Огненное сердце и ледяные руки

Неделя проходит просто с космической скоростью. Утром, едва проснувшись, они быстро завтракают чем-то легким и бегут в университет. По пути не забыв заглянуть в кофейню на углу, где самый милый на свете бариста непременно, в дополнение к заказу, напишет на крафтовом пакете пожелания доброго дня и обязательно положит внутрь ещё одну пышную паровую булочку бесплатно, не слушая возмущенных таким жестом парней. К Шиону они заглядывают через пару дней. Гогглы Такемичи и повседневные для Чифую, к тому моменту уже готовы. Ребята надевают инструменты, мужчина проверяет настройки и размеры ремней, быстро проводит повторный осмотр уже без гогглов, даёт Ханагаки ещё один бутылёк с таблетками и назначает прием для младшего на следующей неделе, — чтобы проверить результат курса лекарств и передать уже рабочие гогглы для искусствоведа. Несколько раз они виделись с другими членами экипажа. В перерывах между их лекциями все вместе они могли сидеть в деканате и пить чай за светской беседой. Иногда к ним даже присоединялся старший Шиба, молчаливо восседая рядом, сжимая одной рукой сигару, а другой свежий выпуск исторического журнала. Чифую, например, очень сблизился с Казуторой. Пару раз пропадал в его мастерской в университете: если в начале дня они сталкивались с механиком у главных ворот, то искусствовед уходил вместе с Ханемией, по-дружески приобнимая его за плечи. В такие дни Ханагаки не видел друга до самого вечера, встречая его на пороге комнаты, когда солнце уже давно склонилось за горизонт. Но он не расстраивался — вовсе нет. Брюнет понимал, что у Чифую должны быть друзья помимо него. К тому же — грех жаловаться: он сам зачастил на тренировочный полигон. Тот находился всего в получасе ходьбы от университета. Узнал он об этом месте совершенно случайно. Вернее — по воле случая. В тот день Такемичи целенаправленно искал одного из наемников. Ханагаки правда было стыдно за тот случай в ателье, и он очень хотел извиться перед Харучиё. Он, дурак, даже не подумал о том, что его слова могли правда задеть Санзу. И хоть братья Хайтани с Коко и уверяли его, что наемник просто сильно смутился, Такемичи должен был точно удостовериться в том — не хотелось портить отношения из-за глупого недопонимая. Тем более экспедиция на носу. Он бродил по университету в тщетных попытках найти мужчину. По Санзу было видно, что он не очень общительный, но, чтобы совершенно никто не знал, где он — это обескуражило лингвиста. В тот день Коконой отправился на аукцион, братья Хайтани уехали в городскую библиотеку за дополнительными картами, а Казутора вместе с бортмехаником, — с которым лингвисту так и не удалось познакомиться — ухал в порт. Больше он никого и не знал. Но ему повезло. Когда Ханагаки уже отел сдаться, на пути к дому ему встретился Инупи. С того самого дня замеров Такемичи первым делом при встрече со вторым наемником теперь смотрел на его ноги. Он знал, что это бестактно, но ничего не мог с собой поделать. Почему-то вместо недоумения мужчина в женской обуви вызывал у него восхищение. Ни абы какой мужчина — Инуи. Ханагаки уверен: такое идёт только ему одному. В этот раз на нём были изящные винклпикеры. Темный красный бархат и тонкий ремешок с позолоченной застёжкой в форме шести-зубчатой шестеренки. Элегантно и со вкусом. Одежда его была до странного официальна — белая рубаха с маленьким кружевом на длинном отвороте воротника и черные брюки-стрелки с тонким ремнем. Поверх был неизменный черный кожаный плащ. — Такемичи? Ищешь что-то? — за время общения с ребятами, лингвист немного преуспел в понимании их мимики. В случае с Инупи она выражалась довольно скупо, но была неподдельной. Сейчас его брови приподнялись самую малость, но Ханагаки понял, что мужчина искренне интересуется. — А, да… Ты, случайно, не знаешь, где сейчас может быть Харучиё? — Хм, Санзу? На полигоне, вероятно. — Инупи мазнул большим пальцем по подбородку и тут же убрал луки в карманы брюк. — А где находится это место? — почему-то желание извиниться Такемичи было настолько, что скажи сейчас старший ему идти на край света — он бы пошёл. Ну, может быть не весь путь пешком… — Не так далеко. И я как раз туда. Если хочешь, можем пойти вместе. — Такемичи энергично закивал. Сейшу