Строя замки

Последние денёчки перед Днём Благодарения тянутся невозможно долго. Заказов как никогда много, а времени в обрез. Мало того, Мэдди приходится каждый день выслушивать жалобы сестры на то, что у них будет всего один выходной. — Все нормальные магазины закрываются минимум на три дня! Старшая откладывает бумаги и готовится в очередной раз слушать про то, какая она бессердечная и жестокая. — Закрой за собой дверь, пожалуйста. Клиентам незачем слушать твои возмущения, — Зиглер устала. Действительно устала. В этот год бизнес вышел на новый уровень, но это стоило ей огромного количество времени и нервов, поэтому завершить этот год ей хотелось бы в тишине и спокойствии, но в «Чёрном лебеде» такое, очевидно, невозможно. — И мама нормально отнеслась к тому, что мы не приедем? Кензи закатывает глаза, но послушно закрывает дверь. — Они с Грегом всё равно уже забронировали билеты в круиз — решили совместить с отпуском — так что никто не расстроится. — Ясно. Всё как обычно, — Маккензи скрещивает руки на груди и опускается в кресло. Отмечать День Благодарения дома, в Калифорнии, было одной из традиций, которая пережила переезд Мэдди в Нью-Йорк. Она всегда возвращалась, независимо от занятости, и это был один из немногих дней в году, когда они собирались вместе всей семьёй. Сейчас, конечно, всё изменилось. Маккензи уже полгода живёт на Манхеттене, а совсем недавно переехала к сестре. Теперь они видят друг друга каждый день и это, безусловно, плюс, но младшая Зиглер часто ловит себя на мысли о том, что скучает по матери и по тому времени, когда не нужно было разрываться между двумя штатами и, что важнее, между двумя дорогими людьми. — Я знаю, что это очень важно для тебя и мне жаль, что так получается, — Медди обходит стол и обнимает сестру со спины, кладя руки ей на плечи. — Прости, что отвлекаю тебя от работы и отвлекаюсь сама, просто… Мы никогда не отмечали этот праздник без мамы. Мэдди давно привыкла к тому, что её сестра очень эмоциональная — так было всегда, поэтому она далеко не сразу поняла, что с Кензи происходит что-то очень нехорошее. Маккензи никогда не говорила, но Мэдди знала, что у той проблемы в универе. Учеба даётся сложно, друзей нет. Всем на неё всё равно. Мэдди проходила через это — она знает это чувство, но ей кажется, что здесь есть что-то ещё. Что-то, что не плавает на поверхности. Что-то больше, сложнее. Что-то намного более разрушительное. Иногда складывалось впечатление, что у Кензи внутри самый настоящий шторм и волны вот-вот станут настолько большими, что сдерживать их она больше не сможет. Мэдди не знает, что с этим делать, но знает, что ей нужно быть рядом, когда это произойдёт. — Давай воспользуемся возможностью и оторвёмся так, как не смогли бы этого сделать дома. — Я бы с радостью, ты меня знаешь, но День Благодарения это не тот праздник. — Тогда устроим традиционный праздничный ужин. На лице Маккензи, наконец, появляется улыбка. — Ты будешь готовить что-то сложнее блинчиков? Я бы посмотрела на это зрелище. — Сомневаешься в моих кулинарных навыках? — Я не сомневаюсь, а соседи, которые чуть не вызвали пожарных, когда ты пыталась приготовить запеканку, очень даже сомневаются. Обе смеются и сходятся на том, что лучшим вариантом будет предварительно всё заказать в ресторане. — Позовём Хлою? Стоит старшей на минуту потерять бдительность и перестать быть серьёзной занудой, как Кензи пользуется возможностью и включает режим свахи. — Ты же хотела семейный ужин, — парирует Мэдди, тщетно стараясь скрыть волнение, которое проснулось в ней при мысли о том, что Хлоя побывает в их квартире и им придется провести вместе весь вечер. — Мы с ней целыми днями в грязи вместе копаемся. Это роднит людей, знаешь ли. — Не в грязи, а в земле. — Ну-ну. Мэдди устало вздыхает, понимая, что в этом споре ей не победить, как минимум, потому, что она спорит не только с сестрой, но и с самой собой. — Хорошо, допустим. А ты уверена, что у неё нет планов? — Её семья в другом штате и ехать туда на один день бессмысленно, а друзья среди однокурсников все из Нью-Йорка и будут отмечать с родными. — Откуда ты всё это знаешь? — Говорю тебе, грязь сплачивает людей. — Тогда не вижу причин, чтобы не приглашать. — Отлично. Я пойду подменю её и пришлю к тебе. — Нет-нет-нет. Идея твоя и приглашаешь ты. Маккензи, полностью проигнорировав последнюю реплику сестры, спешно удаляется из кабинета. Когда в считанные секунды на пороге появляется Хлоя, старшую Зиглер мгновенно охватывает паника. — Кензи сказала, что ты хотела поговорить. «Просто спроси её. Просто спроси. Это же несложно. Открой рот и выдыхай слова». — Да-да, но давай не здесь. Не против пройтись немного? «Не это нужно было спросить! Ты только оттягиваешь неизбежное и делаешь всё странным» — Конечно. Только пальто надену, — Хлоя улыбается своей самой очаровательной улыбкой, и Мэдди не может заставить себя оторвать от неё взгляд. Она пялится. Просто пялится на то, как подруга застёгивает пуговицы и поправляет волосы. Это, должно быть, выглядит до жути странно со стороны. — Ты не замёрзнешь