кто заметит её, то лучшая защита — нападение. Она будет брыкаться, сыпать проклятиями и угрозами — не сломлена. Пока ещё нет. Но Бостон умеет ломать людей. — Школу ты, как я понимаю, не закончила? — Люцифер наблюдал за тем, как Вики с жадностью уминала сэндвич, едва ли успевая распробовать начинку. — Да нахер она мне сдалась, — отхлебнув кофе, ответила девчонка. — Читать умею, писать умею. Про пестики и тычинки знаю. Достаточно. — И чем ты планируешь заниматься дальше? — Надеюсь не окочуриться в подворотне со спущенными трусами. Это мой максимум. — Слушай, я хочу помочь. Но ты должна понимать, что мне это удастся только если мы оба будем в этом заинтересованы. — Ты и впрямь папаша, — она хрюкнула от смеха. — Тебе-то что? — Я бывал на твоём месте. — Когда на прокладки не хватало? — Нет, — тихо засмеялся Люцифер. — Когда страх за каждый день своей жизни мешал эту жизнь жить. — Ебать, как ты красиво завернул! Я не зассыха. Мне терять особо нечего. — А вчера очень даже зассала, когда пообещали полицию вызвать. — Не хочу обратно к тем чертям. И в батор тоже не хочу, — она раздражённо откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — А есть что-то, чего ты, наоборот, хочешь? Её лицо вытянулось от изумления, словно он одним простым вопросом напомнил ей, что она тоже имеет право хотеть чего-нибудь. Мечтать, строить планы, наслаждаться юностью. — Хочу, чтобы эти блядские месячные закончились. Люцифер расхохотался. — Вечно ты ржёшь надо мной! Я тебе что, клоун? — Ни в коем случае, — он примирительно поднял обе руки вверх, сдаваясь под гнётом обиженного взгляда. — Я хочу домой, — внезапно произнесла девчонка. — В Колорадо? — Нет, — она смущённо мотнула головой. — Дом перешёл к церкви — мои родители были помешаны на благотворительности. Хер его знает, может, они и коньки отбросили, чтобы сдать меня на благотворительность этому чудесному миру? — А что тогда для тебя «дом»? — Не знаю. Там, где безопасно и тепло. И пахнет едой. Она снова заставила его улыбнуться. — Было бы классно болтать с кем-то, а потом ляпнуть что-то типа: «ну всё, мне домой пора!», или звонит тебе кто, а ты ему и говоришь: «извини, я сегодня дома, завтра увидимся». Вот чего я хочу. — Да… — задумчиво ответил Люцифер. — Да, понимаю. — Ты ведь сказал, что бывал на моём месте? Это связано с жуткими татухами? — В том числе, — уклончиво ответил мужчина. — Ну так? — она закатила глаза, сетуя на его нерасторопность. — Валяй — я ведь поделилась. — Мне было семь, когда отец умер. Мать я не знал. Почти сразу же попал в детский… в батор, — он усмехнулся. — Пробыл там до десяти, потом попал в приёмную семью: у них было уже двое своих и двое приёмышей. Я оказался пятым. Было не сладко: денег им не хватало, дрались за каждый кусок хлеба, зимой не включали отопление — экономили, я часто болел. Сама пара была ещё ничего, но их старшие… — Люцифер со вздохом покачал головой. — Лупили нещадно. Я сбежал, когда мне исполнилось тринадцать. И попал… в общину. — В общину? В церковный приход то есть? — В секту, — он поморщился. — Они говорили о религии, о служении, были добры поначалу, но по факту, стоило тебе освоиться и вздохнуть с облегчением, как… — ещё один тяжелый вздох. — Нас пичкали наркотиками и принуждали к некоторым сексуальным действиям. За каждый отданный тобой месяц жизни в угоду общине и религии, тебя вознаграждали татуировкой. Знаешь, как значки у скаутов. Чем больше тату, тем ближе ты к их богу. — Сколько… сколько ты там пробыл? — тихо прошептала Вики. — Четыре года. Он старался не вспоминать об этом. Прошло уже почти десять лет с его последнего дня там. Почти тысяча часов терапии. Почти полное отсутствие кошмаров по ночам. Почти нормальная жизнь. — Как ты сбежал? — Не сбежал. Можно было только откупиться: тридцать штук — и свободен. Ни у кого не было таких денег. Адвокатской конторе моего отца… моего нынешнего приёмного отца удалось состряпать коллективный иск. Их разогнали, я до последнего отказывался уходить — меня тащили силой. Ну… так и попал в свою новую семью. — В семнадцать? — Отец предложил работу. Потом — опекунство. Я пошёл учиться, а теперь помогаю таким же. По крайней мере, пытаюсь помочь. Финансирование паршивое — платят пятнадцать долларов в час. Дел слишком много, не хватает банально времени докопаться до сути, я редко выигрываю в суде. — Ох-ре-неть, — протянула девчонка. — Не хочу, чтобы ты угодила в такое же дерьмо, что и я. Теперь тебе понятны мои стремления помочь? Она медленно кивнула, смотря как будто сквозь него. Что его приятно удивило, так это полное отсутствие жалости в её глазах. Нет, даже сочувствия там не было. На её лице и в её взгляде читалась только одна мысль: «Охренеть, папаша, вот же знатное дерьмо! Покруче моего, это уж точно!» — Мне пора возвращаться. Обеденный перерыв уже давно кончился. — А, да… спасибо. За обед. И за откровенность. Мне тоже уже пора. — Можешь дождаться, пока я закончу. — Предлагаешь жить у тебя? — Ну, не жить… — он неловко улыбнулся. На такой широкий жест Люцифер явно не был готов. — Но можешь перекантоваться на диване ещё пару ночей, пока не решишь, что будешь делать дальше. Или пока я не придумаю. — Не, — она уверенно замотала головой. — Я так совсем расклеюсь. Ты… береги себя что ль? Ну и нажрался же ты дерьма за всю жизнь! А за меня не волнуйся. Может, пересечёмся ещё. — Стой! — он вытянул руки, тормозя девчонку, которая уже готовилась выбежать на улицу. — Возьми это, — он достал из бумажника визитку и пару двадцаток. — На всякий случай. И ещё вот это, — покопавшись в карманах куртки, выудил лотерейный билет, купленный вчера ночью. — Это тоже на всякий случай? — На память, — улыбнулся Люцифер. — Звони, если что. — Я знаю, где ты живёшь. А теперь и где ты работаешь. Найду, — она щёлкнула ногтём по визитке и сунула её вместе с деньгами и билетом в карманы. — Бывай, папаша. — Увидимся, злодейка.