улыбнулся самыми уголками губ и предложил свой локоть для поддержки. Младший сначала удивленно посмотрел на него, а потом широко улыбнувшись, схватился за руку мужчины. С ним было очень интересно. Правда, безумно интересно. Он рассказывал об их последних экспедициях, о том, как они выбирались из завалов внезапно рушившихся пещер, как пересекали пустыню, как пробирались сквозь непроходимые джунгли на Островах. Всё это должно было пугать не выезжавшего до этого даже за город лингвиста, но сердце юноши трепетало. Так же, как в детстве. Как когда скупые на любовь и родительскую ласку мама с папой в качестве подарка на день рождения зачитывали ему на ночь книги о дальних странствиях и смертельно опасных приключениях отважных героев. А сейчас это был он. Он сам стал героем такой книги. И ему всё равно — главным или же второстепенным, едва получившим внимания читателя в одной из начальных глав, — если он сможет увидеть хотя бы часть того, о чём писали известные фантасты, он готов оказаться на краю жизни хоть сотни раз — только бы узнать. Увидеть хотя бы одним глазком. — А дальше? Он… — Мы пришли, Такемичи. — Ханагаки моргнул и перевёл взгляд вперед. И правда — уже пришли. До входа в большой крытый ангар было не больше метров пятнадцати — двадцати. Брюнет уже хотел опустить свою руку, но старший быстро сжал её второй ладонью и продолжил путь. Щеки парня слегка покраснели. Даже осознавая, что блондин на каблуках, почему-то прямо сейчас он чувствовал себя очень маленьким по сравнению с ним. Но он же не невинная девица! Ах, как же это смущает! Отпустил он его руку перед самыми дверьми. Сейшу повернул несколько рычагов и вентилей на железных затворках, и механизм замка на двери пришёл в движение. Множество шестеренок закрутилось, передвигая железные засовы. И вот, когда последняя с тихим скрипом остановилось, они смогли войти внутрь. На территории, куда они пришли было большое поле и два ангара. В один из них они и зашли. Ангар представлял собой просторное помещение, внутри которого была большая арена и множество тренажеров. Искать Санзу долго не пришлось — им помогли восторженные крики солдат. Он был на арене. Санзу сражался с противников вдвое больше его и одерживал победу. Жемчужные волосы были забраны в высокий хвост, оставляя только две передние пряди развиваться у лица, во время резких выпадов. Тонкая черная безрукавка с высоким воротом, заправленная в просторные камуфляжные штаны, плотно облегала накаченный торс мужчины и открывала вид на крепкие бицепсы, обтянутые молочной кожей. Лицо скрывала привычная черная маска, оставляя открытыми только голубые глаза, пристально следящие за каждым движением оппонента. Когда тело грузного мужчины с грохотом упало вниз, а голос главнокомандующего подтвердил победу Харучиё, зал взорвался восторженным гомоном младших солдат. Наемник быстро спускается с арены и идёт к скамейкам у дальней стены помещения. Туда же направляются и Инупи с Такемичи. — Эй, Санзу, хороший бой… — Шаги от двух пар обуви, вторые слишком легкие для солдата. С кем ты? — Харучие ищет что-то в сумке, не оборачиваясь на них. Дышит он всё ещё урывками, оттого и голос немного тише обычного. — С Такемичи. Руки мужчины на секунду замирают и тут же с удвоенной силой принимаются копаться в поисках нужной вещицы в холщовом мешке. Спустя несколько мгновений рука мужчины вынимает из сумки кусок чёрной ткани, и Ханагаки тут же понимает, что так отчаянно искал наемник — маска. Его догадку подтверждают, и другая смятая на скамейке, и розовые кончики ушей, которые сейчас не скрыты жемчужными волосами старшего. Когда Санзу поворачивается к ним, маска уже скрывает половину его лица, а леденисто-голубые глаза пронзают взглядом. — Я пойду переоденусь. Оставляю его на тебя. Инупи не дает ему опомниться и уходит к раздевалкам. На несколько минут воцаряется тишина. — Харучиё, привет. Эм… — Меня никто так не зовёт. — руки скрещены на груди, отчего мускулы выделяются ещё сильнее. Такемичи не успел заметить это во время переодевания, но у наемника было и правда просто поразительное телосложение — не та гора мускул, какую он видел у Тайджу или на старых вырезках газет, которые в дни с особо хорошим настроением им показывал гордый Дино. Нет. Но каждая мышца