так? — Что? А, да, я сейчас тоже оденусь, да. «Идиотка. Просто идиотка». С горем пополам девушки-таки выходят из магазина через служебную дверь. В голову старшей сразу лезут не самые приятные воспоминания о том, как в прошлый раз, выходя отсюда, она обзавелась вредной пушистой проблемой. — Так… Только спустя несколько минут Мэдди понимает, что они идут в тишине, которая начинает становиться неловкой. — Прости. Не знаю, что со мной сегодня, — нервно посмеивается Зиглер. — Всё в порядке. Я тоже немного странно себя ощущаю в последнее время. — Почему? Мэдди не успевает пожалеть об этом вопросе. — Не знаю. Помнишь того ненормального клиента? — при упоминании о нём с лица Хлои исчезает улыбка и Зиглер чувствует, как девушка напрягается всем своим телом. Они так и не говорили о том, что произошло в тот день, и Мэдди чувствовала себя ужасно виноватой. — Его слова меня задели и, знаешь, это так бесит. Я думала, что давно переросла тот возраст, когда такие вещи задевают, но, видимо, нет, — Мэдди останавливается. Ей всё равно, что они идут по оживленной улице. Ей всё равно, что нельзя пересекать тонкую грань в их отношениях. — Прости меня. Я должна была понять, что с тобой что-то не так. Точнее, я поняла, но ничего не сделала… — Зиглер опускает голову, понимая, что закапывает саму себя. «Чёрт, чёрт, чёрт. Остановись. Ты сейчас всё испортишь». — Прости. Мне правда жаль. Я должна была пойти за тобой. — Эй, всё в порядке, ты не должна извиняться, — Хлоя не может понять, почему Мэдди вдруг стала такой. Такое поведение ей совершенно несвойственно. Мэдисон Зиглер — скала. Она не говорит о чувствах, не признаёт поражений и берёт всё, что хочет совершенно спокойно. А сейчас она не похожа на себя. Она просто смотрит. Смотрит и не может ничего сказать. — Там лавочка. Давай присядем. Ты очень бледная, — старшая кивает и следует за Хлоей. Она бы последовала за ней куда угодно, и отделаться от этой мысли у неё не получается. «Скажи ей. Просто скажи ей. Скажи ей три волшебных слова и всё закончится». Когда они садятся, Мэдди невольно упирается руками о края скамейки, сосредотачивая взгляд на асфальте под ногами. Картинка плывёт. Девушка чувствует, что её вот-вот вытошнит. Дышать полной грудью не получается — как будто комок чего-то вязкого и липкого застрял где-то в районе лёгких. Вдохи выходят короткими и отрывистыми. Выдохнуть полностью не получается — воздух застревает где-то в этом комке. Голова начинает кружится, и Мэдди крепче цепляется за деревянные дощечки. «Просто сделай это. Просто скажи ей, что ты чувствуешь. Ты не можешь сдерживать это вечно». — Скажи, что не так? Тебе плохо? Хлоя переживает. Мэдди видит тревогу в её глазах и чувствует себя ещё хуже. Она не хочет заставлять её нервничать. Не хочет разводить драму из ничего. Это просто чувства. Это просто дурацкие чувства, что не дают покоя. «Но это всего лишь мои чувства. Никому не должно быть до них дела». — Всё в порядке. Кажется, это была небольшая паническая атака, но сейчас всё уже хорошо, — девушка улыбается для убедительности и облокачивается, делая глубокий выдох. Всё. — Послушай, — Хлоя осторожно берёт руку старшей в свою, — Я правда не обижаюсь на тебя за тот случай. Ты столько сделала для меня, что злиться из-за этого было бы глупо. Я знаю, что тебе сложно проявлять свои чувства. Ты не говоришь сестре, что любишь её, но это видно по твоим действиям и… В общем, я вижу всё, что ты делаешь для меня и очень ценю это. И, да, я знаю, как ты ко мне относишься. И также я знаю, что ты относишься ко мне так, как относишься не потому что я хороша в пересаживании фиалок, — Хлоя позволяет себе усмешку. Мэдди хочет улыбнуться, но не может сфокусироваться на чём-то помимо слов младшей. «Это действительно сейчас происходит?» — Я не хочу, чтобы ты говорила сейчас что-то, что сказать не готова. Мэдди не может поверить в то, что Хлоя сейчас вот так просто озвучивает всё, что творится у неё в голове. «Она знает, что ты к ней чувствуешь. Она только что сказала, что всё знает». — Спасибо за эти слова. Ты понимаешь меня лучше, чем я сама. Но значит ли всё это, что Хлоя не против этих чувств? И значит ли это, что… — И, Мэдс, я… Я тоже не буду говорить тебе сейчас ничего из того, что ты не готова услышать. — А если я никогда не буду готова? — слова сами вырываются и, наверное, это те слова, которые говорить не стоило, но Зиглер больше не может мучиться этим вопросом. — Значит, мы останемся в статусе друзей. — А сейчас мы всё ещё друзья? — Да, — в словах Хлои столько решимости и уверенности, что ею невозможно перестать восхищаться. Мэдди улыбается. Наконец-то, искренне. «Чёрт, неужели Хлоя тоже что-то чувствует к тебе?» Статус друзей с надеждой на что-то большее, которая теперь подкреплена уверенностью во взаимности, вполне устраивает обеих. Дышать как-то сразу же становится проще. Мэдди хочет, чтобы все люди, проходящие мимо них, да и весь Бруклин знал, что у них всё хорошо. По-настоящему хорошо. — Тогда, моя дорогая подруга, не согласишься ли ты отметить День Благодарения в компании Зиглеров?