была натянута и напряжена, словно стальной жгут. Такемичи почему-то даже не может представить человека, способного победить этого мужчину. Эта мысль немного сбивает его, и он отвечает с задержкой. — А? Но ведь это же твоё имя. — Ханагаки теряется под этим взглядом. Санзу смотрит на него также, как на мужчину на арене — пронзительно, словно хищник готовый броситься на жертву. Тот вздыхает и наконец переводит взор куда-то вбок. Такемичи тихо выдыхает. — Мои мать была жительницей с Островов и дала имя под стать. Имперцам тяжело выговорить. Поэтому и кличут Санзу. Так легче. Ханагаки снова внимательно присмотрелся к парню. Верно. Вот, почему внешность наёмника показалась ему странной. Острова считались низом их цивилизации. Они жили большими племенами в джунглях, скрываясь в них от палящего солнца прибрежных территорий. Их внешность была аномалией оставшихся от древних — несмотря на вечную жару и пекло небесного светила волосы, ресницы и брови этих людей были жемчужно белыми, как и молочная прозрачная кожа. Глаза также выделялись своими светлыми оттенками. Раньше девушки, привезенные с Островов, становились наложницами. Именно поэтому редко кто упоминал о таких «корнях». А Харучиё сделал это не боясь. Он правда потрясающий. — Тогда… Хару? Можно? — младший пытливо посмотрел на мужчину, заведя руки за спину: было волнительно услышать отказ или, того хуже, — вновь обидеть старшего. Но тот только вздрогнул, вновь посмотрел на него и отведя глаза тихо произнёс: — Можно. — Ханагаки улыбнулся. Хару оказался гораздо более дружелюбным, чем казалось на первый взгляд. Воодушевленный маленькой привилегией Такемичи поспешил продолжить разговор и совсем забыл о своём первоначальном плане — извинениях. Вспомнил только, когда вечером в общежитие рассказывал искусствоведу о прошедшем дне. Помощь пришла, откуда не ждали. Когда на следующий день во время заказа в кофейне Такемичи о чём-то задумался, лучший друг пошутил о серьёзности его намерений. Соя, который, естественно, ничего не понял, поинтересовался, о чём толкуют товарищи. Тогда Ханагаки, смущенно почесывая макушку, кончиками пальцев задевая ремешок новых гогглов, рассказал о вчерашней попытке. Младший из близнецов задумчиво хмыкнул и опустился к прилавку, откуда спустя минуту извлек две наимилейшие розовые пироженки с миленькими сердечками, нарисованными глазурью, и шепнул: — Санзу обожает сладости. Особенно с клубникой. Так у него появилось секретное оружие. Которое он не побоялся использовать вечером, когда последний солдат покинул ангар, и они остались вдвоем. Харучиё сначала хлопал глазами, потом покраснел и сверля угощение недоверчивым взглядом опасливо протянул к нему руки. Ему понравилось — признал для себя Такемичи, скрывая улыбку ладонью, подпирающей подбородок. Розовые кончики ушей и трепет, с которым грозный наемник поедал сладость, говорили сами за себя. Так они и подружились. По крайней мере Ханагаки, которому на следующий день в библиотеке хитро улыбающаяся Юзуха передала пакет со свежими персиками, так думал. Нет — был уверен. В конце недели состоялось собрание. Наученные прошлыми ошибками в этот раз они завели будильник. На завтрак несмотря на запас времени парни готовят обычный омлет с зеленым салатом. Чифую горделиво вздернув нос, под насмешливым взглядом друга добавляет капельку шафрана. Одеться решают, как обычно. Чифую надевает просторную льняную рубаху и черные кожаные штаны, поверх которых в это раз вместо массивных берцев красуются высокие сапоги на толстой подошве. Пара ремней с золотыми застежками на талии и маленькая кожаная сумку на одной из шлёвок для блокнота с карандашом. На левой мочке болтается привычное кольцо. Волосы как обычно в небольшом беспорядке. Смысла укладывать их нет: когда Чифую напряженно о чём-то думает, неосознанно лохматит свою волосы, от чего к концу дня они путаются и становятся похожими на воронье гнездо. По крайней мере так, тихо посмеиваясь, говорит ему Такемичи, когда деревянным гребнем расчесывает светлые пряди. Ханагаки надел клетчатые штаны на высокой талии и черную водолазку с длинными рукавами. На ногах молодого ученого были черные кожаные туфли. Волосы он с одной стороны зацепил золотыми невидимками — после сна бывало так, что некоторые пряди долго не хотели выпрямляться и падали на глаза. Из-за них гогглы пришлось надеть дольше обычного, чтобы не сорвать невидимку и не приводить снова волосы в порядок. Они взяли книги с докладами, которые готовили всю эту неделю, и, сложив их вместе с дневником древнего в кожаный саквояж искусствоведа, двинулись на выход. По пути к университету они привычно сворачивают на последнем повороте улицы направо, чтобы взять две кружечки ароматного крепкого кофе. Соя привычно встретил их с нахмуренными бровями и прищуренными глазами, которые совсем не вязались с тем, как радостно он махал им рукой и задумчиво выбирал самые красивые пирожные с прилавка. — Я сегодня испек яблочный штрудель по новому рецепту. Хотите попробовать? Разумеется, бесплатно. — лицо его не изменилось, но вот щечки слегка покраснели — бариста явно волновался. Чифую улыбнулся и ответил: — Конечно, хотим. И мы заплатим, Соя. Потому что очень ценим твою работу. Поэтому даже не думай исключить его из чека. — Но… — Пришёл черед лингвиста уговаривать сердобольного юношу. — Он стоит на прилавке, а значит ты уже готов его пустить в продажу. А мы, как и любые другие покупатели, должны за это заплатить. Под таким напором парень сдался и пробил и угощение тоже. Когда в их руках покоятся напитки, своим аромат щекочущие нос, а маленькая коробочка с десертом убрана в саквояж, они собираются на собрание. Мацуно идёт вперед, а Такемичи остается ненадолго. И в тот момент, когда бариста хочет спросить, не забыл ли что-нибудь парень, Ханагаки быстро чмокает розовую щечку, которая после этого загорается бардовым цветом. Он машет на прощание впервые на его памяти не хмурившемуся юноше — так тот был смущён — и покидает кофейню под тихий звон колокольчика. Он поблагодарил его за помощь — так поступают все джентльмены. Когда они заходят в комнату совещаний, первым, что бросается в глаза в привычном за неделю интерьере, так это проектор. Грузный массивный аппарат с множеством переключателей. Деревянный ящик, представляющий из себя основу, был вырезан из дуба. В самых уголках можно было увидеть небольшую лепнину в виде лиан и листков. На передней стенке, повёрнутой в сторону белой ткани, закрепленной на стене, была закреплена широкая труба с двояковыпуклой линзой и разъемом для фотографий для просвечивания. Вид этого устройства ударил Такемичи под дых. Всё. С этого момента детские шалости и игра в искателей приключений закончена. Они ученые, которые собираются отправиться на поиски исторического объекта. Возможно, они не вернутся — не живыми. Эта мысль пугала, заставляла поджилки трястись, а руки судорожно резать воздух в отчаянной попытке схватиться хоть за что-то — найти опору. Но это то, чего он желал: о чём грезил всё детство, мечтал в юношеские годы и ради чего готов рискнуть своей жизнью сейчас. Остальные пришли спустя несколько минут. Все пришли вовремя. На их лицах не было ни грамма праздного веселья — только серьезность и сосредоточенность. Первым к проектору вышел Такемичи. Положив на стол перед собой дневник древнего и свои заметки, он вставил в разъем первое фото. На ткани сразу появилось крупное изображение. Это был набросок из дневника древнего, где он нарисовал ворота города. На каменном изваянии были высечены плавные изгибы длинного тела и когтистые лапы. Морда зверя смотрела прямо на них — Божество Космантры. Ханагаки начал доклад: — Я начну свой рассказ с небольшого экскурса в историю. Как мы все с вами знаем, по приданиям и легендам, которые передавали древние своим потомкам, Космантра была самым развитым и могущественным государством, которое в один момент по неизвестной никому причине буквально исчезло с лица Земли, ни оставив после себя ничего. Так, словно и вовсе не было Великой Цивилизации. И никто из древних больше не упоминал об этом. Так считали. До того, как был найден этот дневник. — Такемичи огладил кончиком пальца книгу, чьи страницы упорно сканировал взглядом эту неделю. Он быстро выдохнул и обвел лица мужчин: все внимательно слушали его, не отрывая взгляда. Лингвист продолжил. — Именно с этого начинается наша с вами работа. — Ранее мы обговаривали возможное местонахождение Космантры. Чифую сверился с рассказами древних писателей и картинами тех времен. Благодаря тщательному изучению изображений древних, мы смогли сузить место поисков до одного квадратного километра с учётом движения литосферных плит. Естественно, это слишком большая площадь для поисков. Ведь мы собираемся найти не сам город, а только «вход». — Это должна быть небольшая расщелина. В дневнике были не только истории о Космантре, но и описание пути к ней. Пути к ушедшему под воду государству. Надпись, похожая на молитву: «Все отступники, желающие сыскать защиты в тени павшего города, могут пасть на дно пучины морской, скрываясь в пламенном шёлке его гривы». Мы выдвинули предположение о том, что это должны быть трещина на дне океанического жёлоба. Мы будем должны опуститься примерно на двенадцать километров. Тайджу задумчиво хмыкнул и закусил губу. Такемичи продолжил: — Во время перевода остальной части дневника я наткнулся на небольшую запись о флоре и фауне тех времен. Это и стало одной из зацепок, которая помогла нам сузить площадь поисков. В этой запись шла речь про необычное существо, напоминающие что-то среднее между змеёй и рыбой. Согласно словам автора, она могла излучать слабое свечение, которое исходило из её пасти. Так вот: прямо сейчас в том месте, в районе площадью в гектар, там есть животное, которое очень похоже на те, о которых писал древний. После этих слов его место у проектора занял Ран. В мгновения ока в длинных музыкальных пальцах появляется маленькое фото, которое тут же исчезает в разъёме. На ткани появляется изображение подводного существа. Длинное змеиное тело, покрытое серебряными чешуйками и прозрачными плавниками, больше похожими на ленты. Голова чудовища смотрела на них двумя большими слепыми глазами. Но больше всего зрителей привлекла пасть существа: два ряда длинных иглообразных углов, делали её по-настоящему жуткой и мерзкой — пугающей до дрожи. — Я просмотрел записи в энциклопедиях и заметки последних исследований этого квадрата. Там действительно было найдено похожее существо — оно имеет не такие большие размеры как то, что описывается в дневнике, и строение его немного отличается, но, что действительно важно, — оно живет только в теплых водах. Подумайте, как на такой большой глубине может жить теплолюбивое существо? Казутора покрутил в руках механическую ручку, перевёл взгляд с изображения на Рана и тихо проговорил: — Если только температуру воды поддерживает не солнце, а само «дно», верно? Ран согласно кивает: — Мы думаем, что под пламенем дракона подразумевалось нечто, что согревает те воды, а значит — это именно то место, которое мы ищем. Хайтани кивает Ханагаки, и тот снова занимает место у проектора. — Проникнув в эту расщелину и проплыв несколько километров, мы с вами должны будем попасть в воздушный карман, который образовался благодаря движению литосферных плит. Оттуда и начинается самое интересное: там, согласно записям древнего, будет лабиринт. Что-то вроде проверки решимости и верности тем, кто несмотря ни на что решил вернуться в Космантру. — Тайджу стряхнул пепел с сигары и перевёл на него пронзительный взгляд: — Мы знаем наверняка, что это будет за «проверка»? Лингвист качает головой: — Я перевёл ещё не всю часть дневника, но те части, что уже известны слишком непонятно написаны, чтобы делать какие-то конкретные выводы. Единственное, что мы знаем наверняка — маршрут в лабиринте испытаний. — Не хиленькое дельце, а? — тон Ханмы был шуточным, но все чётко понимали, что такое ничтожное количество информации в экспедиции почти что путешествие в один конец. Шиба встаёт со своего места и подходит к ткани. Не поворачиваясь к ним, он говрит только одну фразу: — Эта экспедиция — игра со смертью: я не буду заставлять. Тот, кто отказывается, покидает кабинет прямо сейчас. Проходит минута, две — никто не двигается с места. Он поворачивается с гордой ухмылкой: — На этой неделе завершаем оставшиеся приготовления. Чтобы были на низком старте, ясно? Когда он выходит из кабинета, и всё смолкает, Такемичи цепляется за стук. Он точно не может сказать, это звук отдаляющихся шагов мужчины или же стук гулко бьющегося сердца в собственной груди, но осознает — это ознаменование начала. Он нажимает на кнопку на проекторе, и тот выключается. Когда останавливается последняя шестеренка, комната погружается в тишину.